Константа

1.

От поросшего камышом озера повеяло прохладой – резко, словно кто-то сдернул занавес с дремавшего в его илистых глубинах чуда. Откуда-то с востока набежали облака, затянули пеленою небо над лесом, а ещё через несколько минут тот же восточный ветер сменил белёсую муть на тёмные набухшие влагой тучи. От теплого августовского дня не осталось и следа.

На высоком берегу озера, у каменного вала, появился парень – загорелый, темноволосый, кряжистый, в выцветшей матроске и широких грязных штанах. Он возник словно бы неоткуда, словно вырос из-под земли, хотя секрет его внезапного появления был прост – вдоль вала тянулась рыжеватая глубокая траншея. Вскоре из той же траншеи выбрался второй парнишка – белобрысый в затертом спортивном костюме, за ним третий, четвертый, пятый – один за другим выныривали на поверхность. На перепачканных глиной лицах угадывалось явное недовольство непредвиденным перерывом в работе. Глаза то тревожно смотрели в небо, то на траншею.
- Сейчас как жахнет! – громко сказал темноволосый, размазывая по лбу пот грязной ладонью.
Белобрысый раздул щёки и разом выдохнул: “Всё равно уже вечер. Не успели бы”.
- Чего встали?! –  спросил, здоровый детина, ростом почти в два метра, вылезший последним из траншеи, – Собираем инструмент, накрываем всё и бегом в деревню! Сегодня баню обещали.
- Командир, блин! – фыркнул темноволосый.
- Ладно, Олег, брось, пойдем за брезентом, – толкнул его в бок белобрысый.
Между тем, здоровяк снова скрылся в траншее, за ним последовали и двое других ребят.
- И что ты с Вовкой всё грызешься? – говорил белобрысый Олегу. – Всё власть делите, да? Смотри, какая важность – комсорг! Хе!
Они направлялись к старой березе. Там, под массивным серым валуном лежал небрежно свернутый старый брезент.
- Не, Лёнь, если меня выбрали, то я тут и должен командовать, – краснея, говорил Олег, – А этот… блин, припёрся тут... Биолог! Ботаник хренов! Он же с биофака. Так? А кто раскоп ведет? Кто? Ну, скажи? Мы! Мы – историки должны этим заниматься. Тогда чего он к нам-то припёрся?
- У него тут в деревне… это… родственники, – буркнул Лёня.
- Вот! Свой, частный интерес у него везде, – ворчал Олег.
Приятели подошли к березе, склонились у валуна. Лёня отбросил в сторону два прикрывавших брезент галыша. Олег поднял с земли увесистый свёрток, защитного зеленого цвета, выпрямился. Лёня подхватил свёрток за другой край, и они вместе поспешили к траншее. 
- Помнишь, в обед стену откопали? – спросил Лёня.
- Ну.
- До сих пор её чищу.
- Дальше бы копал, чё время теряешь?
- А ты… фреску видел?
- И чё?
- Интересная, правда?
- Там лицо что ли… какое-то… какой-то женщины что ли?
- Нет, Олег, это - не просто лицо, это… это – лик. Да, лик. Это же… Богородица. Ты чего не знаешь?
Олег бросил серьёзный взгляд на товарища: “Я то знаю, а вот ты чего такое мелешь? Ли-ик. Ты это… часом не верующий?”
- Не волнуйся. Но ты бы её видел.
- Да, видел я. Скорее бы уж этот церковный слой прошли. Вот ниже, там да…. Там поинтереснее будет. Неолит! Поселение здесь было. Точно тебе говорю. Помнишь те глиняные осколки, что на берегу-то нашли? Такие вещи просто так не валяются.
Лёня вздохнул: “Ты это говорил ”.
- В самом деле? Ну, это я к тому, чтобы ты этим слоем не увлекался. Нечего на нём время терять. Погода, видишь, портится, а нам десятого сентября уже ехать.
Они стали разворачивать старый залатанный брезент. Из траншеи выскочил Вовка с холщевой сумкой, в которой позвякивал инструмент.
- Давай помогу! Лучше свои вещи пока заберите, – скороговоркой выпалил он, перехватывая  край брезента у Лёни. Олег смерил Вовку сердитым взглядом и передал свой край подбежавшему высокому парнишке с веснушчатым лицом.

Лёня сразу поспешил к своему раскопу, он был на этаж ниже общего уровня, в самом дальнем углу, у леса. Наскоро сложив в сумку скребки, кисточки, банки, Лёня задержался у стены, у фрески, поверхность которой он так заботливо чистил последнее время. На сероватом фоне четко выступали черты лика – и в нём Лёню особенно удивляли глаза – задумчивые, печальные, обращенные не к внешнему, а к внутреннему миру. Рядом был изображен ангел в развевающихся красных одеждах, но Богородица смотрела не на него. Сначала Лёня думал, что она смотрит на младенца, на сына Бога в её руках, но буквально полчаса назад он открыл и эту часть фрески. Нет, глаза Богородицы были обращены к иному миру, не явленному здесь.

За спиной послышалось шуршание травы, быстро приближающийся шелест брезента, голоса ребят.
- Поспешай! – кричал Вовка.
Словно в ответ на его крик небо раскатисто громыхнуло. Лёня встал, побежал к ступенькам, поднимающимся на первый уровень.
- Лёнька, ты, что уснул что ли?! Давай быстрее! – заторопил его Олег.
Перешагивая через ступеньки, Лёня буквально вылетел из траншеи и скоро уже бежал к противоположенному краю вала.

Наконец, весь раскоп был надежно укрыт, края брезента закрепили увесистыми камнями, прорытую ещё раньше водосточную канавку наскоро углубили. Вовка вытер пот: “Умыться бы”.
- Сейчас умоешься! – усмехнулся Олег, кивая на тучу. – Сейчас все умоемся.
Вовка посмотрел на тучу, на Олега и рассмеялся: “Да, не дуйся ты! Привычка у меня такая. Ещё с армии. Я там тоже комсоргом был. Так что мы с тобой можно сказать коллеги!”
- Серьёзно, что ли?
- Ну, да, – хитро улыбаясь, проговорил Вовка.
- Врешь ведь.
И тут по озеру ударили первые капли дождя. Вода запузырилась, запенилась. Будто бы по команде ребята подхватили сумки и побежали к лесу. Однако их одежда промокла прежде, чем они успели укрыться под пологом разлапистой могучей ели. Небо рассекла молния. Загрохотало.
- Вот это да! – восторженно сказал Лёня.
- Ладно! Бежим скорее в деревню. Там – баня, чай. В клубе кино обещали, - блестя глазами, говорил Вовка.
Лёня вдруг схватил себя за запястье: “Вот…. Блин!”
- Что? Что такое? – спросил Олег.
- Да, часы оставил, – со вздохом произнёс Лёня, – Там, в траншее.
- Может, ты их в сумку забросил? – предположил Олег.
- Нет, точно там. Я их ещё снял, когда работал. Пойду - заберу.
- Может, завтра?
- Конечно, завтра, – деловито вставил Вовка – Что нам брезент, что ли из-за твоих часов снимать?!
- Нет, не могу. Это подарок. Отец подарил. И снимать ничего не надо – так пролезу.
- Ага, воды туда запустишь. Мы старались, блин, подгоняли всё, – ворчал Вовка.
- Пусть идёт, – сказал Олег – Фонарик только возьми.
- Ну, вы даёте! – возмущался Вовка.
- Подарок же, – пояснил Олег, протягивая Лёне фонарь.
- Я быстро, – выпалил Лёня.
Вовка смерил его сердитым взглядом: “Только укрой там всё. Ладно?”
- Разумеется.
- Ждать не будем. Дорогу знаешь. Догонишь, – напутствовал Вовка.
Лёня закивал и нырнул под дождь.   

2.

Лестницу, спускавшуюся в траншею, Лёня нашел не сразу и скорее случайно. Он знал, где она примерно находится, но дождь лил такой сильный и Лёня так спешил, что ему пришлось несколько раз пробежаться взад-вперёд около этого места пока, наконец, он не разглядел спасительный черный валун, служивший меткой. Осторожно сдвинув его в сторону, Лёня нащупал под брезентом первую ступеньку лестницы и начал осторожно спускаться в темноту. Сделав ещё пару шагов вниз, он вдруг поскользнулся и, гремя инструментом, шумно скатился на дно траншеи. Тут только он вспомнил про фонарь, который наспех забросил в сумку. Порылся среди перемешавшейся груды вещей, нашёл знакомую круглую рукоять, сдвинул кнопку.

Луч осветил утрамбованный глиняный пол, неровные бурые края с торчащими тут и там корнями растений. Идти было легко – каждый камешек, каждая рытвина была Лёне хорошо знакома. Дождь с силой барабанил по брезенту. В кедах мерно хлюпала вода. Лёня быстро добрался до спуска на второй уровень. Ступеньки здесь были вырыты в земле и мокрые кеды снова с Лёней сыграли злую шутку – он поскользнулся и, едва удержавшись на ногах, съехал вниз, прямо к своему раскопу.

Часы оказались на месте. Они лежали на деревянной дощечке, на которую Лёня обычно клал инструмент. Надев часы, застегнув на руке ремешок, он уже собирался двигаться назад, как вдруг взгляд его упал на фреску. В тусклом свете фонаря Лёня вдруг увидел, как по щекам Богородицы текли слёзы. Они были настолько естественны, что он принял их именно за слёзы и только потом подумал, что это могли быть капли проникавшего сверху дождя. Он посветил фонарём вверх по стене, но след капель терялся около глаз. Инстинктивно, не отдавая себе отчёта в происходящем, Лёня вытер ладонью слёзы. В этот момент, где-то сверху раскатисто прогремел гром. По натянутому брезенту с новой силой забарабанила вода.

Некоторое время Лёня удивленно смотрел на лик. Больше слёз не было. Глаза Богородицы, как и прежде, были полны внутреннего сосредоточения. Лёня не считал себя верующим, но, не зная как выразить вдруг охватившее его чувство, невольно перекрестился, и поспешил в обратный путь. 

Остановился он только у сколоченной из березовых палок лестницы, выхода из траншеи.  Здесь он перевёл дыхание, наскоро счистил с обуви комки прилипшей глины, посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно девять. Лёня устало вздохнул и прошептал: “Девять часов вечера, двадцать седьмого августа одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года”. Обычно такое подробное произнесение даты действовало мобилизирующе на его силы, позволяло настроиться. Сейчас это тоже сработало и в следующее мгновение, Лёня уже лез по лестнице, выбирая понадежнее опору для ног.   

Вынырнув из-под полога, он оказался под настоящим ливнем. И без того серые сумерки становились непроглядными. В двух-трёх шагах ничего не было видно, кроме ниспадающих струй. Прикрыв камнем край брезента, Лёня, что было сил, припустил в сторону леса, к тому месту, где, как он помнил, на поляну выходила старая проселочная дорога.

Всё слилось в единый водный поток. Бег всё больше походил на плаванье. Мокрая трава под ногами, льющаяся с неба вода. Хорошо ещё, что дорога нашлась на удивление быстро. И не сразу Лёня обратил внимание на то, какая густая была здесь трава. Он знал, что деревня совсем близко, всего-то километрах в двух от поляны. Первое время ему даже казалось, что сквозь дождь он слышит собачий лай.

Внезапно дорогу перегородила старая поваленная ель. Лёня остановился. “Нет, её здесь точно не было. Неужели сейчас свалило? Не похоже”. Он огляделся, всматриваясь в лес. Слева шла сплошная тёмная стена ельника, но по правую сторону светлела березовая роща. Рощи по дороге в деревню он тоже никогда не встречал. Лёня закусил губу от обиды и хотел было уже бежать обратно к поляне, как вдруг в березовой роще заметил огонёк. Огонёк не плясал, светил ровно. Это был явно свет окна. Всмотревшись получше, Лёня различил контуры избушки. Это показалось ему забавным. В этом светопреставлении не хватало только избушки на курьих ножках. Вот уже неделю, как Лёня работал на раскопе. Они с Олегом часто отправлялись побродить по окрестному лесу, но никаких избушек здесь не встречалось. Лёню всё больше разбирало любопытство, да и стоять под дождем порядком надоело. Он поёжился и направился к избушке, то и дело спотыкаясь о притаившийся в траве валежник.            

3.

Курьих ножек у избушки, конечно же, не оказалось, стояла она на прочном каменном фундаменте и имела вид крепкий, солидный, разве что коричневато-серый цвет массивных брёвен выдавал её возраст. Вода потоками стекала с почерневшей дощатой крыши, разливаясь по деревянным желобам, а оттуда водопадом - в две толстые бочки, стоявшие по обе стороны от избушки. В единственном маленьком окошке заманчиво горел свет. Правда, был он каким-то тусклым и вздрагивал время от времени, словно бы это горела свеча, а не электрическая лампочка.

“Похоже на избушку лесничего. Хотя странно, что я раньше её здесь не видел…” Немного поколебавшись, Лёня постучал в массивную дубовую дверь. Никто не открывал. Дождь лил. Становилось прохладнее. Лёня постучал сильнее. Наконец, где-то в глубине послышался скрип половиц, а спустя ещё мгновение массивная дверь отворилась. На пороге появился дедушка – белый как лунь, с забавным картошкоподобным носом на круглом, испещренном морщинками лице. Роста он был невысокого, аккуратная белая рубаха буквально висела на тощем теле, ноги украшали лапти. Когда Лёня их разглядел, ему немного стало не по себе. Он понял, что влип в какую-то историю, но было мокро и холодно, да и лицо старика казалось добрым. 
- Вот… П-под д-дождь п-попал, – пояснил Лёня, стуча зубами. – Можно п-переждать?
Старик поморщил губы, вздохнул: “Заходи, коли так”.

Лёня прошлёпал в своих хлюпающих кедах в тёмные прохладные сени. Белая рубаха деда маячила впереди. Приятно пахло сеном и мятой. Дед открыл другую дверь, осветив не крашенный пол под ногами Лёни. Свет в дверном проёме колыхнулся. И когда Лёня, чуть пригнувшись, перешагнул порог, то с удивлением обнаружил, что стоит в уютной чистой горнице с белобокой печью, длинными лавками и широким деревянным столом по средине. На столе были разложены дощечки с яркими цветными пятнами, которые дед начал тот час торопливо собирать.
- Ты это… разуйся только. У меня тепло, – проговорил он, убирая дощечки с красками в настоящую берестяную котомку.
Если бы не лес, Лёня бы подумал, что он в музее, на выставке “Русская изба 19-го века”. Он разулся, стянул мокрые носки, положил их тут же на кеды. Ноги приятно ощутили теплый деревянный пол.
- Щас, обожди, чайку сделаем, – бубнил себе под нос дед. Он уже убрал котомку и извлёк откуда-то из-за печи сияющий медью самовар, - Проходи-проходи, сынок. Садись, к столу.
И тут Лёня вдруг заметил в одном из углов икону. Богородица. Её лик удивительно напоминал тот, что Лёня обнаружил у озера, и взгляд такой же – задумчивый, внутренний, сосредоточенный на жизни иной, незримой.
Дед перехватил взгляд гостя, улыбнулся, ничего не сказал.

4.

Сколько Лёня просидел за столом, он не помнил. Душистый травяной чай, мёд, самодельный пахучий хлеб, тепло от печи, тепло от свечи. Они почти не говорили за трапезой. Только потом, отодвигая глиняную кружку, Лёня вдруг спросил: “А Вы давно здесь живёте?”
Дед усмехнулся: “Давно”.
- Вы художник?
- Можно и так сказать, – уклончиво отвечал дед – А ты никак из этих… археологов?
Лёня кивнул: “Да, там на озере копаем. В прошлое лето стоянку обнаружили древнего человека, неолитная ещё… В общем, очень древняя”.
- Ясно дело, – дед вздохнул. – Храм там стоит.
- Вы-ы хотите сказать – стоял, – мягко поправил Лёня.   
- Стоял и стоит, и будет стоять. Потому как место такое. Ты вот про древнего человека говорил. А я уверен, что и у них там храм был. Место потому что!
- Да, место красивое, – согласился Лёня.
- Красивое, – дед повертел седой головой.
- Только храм разрушили ведь. Ещё в тридцатые годы.
- Глупости это, сынок, глупости. Разве можно настоящий храм разрушить? Это всё от безвременья. Вот, обожди маленько, его пояснее видать будет, проявится. Потому что место. Вот.
Лёня не стал спорить, видно было, что старика не переубедить.
- Дождь-то как льёт! – подивился Лёня, кивая на окно.
- Время, время бежит, – пробормотал под нос старик.

Сквозь приглушенный шум дождя вдруг послышался  отчетливый стук. Дед встрепенулся: “Никак, ещё гость”.
Лёня вскочил с лавки: “Это, наверное, меня ищут”.
Дед грустно улыбнулся: “За тобой? Вряд ли. Cиди, я открою”. С этими словами он неторопливо направился к двери.

5.

На пороге появился незнакомый Лёне худощавый парень. Одет он был в какой-то странный раздутый комбинезон защитного цвета, на ногах - высокие резиновые сапоги с зелеными полосками прилипшей осоки. Лицо парня поросло окладистой русой бородкой. Выразительные голубые глаза внимательно разглядывали избу. В них читалось знакомое Лёне удивление.
- Ух ты!- вырвалось у парня.
- Здравствуйте, – поздоровался Лёня.
- Здрасте, - медленно проговорил незнакомец, продолжая оглядывать горницу.
- Проходи-проходи, чайку попьёшь, – приглашал дед.
- Да, я ненадолго. Дождь накрыл…, - тут глаза парня замерли на висевшей в углу иконе. Он быстро пересек комнату, подошел к ней, перекрестился, - Господи, вот она. Точно такая же. И глаза. Она. Точно.
- Кто? – дрогнувшим голосом спросил Лёня.
Незнакомец нехотя отошёл к столу, сел на лавку, но взгляда от иконы не отрывал.
- Я – художник, понимаешь, – заговорил он быстро, отрывисто, нервно пощипывая свою русую бороду, - Храм тут восстановить хочу. Тут… на озере.
- Как это восстановить? – искренне удивился Лёня. – Кто же Вам разрешит? 
- А кто мне запретит? Деньги – мои, – только тут незнакомец, наконец, повернулся к столу.
- Чайку отведай, мил человек, – предложил дед, пододвигая незнакомцу глиняную кружку.
- О, спасибо! – обрадовался незнакомец, принимая горячий напиток.
- А мы там раскоп ведем. Ну, археологические раскопки, в смысле, делаем…, – с трудом выговорил Лёня. – Неолитную стоянку обнаружили.
- Ага, – рассеяно кивнул художник, – А сами-то, где остановились?
- В Захаровке, рядом тут. Два километра.
Художник вдруг прыснул смехом: “Ты чё, чувак? Этой деревни лет десять как нет”.
- Что?
- Что-что! Стены там только остались от какого-то здания – высокие такие, этажа на два. Я там тачку оставил.
- Как…, – только и смог вымолвить Лёня.
- Так вот. Я в одно не врубаюсь только, куда я попал. Смотри, – художник с ловкостью фокусника извлёк из куртки какую-то пластинку, отдаленно напомнившую Лёне калькулятор. На калькуляторе светилась карта, да ещё цветная, но не она больше всего удивила Лёню, а ряд цифр внизу, под картой: “27.08.2007”. Они могли означать только одно – дату.
- Что это за прибор? – спросил Лёня, чувствуя, как быстро пересыхает в горле.
- Обычный GPS, – не обращая внимания, ответил художник, - Вот, посмотри. Вот озеро. Вот дорога, она идёт…
- Погоди-погоди, – оборвал его Лёня, – У тебя же… часы… дата не правильная. Сейчас же 77-ой год-то.
Глаза художника округлились: “Ну, ты, чувак, воще. Ты не косишь часом?”
- Что?
- Не-е, брат, шалишь! У меня завтра бёздник, тридцатник будет. Нет! Как, те! – он, смеясь, повернулся к деду, – 77-ой говорит! Ха!
Но дед, очевидно, не разделял его радости.
- Время быстро летит, – пространно произнёс он, бросая взгляд на маленькое окошко – Говоришь, что художник? А чем рисуешь?
Парень стал что-то объяснять, но Лёня уже его не слушал. Сейчас его поразило другое – за окном по-прежнему были сумерки, и шёл всё тот же бесконечный дождь. Лёня встал, подошёл к окну, осторожно прикоснулся к его холодной поверхности. Это было не стекло, а слюда!

6.

Она появилась внезапно. За окном громыхнуло, сверкнула молния, самая обычная молния, как и сотни других сверкавших в тот затянувшийся вечер. Только потом что-то глухо просвистело в сенях. Лёня, художник и старик замерли, глядя, как дверь в горницу замерцала, и в следующую минуту на пороге возникла девушка. Полупрозрачное сари, мерцающее звёздами, подчеркивало стройную девичью фигурку. Правильный овал лица, тонкие губы, маленький задорный носик и большие серые глаза, полные любопытства. Она откинула капюшон, на плечи упали локоны чёрных волос.
- Ай, си! – сказала она с лёгким поклоном.
- Будьте здоровы! – вырвалось у художника.
- Здравствуй, дочка! Проходи, что на пороге-то стоять, - со вздохом произнёс дед.
- Эт чё, дочка твоя? – удивился художник.
Дед только усмехнулся в ответ.
- Я ип ще си? – прощебетала девушка.
- Чё эта гёрла, не русская что ли? – пробормотал художник, прямо-таки впиваясь взглядом в гостью.
Девушка скользнула к столу, именно скользнула, словно световое пятно, с длинного сари струились серебристые нити. Мгновение и она уже замерла напротив стола, посреди горницы.
- Похоже, Вы пользуетесь какой-то старой версией русского языка, – вдруг сказала она.
- В каком смысле старой версией? – выпалил художник, - А ты сама-то откуда? Прикид у тебя прикольный.
- С Москвы, – коротко отозвалась гостья. Взгляд её, прежде рассеяно блуждавший вокруг, остановился на иконе.
- С Москвы? – художник присвистнул. – Тут километров триста.
Но девушка его уже не слушала. Порывистое молнеподобное движение и она у иконы. В больших серых глазах сначала мелькнул испуг, беспокойство, но потом тонкие её губы ожили и что-то зашептали.
- Она что молится? – тихо спросил Лёня у деда, но тот обжёг его таким взглядом, что Лёня сразу умолк.
Глаза девушки стали задумчивыми, отрешенными. На длинных ресницах блеснула слеза. Лёня вздрогнул. Нет, сходство было не внешним, похожие черты проступали неявно, словно размытые дождём.

Спустя минуту, образ девушки вновь дрогнул, она скользнула к столу – легко и быстро.
- Дочка, может, чайку попьёшь? – предложил дед.
Ресницы её вскинулись. Лицо осветилось улыбкой: “Мне не надо. Я здесь виртуально. А вот вас, что в такое далёкое место привело? Вы что в реале? Это же ужасно дорого!”
- А Вас как зовут? – спросил художник.
- Меня? – девушка задумалась. – Здесь можете звать меня Тиа.
- Что значит здесь? – возмутился художник.
- На этом портале, - пояснила девушка. – А вас?
- Меня – Алексей, – с довольным видом представился художник.
Взгляд девушки обратился к Лёне, и тот смущенно произнёс своё имя.
- А вас? – спросила она у деда.
- Иван Андреич, меня звать,  - со вздохом отозвался тот.
Девушка задумалась на секунду, оправила волосы: “Странно, я  сюда часто прихожу. Храм здесь у озера красивый”. 
- Какой храм? – вскинулся художник.
- Храм Пресвятой Богородицы, – невозмутимо пояснила девушка, – Виртуальный храм. Поселений здесь нет, а место – храмовое, чистое, помех – минимум.
- Это точно, – согласился дед.
- А вот вас я здесь первый раз вижу. И айди какие-то у вас древние… Это свечи? Настоящие свечи! Ой! Что-то… что-то здесь не так. Ой! Я… я теряю связь.
Тонкие пальцы девушки шевельнулись, и на ладони возник кубик со множеством каких-то светящихся значков, похожих на иероглифы. Единственное, что Лёня мог разобрать это знакомые арабские цифры. “27.08.2107”.
- У Вас… это, – волнуясь, проговорил Лёня. – Это что… д-дата?
- Ах! – воскликнула девушка. – Часы встали. Оби а! И дата вчерашняя. Омс ёр ак! Простите, сорвалось, – она покосилась на икону.
Художник деловито извлёк из кармана свою чудесную GPS пластинку, да так с ней и замер. Потом он перевёл взгляд на деда: “Слышь, отец, у тя часы живые в доме водятся?”
Старик отвел взгляд: “Часы, говоришь?” Он вздохнул. “Мне они не нужны”.
- Я та аю тар мэлт ин, – защебетала девушка и заметалась по комнате, рассекая пространство короткими молниями. Молнии становились всё бледнее, образ девушки угасал. Она метнулась к двери. Доски на миг осветились и погасли.

7.

Художник поднялся из-за стола, отряхнул с дутой куртки хлебные крошки. Лицо его было хмурое.
- Спасибо, дед, тебе за хлеб. Пойду я, тачку проверю. Как бы это… не увели её.
Дед пожал плечами: “На здоровье, сынок. Только не о том кручинишься”.
- Да! – усмехнулся парень. – У тебя закручинишься, пожалуй! Гёрлы всякие летают. Пойду-ка!
Он пересек горницу, открыл дверь, оглянулся. Взгляд его задержался на иконе. Глаза опустились.
- Пока!
Дед кивнул: “Ступай с Богом”.
- Счастливо, – буркнул Лёня.

8.

- Что, сынок, загрустил? – спросил дед, когда в сенях глухо хлопнула дверь. Художника он так и не пошел провожать.
- Не понимаю я этого, – пробормотал Лёня. – Не понимаю. Может быть, Вы объясните мне, что здесь происходит?
Дед подошёл к слюдяному оконцу. Тусклый сумеречный свет ниспадал на его морщинистое лицо.
- Храмовое место, – медленно произнёс он, - Точно. Я тоже его строил.
Лёня вскочил словно ужаленный: “Кто Вы?”
Старик грустно улыбнулся: “Человек. Художник. Ты видел её?”
- Девушку?
- И её тоже...
- Так кого же?!
Старик потёр правую бровь: “Лик. Лик видел? Он… не зависит от времени”.
- Но… люди стареют.
- То, что делает лицо ликом, не стареет, как и то, что делает место храмом.
Дед умолк и потом долго молча смотрел в окно.
Лёня тоже помолчал немного, поднялся: “Спасибо Вам. Я тоже, наверное, пойду”.
- Иди, – тихо произнёс старик, по-прежнему глядя в окно.
Когда Лёня ступил на порог, старый художник повернулся к нему. На растрескавшихся губах его играла улыбка: “С Богом, сынок. Помни, что я тебе сказал”.
Лёня закивал: “Да, спасибо. До свидания”.
- Это вряд ли, – сказал дед и снова отвернулся к окну.

9.

Дождь перестал. Ещё на пороге избушки он лил с прежней силой, но стоило только Лёне отойти шагов на десять, как потоки небесной воды сошли на нет. Небо просветлело. Мокрая листва берез окрасилась в вечерние, багряные краски. Солнце гасло, рассыпая искры в верхушках высоких деревьев. Только сейчас Лёня заметил, насколько они разрослись. Светлые стволы берёз походили на величественные колонны, подпирающие небо. Он сделал ещё несколько шагов, вслушиваясь, всматриваясь в окружающее. Где-то в ветвях пересвистывались птицы. У самого уха противно звенел комар. Лёня отмахнулся от него и задел ветку какого-то высокого растения, осыпавшего его градом крупных капель. Растение оказалось обычным папоротником, но его листья сейчас покачивались не под ногами, а над самой Лёниной головой. Впереди темнели целые заросли этой гигантской травы. “Неужели, вот это и есть 2100-ый год? А, может быть… и ещё более дальнее время? Ведь с момента исчезновения Тиа прошло немало времени….” Смутная тревога заскреблась в душе. Лёня оглянулся – никакой избушки рядом не было. Вокруг, насколько он мог видеть в быстро сгущающихся сумерках, стоял могучий светлоствольный лес с тёмным папоротниковым подлеском. И тогда он вспомнил о холме, и об озере. Они должны быть где-то поблизости.

Уже совсем стемнело, когда берёзовый лес вдруг сменился густым ельником. Пробираться через него в темноте было выше Лёниных сил. Он остановился. Мокрую от пота и воды спортивную куртку сразу облепили комары и мошка. Лёня вяло отмахивался от них. Вдруг он услышал крик. Это была птица, но… Крик повторился. Это был крик чайки! Ошибиться было невозможно. Чайка в лесу редкость. Чайка – это всегда вода! Озеро – совсем рядом! Сил как-то сразу прибавилось. Лёня дождался ещё одного крика и рванулся навстречу, отчаянно продираясь сквозь переплетения колючих веток.

Ельник кончился неожиданно. Уставший, исцарапанный, Лёня вдруг вырвался на открытое пространство, залитое мягким лунным светом. Тёмный лес окаймлял небольшой тихий залив моря или озера, этого Лёня сейчас разобрать не мог, но, насколько хватало глаз, на запад открывалась водная стихия. Тёплый ветер перебирал волосы, щекотал нос запахом водорослей. Где-то внизу слышался плеск набегающих волн. Лёня поднял глаза на усыпанное звёздами чистое небо. Полная луна, испещренная кратерами, смотрела на него так же, как и прежде…. Он снова перевел взгляд на море-озеро. “Откуда оно здесь? Может, он переместился не только во времени, но и в пространстве? Впрочем, может ли быть одно без другого?” И словно ответ перед внутренним взором предстал лик Богородицы – полный света и внутренней гармонии. Лёня огляделся. Он стоял на открытом холме. Дремучий лес не доходил здесь до берега, только по центру, на самом высоком месте росло какое-то странное дерево, напоминавшее иву. Но… это была не ива, слишком мощными были склонившиеся к земле ветви. Лёня поспешил к нему.

Разорванная одежда быстро сохла в порывах тёплого ветра. Комаров не было. Трава росла низко, буквально стелилась ковром под ногами. В нескольких шагах от дерева Лёня остановился. Перед ним были цветы. Сейчас, ночью они закрыли свои бутоны, но даже спящие в таинственном свете Луны, они были прекрасны. Разглядел Лёня и другое – за цветами явно кто-то ухаживал, их поросль образовывала на земле причудливые фигуры. Сердце радостно забилось. Здесь были люди! Лёня хотел было побежать к дереву, но наступить на цветы не решился, а вскоре отыскалась и самая настоящая тропинка, выложенная мелкой галькой. Она привела Лёню к воротам – высокой излучине, образованной изогнувшимися ветвями дерева. Лёня отодвинул ниспадающую длинную листву и шагнул внутрь.   
 
Это был храм. Он почувствовал это, едва переступил порог. Сейчас, в это время света здесь не было, только рассеянный лунный луч проникал откуда-то сверху. Стены-ветви терялись в спокойном полумраке. Но свет был иной, и Лёня чувствовал его. Он наполнял душу чистотой и гармонией. И ему подумалось, что старик-художник был прав. И по большому счёту, какая разница, какой год откроет ему завтрашнее утро…


Рецензии
Отлично!
Необычно, завораживающе, философски.
С огромным удовольствием читала, СПАСИБО!
Всего доброго! Татьяна.

Татадм   29.05.2009 17:19     Заявить о нарушении
И Вам спасибо, татьяна, за внимание и за пожелания =)

С Уважением, Александр

Александр Калинкин   30.05.2009 10:14   Заявить о нарушении