Царевна-лягушка

Первым моим чувством к Жанне была жалость. Я сама вижу что жалость моя выглядит надменной подачкой. Наверное, потому что меня считают первой красавицей и моделью, не знаю. Я так и не научилась выражать жалость как следует, боюсь бросаться к людям в пароксизме сочувствия и поэтому замыкаюсь в себе, смотрю в сторону, что-то мямлю. У людей обо мне очень быстро складывается мнение как о гламурной кисе, потому что я не люблю разговаривать на серьезные темы с каждым.
Помню ту корпоративную вечеринку, когда жалость моя улетучилась. Я сидела в сторонке, ко мне никто из коллег не подходил: все думали что я сплю с шефом и боялись меня так, как боятся только очень красивых женщин. Я привыкла, хотя иногда хотелось просто поболтать о том о сем. Один из коллег, увлекавшийся фотографией, начал рассказывать о Лени Рифеншталь так, словно открыл и закрыл Америку.
- Какая жизнь,- разорялся он,- Какая судьба! Свидетель всего века, она ведь умерла в 2000-ном!
"В две тысячи третьем, в городке Пекинг, в Баварии,- не сказала я,- а родилась в тысяча девятьсот втором."
- В две тысячи третьем, в городке Пекинг, в Баварии,- насмешливо и звонко сказала Жанна,- а родилась в тысяча девятьсот втором.
Коллеги уставились на нее так, словно видели впервые. Я тоже, но по другой причине. Дело в том, что у Жанны было витилиго. Была она легкой, юркой, веселой и пятнистой. Витилиго - это заболевание, когда на коже появляются белые пятна, из-за потери или снижения меланина. Именно в этот момент я перестала ее жалеть.
Нас с ней одинаково избегали, хотя и по разным причинам. Я почувствовала что мы с ней в одном окопе: красавица, которой не верят что она не спит с шефом и женщина, испещренная пятнами, к которой относятся как к прокаженной. Потом заявился шеф, высокий красиво седеющий брюнет, которому приписывали меня как персональную шлюху. Я быстро собралась и ушла, ведь никому ничего не объяснишь, никто мне не поверит.
На следущий день весь офис злобно жужжал и суетливо сновал туда-сюда. За обедом и в курилке только и разговору было что о Жанне и шефе. Как они вчера сначала сцепились на тему фотографии, как обсудили подводные работы Лени Рифеншталь, как оба скупали все фотоальбомы с ее работами, как потом танцевали и как он потом ее проводил.
Я внутренне улыбнулась: наконец-то меня оставят в покое. С Жанной мы начали болтать на отвлеченные темы. Она сразу спросила меня спала ли я с шефом, я сказала ей правду. Это ее успокоило и обрадовало.

...
- Ничего не понимаю, кто это?- удивилась наша секретарша.
- Жанна,- лениво ответила я, с любовью наблюдая за танцующей парой друзей. Жанна в элегантном брючном костюме была просто великолепна.
Они поженились, пригласив меня в свидетели, я плакала две ночи подряд от счастья, что наконец-то меня приняли в дружеский круг без оглядки на мою внешность. Я не виновата что родилась красивой. Точно так же как Жанна не виновата что родилась с витилиго. Я готова с ней поменяться внешностью, лишь бы наконец-то и у меня были друзья, семья, дети.

- Жаба? - глупо кудахтнула секретарша и мне захотелось ее убить,- вот эта вот и есть наша Жаба?


Я знала что Жанну из-за ее пятен на коже часто за глаза зовут "Жабой", но тут просто не выдержала, выволокла за шкирку эту глупую зассанку, встряхнула хорошенько и рявкнула:
- Если ты, дрянь, еще раз назовешь мою подругу Жабой, я не знаю что с тобой сделаю!
Опомнилась я только после трескотни мобильного.
- Ну где ты ходишь? - счастливо звенел голос Жанны,- А ну возвращайся, едем к нам, брат моего мужа хочет с тобой познакомиться. Правда, Вань?