Легенда 2

Песнь 2.
Когда земля вдруг выплыла вдали,
Никто, сначала в это не поверил.
Кричали: Нету никакой земли!
А хочет кто – чтоб сплавал и проверил.

Но капитан тут настоял. И все
За дело принялись. Направились в тумане
К далёкой и неведомой земле,
Заочно ставя крест на капитане.

Однако, капитан не промах был,
Покрикивал он стоя у штурвала.
И хоть придурком тем ещё он слыл,
Работала команда, не дремала.

Корабль плыл. За ним плылО дерьмо.
И куча дохлых рыб, сандалии кверху.
Орёт до хрипоты и жрёт вино
Наш капитан, тряся с волосьев перхоть.
Кричит с натугой: « Жизнь – это дерьмо!
Вино – то кайф!» Уж вы ему поверте.

Ему команда верила едва ль.
Один был глух и ни шиша не слышал.
Другой страдал поносом, да и вышел.
А третий – местный дурачёк Бруваль.

Вот тут, в разгар попойки вышел крен.
Все вылезли смотреть – что там за чудо?
А там – земля, стоит какой-то хрен
Раскрашенный и в перьях весь совсем,
Глазищи здоровущие, как блюда.
Он сразу не понравился им всем.

Тут капитан очухался в конец.
Велел отдать  швартовы, бросить якорь,
Крепить концы, брамс-стеньгу закрепить,
Задраить люки, склянки перебить.
Чтоб шлюбки на воду. Всех женщин утопить,
Все вещи – за борт, мачту порубить,
Поймать предателей и бошки открутить.
Всё, что съестное – нА хрен засолить,
Открыть бойницы, а глаза закрыть…
А в общем – на хер всё, продолжим пить!
А заодно, кто знает, может быть
И краснорожий тоже хочет пить?
Узнайте, кто он, можем и налить.

Кто краснорожий-то они узнали быстро;
Глухой едва спросить его успел,
Как краснорожий залихватски свистнул,
Над головою чем-то завертел,
И бросил. Явно в жбан попасть хотел
Глухому. Но ведь тот же не слепой! –
Он очень быстро голову пригнул –
Зубами в борт, посыпались аж искры.
(Бывает так дерябнешся башкой,
Что ходишь целый век потом дурной
И с видом, прямо скажем, неказистым.)
Глухой глаза закрыл и рухнул вниз.
Индейцу, верно, выдали бы приз,
Если б топор попал, куда бросали.

От наглости такой наш капитан
Аж перхоть перестал трясти с волосьев,
И, верно, нарубал бы уж колосьев,
Когда бы не пропил свой ятаган.

Поносник пушку к борту подкатил,
Залил дерьма и выстрелил оттуда.
Индеец так от вони припустил –
Как ноги в заднице остались? Просто чудо!

Так минул день – индеец с топором,
Бруваль с вином, глухой в зубах с бортом,
А капитан с поносником – с дерьмом.
Короче – бабы с пляжу, мы – с песком!

Наутро, без труда на борт вскочив,
Штаны поправив и сверкнув зубами,
Индеец произнёс речетатив.
Мол: « С вами быть хотим, пока, друзьями.

Мол белый брат, пойдём со мной в вигвам,
Мол, познакомлю с Белою Луною –
Жена моя. Покурим трубку мира.
А хочешь – мы косяк забьём с тобою,
Пожрём конины, или хлеба с сыром,
Или жену соседа трахнуть дам.

Короче – плюнули на ссору и пошли.
Корабль сиротливо, на боку,
Остался ожидать на берегу.
Такая доля ждёт все корабли.

В селение вошли – там красных куча.
По случаю устроили салют,
Индейских стрел взвивалась в небо туча,
Индейцы в перьях все, один другого круче,
В ушах серёжки – голубые упадут.

Собрался весь честнОй народ, и нет.
А бабы классные у них и стройные,
Тут капитан и вспомнил про минет,
Но вспомнил он и топоры убойные,
Да и забыл сейчас же про минет.

Напонтыканый, наблатыканый,
Перевёртышами утыканный,
Весь шаманами , напрочь заряженный,
Забультыканый, захренёшеный,
Хаерами, для понту, увешенный,
Вышел вождь и под руки усаженный,
Думать стал. А народ ждал, что скажет он.

А за ним, в весь пуще каждого,
Тенью тёмной навис их шаманище,
Седовласый и злой тараканище.
С выраженьем великого, важного
На лице. А сам сволочь продажная.

Сволочь редкая, но угодливый.
И приятный, хотя и уродливый.
Изъясняется по-научному,
Ставит сети на всех по-паучьему.

Тут вождь поднялся: «Кто вы и зачем,
Приплыли на большущей, на пироге?
Рекомендации какие ваши, чем
Богаты вы. И моете ли ноги,
И зубы чистите ль. Ложася спать?
А нет – так по хрен нам вообще-то,
Ведь кариеса так не избежать.
А вообще, мы рады вам безмерно,
Хоть сдохните вы, суки, вашу мать!»

Такую речь толкнув, он сел опять.
Вперед тогда волшебник ихний вышел.
Сказал: «Я про края иные слышал,
Где каждый ищет денег где занять,
Где каждый крутит левый шышел-мышел,
Все друг у друга ищут, что отнять.
Работы нет, никто её не ищет.
Заботы мало – бабки да кровать,
Чтобы задаром хорошо пожрать,
С книженкою в клозете постонать,
В зубах с цыгаркой, жвачку пожевать,
Кому-нибудь на секель славно дать,
Не утруждая ум духовной пищей.
Ещё другое, многое я слышал.

В краях, мол, ваших зайца не поймать,
А дети ваши план смолЯт безмерно.
Скотину бросив на полях сдыхать,
Все в город баксы бросились сшибать.
Что сифилис, раз плюнуть,  там поймать,
Что жить нельзя там, да и помирать
Там не на что. Не хнаю, врут, наверно,
Мне духи зла. Что можете сказать
Про сю клоаку похоти и скверны?

Наш капитан, поносник и глухой
С Брувалем тут на миг переглянулись,
Поправили трусы и подтянулись.
А капитан грудь выпятил дугой.

-Уж диковина, ну право! –
Подмигнув другим лукаво,
Капитан наш говорит, -
У кого на что стоит!
Знайте, вот что не безделка
Ель в лесу, под ёлкой белка,
На башке гнездятся змеи,
На загривке и на шее,
Перевитой портупеей.
Из зубастой, страшной пасти,
(Не видал такой напасти),
Бивни острые торчат,
А глаза огнём горят,
Лапы жилами увиты,
Мускулисты и сильны,
Многи ими были биты –
Кстьми леса заваленЫ.
Здоровенная, как дом,
Морда красная небрита –
Ужас мага-неофита.
Кто не верит – тот кондом!
Белка самогонку пьёт,
Белка песенки поёт,
На покой лесной плюёт,
Белка «сникерсы» грызёт,
Шоколадки не простые,
Всё скрлупки золотые,
Ядра – чистый изумруд –
Зубы колятся, гниют,
Белка воет, матерится,
Весь чесной народ дивится!
Ей снотворное дают,
И наклавши много пут,
К стоматологу везут.
Там ей челюсть поправляют,
Бриллианы повставляют.
Люди чёрные придут –
Эту белку в попу прут.
Вот, что чудом-то зовут!

Говорит шаман: «Ну право!
Белку дрть – вот так забава!
Из скорлупок льют монету,
Да пускают в ход по свету,
Дяди сыплют изумруд
В кладовые, да под спуд;
Предприимчивые дядьки
Там живут. Да как живут!
Изоб нет, одни палатки
Все торговые вокруг,
Их ларёчками зовут.
Ну, а тех, что белок прут –
Черножопыми зовут.
Что тут дивного? Ну вот!
Белка «сникерсы « грызёт!
Да пусть х*й она сосёт!
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь –
 Всё одно получишь шиш!»

Мысль умная, чего тут говорить,
Тут надо байки сказывать покруче.
Собрал команду капитан до кучи
И думать стали, чтобы учудить.

Все думают. Бруваль вдруг просветлел
Лицом. С надеждой глядя на шамана,
Воскликнул, как давно уже хотел:
«Давайте просто грохнем капитана!»

«Да нет, постойте, - молвил капитан, -
Придумал я, что сказывать им буду.
А ты, Бруваль, херов тебе в карман,
Дурак и падла и тупой баран.
Тебе кидалова такого не забуду!»

И капитан вновь выступил вперёд.
Повёл он свой рассказ, уже второй.
Шаман скривился: «Вновь фигню плетёт.
Вот ведь язык – как помело метёт.
Но и не скажешь, что простак дурной!»

В свете есть иное диво –
Начал капитан игриво –
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Словно чайник свистковой,
Хлынет нА берег пустой,
Разольётся в шумном беге
И очутятся на бреге
С будуна едва скрипя,
Тридцать три богатыря;
Олигархи удалые,
Все горбатые, кривые,
Церебральники седые,
Коматозники хромые,
Эпилептики простые,
Варикозники косые,
Скрюченные и слепые,
Имбицильники немве,
Паралитики глухие,
И уроды пожилые,
Мертвецы, едва живые,
Все равны, как на бегах,
С ними дядька – сын полка
(В больших сапогах, с револьвером в кармане,
Он Из лесу вышел и в море упал…)
Это диво, так уж диво!
Это вам не – писать криво,
Можно молвить справедливо!

Но шаман им говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди Из моря выходят,
И себе дозором бродят.
И звеня свомя мудями
Идут гомики четами.
Дядька впереди идёт
Помидорами трясёт.
С ними Из моря выходит
И попарно их выводит.
Этим нас не удивить –
Голубые, стало быть,
Хотя впору хоронить –
Все слепые и глухие
Мертвецы, едва живые…
То понятно – кто нормальный
С моря вылезет на брег?
То упырь, не человек.
Правду ль бают или лгут,
Дива я не вижу тут.»
Хитрый сволочь, умный плут!

Капитан наш не смутился
Ко своим поворотился,
Подмигнул и говорит:
«Вождь,тут этот «фаворит»
Думает, что на коне.
Ни хрена не верит мне.
Между тем, мы знаем место,
От него мозги, как тесто.
Говорить? Иль эта жуть
В перьях, с кольцами, в раскраске,
Что не верит в наши сказки,
Снова пёрднет что-нибудь?

Вождь поднялся величаво,
(Вкруг столпился ихний люд),
Влево посмотрел, направо
И сказал: « Ну чтож – забава!
Да и в рожу не плюют.
Говори, чего уж, право.»

Капитан кивнул, надулся,
От шамана отвернулся
И снова начал свой рассказ,
В этот день уж в третий раз:

« В Барвихе дуб сидит зелёный,
Златая цепь на дубе том.
И днём и ночью морж ядрёный,
А с ним и слон и кот учёный,
Там и кабан и хрен перчёный,
(С ними золотой орёл небесный,
Чей так светел взор незабываемый)
Всё ходят по цепи кругом.
Идут направо – песнь заводят,
Налево – сказки говорят.
Там депутаты в Думе бродят,
Русалки на ветвях сидят.
Там на неведомых дорожках
Следы неведомых людей;
Там Клинтон Билл на курьих ножках
Стоит с Левинскою своей.
Там лес и дол видений полны,
Там на заре прихлынут  с помпой
На брег песчаный и пустой
Нуворишей златые толпы,
Нахлынут, станут на постой,
И мягкой зеленью шурша
Дажут всем русского леща,
Покажут, где зимуют раки,
Которым в мире всё до сраки…
Что беднота мы – это враки.
Зайдут там русские в кабаки
И не оставят ни шиша.
Там тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
(Тятя, тятя наши сети
Притащили мертвеца,
Ещё живого, подлеца),
И с ними дядька их морской,
Неженатый, холостой
Идёт с расстёгнутой мотнёй;
Там Королёва, мимоходом
Захомутала Игоря.
Там в облаках, перед народом,
На башне, где видна заря
Колдун **** богатыря;
Через леса, через моря
Слепой ведёт поводыря.
В темнице там царевна дрищет,
А серый волк бумажку ищет;
Там кубики «Галина Бланка»
Во всё добавлены давно,
А вкус по прежнему – говно;
У ступы там упала планка –
Идёт, бредёт сама собой
Поссорясь с Бабою Ягой;
Там прокурор совсем нагой.
Там в середине января
От злости стонут егеря –
Двенадцать месяцев, в круг севши,
Подснежник добывают нежный,
И так всё время, каждый днЕще,
Седеют к марту егеря!
Там Старый Свет, дерьмом там пахнет,
Интеллигенция там чахнет;
Там за речкой, за вонючкой
Есть высокая гора,
(Давно снести её пора),
В ней глубокая нора,
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях, между столбов,
Пленник вечных, жутких снов
Спит в нём.
И я там был и жрал и пил.
И видел этот дуб зелёный,
Под ним я жил и хрен перчёный
Свои мне сказки говорил.
Одну я помнил, сказку эту,
Внимая дельному совету
Поведал вам, ведь с вами пил…

И капитан вздохнув глубОко
К команде отступил и боком
Глухова подтолкнул.
Глухой, тот сразу встрепенулся,
Хотел сказать что-то, запнулся.
Часть борта вынул из зубов
И заявил: «Да, он таков,
Наш капитан. По миру вволю,
Спеша изведать злую долю
Он столько погулял.»

Шаман подумал: «Краше зайца
Заставить жрать слоновьи яйца.»

Вождь плюнул и чтоб это прекратить
Он остров им Манхеттен подарил.

Но капитан, чтобы в долгу не быть,
Вождю двадцатку долларов всучил.

Ему индейцы верили едва ль,
Шаман оглох и ни шиша не слышал,
Кого-то пронесло, да он и вышел,
Кто – языка глухих не понимал…

К хреновым дням, добавились и ночи,
И свет звезды, горящей впереди
Померк. Судьба любить не хочет,
Ну и не надо, мать её ети.