Сказка. ч. 2. гл. 4. раздел 4. каторжная команда

РАЗДЕЛ 4. КАТОРЖНАЯ КОМАНДА

  Господа-товарищи, мне сейчас показалось, что счастье совсем недавно было где-то рядом. У меня оно почему-то прочно ассоциировалось с цветущими садами яблонь, слив и вишен в мае, но как раз его-то почему-то в этом году как будто не было вовсе. Словно танки проехали по цветущим садам, будто бы артиллерийскими снарядами был выкошен цветочный луг. А по стране прошел Мамай, причем почему-то клином, совершенно по-свински, как рыцари тевтонского ордена.
 Но нам сейчас было не до истории. Звеня цепями, несчастные небожители брели по бесконечной дороге в сторону сибирских гор.
 Состоялось три побега по пути в Сибирь. Святым Борису и Глебу внутренний голос шепнул:
- Летите, братья, через тернии к звездам!
Они, отшвырнув опешившего конвоира, со страшным звоном цепей, свечой (вернее, двумя свечами) взмыли в ночное небо.
 Неподалеку от города Омска во время короткого привала от общей веревки сумели отвязаться Пришельцы, апостолы Павел и Лука, Петр, и Марк с Матфеем. Разорвав цепи, они помчались по скошенному полю куда-то в степь, а когда опомнившиеся охранники открыли беглый огонь по беглецам, те взмыли в небеса.
- Чудеса, - отрывисто и безо всякого выражения констатировал начальник охраны, - туда им и дорога!
   Вблизи Иркутска Марфа и Андрей отобрали две винтовки у задремавших конвоиров, пальнули для острастки в остальных, и взлетели, словно пули, прямо в небеса.
 Так мы остались без Пришельцев, Марфы и Луки, обреченные на бесконечные страдания, произвол стражников, голод, холод и безрадостный каторжный труд.
   С раннего утра и до самой ночи нам пришлось валить лиственничный лес. Кормили нас плохо, зато били и унижали, что называется, от души. Истощенные и изнуренные жестокими побоями и непосильным трудом небожители представляли собой жалкое зрелище. Как говорится,  sic transit Gloria mundi. (Так проходит мирская слава).
 Наступила необычно морозная зима. И тут случилось несчастье: в лагерь забыли подвезти продовольствие, а все припасы дано закончились. Мы-то небожители, нам-то что, а вот конвоиры и овчарки подохли от голода и холода. Вернее, овчарок-то сожрали солдаты, а дальше, как говорится, тишина: нас им скушать так и не удалось (что и не удивительно; попробуйте-ка на досуге покусать, хотя бы, ангела! А тут вообще серафимы собрались). А хотелось, судя по всему.
 Итак, мы остались один на один с суровой якутской зимой. Все было белым-бело, но сосны, можжевельники и ели упорно зеленели сквозь снег, будто бы и не зима, продираясь сквозь все вьюги и метели.
 На снегу около бараков неторопливый и сосредоточенный святой Фома колол дровишки, и оттаскивал их в сарай. Неподалеку, на сторожевой вышке непонятно зачем мерз Санта-Клаус, или, по-нашему, Санта-Николай. Мы неприкаянно бродили по опустевшему лагерю и звали весну, которая все не торопилась наступить. От нестерпимых морозов нас спасал лишь невозмутимый энтузиазм святого Фомы. Остальным лень было даже взять в руки пилу или топор. Небожители предпочитали молиться Богу, дабы выручил сирот. Они целыми днями пялились в морозное небо, как будто бы оттуда вот-вот должен был спрыгнуть Святой Дух.
Однажды утром из тайги вынырнул Дух, но отнюдь не святой а, скорее, демонический, то бишь, дьявольский. Он был одет только в майку, почему-то золотисто-желтого цвета, и в красные крапчатые трусы. К спине и груди демона прилипли целые сугробы снега, но он даже не обращал на них внимания.
    Азазелл тащил на плечах стоведерную бочку рому, гигантский баул, звякающий серебряной посудой, и целую кучу мешков с пшеном и салом. А за ним уныло плелись гурьбой наши беглецы, впряженные в возы муки, соленой горбуши,  спирта и почему-то соленых огурцов. Видать, свежих не нашлось, что и не удивительно. Полюс холода, однако!
 Стуча зубами, я выступил им навстречу.
- Разожгли бы вы костры, ребята, а то у нас сил не осталось…
Дух в мгновение ока, даже не сняв с плеч поклажи, тут же наломал дров, и вскоре гигантский, до небес, пионерский костер полыхал посреди лагеря. Дух скрутил самокрутку, задымил самосадом и присел на валявшийся неподалеку топор.  Неторопливо сожрав какой-то пирожок с тухлой капустой,  он как-то особенно мерзко и зловредно ухмыльнулся и  заявил мне:
- Помнишь, Бог сказал когда-то, что ты станешь моим денщиком? Поздравляю вас, коллега! Вот, изволь полюбоваться.
Со злым и каким-то циничным смешком он протянул мне бумагу с печатью.  Разглядев надпись “Мандат”, я стал вчитываться в неровные строчки, написанные столь знакомым мне божьим почерком.
- Настоящий мандат выдан Демоническому Духу Азазеллу и удостоверяет его в том, что он может посещать любые государственные учреждения и частные офисы без получения каких бы то ни было разрешений. Он может также входит в любую квартиру, виллу, коттедж или избу, когда ему заблагорассудится, потому что он отныне – начальник надо всеми, то есть, главный венецианский дож.
Бог.
Место для печати.
 Я внимательно вгляделся в содержание якобы божьей печати. Там было написано по кругу:
- Попробуй, откажи предъявителю сего, хоть в чем-то! Уничтожу, как вредного микроба. Божья печать, канцелярия.
Я пригляделся повнимательнее. Как будто бы, подпись Бога была настоящей. Тем более, кто, кроме него, мог умудриться расписаться на торце листа?
А ухмыляющийся Дух уже протягивал мне какой-то латунный жетончик:
- Это вам!
 Трясущимися руками я схватил бляшку. На ней выло выгравировано:
- Перегрин Парамон, денщик третьего сорта восьмой категории.
- Вот тебе, бабушка, и милость божья!
И тут в меня словно бес вселился. Не согласен я с таким произволом, и все тут! И я набросился на безмятежно курящего Азазелла:
- Ты, дикая косматая морда! Хам, издевка над бедной природой! И за что тебя только Бог повысил, не понимаю? Но чтобы я служил этому уроду чем-то вроде полотера и прачки, да еще и лакеем?! Да я лучше тебе в морду плюну!
И плюнув, представьте себе, попал. Утираясь, Дух отскочил в сторону.
- Слушай, ты, психопат! Врезать бы тебе, как следует, да жаль, что Бог не разрешил. Это была проверка, всего-навсего. В действительности все остается так же, как было. Я по-прежнему твой денщик, а бумажку эту можешь выбросить: фальшивка. Кстати, и жетон тоже. В общем, здорово я тебя разыграл?
- Ах ты ж, шут гороховый! Вот я сейчас с  тобой разделаюсь!
   И, воспользовавшись неотъемлемым правом господина бить слугу своего, тут же надавал Духу пощечин. Он только помаргивал, а сдачи дать не посмел. Будет знать, прохвост, с кем шутил! Он только кротко произнес по окончанию экзекуции:
- Ну, зачем же так? Можно ведь и по-хорошему договориться. Пойдем к тебе в избу, разопьем по бутылочке, обо всем и поговорим!
- Пойдем, - проворчал я, смягчаясь. – Только ты так больше не шути со мной, ладно? Авторитет подрываешь!
 Мы вошли в прокуренную, но холодную избушку, и Дух тут же растопил печку, захлопотал на кухне. Через минут пять в тепле и уюте мы приступили к трапезе. Дух поднял бокал с искрящимся шампанским:
- Выпьем же, Парамоша, за мир, за религию, за грядущую жизнь без злобы и насилия, где никакой Калигула не посмеет топтать своими грязными калигами фиалки, розы и лилии. Выпьем же за то, чтобы Господь предоставлял нам с тобой как можно больше случаев отличиться на поприщах служения Добру и тщания, чтобы все злое, в том числе чертовщина и нехорошие люди, завтра же дружно сели за стол и написали завещания, а потом…
Мы выпили, крякнули, а затем с ответным словом выступил я:
- данной Богом мне властью господина я отпускаю тебе, сын мой (а “сыну” было лет эдак миллиардов пять) все вольные и невольные прегрешения. В конце концов, кто мы такие? Микробы,  или бывшие, или по сути своей души. Все наши судьбы записаны в Голубиной Книге, которую может читать лишь Бог, а нам остается лишь догадываться, куда нас вывезет кривая. А уж она не заржавеет, и доставит всех нас, куда следует.
 Мы причастились еще пару раз, промолчали, а затем Дух сказал:
- А я ведь не просто так к вам зашел, а с важным поручением. У меня, между прочим, вам записка от самого Бога!
- Где она? Да покажи же, старый черт…
- Не имею права, Парамоша! Могу лишь зачитать ее перед общим построением. Свистай всех наверх!
 Небожители выстроились на плацу. От имени всех каторжников к Духу обратился святой Фома:
- Рады видеть тебя, Азазелл! С нами, как уже тебе, наверное, известно, случилось несчастье. По сфабрикованному властями ложному обвинению в принадлежности к маоистскому крылу марксистов, нас арестовали, пытками добились нужных следствию и властям признательных показаний, и присудили к пожизненной каторге в условиях полюса холода Северного полушария, то есть на реке Усть-Нере, притоке Индигирки. И напрасно мы кричали на суде, что мы архангелы, а не коммунисты, что нас оклеветали, и прочее. Нас даже слушать не стали, а погнали по этапу. И вот теперь мы здесь, кукуем и страдаем без просыпу. Только и остается, что просить милости у Господа – пошли, мол, Боже нам пищи и обуви! То-то мы бы зажили в своем волчьем логове!
- Бедные вы мои, - нагло ухмыльнулся Дух, - жаль, что не я вами командовал. Вы бы у меня босиком по снегу маршировали, бездельники,  а я бы вас еще и палкой лупил!
 И захохотал, довольный своей дурацкой шуточкой.  Потом, словно вспомнив что-то, крайне важное доля всех, он полез в карман золотистой майки и извлек оттуда смятую бумажку.
- А вам тут, грешники, письмо от Господа нашего, - небрежно бросил он, - сейчас я его зачитаю! Куда же это я очки-то дел? До чего же неразборчивый почерк-то! Попробуй, разберись в этих каракулях…
 Произнеся эти кощунственные слова, Дух поперхнулся, и продолжил.
- Сейчас я, потерпите…
И зачитал божье послание:
- Что, натерпелись, поди? Присылаю вам этого демона с гуманитарным грузом. Потерпите еще немного под присмотром раба моего Парамошеньки. Погуляйте по глубокому снегу, поохотьтесь в лесу за сохатыми, не возбраняется собирать кедровые шишки, если, конечно, посчастливится их обнаружить. Молитесь со всем усердием, но, самое главное, о чем хотел бы вас попросить, – доживите до весны. Возможно, что с ее приходом явлюсь вам и я. Тогда и поведаю  кое о чем. Обязательно дотяните до потепления, до поры, когда растают сугробы и начнется оживление природы. Дров  не жалейте – кругом тайга.  До скорой встречи. Бог, 23 февраля  199… г.
Постскриптум. Вскоре пришлю вам еще и Ваню-евангелиста. Надоел, не знаю, куда его деть.
  Мы стояли в снегах плотной стеной и понуро слушали блеяние Духа. Да, слова, безусловно, были божьи. Дай же нам, Господи, сил и дров, муки и рыбы, пережить остаток этой страшной зимы!
- Стало быть, будете сидеть тут сиднями и ждать, когда солнце сокрушит сугробы? – насмешливо спросил Дух. – Вот и мерзните, коли охота. А я двинусь на юг, весне навстречу. Под лежачий камень вода не течет! Кто со мной? Марк, Иуда, Матфей и Лука? Остальные, выходит, безнадежные лодыри?  Так и будете вмерзать в свои лежанки, ожидая схода снега? Да пропади он с вами вместе! Вперед, друзья мои!
Он решительно выплюнул окурок, и маленький караван исчез в налетевшей пурге. Мы разошлись по баракам и избам.
- Вот и все, ушли, - задумчиво произнес бредущий рядом со мной Хомяк, - растворились в пурге, побрели навстречу неизвестности, пренебрегая опасностями. Впрочем, что с ними будет? Дух никому пропасть не даст. Лишь бы цингу не подхватили, бездельники!
 Я молчал и думал, думал о том, прав Азазелл в данном случае, или нет. С одной стороны, имело место явное нарушение божьего приказа, с другой -  ведь,  действительно,  весну можно встретить и южнее, намного раньше. Да и так ли фатально привязаны к каждому месту даты ее прихода? А вдруг ей можно помочь, - например, разжечь костры на снегу, закурить пролетарскую “Приму”, и тогда морозы чуть-чуть раньше уйдут из этих мест, а природа, поднатужившись, стряхнет с себя наваждение морозной и долгой зимы?