Говорящий попугай

Меня всегда радовали откровения мудрецов. Лаконизм их изречений достоин удивления и восхищения. Оттачивать образы, уметь видеть то, что не видят другие, связывать воедино события, находить причину и предполагать следствия - это удел не простых людей. Словно невидимый скульптор трудится вместе с ними, вытачивает из огромной каменной глыбы словесное кружево, которое из века в век несет потом печать создателя.
Мне иногда тоже хотелось написать что-то очень умное, ценное, важное. Я могла часами созерцать чистый лист бумаги, но, увы, на нем ничего не проявлялось.
Я бросила пустое занятие, поняв, наконец, что, поливая пустоту, вырастишь только пустоту. Чтобы что-то выросло, нужно посадить что-то стоящее... а вначале это стоящее нужно родить или создать. Одни утверждали, что мудрецами не рождаются, ими становятся. Другие же твердили, что все как раз наоборот: нужно родиться мудрецом. Кому из них верить, я не знала. Но я любила рассуждать...
  Вот, например, когда встречается препятствие на пути, что делать? Отойти подальше, успокоиться, присесть и подумать? Или сразу искать другой путь? Что лучше: построить лестницу, или обойти препятствие? Ведь если все конечно, то и любое препятствие где-нибудь кончается... А вдруг откроется еще и третий, и четвертый, и десятый путь, ведущий к той же цели?
Как-то, когда я училась в пятом классе, на одном из уроков истории меня осенило, что все, что написано в учебнике, не соответствует истине. Мне захотелось поделиться своим открытием с учителем. Правда, я выбрала, по всей видимости, неподходящее место для этого: стоя возле доски, краснея и заикаясь, я вместо ответа на вопрос попыталась донести смысл открывшегося мне. Но я так и не смогла ничего объяснить. Надо мной смеялись одноклассники, а Марья Петровна грустно качала головой, когда выводила в моем дневнике жирную двойку.
Дома, раскрыв старинную книгу, я прочитала:
“Ничьи глаза нельзя раскрыть насильно”, - я вздохнула и представила, как кто-то пытается раскрыть мне мои глаза, а я только сильнее зажмуриваюсь и брыкаюсь... Наверное, мудрец имел в виду совсем другое. Я набралась терпения и дочитала до конца:
“Как бутон цветка, насильно пересаженный на чересчур яркое солнце, засыхает, вместо того, чтобы распуститься, так и дух человеческий, введенный в более высокий план ранее, чем гармонично развитые силы всего организма сами вызовут и притянут вибрации и частоту волн высшего плана, не дает не только плодов огненного творчества, но идет в искривление”.
Я еще раз прочитала изречение и посмотрела в окно. Может, и я, как тот самый бутон... зачахну скоро от умных изречений, потому что почти ничего не понимаю, но жутко хочу понять. Я услышала смех за окном. Там, на лужайке, бегали мои сверстники, наслаждались теплом весеннего дня и ни о чем не думали. Они были счастливы в своем неведении.
Так отчего же мучаюсь я в тиши и прохладе замкнутого пространства моей комнаты? Кто мне мешает присоединиться к их веселью? И вдруг ответ пришел сам собой: “Я”. Все дело во мне и в моем тщеславии, гордыни, в моем желании стать мудрой. Вроде бы, ничего плохого. Но мне хотелось обрести мудрость не столько для себя, сколько для других. Мне хотелось, чтобы все увидели мое величие, чтоб все стали преклоняться перед моим умом. Чтобы я шла в школу, и всю дорогу меня сопровождал шепот: “Мудрейшая идет... Мудрейшая”.
Я вытерла слезы... Может, учительница истории была права, когда прилюдно на уроке обозвала меня тупицей и посадила на место, объявив, что не изобрели еще оценки, чтоб оценить мой бред? Я не думала, что это так больно, когда над тобой смеются. Именно тогда я стиснула зубы и решила стать мудрой назло всем.
Это теперь я понимаю, что мудрый человек ничего не делает назло. Ему это не нужно. Как не нужно и признание окружающих. Все дело в силе духа и умении видеть суть происходящего. Суета, слава, зависть - все это мышиная возня... Но тогда... тогда меня прилюдно оскорбили, и мне хотелось доказать всем им и себе в первую очередь, что я чего-то стою в этом мире. Я была слишком ранимой, недостаточно умной и неуверенной в себе... И в моей жизни, как мне казалось, все складывалось не так, как хотелось и виделось. Я еще не знала, что нет ничего случайного в нашей жизни, и все происходящее с нами - цепь взаимосвязанных событий, которые приводят нас к искомой цели.
А тогда я сидела и читала, что говорили мудрецы. Красивые слова, полезные... Но никто из них не мог посоветовать мне, как доказать Марье Петровне и всему классу, что никакая я не тупица. Я листала страницы книги и думала о том, что когда-нибудь все изменится... Я мысленно обращалась к мудрецам, жившим когда-то на нашей грешной земле, просила у них помощи, а потом мне надоело изводить себя. Да и как мудрецы могли ответить мне? Нужно было самой что-то сделать. Поэтому на следующий день я вновь стояла у доски, причем вызвалась добровольно.
Я учила, добросовестно зубрила, как правили великие князья. Но что я могу поделать, если я не согласна с тем, как они управляли народом... Я не знаю, что произошло со мной, но вдруг я опять стала говорить о том, что в учебнике все неверно изложено, что факты искажены... А что было на самом деле, я не успела рассказать, потому что мои рассуждения привели в бешенство Марью Петровну.
Она оставила меня после уроков и велела читать параграф вслух. Я вздохнула и забубнила... то, что очень радовало мою учительницу. Она кивала головой и размахивала рукой. Через пять минут мне надоело читать то, что я могла уже рассказать почти наизусть. Я отодвинула учебник и вздохнула:
- Марья Петровна, а вы верите, что так оно и было?
Мой вопрос застал ее врасплох.
- А как же? - спросила она.
- Но ведь автор учебника не жил в те времена...
- Он изучал источники...
- Какие?
- Ну, не знаю... Есть труды... летописи, археологические раскопки...
- Вот мы с вами сидим здесь, беседуем. Никого рядом нет... Кто сможет рассказать о событиях, произошедших здесь после уроков? Только вы и я... Но я могу исказить факты или описать все так, как будет выгодно мне. А вы, со своей стороны, захотите приукрасить что-то или умолчать о чем-то. Или существует третий вариант: мы с вами не захотим никому рассказывать о нашей беседе. Тогда появятся домыслы других учеников... Факт остался - наша беседа после уроков. А содержание и форма могут быть искажены... Так и в истории. Факт - раздробленность Руси на отдельные княжества... Но все остальное... - я встала и вызывающе посмотрела на учительницу.
- Я тебя поняла, - грустно проговорила Марья Петровна. - Ни ты, ни я не можем утверждать с гарантией в сто процентов, что было, а чего не было на самом деле. Но другого источника познания у нас нет. Только книги, исследования, археологические находки, летописи, какие-то обрывки записей... Домыслы ученых... Учебник ваш примитивен, согласна. Но, исходя из фактов, выстраивается цепь взаимосвязанных событий... Мы почти ничего не знаем о правлении фараонов, но захоронения фараонов - факт. Пирамиды-то стоят! Предметы, найденные рядом с захоронениями говорят о многом, а о еще большем молчат. Но что делать, Сурикова? Это жизнь... Ты в школе. А у нас - программа... У меня и без твоих рассуждений голова кругом идет... - она отвернулась.
Я молча убрала учебник в рюкзак и направилась к двери.
- Сурикова, подожди...
Я остановилась. 
- Сурикова, - повторила Марья Петровна и подошла ко мне, - скажи честно, что заставило тебя не поверить учебнику?
Я пожала плечами.
- Мне показалось, что мудрецы, жившие еще до нашей эры, знали что-то, чего не знаем мы, - туманно ответила я.
В глазах Марьи Петровны застыло удивление.
- Ладно, Сурикова, иди, - она открыла передо мной дверь.
Мне было странно видеть нашу учительницу растерянной. Хотя именно это качество проявило в ней нормального человека. Я стояла у порога в замешательстве, будто от того, переступлю я его или нет, будет зависеть будущее всего человечества.
Моя опущенная голова привлекла внимание Марьи Петровны. Она погладила на ней торчащие в разные стороны волосы и улыбнулась, чем испугала меня еще больше. Оказывается, она может улыбаться и быть доброй. Я подняла на нее глаза, полные слез.
- Ну-ну, Наташенька, - произнесла она, - успокойся.
- Вы, вы... - я стала заикаться...
- Что? Сурикова! - испуганно прокричала Марья Петровна и встряхнула меня за плечи.
- Вы тоже человек, - пробормотала я.
- Боже! - улыбнулась она. - И откуда ты такая взялась, Сурикова?
- Я ваша ученица, - напомнила я.
Мне показалось, что она тоже увидела во мне человека. Мы, как два заблудившихся на необитаемом острове путешественника, вдруг обнаружили, что не одиноки в этом мире и встреча с себе подобным пробудила в наших душах странные чувства. Я сделала открытие, что Марья Петровна, оказывается, умеет не только орать, требовать от нас послушания и прилежания, знания дат и исторических фактов, она - человек, которого я совсем не знала и не пыталась узнать. Да и зачем мне было нужно узнавать Марью Петровну, которая требовала от меня быть как все...
- Вам никогда не хотелось увидеть все своими глазами, что там было и как, - тихо произнесла я и сделала неопределенный взмах рукой.
Марья Петровна заинтересованно взглянула на меня.
- А впрочем, не надо, потому что вас тоже будут считать чумной и странной, потому что все, все совсем не так, - вздохнула я и переступила порог.
Я не видела лица Марьи Петровны, но знала, что она с тоской смотрит мне вслед. Дверь заскрипела, но я не стала оборачиваться на ее призыв. Это не ко мне она обращается, а к той, что осталась по ту сторону черты. Порог, который надо переступить... Сколько страха вызывает он у человека!
Неизвестность пугает... Об этом многие рассуждают, но как только дело доходит до действий, все рассуждения становятся пустым звуком.
Говорят, что любой шаг надо делать с радостью. Ликования я тогда не испытывала, это точно. Да и откуда было ему взяться? Мы не знаем до конца, на что способны. Только поступки смогут ответить за нас. Не маска радости и скрытый страх, не бравада с трясущимися коленками и барабанной дробью зубов, а естественное и спокойное действие и желание узнать, как оно, это действие, повлияет на твою же жизнь. 
Потому что мы - свободный выбор, как утверждают мудрецы. Мы - радость, мы - Любовь, мы - узнавание, мы - всё, что есть. И всё, что есть - это мы. Это не просто красивые слова. Это, по их убеждению, истина, лежащая на поверхности.
Заученные откровения мудрецов плавно втекали в мою голову в моей собственной интерпретации. И мне уже казалось, что это мои мысли. Я даже расправила плечи. Но были ли эти мысли признаком мудрости, я не знала. И не могла сказать, что буду делать с ними.
Но, тем не менее, я шла по коридору с гордо поднятой головой, переполненная умными откровениями. В какой-то момент мне показалось, что я слишком долго иду и почему-то не вижу выхода. Где же другая дверь, ведущая на улицу? Это невероятно, но я заблудилась в собственной школе. Растерянность вернула мою голову в нормальное положение. А вся мудрость испарилась куда-то.
Бесконечно длинный коридор заканчивался окном. Я подошла к нему и ахнула, потому что увидела во дворе всадников в странных одеждах. В чем заключалась эта странность? Я бы сказала так: на них были маскарадные костюмы... Возможно, так одевались в тринадцатом веке. Почему “возможно”? Потому что я не знала истории костюма и не жила в то время...
Я подумала, что руководитель драмкружка решил устроить костюмированное представление... и во дворе - репетиция... Я засмотрелась на всадников... И только чуть позже до меня дошло, что они староваты для школьников, даже если их и загримировали. Потом я решила, что у руководителя драмкружка обширные связи. Возможно, он пригласил артистов со стороны: из цирка или театра, а мог и из ближайшего колхоза. Он человек непредсказуемый...
Но мне сейчас не было никакого дела до него. Мне нужен был выход. Я хотела попасть домой, поэтому и побежала к той самой двери, за которой осталась Марья Петровна...
Дверь была закрыта. От страха я забарабанила в нее кулаком. Мне показалось, что кто-то тихонечко подошел к ней с другой стороны и даже посмотрел на меня в замочную скважину.
- Марья Петровна, откройте! - заорала я и стукнула в дверь ногой.
- Боже! - услышала я. - Что еще стряслось?
Голос Марьи Петровны слышался почему-то не из-за закрытой двери, а у меня из-за спины. Я резко повернулась и увидела ее возле стены с авоськами в руках.
- Кто закрыл класс? - строго спросила я.
- Не знаю, - пожала плечами Марья Петровна.
- Но там кто-то есть...
- Может, нянечка, - предположила Марья Петровна.
- Может, - согласилась я, хотя и подумала, что нянечка не должна прятаться в классе, она убираться должна...
- Вы домой? - поинтересовалась я.
- Хотелось бы, - вздохнула моя учительница и  прошептала. - Ты не заметила ничего странного?
- Заметила. Еще как заметила, Марья Петровна. Двери на улицу не оказалось там, где она была... А за окном, во дворе - всадники...
- Понятно, - проговорила Марья Петровна и покачала головой.
- Вы мне не верите? - возмутилась я. - Да я и вернулась только поэтому. Мы с вами вышли не туда... Из класса - прыг! - и прямо сюда...
- Куда, Сурикова?
- А я почем знаю? Сюда...
- А куда еще можно выйти из класса через дверь?
- Это вы меня спрашиваете?
- А кого же еще? Да что с тобой, Сурикова?
- Со мной-то ничего... А вот с коридором... Это не наш школьный коридор, - прошептала я.
- Боже! Пошли посмотрим на твоих всадников, - предложила Марья Петровна.
- Давайте я помогу вам. Сумки-то тяжелые...
- Спасибо, Сурикова, - проговорила она и протянула мне одну авоську.
С Марьей Петровной мне было совсем не страшно. Мы подошли к окну.
- Наверное, плотники перепланировку сделали. Директор же говорил, что центральным выходом надо пользоваться... Вот и замуровали пока одну дверь и сделали из нее окно, пока мы с тобой занимались после уроков... - нашла объяснение Марья Петровна.
- Вы так думаете? - сомнение в моем голосе не смутило ее. - А куда тогда делась пожарная лестница? Второй этаж ведь...
- Снесли, - уверенно заявила она.
Здравая мысль, что невозможно все так быстро переделать, затерялась где-то среди других мыслей.
- И где твои всадники? - учительница выглянула в окно.
Там никого не было.
- Ну? - от меня ждали объяснений.
- Не знаю.
- Фантазерка ты, Сурикова...
- Нет. Следы! Смотрите! На земле следы от лошадей остались!
Марья Петровна задумчиво смотрела в окно. Послышался топот. И несколько молодых людей верхом на лошадях ворвались во двор...
- Безобразие! Это школа, а не ипподром, - она открыла окно и крикнула. - Эй! Это что за безобразие?
Молодые люди с любопытством посмотрели на нас. Они перестали скакать. Слезли с лошадей и смиренно склонили головы.
Это смутило Марью Петровну гораздо больше, чем их скачки по двору.
- Кто вы такие? - строго спросила Марья Петровна.
Ее вопрос заставил их смутиться.
- У нас вольная есть. Мы не беглые. Наемные мы... Князю прислуживаем, дозор несем, охраняем его угодья... Нас князь послал узнать, кто вы такие? Земля эта ничья была, пограничная... и вдруг... Вчера не было замка, а сегодня - белокаменный стоит... Двор диковинным частоколом огорожен. Мастера у вас отменные... Князь хотел бы купить у вас кузнеца и каменщика, что сложили столь чудный... - он не договорил...
- Что ты мелешь? Из какой ты школы?
- Вольные мы... Служим у князя, - начал снова объяснять молодой человек.
- Ну, хватит... Цирк устроили! Где лошадей взяли? Кто отвечать будет за испорченный газон и клумбу? Весь двор вздыбили! Следов-то сколько!
- Простите великодушно... Мы не все понимаем в ваших мудреных речах... На конюшне князя лошадей взяли... А двор не мы вздыбили... Здесь служивые соседа вашего до нас были. Их следы... А дорожки каменные чудные у вас... Кто мастерил? Откуда мастера?
- Из ЖЭКа, - не думая, выпалила Марья Петровна.
- Издалека, не иначе, - проговорил парень. - Мы не слышали о таком поселении...
Я увидела растерянность на лице Марьи Петровны и тихо прошептала:
- А если они не шутят? Если мы попали в другое измерение?
- Ага. Вместе со школой прыгнули, - ехидно возразила Марья Петровна.
- А почему вы думаете, что это школа? Они же говорят, что это замок...
- Для них, может, и замок, а для нас - школа. Пошли, Сурикова, посмотрим на них поближе.
- Как?
- Во двор выйдем, Сурикова, во двор.
Марья Петровна хотела оставить свои авоськи на подоконнике и стала уже пристраивать их поудобнее, чтоб не свалились.
- Что у вас в сумках?
- Продукты.
- Давайте возьмем с собой, - предложила я.
- Зачем?
- А что если мы и вправду в другом измерении? Кто нас кормить будет здесь?
- Сурикова!
- Это я к слову. Продукты ваши. Как хотите.
- Ладно. Бери сумки. Пошли.
Я покорно взяла авоськи и поплелась за Марьей Петровной. Она уверенно шла впереди, выпятив грудь. Мы подошли к стеклянной двери, за которой был еще один коридор. Затем спустились вниз по мраморной лестнице. Я хотела спросить про мастеров, которые успели за одну переменку мрамором все выложить, но промолчала.
Мы очутились в огромном зале, стены которого были расписаны. Такие фрески я видела только в древних храмах или замках. Окна-арки цветными узорами подмигивали нам. Удивительные скамьи стояли вдоль стен. Огромная железная дверь с засовом притянула наши взгляды. Марья Петровна вздохнула и отодвинула засов. В раскрытую дверь заглянуло солнце. Белокаменное крыльцо причудливой формы напугало нас. Я не хотела выходить из своей крепости в неизвестность.
- Стой там, - приказала Марья Петровна и спокойно спустилась во двор.
Она молча рассматривала здание.
- Два этажа видно хорошо, а третий почему-то в тумане. Может, с погодой что произошло? Крыльцо другое, первый этаж чудной какой-то... Арочки, резьба, прибамбасы всякие... Окна ты уже видела... по всему этажу такие... И решетки на них... Будто половину школы срезали и заменили, а верхушку оставили... Странно...
Она не обращала внимания на вольных служивых какого-то соседского князя.
- Забор и двор наши... Спортивная площадка и сад - тоже... Людей только нет... Наших нет... И домов в округе - никаких... Поля, леса... Сурикова, что все это значит?
Я не видела того, что видела Марья Петровна и ответить на ее вопрос не могла.
- Иди сюда, посмотри, - предложила она.
Я вышла и ахнула.
- Классно! Модерн. Клевая школа... Эй, артисты, - крикнула я. - Передайте своему господину, что мы не задержимся здесь, что мы шлем ему наше почтение и пожелание здравия... Пусть его богатство растет, урожай хороший будет, чтоб жена и дети радовали его, а солнце мирно светило над его угодьями. Пусть счастье и мир, радость и любовь сопутствуют ему...
- Ты мудрец-пророк? - спросил один из всадников.
- Нет, я певец мудрости, - ляпнула я.
- Сурикова! - строго проговорила Марья Петровна.
- А что? Мы же не желаем им зла. И нам агрессия с их стороны не нужна.
- Не беспокойтесь об испорченном цветнике и дворе... Идите с миром... - улыбнулась Марья Петровна.
- А с мастерами как? - спросил белокурый всадник с глубоким шрамом на щеке.
- Здесь сложнее... Нет его сейчас здесь, - попыталась я объяснить ситуацию.
- Князь пошлет за ним своих людей. Куда скакать надобно? - допытывался всадник, получивший шрам в бою или за свое любопытство, не иначе.
- Далеко, - уклончиво ответила я.
- У князя хорошие кони... - сообщил нам самый разговорчивый из вольнонаемных “нашего соседа”.
- Сурикова, пошли отсюда... Нам надо на третий этаж... - Марья Петровна потянула меня за руку.
- Умер он, нету его... - ляпнула я.
Всадники скорбно склонили головы.
- До свидания... - проговорила я.
- Мы передадим князю твои слова ... - он слегка замялся, - юная госпожа... - молодой всадник улыбался.
Они вскочили на лошадей, а Марья Петровна побежала к двери “нашего замка”.
- Сурикова!
Я не хотела оставаться здесь, поэтому Марья Петровна могла бы и не кричать. Я и так наступала ей на пятки и пыхтела под тяжестью ее авосек.
Мы вбежали в фойе, затем отыскали лестницу и поднялись на третий этаж. В учительской сидели наши учителя, мирно проверяли тетради, что-то обсуждали, возмущались и смеялись, как обычно.
Марья Петровна закрыла дверь и перекрестилась. Затем мы стали открывать все двери подряд. В одном из классов мы обнаружили группу продленного дня. Молодая учительница недоуменно уставилась на Марью Петровну. Ученики, делавшие уроки, стали подниматься, чтоб поприветствовать “гостью”.
- Сидите-сидите. Занимайтесь, - ласково проговорила Марья Петровна и закрыла дверь. - Они ничего не знают, - сообщила она и потащила меня к кабинету директора.
- Сурикова, я давно хотела спросить про твоих предков...
- Нет...
- Что “нет”?
- Это значит, что мои предки не из рода знаменитого художника. Просто однофамильцы. Хотя дед и говорил, что это его двоюродный брат. Но, я думаю, что он это придумал, чтоб уважали больше. А зачем нам директор? - спросила я, когда мы замерли возле двери его кабинета.
- Он мужчина, - заявила Марья Петровна.
Я не поняла, что она имела в виду, констатируя очевидное. Может, она считала, что мужчины умнее и сильнее? Но я бы не сказала этого про нашего директора.
- Ох, - вздохнула Марья Петровна и постучала в дверь.
- Войдите, - услышали мы голос Вадима Николаевича.
Марья Петровна подтолкнула меня.
- Здрасте, - пролепетала я.
- Вадим Николаевич, - проговорила Марья Петровна и всхлипнула.
- Что стряслось? - директор сурово посмотрел на меня и подлетел к Марье Петровне.
Видно, он решил, что это я довела Марью Петровну до такого состояния.
- Там, там... - Марья Петровна показала на окно...
- Что?
Я решила вмешаться.
- Вадим Николаевич, на первом этаже мы увидели древние фрески и крыльцо у школы другое, а во дворе были всадники времен правления князей... Это где-то век двенадцатый, если это прошлое... Или в наше время в другом измерении исторические события другие...
Марья Петровна кивала головой...
- Вы издеваетесь или... - директор не договорил.
- Пойдемте с нами... - предложила я.
- Нет, Сурикова, ты будешь сидеть здесь с сумками Марьи Петровны. Мы сами все осмотрим, - решил он и взял мою учительницу истории под руку. - Успокойтесь. Возможно, вы просто переутомились... - ласково проговорил Вадим Николаевич.
- Хотелось бы верить, что это так. Уж лучше бы все это мне привиделось, нежели на самом деле случилось нечто, чего я объяснить не могу.
- Сейчас все посмотрим, - директор вывел Марью Петровну за дверь.
Я осталась одна. За окном была спортивная площадка. Ничего странного. Правда, за забором почему-то начинался лес. Не просто лес, а дремучий лес. А ведь там должны стоять дома... А из другого окна был виден наш школьный сад, а за ним - луг, а вдалеке - поля... и что-то напоминающее поселение. Не было слышно гула машин, летающих самолетов. Не гремела музыка, не кричали дети под окнами, не ругались подростки, не выгуливали своих собачек старушки. Все они остались где-то там... А мы - здесь.
Но, может быть, все это иллюзия... Или еще лучше: я уснула на уроке истории, и все это мне снится. Я рассмеялась, потому что представила лицо Марьи Петровны, которая пытается в очередной раз донести что-то ученикам, а нерадивая Сурикова, получив неуд, уснула... прямо за партой. Я отошла от окна и стала рассуждать, чтобы это все значило? Но я так ничего и не придумала. “Раз это сон, может, мне взять что-нибудь из сумки Марьи Петровны и перекусить, потому что...” Но я не успела даже додумать, потому что в дверь ввалился бледный директор и бодрая, полная энергии Марья Петровна.
- Ну что? - спросила я.
- Полный порядок, - заявила Марья Петровна.
- Тогда я пойду домой, - проговорила я.
- Некуда идти, Сурикова... На первом этаже мы нашли дверь в подвал, а там - склад продуктовый... Бочки с вином, соленья, варенья... копчености... крупы, мука... Изобилие! Нам такого и не снилось, Сурикова... и все - бесплатно... на годы хватит... О таком мечтать только можно...
- Вы что? Жить здесь собираетесь? - удивилась я.
- А ты нет?
- Я домой пойду...
- Как? - спросила Марья Петровна.
- Пока не знаю. А может, мы все спим, и это нам снится?
- Тогда просыпайся, Сурикова! - приказала Марья Петровна и встряхнула меня за плечи для убедительности.
- Не получается... - призналась я.
- Тогда это не сон... - сделал вывод директор. - Надо собрать всех и объявить о ЧП.
- Собирайте, а я подумаю, - заявила я. - Марья Петровна, нам надо вернуться в тот класс, откуда все началось... Вадим Николаевич, у вас есть запасные ключи от кабинета двадцать один?
- Есть. В столе посмотри... - проговорил он.
Марья Петровна кинулась к столу и через минуту победно провозгласила:
- Есть!
- Ваши авоськи надо забрать... Для чистоты эксперимента... - уточнила я.
Свой рюкзак я водрузила на плечи, подхватила одну из сумок учительницы и замерла в ожидании команды, как спортсмен перед стартом. Команды не последовало. Марья Петровна устало вздохнула и поплелась к двери.
- А сумку?
- А-а-а, - протянула она, - возьми ее, Сурикова.
Я хотела возразить, сказать, что я не вьючный мул, но вместо этого покорно взяла и вторую авоську Марьи Петровны и медленно пошла за ней. Перед дверью двадцать первого кабинета Марья Петровна перекрестилась, вставила ключ в замок и замерла.
- Ну? - прошептала я.
- Чего? - так же шепотом спросила она.
- Открывайте... Ключ... Поверните же его...
Она еще раз перекрестилась и открыла дверь.
- Постой, - проговорила Марья Петровна, - дай сюда мои сумки. Я с ними выходила. Вдруг это важно?
Она ввалилась в класс и закричала:
- Сурикова!
- Что? - я вбежала вслед за ней.
- Смотри, - показала она пальцем на окно, как на диковинный экран.
- Что?
- Не знаю... Дома вокруг видишь? Люди есть?
Я подбежала к окну и закричала:
- Есть!
Марья Петровна опять перекрестилась.
- Но только...
- Сурикова, не смей говорить мне, что мы опять оказались где-то не там...
- Нет...
- Что нет, Сурикова?
- Там...
- Слава Богу!
- Цветник-то не испорчен. Надо же! И что теперь, Марья Петровна? Директор сейчас соберет всех и напугает...
В дверь постучали.
- Войдите, - ласково проговорила моя учительница.
В кабинет вбежал улыбающийся директор и воскликнул:
- Вернулись!
- Пойдемте посмотрим, - предложила Марья Петровна.
Мы вышли в до боли родной, обшарпанный коридор... Фойе, раздевалка, выход... Все, как прежде. На улице директор и Марья Петровна бегали вокруг школы и ликовали. А я подумала: “Как мало человеку надо для счастья”.
Второгодник Петров сидел на лавочке и удивленно смотрел на директора и историчку.
- Петров! - окликнула его Марья Петровна. - Ты давно здесь сидишь?
- Не знаю.
- Ничего странного не заметил?
- Заметил... Полшколы в туман ушло, а потом вынырнуло... Я глаза протер даже...
- И долго туман этот был?
- Да нет... Я пару глотков сделал... Туман и исчез. Я подумал, что у меня со зрением что-то...
- А что пил? - строго спросил директор.
- Минералку. Васька оставил... Во! - он показал бутылку.
- Дай сюда, - проговорил директор.
- Жарко. Хотите? - Петров великодушно протянул бутылку.
Вадим Николаевич открыл ее и понюхал.
- Минералка. Точно. Можешь пить, - разрешил директор.
“Плевать я хотел на твое разрешение”, - прочитала я в глазах Петрова.
Директор и Марья Петровна побежали дальше, а Петров покрутил пальцем возле виска.
- Сурикова! - опомнилась моя учительница истории. - Я тебе вечером позвоню.
Я пожала плечами и пошла по тропинке, не оборачиваясь.
Дома отец недовольно пробурчал:
- Где тебя носило? Я уже устал ждать.
- Зачем? - вырвалось у меня.
- Что “зачем”? - удивился отец.
И тут я вспомнила, как вчера умоляла отца пойти со мной в исторический музей. Но после сегодняшних событий мне было не до развлечений.
- Прости, па. Я двойку по истории получила...
Моя искренность и бесконечная тоска в глазах напугали его. Он предложил мне поесть, а я, мотнув головой, ушла к себе в комнату и прилегла на диван.
Я поняла тщетность своих усилий. Знать мудрые высказывания  и “выдавать” их при случае вовсе не значит быть мудрой. Мудрость заключается в чем-то другом. Только вот в чем?
Я вытерла слезы. А может, мне и не надо быть Конфуцием или Пифагором, может, гораздо важней, чтоб я осталась Суриковой?
За окном застучали капли дождя, а потом плавно перешли в мелодию ливня. Он пел мне колыбельную, рассказывал о своей тяжелой жизни, о своих обязанностях... И все лил и лил на землю свои слезы, от которых оживало все вокруг. Подул ветер, нарушил его одиночество, и монотонный гул исчез. 
Я закрыла глаза. Мне хотелось просто насладиться тишиной. Но, как назло, зазвонил телефон. Я взяла трубку и услышала взволнованный голос Марьи Петровны:
- Сурикова?
- Да.
У меня в клетке говорящий попугай, - дрожащим голосом сообщила она.
Я молчала. Какое мне дело до ее попугая, хоть и говорящего?
- Сурикова, ты не поняла. У меня никогда раньше не было попугая...

2002 г.