Начало будет в конце

“Я умираю” – так думал я в начале. Но теперь это понятие растворилось, сознание замещалось ощущением мира внутри меня. Всё меньше замечал -  чей-то плачь, что кто-то поправляет одеяло, лежащее на исхудалом моём теле. Я похож на скелет, кожа пожелтела, нос и без того выдающийся, стал выразительнее. Но я об этом уже не думал. Наступал новый мир, которого боятся люди и даже идут на преступления, чтобы оттянуть это мгновение вечности, даже на муки согласны. В этой прошедшей жизни – суета, забота и только “сегодня”. Сознание не позволяло останавливаться, как и коллектив людей не позволял стать самим собой, а потому не удавалось воспринимать, или видеть все в ракурсе без цены – как есть. Вот оно противоречие, когда есть жизнь, то сознание создает мир собственный в тебе, т.е. замкнутая жизнь, а закончилась она, и тогда только ты принадлежишь миру, и вроде бы наступает настоящая, по настоящему оценивающая себя и мир. И в этом наверное тоже есть смысл, иначе чего бы оно стоило - сознание, лишенное самостоятельности от мира. И ни то и не другое не существует само по себе, а значит нам приходиться быть и тут и там. Миг переходит в вечность, а вечность в миг. Когда жил, то жизнь казалась вечной. Но вот когда она прошла, оглянулся назад, а был только миг, а сейчас наступила вечность. Но жизнь ли это, или та была не жизнь. Мечтает ли собака стать человеком? Навряд ли, мы же не хотим быть собакой, вот и каждому нравится только то, что он ощущает. Значит всё дело в ощущениях, устанавливающих степень привычности. Человек, родившийся слепым, не может заслуживать сочувствия, как и собака, что она собака. Слепой – существо с иным восприятием мира и он никогда не сможет оценить преимущества зрячего – для него нет тьмы. Тьма есть для тех – кто знает свет. А у слепого нет ни света ни тьмы, лишившись этих двух противоположностей слепой приобретает всё сразу без раздела.
       Вот и сейчас я в новой форме существования, потеряв частности жизни, я приобретаю всё сразу. Мы всё больше различаемся с живыми. Для живых я перестаю существовать. Но я есть ещё больше, потому что я – есть мир.
       Мне стало совсем легко, как будто тело освободилось от тяжести. Дыхания не было, но внутри было легко, или - как затаившееся дыхание во время блаженства. Я раньше это чувство испытывал, но оно существовало мгновения, и постоянно ускользало. А теперь оно не уходило.
       Кто-то сказал – “Он умер”. А для меня – умер, в своем значении растворилось, да и слов уже нет, есть только ощущение, одновременный охват всего. Предметов нет ни острых, ни горячих, ни холодных. Для меня нет предметов, а есть мир, и он только мой собственный.
       По улице шла процессия. Несли гроб с телом. Временами музыка подчёркивала трагедию. Из прохожих были равнодушные, сочувствующие и любопытные. Некоторые останавливались и провожали глазами: “вот и ещё один умер”, и кто-то передёргивал плечами – “бр-р-рры!”.
Тело опустили в могилу и завалили землёй. Позднее, как и водиться, были поминки, на которых собрался разный народ и даже не знающие покойного: кто пришел посочувствовать, кто опохмелиться.
       А мне было хорошо. Я наслаждался неведомым. Я не знал что такое горе или счастье, всё было равно. Вроде я есть и, нет меня. Было только предчувствие свершения чего-то.
       Могила давно заросла и сравнялась, на её месте росло дерево среди других деревьев в огромном парке, где гуляли люди.
Прошло неизвестное время. Люди умирали, кто был на их поминках, давно покинули этот мир, и люди на их поминках тоже имели поминальщиков. Мир постоянно откуда-то вытекал и поглощался.
       Моё чувство стало приобретать новое качество. Сначала будто всё распадалось на мелкие кусочки. Каждый кусочек приобретал самостоятельность, ещё более дробясь. Затем как будто возник шум, но не ровный, неустойчивый, иногда сводящийся на нет, но постепенно проявилась их устойчивость, и уже укрепился ритм, всё более ощутимый и неотъемлемый. Ритм приживался, и вместе с этим появилось разнообразие звуков, создающих картину ощущений: мягкие, убаюкивающие, резкие, звонкие, журчащие, создающие и разрушающие звуки, которые формируют мир чувств. И от этого становилось или тепло или холодно. Возникало желание, к чему стремилась неизвестность: я хватал, прикасался, и чувства приобрели форму, они вылились и влились.
И, наконец, всё стало таким, каким хотелось иметь чему то. Желания чувств, стали желанием ощущений.
       Я стоял и смотрел на мир, чувствуя себя губкой пространства изголодавшегося. Мир получил возможность взглянуть на себя новыми глазами, он хотел этого, он долго ждал этого, он не доверял старому чувству, оно слишком увлеклось собой. Был вечер, заходящее летнее солнце задержалось бахромой в деревьях, делая иголки хвои мягкими и добрыми.
       - Саша! Иди есть и спать пора.
Это звала меня мама. Я вздохнул насыщенной жизнью атмосферой и пошел на ещё неуверенных ногах. Мне только три с половиной года.