Стажёр. Рассказ

Стажёр.

Рассказ.


Бригада с нетерпением ждала приезда стажёра. Какой он?..
Он оказался упитанным девятнадцатилетним парнем, только что закончившим техникум связи. Русоволосый, с серыми, мечтательными глазами; крупными, пухлыми губами; редким, юношеским пушком на щеках и под небольшим, курносым носом. Среднего роста с узкими плечами и не по мужски крупными бёдрами. Когда мастер протянул ему руку для рукопожатия, рука стажёра оказалась мягкой и вялой. Вёл он себя,  замкнуто, даже не пытаясь вникнуть в суть работы. Все эти: наряды, табеля, процентовки, были чужды ему. Романтика дальних строек, вне семьи, разонравилась ему уже через неделю.
Как-то под вечер, его, словно, прорвало: разговорились о женщинах. А о чём можно беседовать вот в такую вот дивную ночь, вдали от цивилизации, когда сама природа взывает: карнавал звёзд на млечном пути, неповторимый в это время года – августе, ядовитые настои скошенных трав, бесшабашно кружащие головы, какофония неутомимых, ночных цикад, путающая мысли. Хочется любить весь Мир! О чём говорить, если в тебе столько не растраченных эмоций, которые до предела обостряют чувства и хочется излить их кому-то. А кому?
Когда мастер его, напрямую, спросил: «Имел ли он женщин?» он только покраснел и ничего не ответил.
- Ну, это дело поправимое, - догадался Александр Сергеевич, - сведу тебя с нашей Катюхой – поварихой, она живо лишит тебя невинности…
Катюшу красавицей не назовёшь. Лет ей уже за тридцать. Волосы светлые, скорее цвета перезревшего овса, низкий лоб; узкие, мышиные глаза, широкие скулы и мощный, почти мужской подбородок. О фигуре можно тоже говорить долго и увлечённо, но у неё было то преимущество - она была женщиной, почти единственной в кругу изголодавшихся мужчин. Оставив попытку выйти замуж, устроилась в СМУ, где полно мужиков, и совсем нет соперниц. Правда, замуж она так и не вышла, зато в любое время могла удовлетворить свои естественные, природные потребности, и к сексу, как теперь говорят, относилась прозаически…
Не откладывая своё обещание в долгий ящик, мастер в обед зашёл к поварихе.
- Послушай, Катюль, как ты насчёт того – перепихнуться?
- С тобой что ли?.. Запросто. Уж тебе-то я не откажу.
- А, если не со мной?
- Так с кем?
- Со стажёром нашим. Сними с него венец безбрачия, - немного стесняясь, ответил мастер, впервые выступая в роли свахи.
- Со стажёром? – Катюша задумалась. – Вот если с тобой. Санечка, ну, почему?
- Понимаешь ли, золотко, существует такое правило, как субординация. Если мы с тобой того – трали-вали. То ты потом с меня с живого не слезешь. Посылать меня будешь на три весёлых буквы, чего бы я тебе не приказал.
- Только из-за этого?
- А ещё из-за чего?
- Я-то думала, что ты ко мне. Ну, из-за того, что я некрасивая.
- Да брось ты. Где ты видишь некрасивую? Вон буфера, какие. Прелесть. Знаешь такую песенку? Какие у вас ляжки, какие буфера, нельзя ли трали-вали часочек полтора, - пропел Александр Сергеевич, прихватив повариху за ягодицу… Ну, что договорились?
- О чём? – жеманно отстранилась Катерина.
- Да, я всё о стажёре. Гляди, а то он скоро на моё место встанет и будет  тебя терроризировать. А как же! Отказала!
- Эт такой пентюх, и будет терроризировать?
- Это он сейчас пентюх, а как до власти доберется о-го-го.
- А, ты, что, уходить собрался?
- Да, нет. Я на будущее.
- Ладно, уговорил, - после небольшой паузы ответила повариха. - Согласная я.
- Так я его вечерком к тебе пришлю?
- Как знаешь, только пузырь пускай несёт. Эт за науку. Да и ему будет ловчей.
- Лады, - уже в дверях, мастер послал  Катерине воздушный поцелуй.
Заручившись согласием, он поспешил в свой вагончик, где его ждал стажёр. По внутреннему состоянию, которое было написано на его лице, определил, что Женька струсил и очень хочет, чтобы повариха отказала в свидании.
- Не робей! – Александр Сергеевич слегка похлопал его по плечу. – Давай, как мужчина - утверждайся.
- А-а-а, как она? Согласна? – спросил он заикаясь.
- Конечно, ты ещё сомневался: такой для неё лакомый кусочек. Так, что, паря, не дёргайся и всё будет хоккей.
Женька помялся, а потом еле слышно промямлил:
- У меня и водки нет.
- Так купи.
- И денег тоже. Только на обратную дорогу.
- Понятно с вами, сударь. Ладно, эту проблему я возьму на себя, только ты мне уж всё расскажешь.
- Что расскажешь?
- Что и как… Как себе целку ломал…
А вечером?..
Как, только, мастер вывалил провиант вместе с бутылкой на стол, Женька вдруг заупрямился, и ни в какую не хотел идти на свидание. Александр Сергеевич видел, что ему и «хочется и колется», и в тоже время, боязнь неизведанного, заставляла его, всё крепче вжиматься в лавочку. 
- Ну, слушай, когда-то надо начинать. Ну, хочешь, я тебя провожу?..

- А, вот и мы, - мастер постучал  в косяк открытых дверей столовой, - гостей не ждали?
- Кто-й-та? Кто-й-то там?.. А, это вы, Александр Сергеич, и кто-й-то там ещё с вами? Евгений Дмитрич! Вот гости, так гости. Проходите, проходите. Сидайте, - суетливо провожала хозяйка  к уже накрытому столу. – А я вот, здесь, поужинать собралась; никого не ждала.
Стажёр дёрнулся.
- Сиди, - зыкнул мастер.
- Но, раз вы зашли. Всё веселей в приятной компании, - продолжала Катюша, доставая с полки ещё один лафитник. - Вы по делу, али как?
- Али как. Разве не могут быть, кроме производственных, другие, какие дела, например: сердечные, - ответил Александр Сергеевич.
- Эт, что-й-то, кто влюбился? 
- Влюбился, влюбился, Катюль, аж во! – мастер резанул ребром ладони себе по горлу.
- Уж не вы ли, Александр Сергеевич?
- Вот, Дмитрич захворал. Всё говорит: «Сведи, да сведи меня с ней. Болею я через неё».
Евгений сидел весь красный, то и дело, открывая рот, но слов от него в этот вечер, мастер так и не услышал.
- И, што за болезнь у него такая?
- Столбняк. Полечила бы ты его, Катюлечка, не дай за гинуть парню на корню; или за гинуть корню на парне, - как бы мысленно в слух размышлял Александр Сергеевич.
- Что я докторша какая, да и лекарств у меня никаких нет, - толи подыграла, толи не поняла игру слов Катя.
- А ты, девонька, народную медицину примени.
- Эт, какая ещё народная?
- Как какая – живот на живот. Самое верное средство в полевых условиях.
- Вот ещё, Александр Сергеевич, всё смеётесь вы.
- Это ещё одно народное средство. Правда, чисто профилактическое. Когда человек смеётся, колеблется диафрагма.
- Эт, что, ещё, за штуковина такая?
- Диафрагма? Это нечто вроде плёнки, которая отделяет лёгкие и сердце от кишков и желудка и, когда человек смеётся, как бы массажирует ваши внутренности. Понятно?
- Значит, нужно больше ржать?
- Всё хорошо в меру. Ты же у нас грамотная, знаешь, что смех без причины…
- Признак дурачины, - закончила за мастера Катя.
- Вот… а что мы сидим? Почему рюмки пусты? Ну-ка, Евгений, исправляй скорее нашу ошибку.
Выпив рюмку и зажевав жареной килечкой, предварительно оторвав хвост и голову, мастер встал, чтобы откланяться:
- Ну, братцы кролики, мне пора. Дела: наряды, процентовки - знаете ли?
- А, почему кролики? – обиделась Катя, связав слова Александра Сергеевича с известной ассоциацией «Как кролики».
- Ну, бобры, - вспомнив анекдот, усмехнулся мастер.
- А, что бобры? - переспросила Катерина.
- Вон он тебе и объяснит. Я ему недавно анекдот про них рассказывал, - уже на выходе сказал Александр Сергеевич.
 В вагончике, в котором они с Женькой разместились: Александр Сергеевич открыл бутылку пива; включил «Спидолу»; прилёг на топчан и приготовился ждать возвращения стажёра, вернее, купленного за бутылку водки рассказа. Не успел он выпить и половины, как двери слишком уж резко распахнулись, и, стажёр в два прыжка сиганул на верхнюю полку служившей ему кроватью, не удосужившись закрыть за собою дверь.
- Евгений, что такое? Ты побил все рекорды. С такой скоростью занимаются любовью, разве, что, действительно кролики, - попытался пошутить мастер, но, услышав всхлипывания отвернувшегося к стене стажёра, замолчал…
На утро ни стажёра, ни его вещей в вагончике уже не было. 
- Удрал! Удрал мерзавец, - Александр Сергеевич, с досады, хлестко ударил кулаком себе в ладонь.
В обед, встретив Катерину, он оттеснил её в сторонку:
- Катерина, что ты сделала такого, что наш Евгений Дмитриевич смылся, и не просто смылся, а смылся по-английски?
- Да ничего такого, - смущаясь, ответила повариха, - а, чего он.
- Чего он? – переспросил мастер.
- Перемазал меня всю – поросёнок. Когда вы ушли, Александр Сергеевич, ваш протеже совсем сник…

- Женечка. Можно я тебя так буду называть… а, понимаю – субординация, как всё время говорит наш мастер. Но мы же с тобой не на деловой встрече, а на любовном свидании. Я так понимаю?
Стажёр согласно кивнул головой.
- Вот и хорошо… Расслабься. Я же тебя не съем… Иди к мамочке, - Катерина расстегнув бретельку, освободила грудь, соизмеримую с головой стажёра и сосцом, размерами с детскую пустышку.
- Глаза у Евгения расширились, поползли вверх, часто-часто моргая, а сам он попятился назад, не отрывая ошеломленного взгляда от появившейся второй груди, причём один глаз смотрел на одну, второй на другую из близнецов.
– Ваша мама пришла, молочка принесла, - начала любовную игру повариха. – Ну, что ты, маленький, стесняешься, да?
Она взяла за руку потрясенного стажёра и притянула к себе, утопив лицо Евгения по самые уши в своей необъятной груди, гладя по волосам и убаюкивая.
- Вот, какая я дура набитая. Маленький кушать хочет, а я его спать. Кушай, кушай, маленький, а то цыган во сне приснится, -  причитала Катерина, заправляя сосок в стиснутые губы стажёра. – Ну, что ты, маленький, - ням-ням, - зачмокала губами повариха. Евгений послушно задвигал челюстями, - вот так, вот и хорошо… а теперь баиньки. Повариха завалила стажёра на полку, служившую ей кроватью и расширенною по её просьбе трактористами, в виду некоторых неудобств.
- Киска брысь, киска брысь, на дорожку не ложись, а то Женечка пойдёт, споткнётся, упадёт, - продолжала убаюкивать Катя, а потом внезапно. – Хочешь, киску покажу? – и, несмотря, на молчаливый протест стажёра, задрав выше стола ноги, распахнув халат, стянула с себя трусики.
Вместо киски, под миниатюрными, по тем временам, трусиками, словно в засаде, притаилась  здоровенная «кошка»: густой, жёсткий, словно ржавая проволока, клок сросшихся волос, растянувшегося от пуповины до излома толстых ляжек, и ниже, уходившего куда-то за спину.
- Хочешь погладить?.. Ну же, она не кусается, - Катерина взяла ладонь стажёра и положила её на вздыбленный, кучерявый холмик.
Рука Евгения заметно дрожала.
- А теперь воробышек. Где он твой воробышек? Где он спрятался? Сейчас мы его отыщем. Ты не хочешь, чтобы моя киска съела твоего воробышка? Она голодная, очень голодная, но она его не тронет. Катерина, расстегнув ремень, развела в стороны края ширинки. – Вот он красавчик, вот он какой. Ты не хочешь, чтобы тебя моя киска съела, да? – обратилась повариха уже к полу одушевлённому предмету. - Ишь ты, розовенький какой. Значит, не хочешь, чтобы тебя скушали? 
Повариха подвела ладонь под возбуждённый член Евгения, теребя толстыми, короткими пальцами яички, приговаривала:
- Ты не бойся, она с тобой только поиграет…
Вдруг «Воробушек» странно дёрнулся, и… первая струя причудливым  серпантином повисла на рукаве пёстрого халата, вторая, менее сильная растеклась по ладони, склеивая пальцы. Катерина медленно подняла глаза, Евгений зажмурился и захныкал. Липкая оплеуха оставила на его щеке след ярко выраженной пятерни. Подобрав штаны, стажёр скрылся за дверью…
 


Конец.        пятница, 23 мая 2008 г.