Игра

- Бог, Ты поступаешь не честно – Ты мухлюешь! Ты всегда забираешь Себе самых лучших людей, а мне приходится иметь дело с мелкотней!
Бог отвел Свой взор от свитка и посмотрел на Своего собеседника.
- И что же ты предлагаешь?
Сатана сделал глубокий вдох, как если бы у него были легкие. Он приготовился говорить. Кончики его черных от вонючей копоти ада крыльев слабо зашевелились.
- Я всего лишь предлагаю Тебе провести эксперимент: дай моим людям возможность доступа к Твоим законам для их мира. Не для изменения – для полного их изучения и детального анализа.
- Другими словами, ты Мне предлагаешь нарушить один из Моих принципов. Или же мудрость не от Меня должна быть равной исходящей от Меня? Странновато, но и не ново.
Черные крылья нервно вздернулись.
- Я всего лишь хочу, чтобы мои подданные могли познать свою вселенную – ведь как бы они не смотрели, они увидят только Тебя. Я даже рискую, прося об этом знании: видя истину, они так легко могут покинуть меня.
И черные крылышки безвольно опустились на белый мрамор. Легкий ветерок шевелил смоляные одежды, украшенные черными алмазами. Чернотой вечной ночи отливали шелковые одеяния, красиво облегающие стройное тело бывшего ангела. Красиво, но красота эта была красотою распада. Он носил маску. Не всегда, конечно же: будучи ангелом Света, он и не помышлял о ней. И только после своего отречения он надел ее. С тех пор только Бог мог видеть его лицо, а Он – не из тех, кто выдает чужие тайны.
Бог сидел на перламутровой скамье посреди тенистого сада. Рядом – свиток какого-то поэта.
- Людям давно уже дано это знание, но они не желают принимать его. Есть те, которые приняли его, но они не захотели воздать должное Мне как Творцу. И знание это стало для них безумием – их разум, извратив раз истину, сам стал источником разврата. Есть так же и те, кто принял истину без изменения. И из-за них ты только что обвинил Меня в «мухлюже». Чего ж ты хочешь?
- Я хочу, что бы мои люди могли знать!
- А они твои?
- Эти люди сделали свой выбор, только некоторые - с моей помощью.
Бог ухмыльнулся, но в сердце возникла боль.
- И ты Мне говоришь, что только некоторые?
Сатана вздохнул.
- Ты Сам создал такие законы, по которым молчание о грехе суть согласие с ним. И Ты создал людей, которые не могут быть одни. А в толпе человек безмолвен...
- Так ты говоришь, что эти люди твои?
- Да, они мои. Я подчинил их себе и они – мои рабы.
- Так зачем же давать знание рабам? Если же ты сам в нем нуждаешься, то почему не просишь открыто?
Холодные губы изогнулись в слабой улыбке, но маска скрыла ее. Горячая волна гордыни омыла холодное сердце, наполнив всего его тонким ядом зависти и ненависти. Но ничто в нем не могло предать его или  выдать тайной мысли стороннему наблюдателю.
Он сидел на перламутровой скамье посреди тенистого сада. Белые лепестки, разносимые щедрой рукою ветра, наполняли воздух своим нежным ароматом. Эти нежные лепестки запутались в Его волосах, и теперь Он выглядит так просто. Как человек. Легкие одеяния свободно развеваемы озорным ветром, а рядом лежит прекрасное творение человеческого гения. И только Он один смог увидеть его – автор сих строк не успел их записать, и они пропали в его душе. А Бог увидел, и помог сохранить в вечности это мимолетное волненье.
Прозрачные брызги говорливого ручейка о чем-то перешептывались с лохматым озорником-ветром. Их прозрачные струи смешались, и радостно искрились в солнечном свете. Вот только солнца здесь никогда не было, как не было в нем необходимости. Просто весь воздух был наполнен этим светом.

0.
Черные ресницы ночи скрыли в своей тени этот мир. Тонкие пальцы ветра нежно касались темного золота листвы. Тишина наполнила все сущее сладостным покоем своей музыки.
Музыка тишины проникла во влажную плоть осенней ночи и слилась во едино с симфонией ветра…
Ночь просто раскрыла свои объятья и стала ждать.
А где-то одинокая фигурка тихо шла по мокрому асфальту в тусклом свете печальных фонарей.
Грубая коричневая куртка, длинный тонкий свитер и странное украшение на бисерных ниточках – кожаный квадратик расшитый бессмысленным узором… Эта маленькая глупая безделушка содержала в себе одну из необычных вещей, попавших в руки его создательнице – пятилистный клевер. Его потом сперли в школьной раздевалке, но это уже другая сказка.
А тень тихонько продвигалась, наслаждаясь музыкой тишины. Покой небытия наполнил собой пустыню нечеловеческой души.
Нелюдь.
Много лет назад жила в одном маленьком городке маленькая девочка. Она верила в сказки. Много лет прошло призрачной чередой сквозь ее жизнь, но эта странная вера почему-то не угасла в ее сердце. Прошли года, и однажды эта девочка не захотела подчиняться начинающемуся раздвоению своей личности. И она соединила в одно целое свою суть, свое Я, со страшным призраком тени, каким она становилась по ночам.
И той девочки больше не стало – вместо нее появилась новая личность, новое существо. Суть со странным именем Санторана.
Прошли года неслышной чередою. Прошли, и скрылись в черных водах Леты. Года исчезли, стали дни как пепел, как серый пепел – прах былых страстей. И нет тоски, и нет уже желанья, и нет печали проклятой душе: исчезли нежной юности мечтанья. Где нет мечты, там чувства тоже нет. Осталась непонятная пустыня – бесплодный призрак умерших страстей. Душа как оскверненная пустыня – нет смысла, нет спасенья ей.
Прошли года неслышной чередою, и черный свет этих оскверненных дней и ночей казался Санторане ярким светом. Она не могла жить без этого света. Света черного цвета. Когда источник извечной тьмы вдруг становился недоступен, то в глубине сердца этого дитя проклятия возникал образ изначального Я. Одновременно возникала ломка стереотипов, мировоззрения и внутренних ценностей. Возникала ломка сознания. В чистом виде она длилась доли секунды, но и этих мгновений хватало, чтобы возненавидеть остатки жизни, и возжелать небытия. Тогда сама мысль о жизни почему-то была на столько мучительна, что ад и смерть были желанны для этой разложившейся личности. Тогда же нелюдь произносила свою самую искреннюю молитву. «Бог, убей меня»,- молил истерзанный болью разум.
И разум умер.
Это случилось одним прозрачным зимним вечером, когда в чужой Церкви началась молитва. Тогда, после долгих месяцев ожидания пришло освобожденье, и вместо Сантораны, появилась Вера.
 Это имя такое – Вероника.
Этот момент и будет точкой отсчета в нашей истории.

1.
Золотистый солнечный свет наполнял собой воздух. Золотистое дерево обшивки стен и стульев в несколько рядов. Опять косынка стала сползать на спину.
Молитва.
Золотистый воздух наполнен шелестом десятков голосов – сегодня пятница, молитвенное служение, но пришли далеко не все, кто ходит по воскресениям…
Молитва.
Почему-то это слово такое скорбно-загробное по звучанию, но каков его смысл! Это удивительно простое, но и это – одно из самых величественных таинств в Церкви. Подобно рождению новой вселенной – молитва от сердца Всевышнему Богу. Это - неоспоримое никем право человека быть услышанным его Творцом. Это удивительнейшее время, когда Небо соприкасается с Землей.
Молитва.
Шепот множества голосов на множествах языков. Можно по-разному относится к молитва на языках, принятой в некоторых церквях, но лично я считаю, что при таком обращении к Богу наш дух пытается с помощью различных звуков наиболее полно выразить то, что в сердце человека…
Молитва.

Когда служение закончилось, за окнами уже сгущались синие сумерки. Братья и сестры разбились на маленькие группки, чтобы поболтать теперь уже и друг с другом. Кто-то сказал, что христианство – это взаимоотношения. Постепенно прихожане стали расходиться. К Вере подошла сестра лет 20-ти. Познакомились. Оля. У всех верующих христиан есть три точки соприкосновения: когда пришел к Богу, что Бог сделал в твоей жизни и анекдоты. Примерно такие: шел верующий по лесу, и вдруг за ним медведь погнался. Ну, этот верующий бежать, споткнулся, упал. Лежит себе на земле, голову от страха руками закрыл и молится: Господи, сделай так, чтобы этот зверь поверил в тебя. Ничего не происходит. Ну, он осмелел – голову поднял, а рядом – медведь сидит, лапы сложил и говорит: Господи, благодарю Тебя за хлеб мой насущный…
Потом – автобус, на треть заполненный радостными христианами, темная улица, зачуханный подъезд, квартира.
Дом.
Маленький квадратик бумаги подоткнут около замка.
«Ты где?
          Макс.»
Легкая улыбка мелькнула на замерзших губах, а взгляд потеплел под влажными ресницами…
Дома тишина. Вера включила чайник и стала мыть посуду. Потом пила чай. С козинаками по имени вафли.
На темно-синих лапах пришла ночь. Она спустилась тускло-серым призраком на ветки деревьев и крыши домов. Осела где-то около ароматом дыма и сладкого чая.  Пушистые сугробы мерцали за окном…
 Допит крепкий чай уже, и так хочется просто ничего не делать…
Ровно горит невесомый огонек свечи. Бело-трепетное его сердечко кротко дотронулось маленького квадратика бумаги, а тонкие цепкие рыжие пальчики схватили листочек.
Черная тень бумаги с едва видным «Ты где?» скорбно скорючилась на узкой розовой ладошке. Длинные пальцы коснулись тени, и она обратилась в прах. Вера вздохнула, и пошла мыть руки.
Максим.
И наступила ночь– время покоя, но покою этого никто не говорил. Потому что Вера впервые за всю свою недолгую жизнь обрела себя, и тьма наконец-то покинула ее душу.
А ночь тихо зрела, пробираясь куда-то внутрь слабым ароматом тоски.
Осторожно, словно чего-то опасаясь, Вера подошла к телефону. Еще осторожней набрала номер, и почувствовала сквозь гудки, как на другом конце провода ей улыбнулись с чувством прервавшегося ожидания.
Она ничего не смогла сказать, кроме банального: я соскучилась.

-1.
А он стоял и улыбался. Белая бумажка, испещренная схемами ВРеСки, покоилась у него на столе. Он улыбнулся: СВЕРШИЛОСЬ. Теперь осталось только довести до логического конца нужную ветвь развития.
Улыбка снова мелькнула на бледных губах.
Эта девчонка такая предсказуемая.
Мягкая улыбка отразилась лучиками у глаз.
Просто таковы правила игры.
Открылась дверь. Осторожно ступая по мягкому ковру, закутанная в черное фигура прошла в середину комнаты.
Легкий поклон, и на письменный стол, рядом с листком бумаги легло еще несколько ее собратьев.
-Расширенный прогноз.
-Кто ни будь из полуночниц еще найден?
-Еще две, но ни одна из них не прошла посвящения тьме.
Пауза в три секунды, легкий поклон, и черная фигура вышла из комнаты. Человек стоял у окна. Красные отсветы портьер придавали особую живость его обычно бледному лицу. Казалось – нежный румянец разлит по щекам. Высокие скулы, большой подборок с миловидной ямочкой. Тонкие сухие губы. Лоб скрыт длинными неопределенного цвета волосами. Они густой волной рассыпались по плечам, по черному атласу его одежды.
Он подождал еще немного, а затем отошел все же от окна. Он был абсолютно один среди белых стен. Ряды книг в темных переплетах украшали одну из них. Низкий письменный стол черного цвета, черного же цвета три кресла, красный ковер и черные свечи вдоль стен.
Классика жанра. Черный – красный – белый. Символы равно как света, так и тьмы. Цвета великой скорби, как Христа, так и Сатаны.
Просто так должно это выглядеть, потому что люди хотят это видеть.
Улыбка.
Человек достал чистый лист, и размашистым, изящным подчерком стал писать.
Видим мы лишь то, что нам угодно.
То, что знаем, можем увидать.
Но так часто, так неосторожно
Узнаем лишь горечь и печаль.
Просто так желанно быть не кем-то
Просто так желанно дивным быть.
Просто больше быть пре всей вселенной
Так желанно. Просто богом быть.
Просто сердце жаждет чуда – тайны.
Просто разум жаждет перемен
В нашей жизни скорбно-безотрадной.
Просто все. Без платы. Лишь обмен.
Написал. Еще раз прочел, и отправил этот лист к его собратьям, ждущим в черных недрах его стола.

2.
-Помнишь? Ты смотрела на меня своими дивными очами. Свет далеких звезд и отблески иных миров я увидел в твоей доверчивой душе. Кто может упрекнуть меня? Ты сама пришла ко мне. И я не смог отказать. Никто не смог бы. Ты думаешь легко быть спокойным, когда видишь приходящую к тебе душу? Думаешь так просто сказать «нет» и отойти, когда видишь столь чистое и не испорченное сердце: оно стонет, задыхается от боли этого мира и ждет. Ждет освобожденья, ждет свободы от самого себя... И ты можешь ему помочь. Ты можешь не просто исцелить его на краткий миг его бытия - ты можешь изменить это сердце, и оно не будет более страдать, пока живо. Оно никогда не будет помнить испепеляющих страстей. Оно просто сможет наслаждаться своей жизнью и ничто уже не омрачит его.
Я хотел спасти тебя. Я сделал для тебя все и более чем для кого-либо из твоих братьев и сестер. Ты предала меня. Тебе стало скучно со мной, и ты решила уйти. Уйти - не просто оставить меня, но ты ушла к Тому, кто до появления первого человека на этой земле был моим соперником и врагом. Ты и понятия не имеешь, каким мучениям Он подверг меня после Своей победы. Ты не можешь знать, какие муки мне пришлось перенести. И вот – ты ушла к Нему.
 На что ж ты рассчитываешь теперь? Что я забуду все то, что было между нами? Что я позволю забыть тебе?..

Полная обездвиженность. Странная мука пронзает тело  при попытке пошевелиться.
Шум. Дикий, давно уже преодолевший болевой порог. Такое ощущение, что находишься на ведьменском шабаше. 
Страх. Простой страх физической смерти.
И голос.
Странный, обезволивающий. Он проникает в разум и ему нечего противопоставить. Он лишает сил, он подчиняет себе все твое существо. И ты ничего не можешь сделать.
Про себя, маленькая самая частица сознания произнесла заветную фразу:
Призываю на себя Кровь Иисуса Христа для защиты от сатаны и ангелов его.
Ушло. Тьма ушла. Появилась возможность двигаться и свободно дышать.
-Слава Богу – спасибо, Бог. Лучше и не знать, чтобы было, если бы не Ты. Ты – самый лучший, благодарю Тебя…
Сон. Усталость дала знать о себе. Яркий проблеск сознания, проявившийся во время молитвы, стал угасать. Вера уснула. Только совсем недавно научилась она отражать такие атаки. Накаты, как она их обозвала.

Солнце загляделось на нее. Теплота его взгляда заставила порозоветь ланиты спящей девушки. Золотистый взор выхватил из зеленого полумрака золотисто-розовые обои с крупными цветочками. Солнечный зайчик весело прыгал на одном из них. Потом он перепрыгнул на книжные полки, словно что-то искал. Не удовлетворив своего любопытства, он обратил свое внимание на небольшой столик у стены. Но и там - ничего. Тогда он стал просто прыгать по всей комнате и остановился у старого дивана. Медленно, словно крадучись, солнечный зайчик стал подниматься вверх. Осторожно-осторожно он пробирался по белой простыне, пока не наткнулся на серебристую прядь. С секунду подумал, но все же ступил на эту нежную тропинку…
А она спала. Потом стало очень жарко лицу, и она нехотя открыла глаза. Солнечный блик быстро метнулся прочь от нее, но сонный глаз заметил движение, и тут же забыл про него.
- С добрым утром, Бог…
Но мягкое тепло постели ненавязчиво увлекло ее в сон. Она спала.
Прошло около часа и с ее сонных губ слетело четкое «аминь».
Она встала. Хорошо, когда ты одна – можешь вести себя, как хочешь, и не грузиться о последствиях.
Но утро утром, а голодный молодой желудок бесцеремонно напомнил о себе.
Первым под руку попалось яблоко.
Бодро захрустев, она вернулась в комнату и стала потрошить кровать. Та же участь ожидала и шкаф с одеждой.
Ванная, тазик, полпачки порошка и три кучи белья – белое, бежевое и черное с синим.
Как оказалось, такое утро пошло на пользу ее гардеробу.
Щетка, веник, пара тряпок – это утро пошло на пользу не только ее гардеробу, но и единственной комнате.
А теперь…потратив ровно три часа на все про все, она наконец-то позволила своей лени растечься по всему телу вместе с теплыми струями воды. Нда, а ведь старику Дарвину потребовалось потратить миллионы лет на то, что любая женщина может сделать за полчаса. Превратить обезьяну в человека.
Еще часик на изобретение еды и …случайный взгляд на окно дал понять, что день скоро закончится. Просто солнечный свет стал пепельно-белым, словно сам за себя говорил, что короткий зимний день скоро закончится.
Как странно.
Вера подошла к телефону и набрала такой знакомый номер.
Ровно три гудка.
-Привет, - словно ласковой волной омыло сердце. Казалось, что невидимый собеседник очень долго ждал этого звонка.
-Ты как?- банальнейший вопрос в банальнейшей ситуации.
-Нормально, а у тебя какие планы на вечер?- мягкий, ласковый голос словно обволакивал, наполнял все ее существо покоем и теплом.
-Как какие – пригласить тебя на торт с чаем, - радостная улыбка внутри напополам с легкой ехидцой.
-Договорились. Жди.
Опять гудки.

-2.
Мы отвергли дар дыханья жизни,
Отреклись от самых душ своих,
Отреклись мы Неба как отчизны,
Вожделений отреклись пустых.
Мы есть дети-порождения ночи,
Мы: ничто единое с душой.
Морок ночи нам сжигает очи,
Мы едины с вечной пустотой.
Эта ночь навеки души свяжет,
И святое извратит во прах –
Слова против ей никто не скажет:
Она правит вечной силой – СТРАХ.
Мы живем, и наша жизнь суть вечность,
Каждый миг – рождение и смерть.
Для чего нам в жизни сей безгрешность,
Если святости нет права умереть?
Как противна даже мысль, что дольше
Чем мне надо в этом мире провести.
От того, наверное, я больше
Извращаю истины пути.
Жажду смерти и свободы, и покоя –
Недоступно мне из этого ничто.
Не хочу и от себя не скрою –
Мое сердце и без лжи пусто.
Я отвергся истины спасенья,
Отрекся от сути бытия,
Нет теперь мне веры искупленья.
Я один как райская змея.
Что теперь мне вера и надежда?
Что от ныне истина и жизнь?
Что же значит это, если прежде
Я ошибся в выборе пути…
Человек прилежно писал, сидя за большим письменным столом черного цвета, когда в его комнату неслышно вошла закутанная в черное фигура. В руках у нее были несколько папок.
Вошедший молча положил их на стол. Поставил рядом блюдце с нескромных размеров чашечкой.
-Варианты посвящения первых двух. Плюс – результат первичной обработки  мед. персонала.
-Уже, так скоро? – нет смысла скрывать злую иронию. Особенно сейчас, когда результат появился только через полгода.
-Ведьма с высоким потенциалом. Работает в гинекологии. Посвящение прошла, как Вы понимаете, неоднократно. Но еще не пробуждена. Православная, раз в неделю ходит на исповедь и причащается. После каждого аборта ставит свечи за упокой.
Человек улыбнулся.
-До чего же праведный у нас контингент! Даже совестно их призывать ко тьме.
Как ни в чем не бывало, черная фигура достала от куда-то еще пару бумаг.
-Здесь информация по Санторане.
-Благодарю.
Черный силуэт слегка поклонился и так же неслышно удалился, как зашел.
А человек продолжал сидеть один среди белых стен комнаты.
Очнулся. Убрал свои рукописи в недра стола. Устроился поудобнее в кресле с чашкой чая и открыл одну их лежащих сверху папок.

3.
Уже темнело.
Вероника отложила в сторону Библию и посмотрела на часы. Близится к пяти, а его все еще нет. Странно.
Короткая молитва – благодарение.
Вера встала, пошла на кухню. В который раз включила чайник. Грустно съела еще один кусочек пирога.
-Спасибо, Бог, помоги ему прийти сюда.
Раздался звонок в дверь. Три коротких – один длинный.
Неужто?
По пути к двери она на секунду остановилась перед зеркалом – расчесалась. Поправила ворот синей рубашки, отряхнула по ходу джинсы. Скорчила рожицу – ничего, вроде не страшная.
Отрыла. На пороге стоял он. Воротник его куртки еще был покрыт инеем, а в руке у него был торт.
Она улыбнулась, пошире открывая дверь.
-Ты вовремя.
Он зашел  в крохотную прихожую, и вместе с ним пришел пахнущий дымом, озоном и водой запах морозного воздуха.
-Надеюсь, - улыбнулся замерзшими губами. Вручил ей торт, и, пока она относила его на кухню, снял с себя черный пуховик, шапку. Разулся. Прошел вслед за Верой на кухню. Сегодня на нем оказался серебристо-серый свитер с черными вельветовыми брюками.
-Тебе какой: зеленый или черный?
-А что ни будь из травок есть?
-Ага, сейчас заварю.
Душица, малина, немножко смородины и листик мяты, капельку чабреца и белоголовника. Залила все кипятком и еще сверху закрыла заварник полотенцем.
Макс тем временем вытирал на сухо только что вымытые руки.
-Как дела?
-Да так, вчера на молитвенном была, слушай, никогда не думала, что это так здорово…
-Да? А что тогда произошло? Ты выглядишь такой бодрой…
Вера подошла к нему. Жестом усадила на стул и громко прошептала на ухо.
-Я получила полное освобождение. Теперь я – это я, а не кто либо еще.
Отодвинулась. Посмотрела ему в глаза. На короткий миг залюбовалась ими: красивой формы, большие, в обрамлении черных, загнутых вверх ресниц. И почему у нее не такие?
А он вместо ответа легонько похлопал ее по плечу и улыбнулся. Но глаза у него так странно смотрели…такое выражение обычно рисуют на иконах.
Она отошла от него. Кухня – всего лишь пара шагов от стола до плиты. Достала две большие чашки в цветочек. Поставила к нему на стол. Достала блюдца и нож.
-На, держи.
Тем временем Максим уже успел налить им обоим горячий чай. Положил ей на блюдце кусок торта.
-Ты пирог будешь? Он уже остыл, правда…
-И ты еще спрашиваешь?
Вместо ответа перед ним оказался этот самый пирог.
-А с чем он?
-Ну, фарш из кого-то там, лук и майонез.
-Хм, вкусно. Как ты так умудряешься готовить?
-Никак. Просто готовлю только тогда, когда самой кушать хочется.
Вилкой сколупнула кремовую розочку и отправила ее в рот. И тут же расплылась в блаженной улыбке.
-То, чего душа просила.
Он с сомнением посмотрел на нее.
-Ты думаешь?
-Естессно, а как же еще?
Раздалась тихая мелодия звонка.
-Извини, я на минутку.
Вера для себя пожала плечами и стала ковырять вилкой бисквит. Посмотрела на часы, в окно. Очень сильно старалась не слышать, как он беседует с невидимым и неслышимым ей собеседником.
Вернулся с виноватой улыбкой.
-Маман звонила, просила передать тебе привет.
-Вот и хорошо, садись, а то чай остынет.
Он сел. И уже с набитым ртом проговорил.
-Угу, а что там с Оксанкой?
-Она уже все – ее отчислили.
Он осторожно положил себе на тарелку маленький кусочек торта. Подлил еще чаю.
-И сколько тебе времени осталось?
   -Две недели.
-А хозяйка не может подождать с оплатой?
-Она-то сможет, просто я смогу – сам знаешь.
-Хм, а деревяшка, полдома подойдет?
-А что там не так?
  -Состояние так себе, вот только нет центрального отопления.
-Хм, а в чем плюсы?
-Ну, до остановки пять минут пешим ходом - это раз, благоустроенный – это два, и три – тебе это обойдется в три раза дешевле, чем эта квартира.
 -А почему так? Ведь этот домик в черте города?
-Да, вот только его хозяева чересчур суеверные, поэтому предпочитают сдавать, а сами там не живут.
-А что же там случилось?
-В том году там умерло несколько человек. Почему – никто не знает, но сами хозяева теперь там жить боятся.
-Понятно, ты на следующих выходных свободен?
Глаза грустно-заинтерисованные, но на губах расцвела вежливая улыбка.
-Для тебя я всегда свободен.

-3.
Печальные беспокойные тени стонали и метались под сводами огромного пустого зала. Это были голуби. Сизую темноту заброшенного храма нарушали только тонкие восковые свечи, поставленные около давно снятого иконостаса. Две плотно укутанные фигуры долго хранили молчание, глядя как свечи роняют во мрак свои горячие слезы.
Одна из фигур, кажется та, что повыше, нарушила безмолвное бдение странным полувопросом, полуутверждением.
-Тут хорошо. Холодно, безлико, но хорошо. Так спокойно.
Другая фигура медленно перекрестилась, и тоже нарушила свое молчание.
-Я сюда каждую субботу прихожу, а после, с утра – в собор иду, на службу.
-А я…я просто, кажется – я даже толком-то и не задумывалась, просто хожу, за детей молюсь.
-У вас есть дети?
-Конечно же, и за них тоже..
Странные грустные нотки прорезались в этом глубоком женственном голосе. Такие голоса как правило бывают у очень красивых, ладных, но одиноких женщин в районе сорока пяти лет.
-Это хорошо, а мне молится вот не за кого, вот и прихожу помолиться за всех сразу.
Старый голос, какой-то усталый и словно бы бесконечно … добрый?
-Пойдемте ко мне – я тут неподалеку живу, чаю попьем, а потом на службу сходим.
Женщина устало улыбнулась.
-А что, давайте, меня Катей зовут.
Ее спутница подхватила:
-Алевтина.

В человеке мы желаем видеть Бога,
В бестелесных – пламя наших же страстей,
Нам согласных видеть средь порока,
Признающих верность наших всех путей.
  Мы желаем видеть свет средь ночи.

Оправданье нашим всем делам
Только то, что наши еще очи
Поддаются горечи слезам.
Наше оправданье есть надежда,
Что любили мы когда-то не себя.
Что в кого-то верим неизбежно
И спасенье – дар не по делам.
Вечер заканчивался.
Человек за столом долго-долго сидел и что-то читал. Он закончил свои дела на сегодня, теперь можно и отдохнуть. Он осторожно положил перо на исписанный лист. Размял пальцы, вытянув руки над столом. Снова взял перо. Нанес несколько странных знаков на свои ладони. Подошел к окну. Открыл его  морозный воздух тяжелыми клубами стал стекать на пол.
Человек запустил обе ладони в волосы – помассировал голову. Встал прямо. Вдохнул свежий ветер. И стал танцевать. Сперва он просто раздвинул руки в разные стороны, ладони вверх, ладони вниз, а потом… Как описать это? Как можно передать те чувства, что разливаются по телу, когда различные потоки сил сливаясь во едино входят в него? Восторг, радость, экстаз от каждого движения, поскольку уже не мозг руководит телом, а силы гораздо более древние и могучие…

4.
-Ты пойдешь со мной?
-Извини, не могу, ты же знаешь – моя матушка очень строгая в этом плане. Давай я тебя попозже встречу и мы вместе сходим, на тот домик посмотрим?
-Хорошо, извини, что опять к тебе пристаю с этим.
-Да ладно тебе, я понимаю.
-Вот хорошо, увидимся, с Богом.
-Счастливо.
Гудки. С дежурной улыбкой повесила трубку.
Опять так. Похоже, придется привыкать к православию – Вера поморщилась. Просто первые несколько лет существует стойкое предубеждение против традиционных церквей, особенно у тех, кто занимался темным. У ночи ведь, в отличие от людей, нет разделения магии на черную и белую.
Посмотрела на часы. Около десяти. Пора собираться. Выпила кружечку зеленого чая с финиками и бутербродом – просто и вкусно. Положила Библию в сумку. Свернула косынку – туда же ее. Эх, ну не носит она юбки – органически их не признает, особенно после ознакомления с пушкинским монахом. Да и ладно, все равно она харизматка, и пускай на нее не так смотрят – все равно она идет не с людьми общаться, а вместе с ними престать пред Богом.
В пол-одиннадцатого она вышла к остановке.
В автобусе оказалась вместе с сестрой Ольгой. Подсела к ней, поговорили. Странно так, а ведь раньше она не умела так легко сближаться с разными людьми. Зато она умела очень хорошо забывать. Даже слишком хорошо. А может, именно с этого все и началось, с искусства забывать самых близких и родных?
Приехали.
Выгрузились.
А все таки хорошо в молитвенном доме. Но тесно, шутка ли, когда  в зал на сто человек приходит больше двухсот? Просто, то ли от города, то ли еще от кого, но вышел закон, запрещающий учебным заведения, включая различные ДК, сдавать помещения для проведения религиозных обрядов. Свидетелям  хоть бы хны от этого, а полтинникам пришлось потесниться.
Молитва.
  Прославление
Проповедь.
Еще одна молитва.
Другая проповедь.
Приглашение к покаянию (в смысле при всех сказать Богу, что ты отрекаешься от жизни во грехе и хочешь быть с Ним).
Прославление.
Объявления.
Всё.
Как странно, наверно, если ты пусть даже десять лет, как отрекся от тьмы, но если приходишь в другую Церковь, то это как ритуал опознавания свой-чужой – подойти к проповеднику во время приглашение к покаянию. Просто однажды, в другом городе, у харизматов, одна верующая решила попробовать обойтись без этого. Не получилось не то, чтобы бы познакомиться с кем либо, а даже просто пообщаться. Как ни странно, ей помогли тогда темняки …
Закончилось. С трудом отбиваясь от приглашения пойти на чей-то день рожденья, Вера наконец-то осталась одна.
Она вышла на наполненную людьми улицу. Вышла через центральную к мосту – ровно на середине, облокотясь на перила, её ждал ОН.
Она подошла к нему тихо сзади, и в шутку закрыла ему глаза. Он засмеялся, но имя назвал правильно. Поймал её руку, и в шутку поцеловал через перчатку. Получил за это рыхлым снежком по куртке.
-Ну что, пошли?
-Пошли.
-А это далеко?
-В черемушках.
-Ни че себе, а как до туда добираться?
-Пошли на автобус. Провожу.

-4
Человек не может снесть безверье,
Человек без веры не живет.
Человек не есть отродье зверя!
И не зверь в его душе живет.
Человек подобье есть и образ
Бога, Сотворившего его.
Потому (для нас се может скорбно)
Без Него не может ничего.
Человек превыше бестелесных.
Человек для мира – это бог.
Человек язычник – это мерзость,
Как и тело оскверняющий свое.
Человек, который подчинился
Силе, сотворенной, как и он,
Сам себя отрекся-отдалился –
Он живет, но жизнь его есть сон.
Лист бумаги на столе был полностью испещрен различными знаками. Различные символы и обычные буквы спокойно соседствовали рядом, сливаясь вместе в каком-то безумном созвучии. Это была обычная ВРеСка – запись вариантов развития событий для данной ситуации, или конкретного индивидуума. Все просто – берешь, записываешь все то, что знаешь, потом анализируешь каждый факт в отдельности, делаешь выводы, А потом плюешь на все доводы разума и теорию вероятности, и, из всего что есть, выбираешь реальную ветвь событий. Все просто.
Есть еще один способ. Начинается он примерно так же, но только после второго этапа идет моделирование означаемой личности в сознании кого ни будь. А затем этот кто ни будь закрепляет в своем уме этот вариант личности, и по мере необходимости пользуется им.
А можно поступить сложнее, но красивше – войти в контур реципиента и вручную откорректировать баланс структур психики. Но это уже к вопросу об изменении сознания и тому прочая…
Конечно же, это только вопрос техники, но самое главное это умение получать информацию. Как правило, для этого лучше всего подходят люди, с врожденным даром пророчества. Надо просто направить его в нужное русло. Один из вариантов – инициация в полуночницу. Много сил для этого не нужно, самое главное – привлечь клиента, что совсем нетрудно, учитывая активную пропаганду ночного образа жизни в народных массах. Вот и все. Далее ей просто надо дать созреть. Полуночница должна быть одна. Иначе ей трудно будет «расслабиться». Просто тут происходит естественное расширение сферы восприятия, и кто-либо рядом может или затормозить этот процесс, или причинить боль.
Контакт с ними лучше налаживать только после того как ночь назовет ей её имя.
 Это как контракт – одна сторона обязуется приходить на свидания, другая – обеспечивать доступ к собственным ресурсам.
Есть еще один вариант призвания к тьме – совершение убийства. Это совсем просто, учитывая разрешение на аборты и журналы типа ЗОЖ, и прочие достоинства современной медицины. Тут важнее подготовить сердце человека, заставить его принять аксиому, что тьма – это свет, а свет – это тьма. Чуть сложнее, но проще контролировать, да и результативность выше. Но качество страдает. Если в первом случае спасает естественный отбор, то во втором плюс в массовости и широте охвата населения.

5
Она проснулась.
А он продолжал смотреть на нее сквозь призрачный сумрак.
Она знает его.
Его глаза подобны ночному небу – небу августовской ночи.
Она вспомнила его.
Его бархатный взор мягкой теплотой словно обволакивал ее. Он завораживал ее какой-то тихой печалью, заставляя вспомнить что-то важное. Что-то, что было в ее сути.
Она закрыла глаза.
А он продолжал смотреть на нее из под ее закрытых век.
Волненье.
Она любит его. Всегда любила.
Вот.
Только.
Это ж был сон.
Она же спала тогда, тогда почему же он  не исчез при первом взмахе ресниц? Почему так? Как вновь оживить этот призрак души?
Он рядом?
Странно.
Как будто…
Ушло.
Волненье ушло. Вспомнился Макс.
А у него голубые глаза.

-5
Человек существо очень странное –
Он стремится к обману себя.
Примет все под названьем «прекрасное»
И разрушит в сомненье себя.
Человек сам творец своей гибели,
Только он может гибнуть любя.

Не катит. Сегодня поэзия не пашет. Раздраженной рукой человек в черном смял лист бумаги, смял и бросил на пол. Все равно уберут.
Человек подошел к окну. Синий полумрак о чем-то шептал ему так тихо, что захотелось остановить собственное дыхание, лишь бы услышать что.
Человек стоял у окна абсолютно неподвижно и слушал тишину. За тем он сделал вдох. Первая порция воздуха с болью вошла в легкие. Еще пара минут, и он смог двигаться.
Подошел к неровным рядам книг в темных переплетах. Нашел среди них одну. Взял в руки и стал читать. М.Ю.Лермонтов «Демон».
Ненадолго оторвался, только чтобы дойти до кресла и сесть.
Так прошло часа два. Затем он поставил книгу на место.
Раздался звонок. После третьего гудка он взял трубку.
-Да?
-…
-Хорошо.
-…
-У меня есть для тебя небольшой подарок – ты ведь любишь книги?
-…
-Хорошо.
-…
-Иду.
Человек в который раз подошел к книжной полке. На этот раз он выбрал книгу гораздо быстрее. «Декамерон».

6
Серебристая прядь упала на лицо. Холодно. Нежный иней растаял от соприкосновения с кожей, и серебристая прядь влажно потемнела.
Снег.
Снегопад. Если поднять голову, то кажется, что ты как в фэнтази – летишь сквозь время и пространство со сверхсветовой скоростью.
Зима.
Максим рядом.
Он зачарованно смотрел на темнеющую на глазах прядь.
- Я представил тебя старой. Прости – это глупости – старость ужасна. Но ты как маленькая статуэтка в руках времени. И каждый прожитый тобою час, каждая минута созидают тебя – они доводят до совершенства полной гармонии твое тело и душу. Ты не будешь стареть как все: время убелит твои волосы и сделает каждую линию более четкой и ясной. Уйдет на второй план волей случая подаренная внешность, и на твоем лице проявится твоя душа, твоя жизнь. Ты будешь прекрасна полной своей красотою в той же мере, сколь многие становятся ужасны глубиной той тьмы, что живет в их сердцах и умах.
Снегопад мягко заглушал слова, и отделял Веру и Макса ото всего остального мира. Они одни. Одни как маленькие дети на вершине скалы, где кругом одна лишь бесконечность.
Вера рядом.
Боже, как же хочется остановить время, остановить этот миг, чтобы сказать, наконец, ей одной предназначенные слова...
- Я люблю тебя, - неслышно шептали похолодевшие губы, а сердце обливалось горячей кровью переполнявшего чувства. Он любит ее, любит с какой-то безумной страстью, ревнующую девушку ко всем и всему...
И даже к самой себе.
Мгновение ушло. И снова: зима, снегопад и нежный холод поцелуев трепетных снежинок.

-6
Близилась ночь. Человек за столом рисовал на белом листе бумаги звезду Давида. В самом центре ее был знак Сантораны. Он долго что-то сверял по толстым книгам. Затем – нагнулся и произнес какое-то слово. Странно – слабый звук словно бы заставил его тело вибрировать, как колокол от сильного удара. Но это только было такое ощущение. На самом же деле ничего не произошло.
Странное умиротворение и радость волнами разлились по нему. Он встал, вышел из комнаты. Запер ее на ключ. Оказался в темном узком коридоре. Через десять шагов тусклым светом выделялся проем двери.
Кухня.
Там сидят две закутанные в темные шали фигуры. Что под ними – не видно. Одна – высокая ладная женщина лет сорока, немножко в теле, но фигура еще есть. Лицо – степенно-красивое, умело и со вкусом накрашенное. Вторая – маленькая сморщенная старушка. Еще лицо сплошь покрыто узкими, но глубокими складками морщин.
Он прошел мимо. Оделся, вышел из дома. По пути сделал пару звонков. Через сотню метров к нему присоединилось несколько человек.
Ночь только началась.

7
Она сегодня вечером была совершенно одна.
Странное такое состояние наполнило ее всю.
Она достала из под кровати тонкую тетрадь в клетку. Это ее маленький личный секрет – ее сказки. Вот только у нее основная проблема – она абсолютно не могла написать то, что не в состоянии была представить.
Открыла.
История № 2
Мяу.....
Раздалось в прозрачных сумерках.
Нежное-нежное, призывно-ласковое "мяу". Неопределенной расцветки кошка хвостатой тенью двигалась за людьми. Две невысокие симпатичные девушки и маленький джинсовый мальчик. Мальчик повернулся, увидел хвостатую тень. Кшикнул на нее, но тень продолжала двигаться вслед за ними. Он присел, поправил шнурки. Посмотрел на кошку. Кошка продолжала идти. Он встал, прошел несколько шагов, а затем не выдержал: быстро нагнулся, взял камень и кинул его в кошку. Кошка ничего не сказала. Она просто удобно устроилась на ступеньке у входа в магазин.
А вослед за этими людьми шла другая тень. Проходя мимо кошки, она оглянулась, поймала взглядом фосфорицирующий блеск желтых зрачков.
Кошка, которая гуляет сама по себе. Зверек, который сам приходит к людям и которого люди прогоняют, если вдруг придет в голову такая блажь. Это норма.
Странное родство с этим зверюшкой ощутила тень, заглянув в светящиеся отраженным светом в зрачки. Она всегда сама по себе. Одиночка, как и этот маленький хищник. Такова ее суть. Вот только радости от этого мало.
А вот еще одна сказка.
Маленький человечек.
Жил да был один весьма никчемный человечек. Ничего он не умел делать, вот, только, кроме одной такой маленькой вещи: он умел видеть. Не просто так: открыл глаза и усе. Нет – он умел видеть суть во всем, что попадалось ему на глаза. И этот никчемный человечек знал одну маленькую тайну. Это был его секрет. Раскрыв его, он получил бы кучу денежек и перестал бы быть маленьким никчемным человечком. Он стал бы Самым Уважаемым Человеком на Земле. Все знали бы его имя, его портреты висели бы в каждой школе, улицы называли бы его именем…
Вот только это все продолжалось бы очень не долго – около пяти лет. От силы – десять. А потом бы не было ничего. Простое обычное ничего – у данной истории нет продолжения, как и не будет продолжения у того мира, где никчемный человечек открыл свою маленькую тайну.
Мне грустно. Грустно, что этот маленький человечек сидит себе где-то в углу и плачет. И еще его сердце разрывается от обиды, и он очень хочет забыть будущее и открыть нам свою маленькую тайну.
А вот еще одна сказка, вот только для нее самой она была даже чересчур странной.
-А что произойдет если тот город будет разрушен?
-Тогда не станет того, кого я люблю.
-Но ведь он будет разрушен.
-Да.
-Тогда зачем?
-Я приму к себе того, кого люблю, а тот кто совершит это, будет повержен.
-А так ты наказать почему не можешь?
  -Потому что там живут те, кто словами говорит, что любят меня и нужно, чтобы их дела доказали обратное.
-А что случится, когда чаша вины их наполнится?
-Я вылью на землю их вино гнева их той чаши.
-Как это будет?
-Земля будет скверной от пролитой крови народа, живущего на ней. Лишь треть спасется. Но все будет осквернено от плодов земли – от времени посева и до времени созревания только кровью живущих на ней будут питаемы все злаки и плоды.
-А как долго это все длиться?
-Три с половиной года.
Возникла пауза.
-Слушай, а КТО это сделает?
-А какой народ является приемником Рима?
Вера вырвала лист, на котором это было написано и сожгла его. Это было слишком даже для нее. Да и потом, у Бога есть еще пророки, а харизматка из несуществующей Церкви не самая лучшая для этого кандидатура.

-7
Он смотрел.
Ясный свет Его глаз был наполнен покоем и приветливостью. На белых как снег волосах покоился царский венец. А глаза с трудом могли смотреть на Его лицо – Оно сияло как солнце в ясный полдень, и белизна волос рядом с этим светом казалась чернотою. Длинные одежды тончайшего льна ниспадали до земли (?) частыми блестящими складками. Золотой кушак был перекинут через плечо, и обвивался вокруг талии.
Он смотрел.
Пред Ним стоял Человек – единственное во всем мире существо, созданное по Его образу и подобию. Сущность, теряющая все свои свойства и качества, находясь вне общения со своим Творцом. Личность, сформировавшаяся в отступлении и неблагодарности к своему Создателю.
Творение, ради которого его Творец умер, убив в Своем Теле все то, что мешало и могло помешать человеку придти и быть вместе со своим Создателем.
Человек стоял перед своим Богом, не смея поднять на Него свой взор. Всего двадцать три года было у него, чтобы сделать свой выбор. И он сделал – он выбрал грех.
Иисус смотрел на него.
Его светлые очи были полны покоем и приветливостью.
-Друг, ты презирал Меня. Задолго до твоего рождения Я сделал все для того, чтобы ты мог жить в свободе. Я взял на Себя твой грех, твое отступление и твою смерть. Я убил всю эту мерзость Своею смертью. Умер и воскрес, чтобы ты мог жить в свободе ото всей этой тьмы. В течении всей твоей жизни Я посылал благовествовать тебе это. Но ты предпочел тьму – это твое право, твой выбор. И согласно выбору твоей воли тебе принадлежит то, что принадлежит тьме. Тьме принадлежит ад. Это единственное место, где нет Меня...
Речь, прощальная речь, более похожая на формальность – будет Суд, и там все это будет говориться снова, но уже не t;t-a- t;t, а так, чтобы вся вселенная слышала эти слова.
А слова причиняли боль. Они бередили глубокую рану в самом сокровенном уголке сердца.
Боль.
Боль, которую никто не видит, и о которой никто и не догадывается.
Боль.
Боль, которая так же сильна, как и любовь, ее породившая.
Боль.
Боль, заставившая бросить все, уйти из родного дома, пережить позор, предательства, все муки земные, муки всех людей: и мертвых, и живущих, и не рожденных. За двенадцать часов. Быть подверженну позорнейше-жесточайшей казни. Умереть и воскреснуть, чтобы каждому дать второй шанс.
И видеть, что это напрасно...
И слышать льстивый шепоток сатаны, слышать его насмешки и упреки...
И знать, что большая часть искупленных Его жертвой выберет ад, называясь Его именем.
А у Него, под светлыми одеждами, скрываются страшные раны. Он воскрес с ними. Они болят и кровоточат. Раны болят сильнее, когда кто-то грешит, а когда кается и во время молитвы – словно повязки с целебной мазью накладывает.

8
Холодно.
Она замерзла.
Ледяные иголочки кололи пальцы рук и ног. Холод прошелся нескромными ладошками вверх по ногам, обнял сзади за талию.
Она пришла домой.
Надо согреться.
Она быстро разделась и зашла в ванную. Включила душ. Тело сказало, что вода едва теплая, но ступни загорелись огнем боли. На негнущихся ногах она села. Направила горячую струю воды на бедра и колени. Пальцы ног порозовели. Через минуту она смогла встать.
Еще больше. Еще добавила горячей воды.
Она выгоняла холод из каждой поры, каждой клеточки тела. Кожа стала ярко-розовой, а ступни и ладони стали ярко-красными.
Она выключила воду.
Холод все еще был в самой глубине ее тела.
Насухо вытерлась, оделась в домашнее и прошла на кухню.
Горячий сладкий чай, хлеб с тонкими ломтиками копченного сала.
Внутри стало тепло.
Холод ушел.
Вероника посмотрела на часы – уже около шести. Раздался звонок. Телефон. Она взяла трубку.
-Привет.
Незнакомый голос.
-Привет, а кто это?
-Это я, Ольга, слушай, к тебе можно прямо сейчас и с ночевкой?
-Конечно можно, адрес знаешь?
  -Да, ты же мне говорила.
-Вот и хорошо, жду.
Гудки.
Вот она, веселая христианская жизнь, когда не знаешь, что случится через пять минут. Но это весело.
Ольга пришла где-то через час после звонка.
От чего-то у  веры есть свой собственный аромат и вкус, сравнимы только с ароматами благовоний. Так странно этот особенный аромат распространяется по всему телу, наполняя собой каждую клеточку.
А еще страннее то, что все этот аромат, аромат молитвы воспринимают по разному. Тех, кто призывают Имя Иисуса, этот аромат оживляет, а тех, кто посвятил себя тьме напротив – убивает.
Вероника, достала одну из своих тетрадей, и стала писать.
Получилось нечто:
1. Человек создан по образу и подобию Бога Живого.
Чем ближе человек к Богу, тем он больше становится самим собою.
2. Бог создал человека из праха земного, и вдохнул в его лице дыхание жизни, и стал человек душею живою.
Человек состоит из трех единых, но разных состовляющих: тело, дух и душа.
Тело – это наша плоть. Этот мир устроен таким образом, что повлиять на него можно только находясь в физическом теле.
Дух – самое святое в человеке, иногда его могут называть сознанием. Это константа. В моем понимании, духом человека является его истинное имя, произнесенное Богом, для призвание этого человека в мир.
3)Человек наделен свободой воли.
а) Человек имеет святое право на ошибку.
б) Грехом является лишение воли другого человека.
4) Этот мир создан Богом.
Только Он имеет авторское право на Свои творения.
5) К Богу есть только один путь – через веру в Иисуса Христа.
Иисус Христос является на 100% Богом и на 100% человеком. Он разрушил пропасть греха, отделяющую человека от его Творца Свое смертью.
Еще раз перечитала, глупости, конечно, но от скуки сойдет.

-8
Вечер.
Белые снежинки тихо падали от куда-то сверху. Они кружились в своем причудливом танце в свете уличных фонарей.
Белые мухи.
Они не кусают, они только тают с какой-то нежной покорностью, оставляя на коже крохотные капельки воды.
А, может, все они только слезы ангелов, которые так долго летели на землю, что из них успела выветриться вся соль?
Она подошла к маленькому уютному домику за невысоким забором из крашенного штакетника. Тот же дом, что и полтора назад.
Еще несколько лет назад они условились собираться всем вместе каждые два месяца на территории одного из них. И вот теперь она снова будет в гостях у него.
В тот вечер все они решили стать кем-то другим, не тем кто они есть или кем их привыкли видеть. Они взяли вина, и все вместе решили создать свою собственную церковь.
Создали скромный список всего самого необходимого, затем пошли на автовокзал, взяли билеты в разные мелкие города.
И стали проверять теорию на практике.
Теория номер один: человеку важно верить, но во что – уже не важно.
И пока теория работает.
Ласковый ветер стер следы слез ангелов с ее щек.
Она стала Лилит.
Тогда, в тот далекий вечер, они все решили в качестве эксперимента создать ряд религий. Каждый выбрал тогда, что сам захотел.
А у нее в сумке до сих пор лежит та самая тетрадка, в которую они тогда записывали все, что взбредет в голову.

9
В дверь кто-то постучал. А когда Вера ее открыла, там оказалась Ольга. Она вошла, и как-то слишком тихо спросила:
-К тебе можно?
-Конечно можно, заходи.
Она помогла гостье снять шубку, разуться, проводила ее на кухню. Там они тихо поблагодарили Бога за еду и сели пить чай.
Она замерзла.
Словно онемевшие полные губы едва могли говорить. Маленькие полные пальцы ставили чашку с чаем на стол после каждого глотка, а руки словно счищали невидимые пылинки с желтой кофточки или коричневой юбки.
Она замерзла.
При чем у Ольги замерзло не как тело, а как ее душа. Она сидела на против, и смотрела куда-то потухшими глазами.
Потом они перешли в зал, где она все так же тихо попросила за нее помолиться.
Помолились.
Стало легче дышать, холод ушел.
-Ты знаешь, тут один одногрупник скинул мне что-то вроде сатанинской библии.
-Ну, и?
-Я ее прочла, там все верно.
-Ты думаешь?
  -Да. И я не знаю, что мне делать.
-Тогда дай прочитать ее мне.
-Не надо, ты тоже тогда отравишься от нее.
-Хм, как заметил один человек, «разумно слышит тот, кто рассуждает».
-Так ты серьезно?
-Да.
-Вот распечатка.
Так вот почему Веру лихорадило последние дни. Она что-то должна была сделать. И это что-то само к ней пришло.
Прикольная все же книжица, от нее аж за версту несет такой неприкрытой злобной ненавистью, что впору даже восхититься.
-…Так, ух ты, смотри: вот здесь написано «прокляты выдающие ложь за истину и истину за ложь, ибо они вызывают отвращение!», а ниже, через несколько страниц мы видим вот это « Сатанизм - единственная известная миру религия, принимающая человека таким, каким он есть на самом деле, и предлагает логическое обоснование превращения плохого в хорошее вместо того, чтобы исхитряться уничтожать плохое». Получается, что автор сам себе противоречит, а по-простому он налагает проклятие на всех, кто будет следовать данному учению. И еще.
Вера взяла лист бумаги и нарисовала нечто:

Человек осознает наличие греха.

 

            момент 
            выбора                боль, принятие греха как нормы




       отречение              человек продолжает спокойно совершать начатое.
-Вот, примерно так вот, основная цель, для чего написана эта книга – пустить мысль человека по второй ветке.
-А как на счет вампиров?
-Каких вампиров?.. А, это…ты знаешь, похоже у меня что-то подобное даже было.
-То есть?
-Да, на практике, там одну бабушку жалко стало, ну я и отогнала от нее духа смерти.
-А при чем тут вампиры?
-Ну, у меня уже был не очень удачный опыт для меня же, вот я и сделала так, чтобы она не сразу мою жизнь взяла, а постепенно.
-И как? Получилось?
-Сама не знаю, неделю проходила никакая, а потом устала и попросила Бога отменить все. А на следующий после этого день та бабушка умерла.
-9
-Так вот ты где, а мы тебя уже заждались,- с легкой ухмылкой произнес Василь.- Что будешь? Пиво, вино, самогон – все свое, домашнее, - это вам не тот суррогат, что продают в магазинах.
-Как мило, но мне лучше чай – кипятку плесни.
Никогда не пить алкоголь в обществе «м», а второе правило: употреблять только то, что создал или проконтролировал лично.
Она села в уютное кресло рядом с камином, и положила в чашку с кипятком пакетик сбора.
Мишаня тихо покачал головой:
-Да расслабься ты, Максим тут вкусненькое всем обещал приготовить.
-Надеюсь не сам лично, а то мне опять в реанимацию не охота.
Гогот в углу явно принадлежал одному из участников «дела о яичнице».
В одном из кресел кто-то откашлялся.
-Ну, что, собрание объявляю открытым, господа присяжные-заседатели.
Первое предложение на повестке дня – помянуть нашего друга Толяна, так рано ушедшего от нас.
Dictum-dactum.
-Вторым вопросом на повестке дня является узаконивание брачного союза между Михаилом, он же Михаэль, и Леилой, она же Лилит. А так как протестующих нет, предлагаю выпить за новобрачных.
Нда, если б не хорошая реакция, то брошенная чей-то щедрой рукой подушка, могла оставить неприятные воспоминания. Но все предпочли просто посмеяться.
-И третьим вопросом на повестке дня являются поправки к нашей общей работе. Каждый из нас сам теперь ведет исследование, а эти собрания, как вы все помните, нужны для помощи отстающим. И так, первое слово предоставляется нашему гостеприимному хозяину.
Говорящий сел.
Вместо него поднялся один из сидящих в девяти черных креслах. Среднего роста, его и без того худощавое тело было упаковано в черную одежду.
Он встал, обошел свое кресло и встал, облокотившись на него.
-Рад, что вы все приехали. Начнем же. В первой части моего доклада идет речь о способах получения информации.

10
Ну, все, вечер заканчивался, и зал стал по-тихому превращаться в спальню.
Вера разобрала диван и постелила свежее белье. Тем временем Ольга, приходя в себя, мариновалась в ванной.
Так же она разобрала одно из кресел – там было два кресла кровати, так что вполне можно было оставлять загостившихся друзей на ночь.
Забавный все же вечер получился, но все же какая-то незавершенность осталась, словно это еще не все.
Так что же еще должно произойти?
Она подошла к шкафу и достала пижамку.
Спать.
Завтра день и у нее  есть святая обязанность – зачет.
А пока, пока она пошла на кухню и стала разогревать молоко. Положила в него мед, корицу. Разлила на две кружки.
Ольга вышла из ванной в пушистом халате. Получила свою порцию горячего молока.
Вот только если она смогла сразу уснуть, то Вероника еще долго не могла уснуть. Так странно, ведь теплое молоко обычно сразу ее вырубает…
Просто как-то не до сна. Словно какая-то грусть поселилась совсем рядом.
А спать все как-то не хотелось. Тогда она встала. В рассеянном свете нашла подарок Макса и пошла на кухню.
Она легла спать.
А бывшая Санторана Эл долго-долго смотрела как ночной сумрак растворяется в ее глазах, снимая газовые покрывала с окружающих ее предметов.
Ей было грустно.
Просто от чего-то она все еще не могла назвать самое себя этим именем – Вероника.
А еще она очень сильно – всем своим существом страстно желала только одного – снова стать человеком. Не просто ограничить свои способности, но провести столь глубинное изменение, чтобы снова стать тем, кем она должна быть.

-11
-Ну что ж , интересная тема, мы знаем про твой уклон в магию, но скажи, неужели ты думаешь, что сможешь забрать демона у природной полуночницы и искусственно привить его любой девушке?
-Этого я не знаю, но мне это интересно.
Все молчали. В принципе, каждый из них вел подобные исследования, но такой исходный материал попался только ему.
Лилит не выдержала.
-А что ты собираешься делать с исходным материалом после своего эксперимента?
-Ничего, она полностью будет свободна, тем более, что у нее такая же цель, как и у меня – освободить ее от демона. То есть у меня уже есть ее согласие на подобное деяние, а значит вероятность успешного разлучения довольно-таки велика.
Надо это прекращать.
Вадим решил сам войти в разговор, что  б только не слушать эту перебранку – Леила всегда недовольна используемыми методами.
-А в каком возрасте у нее произошло это изменение?
-Где-то в возрасте тринадцати лет, но ее демона я буду вынужден привить искусственно более зрелой личности. Минус – плохая приспособляемость в более позднем возрасте, плюс – не надо будет долго ждать результата эксперимента.
-А ведь ты знаешь, полуночницы попадаются довольно-таки часто, но чтобы одна из них провела слияние демона и своей души…
-Я знаю, вот и хочу посмотреть, на сколько этот случай уникален.
-А ты не боишься, что следующая… подопытная попросту с катушек слетит?
-Риск есть, но ведь кто не рискует, тот не мешает лимонад с водкой.

12
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.

Был правдою мой зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.

Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.

Я, прочитав над входом в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне».

Он, прозорливый, отвечал на это:
«Здесь нужно, что б душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета.

Я обещал, что мы войдем туда,
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда».

Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени.

Там вздохи, плач и исступленный крик
Во тьме беззвездной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник.

Обрывки всех наречий, ропот дикий,
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и вскрики

Сливались в гул, без времени, в веках,
Кружащийся во мгле неозаренной,
Как бурным ветром возмущенный прах.

И я, с главою, ужасом стесненной:
«Чей это крик?- едва спросить посмел.-
Какой толпы, страданьем побежденной?»

И вождь в ответ: « То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.

И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.

Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина».
Наверно, это очень глупо в наш просвещенный век любить итальянскую литературу эпохи средневековья.
А еще рядом с кроватью лежал томик Декамерона. Его она тоже начала читать, увлекаемая пышными кружевами слов.
Вот только какой-то странный осадок остался после той книги. Но все же, ее поразила странная свобода так искусно подчиненная строгости замысла всей книги. Декамерон нельзя читать отрывками, это только испортит само понимание книги. Только полностью, только с начала, только восприняв в себя описание зачумленного города, а после только приняв зарисовки беззаботных шалостей давно умерших людей.
А, может, все дело в простой мысли – смерть всегда рядом, вот она – родная, ближе нее никого нету, ведь только она встретит в конце пути и примет в свои объятья?

-12
Она уезжала.
Их очередная встреча закончилась.
Вот только…маленький крестик на льняной ниточке был повязан вокруг ее запястья. Крохотный кусочек любви между теми, кому никогда больше не быть вместе.
А может, она тогда все же уже знала, что теперь они смогут встретиться только один раз, но уже не на земле?
Никто точно уже ничего не мог сказать. Просто странное чувство обреченности серым облаком накрыло все вокруг.
Надо уезжать от сюда. Макс сказал, что Санторана несколько лет назад наложила печать на этот маленький городок. Или не она. Но она тогда очень хотела умереть, но, как обычно, не смогла. А теперь же по какой-то странной причине, все, кто может ощущать эту печать, словно попадают под проклятье смерти.
Да и Толик незадолго до того несчастного случая приезжал сюда…

13
Он поцеловал ее.
А она представляла себе это как-то не так. Просто губы его были слишком влажны, и они почему-то были… горьки.
А потом он ушел, а она…
… она даже не могла молится.
Печаль.
Прошло несколько часов. Мысля как сомнамбула, она все же смогла найти выход.
-Бог, прости грехи мои, чтобы я могла предстоять пред Тобой сейчас. Слушай, Бог, прости меня, но я ХОЧУ сделать это. Ты Сам мне показал, что я только троим людям могу отдать свое сердце. Я знаю, что после я никогда не смогу никого полюбить, но я решила использовать третий раз. Прости меня, если можешь, но все равно поступлю по-своему. Прошу, помоги мне полюбить его, чтобы наши души и дух стали единым целым, как едина Святая  Троица.
И еще, Бог. Ради него я готова отказаться ото всего, даже от жизни, что ты вожил в меня.
Аминь.
Шок, Что ж это было? Но стало легче дышать.
Она легла спать.
   Она встала. Странная такая ночь была, словно не было золотистого вечера у полтинников. С трудом встала. Умылась. Вроде как полегчало. Молится она не захотела – даже мысль такая в голову не пришла. Подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Не узнала. Первая мысль: Господи Боже. И как глаза открылись.
Помолилась. Просто, без традиционных для харизматов криков. Вера просто встала, подумала о Боге. Нежное, ароматное чувство наполнило ее – такое обычно бывает во время молитвы. И она просто сказала Богу все то, что думает, какие мысли ее сейчас тревожат. Странный свет после каждого слова будто из глаз ее начинал исходить. Это было очень приятно. Нежная музыка, созвучная ее дыханию звучала в ее сердце. Вера никому не говорила, но вот уже несколько месяцев как она просила у Духа Святого, чтобы Он не просто вошел и был в ее сердце, но так же и принял ее дух, ее суть, и растворил его в Себе. Это затем, чтобы никогда с Ним не расставаться и всегда ощущать Его присутствие. 
И как странный осадок – странное чувство, будто что-то отдаленно разорвалось в ее сердце.

-13
- Отпусти меня. Я не могу так больше. Я не могу ни быть с тобой, ни уйти от тебя. Не могу. Мое сердце сходит с ума, я забываю обо всем – стоит только тебе оказаться рядом. И я схожу с ума. Так странно – глядя на тебя, я вижу Иисуса, а когда молюсь Ему – все мысли о тебе. И не могу так больше: ты мне дорог, но ты… Не знаю, что случилось межу нами, или со мной, но все стало иным.
Он подошел к ней.
Вера рыдала. Она стояла босиком на холодном полу. Это причиняло ей боль, но не холод заставлял слезы стекать потоками по ее щекам. Ланиты, мысленно поправил он себя.
В ее руке был нож. Широкое блестящее лезвие с влажным хрустом рассекало пучок укропа. Терпкий пряный аромат наполнял собою все пространство.
Она рыдала. Прозрачные слезы стекали по ее ланитам, но из приоткрытых уст лишь слабое дыханье нарушало тишину.
Она сама подошла к нему. Нож положила на стол, рядом с укропом. Склонила голову к его плечу и обняла. Он осторожно обнял ее замерзшую, дрожащую. Аромат резаного укропа. Он нежно провел по ее спине рукой. Взял со стола пахучий нож, и ввел блестящее лезвие с запахом укропа в ее пятое межреберье. Резкая боль наполнила ее тело. Он наклонил ее, и подставил чашу под то место, где была рана. Осторожно извлек нож из ее тела. Полилась струйка крови. Жидкая такая, текучая, как вода.
Взял тело Ники на руки. Освободил его от одежды. Положил на каменный алтарь. Положил так, чтобы руки и ноги были ниже, чем все ее тело. Боялся причинить боль или неудобство. Все тем же ножом провел по ее голеням, запястьям. Провел по ее длинной шее поперечную борозду. Жидкие струйки крови потекли вниз. Кровь наполнила собою прихотливые узоры алтаря. Получилось красиво – матовая черная поверхность, испещренная лаково-красными узорами. И мраморно-белое тело любимой.
Он подошел к зеркалу и не узнал себя.
Высокий лоб, скулы и выжженные ночью глаза. Коснулся кончиками пальцев бритых щек, и не узнал это прикосновение. Это был не он. Он посмотрел на руки. Кровь. Ее кровь.
Звонко шелестела струя холодная струя воды, обагренная человеческой кровью.
Макс оглянулся. Мраморное тело Вероники лежало на черном камне, а ее кровь наполнила специальные углубления в полу.
Взгляд метнулся куда-то вправо и остановился на чаше с чем-то красным. Это кровь из ее сердца. Он должен выпить ее. Пахло укропом и железом.
Влажные руки почему-то схватили мокрое полотенце. Стараясь не глядеть на белизну ее нагого тела, Максим приблизился к жертвеннику, и стал стирать кровь с ее рук и ног. Потом – шея. Поневоле вздрогнул от соприкосновения с ее волосами. Невидящий взгляд остекленевших глаз и холодная мягкость кожи...
И были все ее черты
Исполнены той красоты,
Как мрамор, чуждой выраженья,
Лишенной чувства и ума,
Таинственной, как смерть сама.   
Белая простыня скрыла наготу мертвого тела.
Что теперь? Он посмотрел вокруг.
-Максим, где твоя невеста? – мягкий голос раздался за его спиной. Но он не мог оглянуться. Едкая горечь наполнила его сердце. Губы искривились в усмешке.
-Она больше не моя невеста. Сделала свой выбор – и я отпустил ее. Теперь она со своей новой любовью.
-Ты убил ее.
Становилось невыносимым слышать этот спокойный голос: какое право он имел интересоваться тем, что произошло между ними. Злобная радость и раздражение наполнили сердце: захотелось выбежать на улицу и закричать всем, о том, ЧТО он сделал. И пусть будет, что будет, - он сделал это и теперь никто не в силах изменить. Никто не в силах обратить смерть, нет воскресения и нет ничего после неё.

14
А за окном, понимаешь,- весна за окном...
Тупая попса засела в мозгу как ржавый гвоздь. Она подошла к окну. Яркое весеннее солнце смотрела на нее с чистейшей лазури небес. Молодая листва зелеными облаками окутала ветви охристо-серых тополей. А она...
Странная пустота внутри... как будто какая-то неведомая сила изъяла из ее тела ее душу, ее сердце...
Какая же она была наивная, считая, что нет боли сильнее ломки сознания.
Это уже даже однажды как-то было: тогда помог простой отсыл Именем Иисуса Христа духов вампиризма (она не имеет права управлять людьми, но имеет право посылать духов и ангелов тьмы).
Пробовала - впервые не помогло.
Как серый туман вокруг. Да что же это такое - как не хочется жить, но жизнь уходя из нее так и не уходит. Это больно. Не сколько физически, сколько... Словно нет ничего внутри, только оболочка - роговой покров верхних слоев кожи и волосы. Абсолютная пустота внутри. Так не бывает, но это... есть.
Как мерзко - раньше эта была честная, явная, открытая боль. Это была мука невыносимая, она подводила к порогу жизни. А это... это было... как она возникла, эта... пустота? Она словно уводила в неведомые края самой смерти, не оставляя ничего, ни одного пути к спасению.
Странно так, словно в ней остановилось сердце, но дыхание так и не ушло.
Так что же делать?
Она подошла к серванту. Вот она, аптечка. Таблетки? Нет, слишком не надежно. Бритва? Слякотно и тоже, да и потом - в ней же барьер, не дающий ей насти себе вред или поранить себя.
Шприц.
Перетянула ремнем левую руку. Где-то тут все же должна быть вена. Только один маленький укольчик. Не нужно ведь ничего - всего пять кубиков воздуха.
Игла прикоснулась к коже. Боль. Нет, надо нежнее. Осторожно, словно раздвигая иглой клетки тела ввела ее. Что-то нашла. Темная кровь показалась внутри шприца. Осторожно, стараясь не сместить иглу, надавила средним пальцем на поршень.
Все.
Достала иглу.
Комочек боли где-то внутри стал подниматься по руке к плечу.
Сердце забилось.
Легко так, словно оборвалась какая-то серебрянная нить, и она снова стала свободной.

Боль наполнила ее всю. Простая физичиская боль и страх смерти. Огромный комок чистой, смертной боли дошел до сердца. Стало плохо, как будто она потеряла сознание и падает куда-то вниз. Мерзко. Она в каком-то колодце, сами стенки которого состоят из корчущих рожи демонов. Страшно.
Равнина.
Огромная пепельная долина, а где-то справа от нее - стена. И ветер, сильный. Она сносит ее за эту стену, стену пепельного тумана. Она знает. Знает, что если ее туда унесет, то она уже не проснется.
А ветер крепчает.
А потом он все же унес ее туда.
А потом она все же спала.
А потом она как-то проснулась. Проснулась, и помнила только тот сон, а еще она знала, что через пару минут это пройдет и она вспомнит как умерла.


- 14
Она стояла одна.
Ветер радостно трепал кроны деревьев.
Восемь огарков свечей в ее руках.
Ласковое летнее солнце улыбалось всем из пены белых облаков.
Так что же случилось? Почему они все так ушли? В чем же была их ошибка?
 Мягко погладила маленький детский крестик, прилепленный к воску одной из свечей. Поднесла его к лицу, и поцеловала соленными губами.
Просто уже не осталось в ней сил.
Она встала с деревянной скамейки.
Увитый алыми розами крест ненужно серел средь тканевых лепестков. А она…
Она, наверно, даже и не заметила, как на выходе с кладбища ее сбил грузовик.
А может…
Ценой жестокой искупили
Они сомнения свои…
Они страдали и любили –
И рай открылся для любви ???


                Конец.