Пасха

И увидел я новое небо и новую землю, ибо
прежнее небо и прежняя земля миновали,
и моря уже нет.  И я, Иоанн, увидел святый
город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с
неба, приготовленный как невеста,
украшенная для мужа своего.

ОТКРОВЕНИЕ ИОАННА БОГОСЛОВА
(АПОКАЛИПСИС)

Тим-тили-тили-Бом, тили-тили-Бом, Бом-Тили-тили-Бом.
Колокольный звон плыл в апрельском, черном от ночи неба,  пробуждая только-что заснувших жильцов дома напротив, заставляя искать на циферблате и ласково поминать праздник святой Пасхи.
Было хорошо и спокойно. Великий пост закончился и душа, вчера еще вся такая напряженная, бдящая, душа угомонилась и растянулась. А с ней и тело.
Я правильно, по всем канонам, длинно приложился к кожаному бурдюку с кагором. Пряное вино наполнило радостью пищевод, булькнуло ниже.
Ночь была именно такой. Не душной, не глянцевой и не навязчивой, а тихой, влажной, готовой принять в себя и почерпнуть твое настроение.
Я вспомнил - именно такими ночами, возвращаешься обычно в отель с экскурсии, полный запахами и впечатлениями Каира или Вечного града Иерусалима.
  - Будешь кагор? – спросил я у жены и та, посмотрев надо мной, на тусклые купола ответила: - Не могу возле церкви, давай отойдем.
Перекрестившись у ворот, мы вышли в тень забора и там уже нашли тихое место, где чистили, в мой правый карман, и ели пасхальное яйцо, пили праздничный кагор, запрокидывая испанский бурдюк и православные головы, и жили.
Наконец, Яша поправил подпругу на моей лошади, я улыбнулся и вдев усталую ногу в стремя, закинул тело в седло, приспособился. Яша помог моей жене и та вскарабкалась за меня, прижалась всем телом, дохнуло щекотя в ухо.
Яша летуче оседлал вторую лошадь, натянул поводья и я увидел, что вокруг нас много людей, все праздничные и красивые, добрые и чистые, с куличами и разноцветными яйцами в плетеных корзинах, и молодцы  частью в седле, а отцы семейств подгоняют к церкви скрипучие подводы. Вот пробежала рядом совсем крохотная девочка, в синем платье, и ее поймал молодой, бородатый отец, обнял, вбросил в небо и снова прижал к себе.
- Христос Воскресе. – звучало везде и целовались щеки.
- Пасха началась. -  чувствуя накатывающую волну тепла внутри проговорил я.
- Готовы? – спросил Яша. – Тогда давайте тронемся. Путь неблизкий.
Я пропустил его вперед и толкнул свою лошадь, с красивой, заплетенной красной лентой, гривой, шагом за его монотонно закачавшейся яшкиной спиной.
Мы ехали молчаливым рассветным лесом с замерзшими в военном строе сказочными соснами. Я закрыл глаза и только слышал конское далекое постукивание.
Воздух был чистым и прозрачным, и его можно было пить, и причащаться. 
Русь Православная. Я так стремился к тебе. Шел к твоим истокам, к твоим песням, к твоей радости и к твоей легенде. Ты никогда не была такой, как сейчас. И казни, и доносов, и подлости хватало тебе, я знаю это. Но была ты и такая. С высоким небом, с тонкими ситцами березок, с бубенцами и поющими косами, со зноем июльского полдня и скрипом морозного снега. Ты всегда была такой и никогда тебя не было. Со мной рядом вставали люди. Я слышал их глубокое дыхание. Они мои прадеды и мои правнуки. Они тоже все здесь и только сегодня я могу прикоснуться к ним. Быть равным и желанным в этой длинной семье.
Быть и мелкой галькой и целой вселенной. Всем и вся. Ра-до-вать-ся
Мы ехали медленно. Я знал, что Яша торопится домой, но и он знал, что эта прогулка очень приятна мне, что вот это чувство радостного спокойствия – оно редко, оно вероятно будет еще потом, но точно не часто и потому не торопил. Я был ему благодарен.
Вот кончился лес и началась степь, безграничная и открытая, и гулял ветер и колыхал песочную прошлогоднюю траву и солнце где-то за границей бытия вставало.
Яша обернулся, улыбаясь светло-голубыми глазами, сказал:
- Мне тут направо, напрямки к дому, заждались меня, а вам прямо. Вас тоже ждут.
Он пришпорил и скоро его фигурка стала очень маленькой, потом пропала.
Я открыл глаза, было около четырех,  скоро пойдут громыхая трамваи
 Мы, голосовали недолго. Светлая иномарка пролетела вдоль нас и замерла метров через тридцать. Мы не спеша подошли к ней, сговорились о цене, залезли в салон, тронулись.
В салоне звучала безобразная музыка, с примесью узбекского, с безобразными уродливыми, стыдно, что русскими, словами.
- Колян, ты представляешь, чего вчера отчебучил. – говорил водитель своему попутчику сидевшему на переднем сиденье – Из горла, прикинь, захавал водяры бутылку, залил все пивом и потом уснул за рулем, прикинь.
Он говорил еще и еще и я снова закрыл глаза.