Гастроном
Расположение, которому был обязан «Гастроном», тоже во многом обязывало этот магазинчик соответствовать исторической монументальности: кирпичные стены метровой толщины охраняли незыблемый покой продуктов, разложенных в витринах, являвших собой образец инженерной мысли первой половины двадцатого века.
Не менее монументально над витринами возвышались бюсты продавщиц, сосредоточенно следивших за тем, чтобы никто и ничто не потревожило идеальный витринно-продуктовый оазис. Надо сказать, что коллектив «Гастронома» отличается завидным постоянством. Набранные в эпоху становления продуктового дела в городе, бюсты-продавщицы гордо несли давно уже никуда не переходивший вымпел лучшего коллектива образцового магазина.
Даже тараканы в «Гастрономе» всегда были образцово-показательными. Их преждевременные смерти, то ли от того, что они периодически надкусывали продукты на витринах, то ли от карбофоса, нещадно эксплуатируемого продавщицами перед налётами санитарно-эпидемических проверок, то ли всё в совокупности, так или иначе живописно дополняло картины гастрономических изысков. Бывало, так и покоились на соседних лотках - одинокая селёдка, состарившаяся при жизни и умершая своей смертью, и трупик безвременно погибшего таракана, задравшего кверху все многочисленные конечности, символизируя тем самым поражение в неравной борьбе за выживание.
Судя по устойчивому запаху карбофоса, то усиливающемуся, то ослабевающему, но неизменно ощущавшемуся всеми сразу ещё на подступах к «Гастроному», санитарно-эпидемиологические набеги терзали этот маленький продуктовый оплот непрерывно.
Завидным постоянством отличались и покупатели, изо дня в день посещавшие «Гастроном». В основном, бомжеватого вида и неопределённого возраста лица мужского пола. Мужчинами этот контингент назвать сложно, скорее, это то, что осталось вместе с тараканами после очередной порции карбофоса. Остальными покупателями вида не менее бомжеватого и странного были пенсионерки, либо лица женского пола, плавно приближающиеся к заветному пенсионному рубежу. Среди последних числилась и моя матушка, неизменно уверявшая меня, что это самый лучший продуктовый магазин во всей округе, и что только здесь самые свежие продукты, обновляющиеся регулярно по причине небывалого товарооборота!
В сводах «Гастронома» даже в самое жаркое лето было всегда прохладно, царил полумрак и очереди из вышеозначенного контингента. Стоило войти в магазин кому-то помоложе и одеждой не подражающему беглым французам армии Бонапарта, как очередники тут же принимались живо обсуждать возникшую персону, вынужденно хватавшую без разбору первое, что попадалось на глаза в просвете между сплочёнными телами завсегдатаев, и спешно ретирующуюся под неодобрительные взгляды бюстов-продавщиц.
Иногда, под напором матушкиных уговоров, я, повинуясь дочернему инстинкту, входила в этот гастрономический дворец, предварительно на улице сделав глубокий вдох, следуя более сильному инстинкту самосохранения. Так бы и далее боролись во мне эти два инстинкта, разделяемые тошнотворными карбофосными ароматами, пока случай не положил конец всяческим попыткам хоть на секунду заглянуть в этот магазинчик.
Будучи молодым впечатлительным специалистом, пополнила я ряды доблестного медицинского воинства родного городка. И вот, однажды, посреди обычного приёма, дверь в мой кабинет широко распахнулась, и в проёме показалась статная фигура дамы неопределённого возраста. По широте улыбки и углу подгиба колен медсестры, внезапно вскочившей с места при появлении визитёрши и замершей в поклоне с полуприседом, я поняла, что в кабинет мой сейчас войдёт нечто грандиозное. Этим «нечто» оказалась директриса того самого «Гастронома» - предводительница образцовых бюстов-продавщиц.
На голове почтенной предводительницы возвышалась, словно печная труба над избой, норковая шапка – символ богатства отдельно взятой категории граждан нашего городка. Обладательницы этого символа всё делали исключительно не снимая норковой шапки: сидели на концерте, ели в ресторане, обслуживали покупателей, даже в гинекологическое кресло влезали без трусов, но в шапке! Данный случай не был исключением. Две вещи в жизни могли заставить дам расстаться с этим дорогим аксессуаром – жаркое лето и требование СЭС. Повинуясь велению волшебных трёх букв, дама нехотя обнажила голову.
В мутном свете казённых лампочек, прикрытых пыльными, почти что светонепроницаемыми плафонами, соломенная копна волос с остатками прошлогоднего перманента переливалась мутными бликами. Медсестра ахнув, отскочила и глазами, от ужаса расширенными больше очков, выразительным жестом пригласила меня к сиятельной голове дамы. То, что открылось моему взору невозможно описать словами, даже если я задействую для описания всю нормативную и ненормативную лексику. Единственная мысль крутилась тогда в моих мозгах, и я, не сдержавшись, тут же её озвучила вопросом:
- Скажите, ваша шапка сама уже бегает или ещё нет?!
На голове директрисы образцово-показательного продуктового магазина жила своей жизнью огромная вшивая колония: плоты гнид отливали в тусклом свете лунным перламутром, сквозь блёстки лака «Прелесть» пробирались по своим вшивым делам половозрелые особи насекомых. И весь этот микрокосмос венчала шикарная норковая шапка – символ богатства, власти и всяческого благополучия!
Много лет прошло с тех пор, много городов и стран сменилось в моей жизни, но неизменно, приезжая в свой родной городок и проходя по одной из центральных улиц, воображение моё дорисовывает под вывеской «Гастроном» незабываемые видения шикарной норковой шапки!
Свидетельство о публикации №209041900178