Сказка. ч. 2. гл4. раздел 2. миражи пустынь

РАЗДЕЛ 2. МИРАЖИ ПУСТЫНЬ

  Кирпич для стройки, равно как и бетон, добывал Азазелл самолично. Он копал глину, откуда-то добывал мергель и выветрелый известняк, складывал их в кучу, а затем дышал на раздробленные камни и глиняные лепешки огненным серным перегаром так, что вокруг песок плавился. Кирпичи получались, что надо – силикатные, перекаленные, никакие дожди и наводнения им  не были страшны. Да и бетон был лучшей в мире марки, куда там древним римлянам или хваленым англичанам с их прославленной маркой портландцемента. Хуже обстояло дело с древесиной: не росли деревья в одной из самых жутких и раскаленных пустынь на планете, иранской Деште-Лут. Дух выходил из положения тем, что по ночам совершал опустошительные набеги на отдаленные пилорамы, лишая  персидских плотников работы минимум на неделю.
 Первые полдня мы работали дружно, а затем Хомяк явно начал сдавать. Сказывался возраст (хотя мы были куда старше старичка), ужасы, пережитые им в последнее время (как будто бы мы с Духом провели эти годы на курорте Крыма). Он спал на ходу, роняя кирпичи то на мою плешь, то черту на рога. В конце концов, глубоко зевнув, он спросил извиняющимся тоном:
- Можно, часок подремлю?
- Вались, подстели себе под башку веревочную петлю и храпи хоть сто лет, - добродушно отозвался Дух, - а мы тут и без тебя управимся. Верно, Парамоша?
  Я кивнул, тактично промолчав о том, что управляться-то придется все больше ему, а из меня какой работник? Мы увидели, как Хомяк отрыл себе глубокую землянку, искусно замаскировал ее под курган, и нырнул в великолепно закамуфлированный вход. Как под землю провалился, шайтан! И только содрогание почвы в том месте, где храпел бывший имам, а ныне римский папа, выдавали его местоположение. Мы не стали затаивать злобу с обидой. Пусть шельмец храпит хоть до сочельника, хоть до морковкина заговенья! Толку от него все равно бы не было никакого. Бездельник, и этим все сказано.
    Работа закипела с удвоенной энергией. Азазелл  день и ночь таскал на согбенной шерстистой спине огромные бетонные блоки, пятитонные каменные чаны со свежим цементом, шутя взбегал с этим ужасным грузом по вечно ломающимся трапам, и какое-то время не унывал. Все давалось бывшему демону легко. Сила у него была богатырская, какая-то запредельная, такому бы звезды гасить. Впрочем, персидская жара начинала действовать и ему на нервы. Периодически он отбрасывал мастерок и начинал проклинать меня, пустыню, бездельника Хомяка и почему-то Святого Николая, или, как его называют в Европе, Санта-Клауса.
- Его бы сюда, бездельника, - бурчал Дух, - он бы у меня потрудился вместо грузового мерина. И повозил бы на Колечке песок вместе с гравием да цементом! А он, изволите видеть, сейчас в Раю прохлаждается! Хоть бы пивка холодного нам сюда перебросил, сквалыга и жмот!
- Да что ты к нему привязался, старый черт? – спросил я его однажды. – Что он тебе плохого сделал?
- Да дело и не в Коле, - отмахнулся Дух, - просто я за справедливость. Почему меня так унижают, приравняв к какому-то разнорабочему, или к клошару, а Коля проходит у Бога чуть ли не как генерал?
- Не путай строителей с нищими, - возразил я, - они же не тунеядцы какие-нибудь, и среди них встречаются весьма и весьма достойные граждане.
- Да какая разница? Строители, сантехники, нищие… не по чину нам, херувимам, пусть и пятого класса, в глине ковыряться, раствор месить.
- А тебе бы все строить храмы да монастыри чужими ручищами? Ну, не узнаю тебя, старина!
 Иногда, вспомнив о том, что Азазелл, всего-навсего, мой денщик, я начинал гонять его, как старшина новобранца, время от времени стуча по его голове палкой и плеткой, изготовленной из толстой пеньковой веревки. Назидательский зуд появился у меня с той поры, когда Бог присвоил мне званье пророка. Меня так и тянуло поучать, повелевать, пусть денщиком, хотя бы и из бывших дьяволов.  Пророкам, знаете ли, вообще присуще учить паству уму-разуму, вот и я не удерживался порою. Ну, а что за воспитательная работа без плетей и шпицрутенов, сами понимаете? Впрочем, наставлял я демона и словом, потому что он все-таки существо разумное, хотя и не очень.
  Вечерами, убийственно душными, Дух был особенно не в духе. Старый дьявол почему-то начинал пожирать живьем тарантулов со скорпионами, да варанов со змеями, причем вместе с кожей и костями. Он места себе не находил, вышагивал по гулким коридорам недостроенных корпусов молельного зала и трапезной, опочивальни и работного цеха, курил махорку, так что в помещениях разило конюшней, и метал недобрые взгляды то на меня, то на углы строений. Словно прицениваясь, словно выбирая объект для будущих экзекуций, демон мутным взором озирал постройки, и почему-то всегда останавливал выбор на мне. И тогда недостроенный монастырь становился зоной бедствия для одного перегрина.
  Отлежавшись в течение месяца, я весь в шрамах, выходил на работу, а Дух в знак примирения откуда-то притаскивал несколько бочек хмельных напитков. Мы пили мировую, и все начиналось заново. Временами и мне становилось невтерпеж, – то повеситься хотелось,  то схватить мотыгу и бить, бить бесноватого Духа до полного изнеможения.  Но такие настроения быстро проходили, потому что мой напарник очень серьезно относился не только к работе, но и к организации нашего досуга и быта. Так, соорудив из непонятно откуда взявшихся бамбуковых стволов бурильные и водопроводные трубы, старый черт исхитрился пробурить несколько неглубоких скважин, из которых теперь  самоизливом вытекали какие-то минеральные целебные, всегда прохладные  воды, не то боржоми, не то нарзан, не то “Ессентуки”. Мало того, откуда-то из Каспия он приносил стерлядь, а в иранских лесах ловил голыми руками фазанов и куропаток. Наконец,  Дух догадался соорудить нечто вроде туркменской юрты, где было относительно прохладно даже в сорокапятиградусный зной. В обеденный перерыв, во время завтрака и ужина мы предавались неге, вкушая дичь и осетрину под целебные напитки. Я в такие минуты готов был расцеловать своего проклятого обидчика, но положение не позволяло: как же, стану я брататься с каким-то денщиком! Но похвалить его, поощрить словом я имел полное право, каковым и пользовался при удобном случае. Дух, расплывшись в самодовольной ухмылке, благосклонно выслушивал мои хвалебные речи, посвященные ему лично. Так, в панегириках я сравнивал  бешеного негодяя то со сладкоголосым соловьем, то с белой розой, а то и вовсе с желтой магнолией. Он у меня был подобен льву, орлу, соколу, наконец… в общем, во всем и всегда – самый-самый! Мало того, я все время намекал, что буду хлопотать перед самим Господом насчет его повышения по службе, и на то, что Бог, скорее всего, до смерти будет рад вручить ему (ну, и мне, конечно же) погоны серафима, хотя бы и седьмого класса.
 Врал я напропалую безо всякого угрызения совести, отсутствующей у меня с детства, ничем не рискуя: Дух ведь, что ни говорите, был, и всегда оставался дураком, и в силу его дубовости вряд ли смог бы раскусить мою тонкую иронию. Да и не один он такой, между прочим: дьяволам вообще присуща прямолинейность и туповатость, они склонны к муштре и методам физического воздействия на подчиненных, и не только на них.
  На пустыню медленно, но неотвратимо надвигалась осень. На юг потянулись гуси с утками, тревожно кричали в небе журавли. Иногда начинал накрапывать пока еще теплый дождик, а с севера нет, нет, да и задували холодные ветра. Мы работали целыми сутками, а наш бездельник Хомяк все свистел, да похрапывал. Гром его богатырских выдохов и вдохов разносился все дальше и я, поглядывая на ходящий ходуном курган, тревожно качал головой:
- как бы не выдал нас старик с головой!
  И – как в воду глядел. Однажды утром к  полузавершенным стенам и башням подкатил роскошный туристический автобус. Из него вывалилась оживленно галдящая толпа иностранцев, сопровождаемая гидом вороватого вида, - из местных. Мы с Духом нырнули куда-то на запасной склад и скрылись под штабелем бревен и досок.
- Туристы из Дании, - констатировал он, - ишь, куда забрались, окаянные! Сейчас мы их разыграем, Парамоша!
  Мы затаились. Но сыграть роль чертика из табакерки суждено было не нам. Сквозь щели в стенах мы отчетливо видели все действия  экскурсантов.
- Извольте взглянуть, господа туристы, - на ломаном английском краснобайствовал гид, - перед вами руины дворца вавилонского канцлера Вани. Вот парадный подъезд, вот запасной выход, а вот и тайная дверь – в торце здания. Чуть дальше вы можете увидеть полуразрушенный алтарь и развалины бани, терм, как называли бани в старину.
- Йа, йа! – заволновались туристы, - гут, камарад, гуд! Колоссаль, фантастиш!
- Несмотря на нелепый облик сооружения, оно представляет огромную историческую и художественную ценность, - вдохновенно врал мошенник-перс, - каждый такой камень на вес золота!  Этот дворец находится под защитой ЮНЕСКО и самого ООН. Согласно существующей легенде, где-то здесь зарыт императорский… вернее сказать, эмирский склеп, то ли Тимура, то ли Чингисхана. Достоверно известно лишь то, что воины Чингисхана, возвращаясь из Варзобского ущелья, проходили именно в здешних местах, и где-то тут великий каган всех монголов скончался. Делайте соответствующие выводы!
 Туристы  заметно повеселели. Судя по всему, они были помешаны на кладоискательстве.
- Эти древние стены, - вещал негодный перс, - видели аргонавтов, жрицу Кассандру, которая здесь же, говорят, и повесилась, воинов Александра Македонского,  конницу Красса и Сурена Шестого,  а позднее здесь прошел Мамай. Да что там Мамай – сам Ленин, по слухам, написал в одной из каморок этой крепости свою бессмертную работу “Великий почин”.
- Что он врет, этот бешеный дурак! – схватился за голову Дух, - ведь “Великий почин” написал кто-то другой… кажется, король Саудовской Аравии Фейсал, как мне помнится, в восемнадцатом.
- Ты бы еще сказал: “Бойль с Мариоттом”, - оскорбился я за вождя российского пролетариата, но тут же получил отпор:
- Да ты, как вижу, такой же профан, как и этот злосчастный гид! Уровень знаний примерно одинаковый. Ты и санскрита от китайских иероглифов никогда бы не отличил. Ладно, слушаем дальше!
- Господа туристы, - вдохновенно врал мошенник, выдающий себя за знатока истории, - все, надеюсь, слышите таинственные звуки из земных недр, которые издает вот тот курган со странной периодичностью? Рад буду сообщить вам, что, согласно древней иранской легенде, так звенят алмазы с изумрудами, если они находятся в короне императора, или шаха, погибшего насильственной смертью. Есть сказание, будто Чингисхана убила  пленница, вдова  правителя Тангутской империи. Есть все основания полагать, что не все мифы лживы… так не попытаться ли установить истину?
- Йа, йа! Йес, оф коз! – на все голоса завопили туристы-кладоискатели. – Приступим же, не мешкая!
 Три десятка лопат впились в серую древнюю глину.
- Не завидую я тому, кто сейчас Хомяка разбудит, - пробормотал Азазелл, - вот будет потеха!
Спустя полчаса кладоискатели раскопали, наконец, подземную камеру с громко храпящим Хомяком. Они обступили спящего, и с благоговейным ужасом разглядывали черты зверского лица.
- Живой фараон, - произнес кто-то, - подумать только, какая удача! Интересно, кто бы это мог быть?  Эхнатон? Тутмос Четвертый или Рамзес Второй?
- Как бы не сам Хефрен, или Джосер, - судачили другие, - сразу и не поймешь. А не разбудить ли бедолагу? Он сам нам и представится.
- Ну, теперь им, похоже, крышка, - сочувственно вздохнул Дух,  - зря они это делают, Парамон, зря.
 А датчане тем временем уже расталкивали так и не проснувшегося имама-папу. Он с трудом разлепил глаза, мутным взором уставился на окруживших его ложе туристов, и вдруг подскочил, как пружина! Датчане шарахнулись к выходу, в ужасе наблюдая за действиями ожившего “фараона”.
- Ах вы, гринго проклятые, - шипел, между тем, Хомяк, наливаясь багрово-черной злобой, - гяуры, ослы позорные! Да как вы посмели нарушить мой покой? В кои-то веки хотел выспаться, как следует, и принесла вас нелегкая на вашу же погибель! Ну, держитесь!
И стал надвигаться на оцепеневших от суеверного ужаса туристов. Первым опомнился гид.
- Бегите в степь, к автобусу! – завопил он. – Это сам Иблис, а, по-вашему, дьявол! Он всех если не сожрет, так покусает, а это смертельно, потому что он бешеный! У него такой обычай – схватить человека, посадить на цепь, и загрызть насмерть! Пощады не ведает!
Туристы, визжа, как резаные поросята, помчались к автобусу, в который уже успели прыгнуть водитель и гид. Мотор завелся легко и быстро, и машина стремительно покатила прочь. Туристы, по пятам преследуемые обезумевшим от злобы старцем, бежали по степи, на ходу прыгая в открытые, пока еще, двери.
- Разорву, сожру, - ревел Хомяк,  мчась вдогонку убегающей экскурсии, - на собственных кишках перевешаю, мерзавцы!
 Но автобус, успев подобрать всех датчан, уже набирал скорость. Хомяк, впрочем, не собирался отставать!
- Слушай, старик, на кой черт они тебе сдались? – крикнул ему вдогонку Дух. – Ты что, людоед, что ли? На черта нам такая куча трупов? Отстал бы ты от этих злосчастных датчан, а то, как бы самому от злости не лопнуть!
 Хомяк нехотя послушался дьявола. Вернувшись, он занудил:
- Зачем ты их отпустил? Мы теперь рассекречены, вот что! Теперь слух обо мне пойдет по всей степи великой, а то и вовсе в Интернет попадем. Вот сраму-то не оберемся!
- Пес с ними! – беспечно отозвался Дух. – Подумаешь, рассекретили! Бросим этот недостроенный объект, и начнем все сначала. Пустыня велика, есть такие медвежьи углы, где нас сам дьявол не разыщет. Мы, согласен, поступили опрометчиво, вздумав строить здание так близко к какому-то магистральному шоссе…
- Так ведь сам Бог велел возводить монастырь именно тут, - осадил я Духа. Но тот, нимало не смутясь, парировал:
- Говоря “тут”, Господь имел в виду Иран, и не более того. Пошли искать самый-самый пустынный уголок пустыни!
 И мы отправились в поисках новых приключений и миражей.
Долго продолжался поиск. Мы обшарили чертову пустыню вдоль и поперек, пока не остановились на кандидатуре  одного мрачного плато, где и пауков-то не водилось.
- Самое подходящее место, - довольно хмыкнул Дух, - отправляйся спать, старина, а мы тут займемся своим делом.
Хомяк послушно выкопал очередную землянку и тут же завалился спать. Дух обнес убежище дополнительным валом, положил сверху десяток плит, и, когда храпы уже не было слышно, заметил:
- Теперь – полный порядок. Полная звукоизоляция. Даже сонар подводной лодки ничего не заметил бы. Айда строить светлое будущее!
 Но и второй объект постигла жалкая участь. Однажды на рассвете я услышал приближающийся шум какой-то авиатехники. Над нами пронеслись два вертолета с опознавательными знаками НАТО, и скрылись за горизонтом.
- Плохо дело, со спутника засекли, - пробормотал Дух, - сейчас начнется! Беги, буди Хомяка и прячьтесь вон в той расселине; я их тут постараюсь достойно встретить!
 Едва я добежал до нашего с Хомяком естественного бомбоубежища, как с неба на монастырь обрушились крылатые ракеты и авиабомбы. Краем глаза я увидел, как Дух стремительно взлетает в небо навстречу вражеским эскадрильям. После этого небо заволокло черной дымкой, и все исчезло из виду. Послышался грохот взрывов, беспорядочная стрельба, на землю посыпались  горящие обломки истребителей и бомбардировщиков США и прочих агрессивных стран Запада. Минут через десять к нам подлетел запыхавшийся и почерневший от копоти Дух.
- Видали, как я их? – похвалился он, - хотя, должен вам признаться, штук десять в дыму успели улизнуть. Старею, должно быть!
 И тут его взгляд упал на то место, где только что гордо возвышались мрачные монастырские стены. Одни развалины и воронки предстали перед ним! Дух рванул на груди и без того изодранную толстовку, и заголосил:
- Да что же это такое делается?  Где справедливость, сколько подобное может продолжаться? Куда Бог смотрит? Не могу молчать!
Тут-то и прогремел долгожданный гром:
- А мне, между прочим, и самому данная ситуация категорически не нравится! Это самое НАТО и у меня в печенках сидит. Гнев мой разрывает сердце, и я заполнен им, если говорить аллегориями, по самую шею. Пора бы и перейти к активным боевым действиям, но что-то мешает. Что же, - спросите вы? Отвечаю: довольно катаклизмов, хватит кровопролитий! Мне, как миротворцу, должны претить всякие войны, будь они трижды отечественными. Слишком велики жертвы, черт побери! Но почему же, все-таки, не претят, как вы думаете?
Бог выдержал долгую паузу, и прибавил:
- Но никто и никогда не убедит меня, что так называемые партизанские народные войны должны быть вычеркнуты из списка  дозволенных способов сопротивления с наглыми захватчиками. Этого вам от Бога никогда не дождаться, господа империалисты и рыночники-демократы!
Он внимательно посмотрел на нас и, чеканя слова, произнес:
- Кое-кому придется вспомнить навыки разведывательной и диверсионной работы в тылу врага, как бы он ни был хитер и коварен.
- Ага, - сообразил я, - речь идет не о нас с Хомяком, уж это как пить дай. Какие из нас, черт побери, разведчики и диверсанты? Курам на смех! Вот Дух – совсем другое дело: неустрашим, непобедим, а уж какую диверсию ему учинить – сплошное удовольствие. Жалко только, что своих бьет не реже, чем врагов, скотина!
- Ты совершенно прав, дорогой Парамон, - повернулся ко мне Бог, - я имел в виду нашего бывшего демона.  Но и тебе, товарищ,  не стоит всю жизнь кататься на шее своего своевольного денщика. Он, между прочим, также, как и вы все, нуждается в помощи и сочувствии. Не вздумайте оставить его один на один со столь грозным и подлым супостатом! В общем и целом, план действий таков: бейте чертовых НАТОвцев всюду, где только можете. На улице встретите, – лупите прямо на улице, в сортире застигнете, – мочите в сортире. Не щадить ни их боевых кораблей, ни офисов, где они подсчитывают награбленные миллиарды, будь то скромные мраморные виллы, или стоэтажные небоскребы. Истребляйте этих инферналистов, я слова худого не скажу.  Не смею никого задерживать!
И наш маленький отряд отправился на партизанскую войну.