Одесса, которую мы потеряли

               ОДЕССА, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ. ЛАМЕНТАЦИИ СОРОКАЛЕТНЕГО.


        Благожелатель мой!

        Это мы придали одухотворенность серому пространству городских скверов и улиц своим присутствием.

Нашими жизнями, взятыми в плен бастионами стен и зданий, что закрывают перспективу горизонта, там, где восходы и закаты солнца.

Мне хочется в это верить!

Мы наполнили загазованный одесский воздух изящным томлением артистических натур по смутно угадываемому идеалу…

Мы и сейчас ходим одними с тобой улицами и пользуемся теми же трамваями.

И если тебя посетят беспричинная тоска или одиночество в людской толпе, как знать, может быть, это следствием нашего былого пребывания в том самом месте, где сейчас невесело тебе.

Морвокзал.

Это здесь совершил Карабан свой бессмысленный подвиг.

Мы стояли у дальнего причала, где есть доступ к морю, и мутные пятна на водяной глади отсвечивали ядовитыми бликами.

Легкий хмель примерял с действительностью, которая теперь не казалась вынужденной и необходимой.

Мы оставили у ненасытных рестораторов по полновесной студенческой стипендии ради сомнительного удовольствия пожить полчаса в комфорте со скидкой на отечественное обслуживание.

Море, как ему и положено, наводило на размышления о вечном и суетном.

Ленивая волна, подтачивая камень, вызывала непочтительное отношение к устоявшемуся миропорядку. « Его нужно запретить, это несанкционированное движение волн, неупорядоченную стихию, подрывающую авторитет власти!» - понесло Карабана, и нам стало неловко за своего сотоварища, более подвластного воздействию сухого болгарского рислинга.

Мы были наслышаны о стукачах в нашей среде, провоцирующих подобные разговоры, и не спешили откликнуться…

- Слабо тебе, Вовка, сейчас искупаться здесь, чтобы остыть немного? – неожиданно полюбопытствовала Она, его Виктория, которая, в общем-то, была не нашей и училась в другом институте.

Пошутила тогда опрометчиво, потому что вместо ответа ее суженый принялся сбрасывать верхнюю одежонку, излишне серьезно подойдя к легкомысленному совету.
- Перестань, я просто так сказала, не подумав,- заволновалась молодая женщина, предчувствуя неладное.

Между тем, Володька продолжал разоблачаться, и мы почувствовали, что скандала избежать не удастся.
- Уймись,- стали просить и мы.
- Ты выдержал характер и доказал, что способен на стоящее дело.
- Не разменивайся на мелочи, ведь нам ни к чему неприятности с милицией.
- Ты знаешь, из университета могут выгнать, а нам бы завершить учебу!

Но он уже стоял у водной кромки, приноравливаясь к прыжку, прикидывал предстоящее движение.
- Уймись, идиот полоумный! – завопила разъяренная Вика! – Не смей ставить нас в глупое положение! Если ты прыгнешь с грязного причала, я не выйду за тебя замуж и уйду к Витьке! И ты никогда со мной не будешь, клянусь при всех в этом!
- Она говорит правду и так и поступит, я знаю их, женщин,- предупредил Жека.

И на мгновение, показалось, Карабан прислушался к нашим доводам, но затем сдался первоначальному порыву.
- Понимаете, - он виновато всем улыбнулся.- Это сильнее меня, да к тому же, не переиграешь теперь, ведь разделся.
- Ах, как широко все и очень по-русски! – съязвила Виктория, прежде чем повернуться от нас и уйти по лестнице, не дожидаясь развязки.

А потом он плавал возле причала  и все не мог ухватиться за скользкий и поросший тиной деревянный настил, чтобы вылезти обратно, а собравшиеся вокруг зеваки сочувственно подбадривали нас советами.

Мы выстроились в цепочку, полагаясь на крепость рук, и пришли на помощь своему незадачливому герою.

Сидя в отделении водной милиции, мы вяло и безучастно наблюдали, как боролся с дружинниками полуголый Карабан, и понимали, что это его конец.
- Мусора поганые,- кричал он на всю комнату, явно подражая кому-то из ниспровергателей основ. – Жизнь мою, волки позорные, испоганили!

Мы следили за его беснованием, и нам  не было жаль Карабана: в конце концов, он сам выбрал подобный образ общения с любезными в общем-то дружинниками.
Он не признавал компромиссов с действительностью и сейчас уверенно выторговывал у судьбы шанс пострадать от власти, тогда как мы в то время к правдоискательству относились скептически и были озабочены тем, чтобы гнев служителей порядка не обернулся и против нас, карабановых знакомцев.

Мы стояли у знаменитого люка на Приморском, от которого можно узреть причинное место памятника основателю города, когда нас отпустили, задержав одного Карабана, и переживали свое малодушие за то, что у нас не хватило духа вот так же отчаянно, как Карабан, разбегаться и биться о стенку головой, кричать вконец затравленным зверем:
- Повязали, гады, со всех сторон, обступили!

Мы закончили свои университеты и получили советские дипломы, чего не захотел сделать Володька.

Мы обзавелись семьями и вырастили своих детей, которые сейчас бродят теми же улицами и переулками.

Виктория стала важной дамой и успешно продолжает карьеру.

А Карабана вообще нет в Одессе, и где-то в России он работает простым электриком.

Знакомые места – это пространство, заселенное нашими образами и воспоминаниями, отблесками и бликами памяти.

На подворье новые времена, но отравленные годами застоя, мы не способны воспользоваться открывающимися возможностями.

В газетном объявлении я прочитал о найме на перспективную работу, где возрастное ограничение не давало возможности испытать силы.
«Тогда – «они», нынче – годы»,- подумалось мне.

А потом, поразмыслив, я согласился с нанимателем.

В принципе, они правы, и коммунизм, прокатившийся по нашим судьбам, продолжает мстить преждевременной ненужностью.

                08.04.1998.