Вишня Черешня

Наш мир это ваше возможное будущее.
Наш мир это ваше утопическое будущее.
Наш мир это ваше мрачное будущее.

-Если бы смерть была человеком, но никто не знает есть ли у нее душа, никто ничего не знает о… Я думаю, если отнестись к ней с пониманием, то она минует меня.

-Вишня плохо плодоносит зимой. – Добавил он чуть позже.

Он сжал ягодку двумя пальцами, пока не почувствовал, как напряглась мякоть, готовая разорвать темно-красную гладкую зеркальную оболочку. Уронил вишенку в снег.

Чувства и желания, основанные на законах – лишь одна догма, все остальное трактуется от случая к случаю и отдается на суд человеческий. Это замкнутый круг – когда два желания встречаются; там, на месте их пересечения, вмешивается закон, который в большинстве случаев лишь велит им придерживаться своего мнения до конца. Слово «мнение» уже утратило свой первоначальный облик, ведь разум больше не властен над этим миром.

-Мы превратились в утопию, сюрреалистический идеал. – Глава партии, вишневый мальчик, подбросил ягодку в небо. Тут же потерял ее в небе – на закате оно такое красное и сердце-цветок почти закрылось в свои реберные лепестки. – И все-таки вишня плохо плодоносит в неволе…


Сол знал, что где-то в стране, которой управляет его брат, там уже идет снег. И его брат, наверняка, стоит на снегу босыми ногами. Законы страны Сола на его стороне, законы стороны брата – на братской. Его брат стоит босыми ногами на снегу уже довольно долго – и с точки зрения Республики Ноэль он может так стоять столько, сколько захочет, потому что это догма – желание. Однако в Империи Сол он понес бы наказание за причинение беспокойства близким людям. Желание одного человека соприкасается с желанием другого и в силу вступает закон, повелевающий каждому делать то, что хочется. В таком случае было бы лучшим, чтобы старший брат продолжил стоять там и так, как ему нравится, младший же, Император Сол V, может обвинить своего брата и поступать с ним так, как ему вздумается.
Но Император Сол находится через море от своего старшего брата и закон может вздохнуть спокойно.
Император Сол собирал черешню, что росла на удивление хорошо в некоторых покоях дворца. На улице было бы слишком жарко для неё – ведь там такая горячая земля и слишком разреженный воздух. Жители привыкли, но бедному растению пришлось бы туго.
С помощью Аль-Фьерры Императору удавалось пока сохранять жизнь черешне. Теперь она плодоносила. Он набирал целые пригоршни ягод и кидал их в стены, представляя, будто там стоит его брат. Не смотря на это, если брат вернется, Сол нарушит свои собственные законы, без наказания примет его обратно. Сол очень плохо помнит своего брата.
-Ты только подумай. – Аль-Фьерра чуть шевельнулся в кресле. – Сейчас ты в небе видишь закрывающееся солнце. Жители другого материка, ну, за исключением, может, западной его части, тоже видят солнце. Так, значит, они видят и эти облака вокруг солнца. Получается, что так. Получается, что мы все смотрим на одно и то же небо.
-Не получается. – Вздохнул Сол, поспешно передвигая свое кресло в тень. Стеклянная стена комнаты была открыта настежь, стало немного душно, императорская голубая водолазка с открытой спиной начала прилипать к шее и животу. В тени приятный ветерок кондиционера холодил острые лопатки Сола. – Мы видим сейчас закрывающуюся часть солнца, в то время как на западном материке оно скоро откроется. Ребер не хватает, чтобы закрыть все солнце полностью.
-Я знаю. Просто мне на секунду показалось…
-Да, оно все еще огромное.   
На  самом деле в небе не было солнца – вместо него тяжело, но беззвучно билось сердце, закованное в ребра. К середине дня ребра раскрыты словно лепестки, к ночи они сжимаются. Темнеет. Но никогда не бывает полностью темно или светло, потому что исчезли белый и черный – остались лишь полутона. В частности, наверное, все оттенки фиолетового.

Офелий припорошил вишню, лежащую в корзине, снегом. Он настолько любил сочетание «зимняя вишня». И представлял себе его именно так.

Хотя они с братом никогда не виделись, он не очень не любил его. Он больше, казалось бы, должен не любить свою мать, что сбежала с ним, лишив законного престола, но не мог, и причина была – все же, она любила его. Нельзя оскорблять человека, если ты видишь, что действительно дорог ему. Таковы были чувства Офелия, а чувства - догма. Офелий не очень не любил брата, хотя немного злился оттого, что Сол за все годы не прислал ему весточки. Офелию хотелось бы знать, похож ли брат на него.

-Да не похож скорее всего. – Адмирал всегда говорил эту фразу, когда Офелий возвращался с балкона. Он отлично знал, о чем думал парень.
-Давайте объявим войну.
-Этим, с воздуха?
-Кому же еще… - Маршал постучала ферзем по шахматной доске – Адмирал учит ее играть. Игрок из Маршала пока был плохой – фигурки отказывались показывать собственный характер и ходили только туда, куда им указывали. И еще не изворачивались, не завязывались в узел победы. И упорно отказывались атаковать из любой другой позиции, кроме заявленной правилами игры.
-Война так война. – Ответил Офелий. Адмирал погладил пальцами височную кость, насколько лукаво улыбаясь. Вообще-то, не улыбаться Адмирал не мог – нельзя изменить расположение костей черепа, но непостижимым образом ему иногда удавалось передать свое настроение. Лукаво улыбался же он от того, что спрашивал без слов, не страшно ли Маршалу Микоши вот так запросто объявлять войну.
Микоши было не страшно. Она поправила шейный платок и этим показала, что готова все объяснить, если кому-то надо. Но никому надо не было – все и так знали. Когда-то жил такой человек по имени Фридрих Вильгельм, но это было очень-очень давно и все-таки, он верил, что есть те, кому позволено несколько больше, чем остальным. Когда-то жил такой Император, который в это верил…
-Пойду я, пожалуй. – Сказал Адмирал, прикладываясь челюстью, зубами к макушке Маршала. – Утро вечера мудренее.
-А война?
-А что война? Придумаем что-нибудь. В конце концов если не мы их – то они нас.
-Ну да, конечно. – Без выражения сказала Микоши. Офелий протянул ей раскрытую ладонь: 
-Скушай вишенку.