Ласковые жернова -23, часть 3

Бичам Страны Советов - благодаря и им жируют нынешние «алигархи».

Лес еловый – как громадная утроба. Сверху лапы смыкаются между стволами в единый кров. Во все стороны, если глядеть, темные стволы сливаются в единую, корявую стену. Под елками зелеными кляксами заячья капуста по игольчатому ковру рассыпалась кое-где, оживляя его тленную поверхность. Ноги по такому ковру и передвигаться не хотят – цепляются то за игольчатую его рвань, то за сухие сучки, валяющиеся вокруг и хрустящие под каблуками сапожков.
Стоит Пеньтюхов среди этого мертвеющего царства и не знает, не ведает – куда двинуть, чтоб выйти на свет Божий. Было б солнце - в одну минуту определить направление движения труда не составит. Но нет его, скрылось в небесах за тучами злыми. В Ершах про компас и карты, конечно, слыхивали и слыхали, но пользоваться ими не умели – по простой причине – на безделушку похожи. А кто же на пустое деньги тратить будет? Надеялись, отправляясь в лес, на солнце, которое всегда укажет направление нужное. А нет его на небе – так Бог поможет. Да и приметы всякие известны – мох с северной стороны деревьев кучнее, а ветки с южной гуще и развесистей.
Но малый еще не знает многого. Кричать – бесполезно. Кому в голову придет такое – искать грибы по чащобам в начале лета. И Пеньтюхова неизвестно какая нелегкая в чащу завела. Кричать – боязно. Вдруг Диконький услышит. Баушка про него столько страхов понарассказала. В такую чащу заведет – не выберешься и косточки белые никто не соберет, не захоронит их по-христиански.
Молчит Пеньтюхов. А ноги сами переставляются. Шаг… Еще шаг… Должен же быть конец леса где-то. Но нет его. Может Диконький и беззвучно уводит его в свои владенья, откуда возврата нет.
Но все равно – настойчиво, шаг за шагом, огибая сучковатые стволы, перелезая через крючкастые валежины – идет Пеньтюхов по глухомани лесной.
В горле пересохло – глоток воды бы. Но сухо кругом. Попробовал капусты заячьей пожевать – челюсти свело от кислятины.
Но сдалась чаща. Просвет мелькнул впереди зайчиком солнечным. Прибавил шагу Петька. Уже и внимания не обращает на то, что спицы-сучки за рукава цепляются, в глаза норовят уколоть, лицо исцарапать. Явственнее и явственнее опушка неведомая просматривается. Уже не по чащобе ломится малец. Трава зеленая сквозь иголки где нигде прорастает. Подсад молодой между соснами и березами толстоствольными, сменившими еловую чащобу, шатерками басурманского лагеря выстраивается – беспорядочно и заторно.
Вот и край леса. Сосна знакомая, у которой велосипед всегда оставляет, когда приезжает на рыбалку.
А дальше – земли обрыв. И внизу Река – тихая, как в утреннем обморочье. Редкие всплески крупной рыбы на плесах будоражат гладь речную, показывая тем, что не плита стальная та гладь, а зыбкая и живая, как плоть, поверхность. Стянул махом Петька с себя куртешку. Рубаху и сапоги на ходу поскидал с себя и под сосну заветную покидал одежонку. Также торопко из штанов выскочил. И вниз по песчаному откосу бежит-летит навстречу воде – свежести и питью. Невелик откос. Но не может добежать Пеньтюхов до воды, чтоб сначала зачерпнуть ее пригоршнями да напиться, а уж потом - сигануть в ее прохладные глубины. Будто держит кто-то сзади резиновым жгутом – чем дальше бежишь, тем сильнее назад тянет. Да так сильно влечет взад, что кажется – оторви ноги от земли и взлетишь обратно на высокий берег, как в фильме, где пленку обратно прокручивают.
Обидно Пеньтюхову до слез: вот оно – спасение и отрада, но не дает какая-то сила нелегкая дорваться до блаженства. Извивается он, пытаясь ухватить помеху. Но пустота кругом. Никто вроде и не держит его, а вырваться из резинового силка не может. Да и сам Пеньтюхов уже не парнишка, а то ли студент, то ли десятиклассник.


Кончается сон. Явь медленно проступает в сумерках октябрьского утра. Странный сон.
«К чему бы такое приснилось?» – думает студент четвертого курса геофака Пеньтюхов, отходя от ночных видений. И через полчаса забывает пригрезившуюся несуразицу…

«К чему тот сон?» – думает молодой специалист – горный инженер-геофизик Пеньтюхов, лежа на верхней полке плацкартного вагона поезда, которым он едет по распределению после окончания института на Север.