Теперь и англичане знают

Несколько лет назад двое англичан решили издать в Лондоне «Энциклопедию русской уголовной татуировки» (на английском языке). Проект получился успешным, и недавно вышел в свет уже третий том.
Нас это заинтересовало тем, что автор текста к третьему тому этой энциклопедии – ростовчанин. Это – писатель и журналист, исследователь русской криминальной истории Александр Сидоров.
***


- Александр Анатольевич, на ваш взгляд, интерес иностранцев к русской уголовной татуировке и вообще русскому криминальному миру – это интерес к экзотике?

- С того момента, как был поднят «железный занавес», русский криминал перестал быть для Запада исключительно экзотикой: ведь вместе с потоком наших эмигрантов туда хлынула и наша преступность, причем – широкой волной.

Сама жизнь заставила ряд стран создавать отделы по борьбе с русской преступностью (а потом даже специальные подразделения для противостояния этническим чеченским группировкам), изучать традиции, особенности этой субкультуры.

- Но для широкого круга английских читателей, которым адресована эта книга, русская преступность – это, наверно, что-то загадочное, влекущее и немножко киношное?

- Пожалуй, что так. Уже после выхода в свет третьего тома энциклопедии ко мне дважды с просьбой об интервью обращалась радиостанция Би-би-си, причем во второй раз я беседовал с Севой Новгородцевым, а поводом для разговора была открывшаяся в Лондоне выставка русской уголовной татуировки.

Коллеги с Би-би-си сказали мне, что в лондонских тату-салонах клиентам теперь предлагают и такие наколки, как в этой книге, а самой большой популярностью пользуется рисунок с обложки третьего тома: сова с цилиндром.

- Наверно, это для них что-то вроде вариации на темы «Гарри Поттера»… Кстати, а сильна ли в современной зарубежной  уголовной среде тяга к наколкам и чем их тату отличаются от наших?

- К примеру, в США татуировки распространены, главным образом, в испаноязычной криминальной среде выходцев из Мексики, Колумбии и т.д. Причем у них это, как правило, знак принадлежности к какой-то из уличных банд (чего у нас практически не встречается).
В криминальном мире Германии татуировка не особенно распространена. Поляки уже ближе к нам. Но все равно русская уголовная татуировка – самая разнообразная и даже самая интеллектуальная.

- Неожиданное определение… И в чем же это выражается - интеллектуальность я имею в виду?

- У наших уголовников – издавна большая любовь к наколкам-надписям на иностранных языках. В том числе – философским изречениям на латыни.Вот хотя бы некоторые: Cum deo – с Богом, Dum spiro spero – пока дышу, надеюсь, Homo homini lupus est – человек человеку волк, Fortes fortuna adjuvat – судьба помогает смелым, Homo liber – человек свободный, Nil inultum remanebit – ничто не останется неотомщённым и т.д. Часты надписи на французском: Qui ne risqu; rien – n`a rien – кто ничем не рискует, тот ничего не имеет и проч. На немецком: Gott mit uns – с нами Бог (часто – готическим шрифтом),Jedem das Seine – каждому своё (надпись на воротах Бухенвальда), Jeder stirbt fuer sich allein – каждый умирает в одиночку (название романа Ганса Фаллады)… Есть сентенции подобного рода на английском, итальянском языках..

- Откуда такие познания?

- Так называемая блатная субкультура (в частности, жаргон и татуировка) расцвела в сталинской «империи» ГУЛАГа. А сколько истинной, высокообразованной интеллигенции прошло тогда через ГУЛАГ!

Что-то из ее знаний позаимствовали и блатные, обогатили ими свои традиции.

- Энциклопедия иллюстрирована не только фотографиями, но и рисунками наколок. Рисунки воспроизводят те тату, которые по каким-то причинам не удалось сфотографировать? Тату тех самых – гулаговских времен?

- Эти рисунки составляют так называемый графический портрет советской тюрьмы, их часто публикуют и у нас, и за рубежом. Автор этих рисунков – бывший тюремный надзиратель Данцик Балдаев - именно так их происхождение и объяснял: он, де, видел эти наколки на арестантах, но, поскольку фотографировать тогда (в доперестроечные времена) не мог, то зарисовывал по памяти.
На самом деле в подавляющем большинстве случаев эти татуировки – плод его собственной фантазии и представлений о том, на что охотнее клюнет публика.

- Полицейские по борьбе с русской преступностью об этом предупреждены?

- Я думаю, оперативникам – и у нас, и у них, все на этот счет давно уже понятно. Гораздо хуже, что неправильные и, возможно, довольно далеко идущие выводы сделает обычный человек, неискушенный в этих тонкостях. Ведь в татуировках Балдаева доминируют порнографические мотивы, ненормативная лексика и тату истерично-антисоветской, антисемитской направленности. В подлинной уголовно-арестантской татуировке эти темы крайне редки. 

Последнее же особенно возмутительно: антисемитизма в русской уголовной среде не было никогда. В ней существует и всегда существовал своеобразный интернационализм.

Более того, если мы обратимся к истории российского преступного мира, то не сможем пройти мимо такого факта: ко многим еврейским представителям криминала коллеги других национальностей относились с уважением. Ведь евреи – так сказать, «интеллектуалы» в преступной среде, мастера высокого класса.

Кто не слышал о «медвежатниках», как называли когда-то взломщиков сейфов? «Медвежатник» обходился с сейфом не изящно: он либо взламывал его на месте довольно грубыми инструментами, либо утаскивал куда-либо, а там уж взрывал, раскурочивал, орудуя какой-нибудь кувалдой и т.д. Это – специализация «славянских» воров («медвежатник», согласно словарю Даля – охотник на медведей; отсюда и жаргонное «медведь» - сейф).

Еврейский криминалитет тоже имел к сейфам большой интерес. Но методы у него были иные. Оттого еврейских «специалистов по сейфам» называли не «медвежатниками», а «шниферами».
«Шнифт» - это «вырезанное отверстие», разрез, прорез (из немецкого Schnitt через идиш). Шниферы, не снимая порой белых манишек, вырезали с помощью тонких инструментов с благородными названиями (например, «балерина») отверстие в сейфе, «в сердце стального замка» (как поется в старой песне), забирали то, к чему стремились, и тихо, аккуратно уходили. Преступная среда не может не ценить такой профессионализм.

- А, правда, что по татуировкам знатоку легко определить специализацию и ранг преступника?

- Традиции татуировки в преступной среде современной России размыты. Кто-то отдает дань этой романтике былого, кто-то – нет.
Кстати, знаете, как распознать человека, который в татуировках мало, что смыслит, но выдает себя за большого знатока? Он начинает рассказывать, будто о рангах преступного мира свидетельствуют наколки в виде перстней.

- Это – довольно распространенные тату…

- На «взрослых» зонах перстни практически не колют. Этим увлекаются малолетки из воспитательных колоний и спецшкол. К примеру, тюльпан, выколотый в перстне – означает: 16- летие встретил в колонии.

- То есть – перстень на руке – признак того, кто рано начал?..

- Порой по изображению перстня – татуировки можно считать информацию и о том, за что человек был изолирован от общества. Но повторяю: это касается, главным образом, малолеток.

- В энциклопедии есть фото зэков, «расписанных» от головы до ног. Это что-то на языке преступного мира означает?

- Ничего, кроме индивидуальной склонности такому своеобразному украшательству.
Между прочим, многие зэки к «расписным» относятся с иронией, а порой и с издевкой.

- Вы говорите, что в Англии даже мода возникла на русскую криминальную татуировку. А если б кто-то из наших соотечественников решил украсить себя подобными тату, он мог бы поплатиться за эту крутизну?

- Я бы шутить с этими символами не советовал. Хотя криминал и не придает уже такого серьезного значения татуировкам, - люди разные. Можно попасть в очень неприятную историю.

- Александр Анатольевич, а в чем заключалось то, прежнее – серьезное отношение к татуировкам в преступном мире?

- Во время так называемой «сучьей войны», которая началась в 1947 году, наколка могла стоить жизни.

Началу «сучьей войны» способствовал выход Указа «четыре шестых» (от 4 июня 1947), ужесточающего наказание за различия хищения, кражи, разбой. Сроки за эти преступления существенно увеличились (до 25 лет лишения свободы), и часть воровского мира пришла к выводу: надо приспосабливаться. Не сидеть же полжизни в тюрьме за кражу!

Если раньше «честному вору» его «кодексом чести» возбранялось сотрудничать с администрацией тюрем и колоний, быть на зоне активистом (то есть – придурком, если на воровском жаргоне), хлеборезом, бригадиром, нормировщиком и т.д., то теперь предлагалось все эти запреты пересмотреть.

Спор о возможных компромиссах перерос в жестокую войну. Преступный мир разделился на «правильных воров», - то есть верных прежним законам и традициям, и «реформаторов», которых «правильные» стали называть суками. К отступникам еще прежде в уголовном мире отнесли и тех, кто в войну воевал в штрафных подразделениях, потому что взять оружие из рук власти тоже считалось позором для вора.

Вот тогда традиционная татуировка и претерпела изменения, стала тайным знаком для своих о принадлежности к «правильным ворам» или к «сукам». Причем, нередко, сами изображения не менялись – изменялась их трактовка. И об этом было известно только «посвященным».

Находились и такие уголовники, которые, наоборот, подчеркивали татуировкой верность прежнему воровскому закону и готовность пойти ради него на смерть. Их татуировка была откровенным вызовом, а кололи они, - причем на видном месте, - изображение мотылька.

Интересно, что уже в наше время значение этого символа бескомпромиссности изменилось абсолютно, и теперь мотылек на лице – позорная наколка. А отрицательное отношение к сотрудничеству с администрацией исправительного учреждения символизирует оскал хищника (тигра, пантеры).

- По этой логике татуировка на груди мадонны с младенцем свидетельствует о примерном поведении?

- Увы, но чаще это расшифровывается как «Мой – дом тюрьма».

- А если на татуировке – церковные купола?

- Раньше это показывало число ходок. Если на вершине купола крест – значит, срок отсидел от «звонка» до «звонка». Но теперь некоторые отмечают куполами – наколками количество лет, проведенных в местах лишения свободы.

- Некоторые татуировки из этой энциклопедии вызвали в моей памяти картины пляжной жизни, запечатлевшиеся еще с детства. Мне вспомнились приличные с виду мужчины, грудь которых была украшена гордым орлом или парусником. Неужели это люди с темным прошлым?

- Необязательно. Начнем с того, что татуировка и прежде не являлась исключительным признаком связи с преступным миром.
Более того: это – многовековая традиция моряков. Иллюстрации к вышедшей энциклопедии татуировок красноречиво свидетельствуют: многие сюжеты для тату русский криминал в начале 20-го века позаимствовал у английских моряков.

И в светских кругах возникала мода на тату. Достоверно известно о том, что татуировка была у Черчилля, а также – у его матери. Да что там Черчилль! Наш государь – император Николай II во время пребывания в Японии (впрочем, он был тогда еще только цесаревичем), пожелал украсить себя татуировкой!

В 30-х, в предвоенные годы для многих мальчишек была особая удаль в том, чтобы сделать наколку.

Один из оставшихся в живых членов «Молодой гвардии», Ким Иванцов, вспоминал, как они с Сережей Тюлениным (подлинная фамилия – Тюленев) выкололи себе татуировки с орлом. Ким наколол небольшого орла на руке, а Сережа – на всю грудь. Это была очень болезненная операция, но он хотел показать, какой он крутой.

- А известны попытки людей с темным прошлым, которые искренне хотят начать новую жизнь, переиначить свое криминальное тату, «спрятать» его в каком-нибудь затейливом узоре?

- Совсем недавно в качестве консультанта мне довелось участвовать в съемках израильско-германского документального фильма о криминальном мире России. В ходе съемок в Москве мы побывали в одном из тату-салонов, куда как раз нередко обращаются бывшие зэки с просьбой превратить их специфические наколки в нейтральные «декорации». Сейчас это становится популярным.

Марина КАМИНСКАЯ