Словно сказка...

Посвящаю памяти Николая Игнатьевича НОЕВЦА.

Старики, как дети малые: легкоранимые, чувствительные к обидам, унижениям. Наверное, поэтому они притягивают к себе болезни и часто размышляют о скоротечности бытия.

   Объяснить это просто: ведь рядом уже нет верных друзей-товарищей, с утра калитка содрогается только от порывов ветра. Не откроет ее бригадир и не напомнит, что на завтра есть наряд – точить бабам сапы на прополке.

   А когда-то не обходились без помощи. Едва забрезжит рассвет – «газик» сигналит у двора: буровикам нужен специалист – строится сеть орошения на кряжевых землях. Уезжать приходится не на один день, а на целую неделю. Жена собирается на ферму, подменяет доярок, возле телят управляется…

    Старики, как дети малые. Но дети еще и в сказки верят, надеются на чудо. У стариков такого не бывает. Хотя… Тот, кто рассказывал о кряжевых землях, о покойной жене-доярке, как раз и принадлежал к особому разряду пожилых людей – был мечтателем.

    С тех пор, когда не стало жены, все в жизни потеряло смысл. Ненужной стала его специальность,  перешел в скотники, а затем – сторожевал в саду. Кто спросит, отвечает – научился «собачить». А как иначе назвать эту работу? По осени много охотников поживиться яблочками из колхозного сада. Каждую ночь кто-то крадется, шелестит листвой. А ты, как собака, - сразу же наперерез:

 - Стой, кто идет!
  Бывает, что мать хочет ребенку десяток яблочек сорвать – пусть бы и сорвала. Так нет же, ты должен гавкнуть, чтобы все боялись. Работа – собачья…

  Брови у деда густые-густые, глаза прикрывают, словно козырек. Под ними он печаль свою прячет. Вскоре попросился в дом для престарелых. Там ему не понравилось. Не давали уединиться. Должен, как все жить коллективной жизнью. По команде – завтрак, обед, ужин. И сосед по комнате к тому же громко храпит и среди ночи просыпается, чтобы выкурить сигарету. Откроешь форточку – сквозняк пойдет, простудиться можно.

   А еще было одно происшествие, о котором и рассказывать стыдно. Одна горбатенькая старушка, с черными как у цыганки глазенками, начала вдруг заигрывать с ним. Может, кому-то и смешно, а ему – обидно. Ночью скрипнула дверь, проснулся – на пороге она. Улыбается, что-то шепчет – и в кровать к нему.

  Поутру начальство разбиралось: как случилось, что ветеран побил несчастную калеку неотесанной палкой, стоявшей в углу? Объяснять не стал. Собрал вещички, ушел к знакомым. То в одном месте заночует, то в другом.

  Тогда и родилась в его душе странная сказка-мечта. Слыхал он, что над местным пригорком люди не раз видели летающую тарелку – зависла в небе и качается на месте. Наверное, высматривают инопланетяне – кого с собой взять? Бывало, что и забирали какого-нибудь зеваку, показывали ему свой мир и возвращали на землю.

- Вот бы меня взяли, - шептал старик. – Я бы назад не просился…
Стал часто выходить в степь. Особенно весной, когда начинает травка зеленеть. Ложился навзничь, поднимал тяжелое надбровье и покрасневшими глазами всматривался в бесконечный небесный простор. Вот если бы за тем облачком вдруг показалась тарелка, пусть бы спустилась сюда – места хватит для посадки. Побежал бы навстречу, где б и силы взялись! Увезли бы на какую-нибудь планету, а там…

 Мигом в его воображении рисовался прелестный хуторок с белыми хатками, везде новые деревянные заборы, цветущие сады, воздух чистый, звенящий. И он в своем «майском» неодеванном костюме не идет, а летит навстречу Насте. Она стоит возле белой березки – и сама будто березка, щеки пылают, глаза опустила, стыдится… Берет ее за руку, а самого в жар бросает…

   - Эй, дедуля, чего разлегся? Мы сейчас сюда коров гнать будем – затопчут! – кричат пастухи.

  Поднимается старик, кряхтит. Не дали досмотреть сказку. «Пускай, я еще вечерком сюда наведаюсь».

  Престарелых в новый пансионат переместили, ему отдельную палату выделили, как-никак – бывший фронтовик. За окном – то метель, то дождь. Ноги сводит судорога. Сказываются длительные солдатские походы, степные ночевки в отряде буровиков. А сказка все чаще стучится в душу, будто вот-вот станет явью.

  К вечеру почувствовал: нужно быть готовым. Теплой воды напустил в ванную. Очень любил тело в чистоте содержать, густую седину приказывал стричь «под нуль», чтобы не висели неопрятные пряди. Рубашку, майку сам стирал туалетным мылом, чтобы приятно пахло.

   Подтянулся на руках, вложил свое худенькое тельце на дно ванны, закрыл глаза. Вдруг стало холодно, что-то острое будто воткнулось в сердце. На миг онемел от боли, а потом горячая волна стерла все ощущения. Успел только пальцами ноги выдернуть пробку в ванной, чтобы вода стекла. Лежал аккуратный и собранный. Только надели ему свежую рубашку…