Отрывок из романа

    Мария жила на одной улице с родителями, через один дом. Небольшой домик, в две комнаты, одна служила кухней, другая – всем остальным, спальней, залом и детской. Тесновато, но пока девчушки маленькие, как-то размещались. С ожиданием ещё одного ребёнка, призадумались. Где его расположить?
    Евдокия, проходя, мимо дочкиного дома, услышала мычание коровы. От удивления даже приостановилась. Вспомнила, что она не видела сегодня Марию на выгоне.
Постучала в калитку, кроме собаки, никто не отозвался. Калитка была закрыта изнутри. Тогда она открыла ставни и постучала тихонько, чтоб не напугать детей. К окну подошла дочь, держась за живот, жестом показала, что сейчас откроет, калитку и исчезла в глубине комнаты. Звякнул дверной крючок. Кутаясь в тёплый платок, придерживая его одной рукой, другой держалась за живот. Мария медленно спустилась с крыльца. Шаркая, старыми парусиновыми туфлями, побрела к калитке.
    Мать не дожидаясь, когда ей откроют, заглядывала в заборную щель, кричала дочери:
  - Чоли ужо время? Вечёр вроде всё ладно была. Совсем невмочь? Маленько додюжишь? Я успею хоть коровенку подоить? Бедна, как надрыватца. Девок надо будить, пушай к нам бегут. Робята за ними доглядят. Мужик то в поездке? Сам то быстро допер тебя в больницу. Чё молчишь то? Додюжишь? То побегу до Степана, можа лошадь даст, тебя лежачу довезу.
     Евдокия так разволновалась, болтала без умолку, не давая вставить слова. В её болтовне, была досада, дочь мучается, а она не может помочь. Куда они рожают? Хоть бы маломальским хозяйством обзавелись. Да чтоб было, что вдоволь по есть – по пить, да тело толком прикрыть. Внучки в перешитых бабкиных платьях. Зять, то же голытьба. Полно братьев  да сестрица с матерью, так  и смотрят, чтоб с него взять. Всё тянут со двора Евдокии, не разорваться же на такую ораву. Да что уж теперь сетовать. Дитя то в чем виновато? Его время пришло. Принимайте!
              -Мама, ты шибко то не хлопочи. Я маленько отлежусь, да пойду в больницу. Живот то ешо редко хватат. Я хотела подоить Зорьку. Она как с ума сдурела, брыкатца от меня, будто я чужа. Можа чует, близки роды. Она же то же баба.-      
    Мария проговорила на одном выдохе, чтоб мать не успела перебить.
Мать уже гремела подойником, пытаясь оттереть его до бела. Повязала на голову, подвернувшийся лоскут, приготовленный на пелёнки и уже в дверях, пробурчала:
              -Пойдёт она. Куды? Свалися где-нибудь, по дороге. Переживай тут за тебя. Полегчало, так буди девок. Оболокай их потеплее, утресь роса холодна была. Запасну одежонку собери. Пади не на день уйдёшь. А от Ивана толку не добъёся.
      Закрыла за собой дверь, продолжая, что- то говорить, скорей для себя, а не для дочери, та её всё равно не слышала.
      Мария подошла к кровати. Девчонки сладко спали. Безмятежный детский сон не нарушил даже громкий бабушкин голос. Спали дети в одной кровати. Младшую подселили к старшей. Детскую деревянную кроватку убрали до времени в кладовку. Освободили место для  подвесной зыбки, в которой малыши спали  первые два-три месяца после рождения.
      Девчонок заранее стали приучать спать вместе. Пятилетняя Лида ни в какую не хотела мириться с соседством, младшей сестры. Младшей, Варе, было всего два годика. Тихонькая, спокойная девчушка, часами сидела  с игрушками, в дальнем углу комнаты. Только её кучерявая головенка виднелась из-за  картонной коробки.  Бывало, заиграется и уснёт среди игрушек. Мать спохватится, коль исчезли кучери за коробкой, значит, дитя спит. Больших хлопот с младшей не было. Лида, наоборот, очень подвижная, избалованная вниманием многочисленной родни. Смышленая не погодам, водила дружбу в основном с мальчишками, которые по родству приходились ей дядьками, правда по возрасту не далеко от неё ушли. Она быстро схватывала премудрости мальчишеских  забав и играла с ними на равных. Гоняет мяч, вмести с ними, поблажек ей никто не даёт, да и она их не ждёт. Падает, обдирает коленки, но не ревёт, только плюнет на ладонь да потрёт ушибленное место, так мальчишки делают. Те, в свою очередь, так же серьезно и справедливо, скачут с ней на скакалке или прыгают в классики. Когда берут её на рыбалку, она терпеливо сидит с удочкой. С её непоседливостью очень трудна без движения, но Лидочка мужественно  ждёт клёва. Сколько радости в её глазах, когда задёргается поплавок. Начинает кричать, что есть мочи, зовет всех на помощь. Все  бросается к ней, кто подсекает рыбу, кто держит девочку, чтоб она не кувыркнулась с лодки в воду. Вот рыбка в котелке, восторгу не конца.
    Лидочка бросает удочку, дальше рыбачить ей уже не интересно. Она начинает ловить руками из котелка свою добычу. Возится с рыбкой пока та не сдохнет или не выскользнет за борт лодки. Безутешное горе охватывало девочку от потери улова. Уговоры, предложения, на выбор, другой рыбки, не могли её утешить, рыдания не прекращались.      
    Ребята бросали рыбачить, вели свою подругу домой, к матери. Рыдая, Лидочка рассказывала о постигшем её горе, обвиняя во всём мальчишек. Что не заметили, куда упала рыбка, что вовремя не дали рыбке воды, что лодку раскачали, и рыбка выскочила... Все виноваты, только не она. Мальчишки всё ей прощали, потому что маленькая, потому что девчонка, скорей всего, потому что она верный товарищ, никогда не предаст.               
    С появлением сестрёнки Лидочка никак не хотела мириться. Мало того, что родители стали меньше уделять ей внимания, так ещё посягнули на её свободу. Раньше в любое время можно было убежать к бабушке и даже остаться  ночевать у неё. Играть с ребятами или подружками, и никто тебя не трогает, а теперь сиди с этой клушкой. Разговаривать не умеет, бегать не хочет. Зачем её караулить? Всё равно она из своего угла не вылазит. Надеясь на то, что Варя никуда не денется, Лидочка умудрялась выбежать на улицу, позабавится с друзьями и подругами. К приходу  родителей вернуться на свой пост.
    Варя не оправдала Лидиных надежд, однажды всё-таки решилась выйти из своего угла. Она с любопытством  начала исследовать дом, открывала  дверцы, вытягивала ящики, выбрасывала содержимое, пробовала на зуб, всё ей было в диковинку. Учинила во всем доме хороший погром. Муку, крупу, макароны рассыпала по всей кухне. Выгребла землю из горшка, где рос огромный фикус. Вся в муке и земле вышла на крылечко. Уходя, Лида оставила открытой входную дверь, чтоб было слышно, если сестрёнка вдруг заплачет.
    С трудом Варя сползла с крыльца, нетвёрдыми шажками побрела  к калитке. Калитка тоже настежь распахнута, иди куда хочешь. Малышка немного постояла, как бы размышляя, что там за калиткой? Наконец решилась, вышла на улицу и пошла, куда ножки понесли.
    Около соседского палисада рыжая курица рылась в земле, хватала клювом червячков, подзывала цыплят. Они гурьбой накидывались, выхватывая у квочки лакомые кусочки. Дюжина желтеньких пушистых комочков бегали, суетились около курицы. Варя направилась к бегающим игрушкам. Маленькие желтенькие комочки сновали вокруг её босых ножек, тыкались клювиками, должно быть, принимая пальчики за червячков. Курица угрожающи, кудахтала, порываясь защитить свой выводок от непрошеной гости. Будь Варя постарше, она б испугалась разъяренной квочки, а сейчас её просто веселила прыгающая штучка.
    Соседка услышала волнение квочки. Вышла посмотреть. Может, какая пакостная кошка хочет утащить цыплёнка? Увидела, что происходит, руками развела.      
  - Батюшки! Варя! Ты с кем, детка?
    Огляделась. Никого поблизости не оказалось. Она взяла девочку на руки, понесла её к  бабушке.
    Из ворот ботовского двора выскочил подросток. Увидел тётку с Варькой на руках, опешил:
  - Тётка Вера, ты куды нашу Варьку поташила?   
  - Нашла у своего палисадника вашу красавицу. Пошто одну оставили? Дитё то ешо неразумно, к  наседке с цыпушками лезла. Кура то могла заклевать девку начисто. На, бери, своё добро.
    Сунула пареньку Варю и раздосадованная напрасным обвинением, поспешила домой.
  - Хош бы спасибо сказал, а то «куды потошила?»  Будто мне своих мало. Охламон,- в сердцах бурчала тётка, не получившая благодарности за своё доброе дело. Вечером встретила Марию и отвела душу. Во всех подробностях доложила о происшествии.
    Ох, и досталось на этот раз Лидочке. Обидно. Навязали обузу. Наказывают. В кровати притеснили. Всё из-за этой противной Варьки. Наверно они меня не любят, думала Лидочка. До слез становилось жалко себя.
    Марии с трудом удавалось примирить девчонок. Укладывала обеих в кровать «валетом», рассказывала сказку, обязательно со счастливым концом. Порой сама придумает весёлые истории, рассказывает до тех пор, пока девчонки дружно не засопят.    
    Серёжка, сын Евдокии, шустрый пострел, сумел таки отвертеться, не пошёл с братьями пасти скот, сказался больным. И теперь, томился в ожидании матери. Что-то она задерживается? Ей же на работу надо. А ему надо ещё умудриться убедить её, чтоб она отпустила его на рыбалку.  Стадо уже наверно к полустанку  угнали, мать его туда одного не пошлёт. А где же она, сама? Надо сбегать посмотреть. На ходу натянул на себя свитер, запрыгнул в сандали, выскочил во двор. Взобрался на лестницу, приставленную к сеновалу, приложил ладонь козырьком ко лбу, посмотрел в сторону озера. На берегу, ребята разматывали бредень. Значит, ещё успею, подумал Серёжка, опрометью слетел с лестницы, бросился на поиски матери. Заглянул во двор сестры, Марии, услышал голос матери. Евдокия уговаривала корову, чтоб та стояла спокойно, не брыкалась. Серёжка заглянул в стайку.
  - Ма! Ты чё на работу то не пойдёшь? Пошто корову  не угнали в стадо? Ма, а мне чё-то полегчало. Ребята меня на рыбалку зовут. Бредешок бросим, рыбы много приташу.
  - Эка шустёр! Коров пасти, брюхо болит. Братья дурней тебя чёли? Целый день, не присидаючи, за скотиной бегать. Иди-ка в избу, намеси ведро пойла, да таши суды, а то простоит корова весь день голодна. После сбегаш в столовку, скажижся, мол, мать задоржитца, дочку в роддом поведёт, рожать ей время приспело.
  - А потом можно на рыбалку,- льстивым голосом спросил Серёжка.
  - Иди ужо. Хоть кака то польза от тебя сёдня будет,– буркнула Евдокия.
    Парнишку как ветром сдуло. Через огород, перепрыгивая рослые кусты картошки, рванул к озеру. Ребята уже грузились в лодки.
  - Ребя! Ребя! Обождите маленько! Чё скажу-то,– на бегу кричал Серёжка. Не снимая обуви по заливному лугу, чавкая сандалиями и давя многочисленных головастиков.
    Мальчишки перестали укладывать снасти, застыли в ожидании. Их удивило проявление товарища, собравшегося на рыбалку с голыми руками.
  - Ребя, вы далёко не заплывайте и бредешок без меня не закидывайте, Я ща, корову накормлю. В столовку сгоняю и к вам приплыву,– не отдышавшись от бега, он сбивчиво пытался объяснить причину  своей задержки. 
  - Ты, почё в столовку  то? Печенюшек принесёшь!? – спросил Колька, закадычный  дружок. Он нередко угощался сдобными булками у Серёжки дома. Мать приносила выпечку с работы, порой ещё теплую. Евдокия поварила в поселковой столовой.
  - Не, Коль, не принесу. Мать сестру поведёт рожать, мне велено передать, что она задержится,  но, в общем, опоздает на работу,– смущаясь, объяснил Серёжка.
    Ребята меж собой захихикали.
  - Ну, Серега, ешо одну Лидочку подарит тебе сеструха. Будет тоже с нами на  рыбалку ходить.
    Серёжка махнул рукой на их усмешки. Другой раз он, конечно же, не смолчал, достойно ответил бы, но сейчас не было времени. Ещё могут не дождаться его, кинут без него бредень. Без рыбы его не оставят, но это будет не та рыба. Рыба хороша, когда ты сам идешь с бреднем, окунаясь с головой в прозрачную озёрную воду. Видишь, куда идёт косяк. Захваченный азартом охотника, ведёшь косяк до самого берега. Рыба тыкаясь в сетку, пытается вырваться,  смотрит тебе прямо в глаза. Кто кого пересмотрит? Кто кого перехитрит? Тут только не зевай, раньше времени не радуйся, рыбка может по сухому песку убежать в озеро.
         Поселковая столовая и больница, и вся, поселковая жизнь, происходила за железнодорожными путями.
         Серёжка бежал, не глядя по сторонам, Ловко перескакивая через рельсы. Сбегая с насыпи, услышал за спиной грохот маневрового  паровоза.  Машинист грозил ему кулаком, и что-то кричал в след. Парнишку даже прошиб холодный пот, от такой близости  паровоза. Однако, не снижая темпа, помчался дальше.
         На крыльце столовой сидела пышная тётка, курила огромную самокрутку. Увидела бегущего сына Евдокии, закричала:
                -Где матка то? Пошто на работу не явилась? И нам не наказала чё делать. Мы ужо сами стали сочинять обед. Фимка на свой страх щи заварила. Мать то придёт?  Али занемогла?
                -Не, тетя Зоя, она сестру поведёт в больницу, рожать. -  Сказал и весь залился краской – Как сдаст Марию в больницу, так и к вам придёт.
          Паренёк порывался поскорее отправиться в обратный путь. Говорливая тётка засыпала его вопросами.
                -Кого ждёт Мария? Опять пади девка будет. Ох, мужик то осерчат, пади сына хочет? А где сам то, Иван? Пошто мать хлопочет? Вот непутные мужики, рабёнка сделают, а дальше… мамки-няньки разбирайтесь.
-          -Ивана нет дома. Он в поездке. Кондуктором на товарняках ездит. -   Заступился за зятя  Серёжка.
Улучшив момент, пока тётка раскуривала погасшую самокрутку, пустился от неё прочь.
           Евдокия подоила корову. Молока было мало. У неё коза, Нюрка, и то даёт больше. Процедило молоко через ситечко. Налила внучкам по кружке, предложила дочери. Мария отказалась, сославшись на недомогание.
Пока девчушки пили молоко, Мария  мало-мало прибрала кровати, собрала одежонку, себе и детям.
             Входную дверь закрыли на щеколду, в неё вместо замка воткнули деревянный колышек. Кто зайдёт? Увидят воткнутый в щеколду колышек, значит, хозяев дома нет. Пройди по всей улице, замка не у кого не сышищь. Так уж было принято. Воровства отродясь не было. Мальчишки бывает, побалуют, нарвут на чужом огороде огурцов. То лодку угонят, покатаются да и вернут.
 Маленькую Варю, бабушка несла на руках, вместе с узелком одежды. Лиду, мать вела за ручонку. Пошли в бабушкину избу. Варя, по малолетству, ничего не могла понять. Почему так рано разбудили? Куда потащили? Почему плачет Лида?
              Лида плакала от жалости к себе и к матери. Маму жалела, видела, как  она мучается, наверно ей очень больно. Себя жалела – понимала, что скоро появится ещё один ребёнок. Про неё совсем забудут.  Зачем они вообще нужны? Эти братья и сёстры. Если мама так мучается, болеет. И она, Лидочка, страдает. С одной сестрой сидеть целыми днями, теперь их будет двое, Лида ещё горше заплакала.
                -Мама, ты родишь лялечку, не бери её домой, отдай кому-нибудь. У нас же
есть             Варька. Она ешо маленькая, Я тебе обещаю, всегда буду с
ней нянчиться. Одну оставлять больше не буду. А будет их двое, я же не смогу уследить. Они разбегутся в разные стороны.  – Тараторила Лида, пытаясь забежать, вперёд матери и заглянуть ей в глаза. Мария молча вела девочку за руку, думая о чём то, о своём. Лида поняла, что от матери ничего не добьешься, Стала приставать к бабушке. Знала, что бабушку все слушались. Только как убедить её, что им больше не нужны ребятишки? Ладно, подумала Лида, пусть мама уйдёт в больницу, а уж она сумеет уговорить бабушку. И так ей эта мысль понравилась, что она даже заулыбалась. Вырвала ладошку из теплой материной руки и побежала  впереди всех.         
            Евдокия спешно дала указания  своим домочадцам, собрала узелок с пирогами и молоком. Из шкафа достала свою выходную жакетку, велела Марии надеть. Сама облачилась  в старенькую тёплую кофту, застёгиваясь, на ходу, сказала  дочери: -
               -Но чё, пошли чёли!? Оперись на меня, даст бог, доплетёмся. -
Взяла дочь под руку, и бережно придерживая, будто та стеклянная, может разбиться, перекрестилась и повела. Пройдут немного, мать велит остановиться, передохнуть. Она сама больше устала, от волнения и беспокойства за дочь. Остановились в очередной раз недалеко от столовой, до больницы осталось, рукой подать.
       Мария удивлёнными глазами посмотрела на мать.
               -Мама, у меня чёто всё прошло. Чёто мне страшно. Пошто то у меня ничего не болит.  Так легко сделалось. Давай зайдём в столовку. А то всё во рту  пересохло. Хошь воды попьём. У меня сёдня ешо маковой росинки во рту не было. -
Волнение Марии передалось матери, она сгоряча сплюнула.
               -Непутна. Пошто голову мне морочишь? Ты хошь пошитала, когды тебе родить? Можа просто брюхо болело?  Чё вечёр ела то?  Пошли, зайдём, всё одно на работу надо. После дойдёшь до больницы, коль ужо собрались в неё, проверься, лишне не будет. – В сердцах бурчала мать.
       Зашли в столовую. Посетителей было немного. Время было между завтраком и обедом. Буфетчица гремела счётами, подсчитывая утреннюю выручку. Увидела Евдокию с дочерью, выскочила на встречу.
          -Ой, девонька, Живот то у тебя на коленки упал. Вот- вот родишь.
-    -Какой, родишь, – возмутилась Евдокия – покуда плелись, у неё схватки кончались. Дай ей стакан воды или  чё, там у тебя есть.
-    -Зачем воды, ей сейчас стаканчик кагору надо бы принять. Родит как по маслу! Сама скоко раз так делала, –  сказала буфетчица и юркнула в подсобку за бутылкой.
-    -Ты чё удумала, Девка пьяна, пойдёт в больницу. Чё врачи скажут? Меня кажда собака знат. Как после людям в глаза смотреть.  Сиди тут, - обратилась к дочери – пойду на кухню принесу чаю. Проходя через обеденный зал, успела рассмотреть посетителей. Её внимание привлёк  мужчина,  сидевший за столиком около окна. Какой бравый мужик, отметила про себя Евдокия. Он приподнял голову от тарелки и игриво подмигнул славной бабенке. Евдокия, смутившись, скрылась на кухне. Бабы обступили её с вопросами. Она едва отбилась от их назойливости, пообещав рассказать всё позже. Налила стакан чаю из большого чана, поспешила вернуться в зал. Ей ещё раз хотелось поймать взгляд приглянувшегося мужичка, снова ощутить щекотливое смущение, к сожалению, за столом у окна никого не было. Тут она смутилась перед дочерью. Из-за кого-то мужика , забыла про дочь.
       Мария с буфетчицей сидели за прилавком, перед ними стояла бутылка кагора, на половину опустошенная.
               -Эка, бесстыжи, вылакали всю пол литру, - возмутилась Евдокия – А ты чё лыбисся, своя башка то ужо не варыт, чужому уму потыкаш. Отлегло от заду то, и обрадовалась, Поганка. Пошли ужо, доведу до больницы. – Взяла дочь под локоть, повернула к выходу. Кивком головы показала на стакан. 
-    - Плёсни мне маленько, а то с вами  с ума сдуреш, закружала вовсе, неприсидаючи с раннего утра.
Буфетчица с радостью разлила по стаканам остатки содержимого бутылки. Раздобрилась, загребла из коробки горсть шоколадных конфет, шумно шлёпнула  их на прилавок, и выдохнула:
               -Гулять, так гулять! Девки, можа ешо одну пол литру откроем? Машка, поверь, родишь, как из ружья. Я тебе говорю. У меня их четвёро. Два парнишка и две девки. И всех родила через кагор, Быват даже спохвачусь. Где же пузо? Вроде мук не испытала, а пуза нет. Ачухушся, смотришь, ужо ребятенка кормить несут.
Рванула, было в подсобку за очередной бутылкой, но Евдокия остановила прыткую буфетчицу.
               -Не дикуй! Как работать будешь?  Скоро народ пойдёт на обед. Да нам пора. Мария, вставай, пошли. -  Настойчиво ухватила  дочь за руку и как ребёнка повела к  выходу.
      Перешли улицу, подошли к больничному забору у калитки, распрощались. Мать пообещала после работы заглянуть, если Марию примут в роддом.
      В больничном коридоре санитарка возила на швабре мокрую тряпку. Мокнёт в ведро с водой и гоняет воду с одного конца в другой, не утруждая себя отжиманием  грубой мешковины. Мария раскатилась на мокром полу, едва успев ухватиться за кушетку.
               -Тётка, ты хош тряпку отожми да протри толком, а то склизко как на льду, чуть не захлестнулась. Смотри, выроню у тебя тут ребятёнчишка, будешь отвечать. – Садясь на кушетку, выговаривала  Мария нерадивой уборщице.  Вдруг снова почувствовала резкую боль внизу живота. От неожиданности даже взвизгнула. Санитарка бросила швабру, подбежала к Марии, приговаривая: -
                -Ты, чё, девонька, рожаешь чёли?  Погоди, за врачом сбегаю, обход у них. В каком месте искать? А ты сиди, шибко не двигайся. Я скоренько. – Закричала в глубь коридора, - Маря Васильна, покажись, тут бабенка рожать собралась.
       Из крайней палаты вышла акушерка, подбежала к Марии. С санитаркой подхватили её под руки, и повели в родовую. Было уже не до подготовки. Только успели руки помыть и надеть перчатки, а дитя  уже тут как тут. Роды проходили легко, Мария невольно вспомнила буфетчицу, ребёнок шёл по всем правилам. Только одна мысль была у неё в голове, только бы парень родился. Второй девке муж был не доволен, третья будет, вовсе обозлится. Закричал ребёнок, все муки позади. Мария закрыла глаза, её разморило от выпитого вина, хотелось спать.
       Как гром средь ясного неба, донесся голос акушерки, возившейся с ребёнком. Перевязывая пупок, приговаривала. –
-   -Вот девонька, завязала тебе пупочек. Расти здоровенькая, мамку с папкой радуй.
              -Девка?! Правда, чёли, девка? – очнувшись от дрёмы, спросила Мария.
       Вошла врач, Мария Васильевна, увидела, что справились без неё. Похвалила акушерку и санитарку. Подошла к роженице.
              -Мария, ты снова к нам пришла. С кем тебя поздравить? Девочка! Что же ты так расстроилась? Это прекрасно! Смотри, какая красавица.
Поднесла девочку к Марии, та зажмурилась от яркого света, забавно чмокала губёнками.
               -Видишь, кушать хочет, губками маму ищет. Смотри! Смотри! Какая прелесть! – Умилялась Мария Васильевна. Как она хотела дочку. Но у  неё был единственный сын. Больше она не могла иметь детей.
         Работая участковым врачом, она ездила к больному по вызову в дальний бурятский улус. Дело было зимой. Началась вьюга. Дорогу перемело.  С водителем сутки просидели в холодной машине. Когда их нашли, откопали из под снега, Она не чувствовала своих ног. Больше года Мария Васильевна ходила с тросточкой. Это пол беды. Беда в том, что она не смогла выносить ребёнка. Случились преждевременные роды. Родившуюся девочку не удалось спасти. Больше ей не суждено было познать радость материнства. Радовалась чужим детям, помогая им, почти каждый день, появляться на свет. И сейчас не понимала Мариеного беспокойства, радостно татошкая на руках её дочь.


          Товарный состав, груженный лесом и углём, затормозил на перегоне. Непредвиденная остановка. Надо было пропустить спец. эшелон. Никто не знал когда он пройдёт? Оставалось терпеливо ждать. Кондуктор, сопровождающий состав, находился в тамбуре хвостового вагона. Насквозь продуваемый и промокаемый. В любое время года в овчинном тулупе до пят, едва удаётся согреться на полуоткрытой площадке. Кондуктором Иван ездил недавно. Но чувствовал, что долго не протянет. Зарплата маленькая кое-как  удаётся свести концы с концами. Частые отлучки из дома, «сидячая» работа, совсем его не устраивали. Он любил постоянно, что-нибудь мастерить. Руки у него золотые, по столярному и печному делу.  Тяга к выпивке сводила, на нет все его способности. Да и портила жизнь не только ему, но родным и близким.
     На конец послышался грохот приближающегося поезда. Не снижая скорости, промчался эшелон. Явно военный, всё затянуто брезентом, в пассажирских вагонах зашторены все окна. Пронеслась дрожь по всем вагонам. Иван непроизвольно качнулся на своём откидном сиденье. Поехали.  До конечного пункта, узловой станции, время немного нагнали, но в расписание не уложились.  Сдали состав с грузом.   Получили пустые вагоны, порожняк.  И битых пять часов простояли на запасном пути, ждали свободного окна, чтоб тронуться  в обратный путь. Налегке, паровоз преодолел  дорогу домой без остановок.
      Не далеко от вокзала жила мать Ивана. Возвращаясь из поездки, он частенько заходил её навестить.  Мать с младшей дочерью, занимали небольшую комнату в  двух этажном казенном доме. Это  центральная улица посёлка,  по обе её стороны, были построены много квартирные деревянные дома, гордость посёлка.
     Жили скромно, дочка работала на пекарне, мать занималась кое-каким рукоделием. Сын застал мать за прялкой. Гостей она не ждала. Кроме чаю с булочками предложить Ивану ничего не могла. Он был рад и горячему чаю.  Выпил полный чайник кипятка со свежезаваренным байховым чаем и небольшим кусочком сахара. Прилёг на койку, вздремнуть пол часика, дома дети не дадут прикорнуть. Полчасика вылилось в четыре часа. Мать успела за это время сварить постные щи, пожарить картошку со свиными шкварками.  Иван пообедал и направился домой. Мимо столовой грех пройти, когда там тёща, зашёл и к ней. Ему нравилось бывать у тещи на работе, коллектив женский, сбегался  поглазеть на красивого мужика. Всегда весёлый, Иван любил пошутить, особенно с бабами. За это пользовался успехом  среди женского пола. Он подошёл к  кухонной двери, облокотившись об косяк, закрыл собою почти весь проём.
                -Где тут моя любимая тёша?  - Зычно закричал  Иван.             
Бабы, увидав Ивана, начали украдкой прихорашиваться. Высыпали  все на показ. Евдокия утихомирила  раздухорившихся товарок.
                -Чё всполошились!? На чужого мужика  бельма  пялите. Займитесь луче делом. Стромовки. А ты чё так поздно с поездки? -  Обратилась она уже к Ивану. – Дома девки одни. Марию утресь, свела в больницу. Родила пади. Я тут вовсе закружала, наведать её неколи. На, перекуси, - поставила поднос с тарелками на стол, - да зайди к ней. Потом ко мне забеги. Передашь, чё там делатца. У меня смена допоздна, сёдня задоржалась маленько, придется отрабатывать.
     Иван сел за стол, только чтоб не обидеть тёщу, есть не хотелось, не потому, что отобедал у матери, а потому что был охвачен волнением до дрожи во всём теле. Сердце напряженно стучало. Не ощущая вкуса, машинально бросал в рот пищу. Нет, на этот раз должен быть парень. Точно парень!  Откуда такое волнение? Наверняка парень!  Эх! Как я с ним заживу. Чё с этих баб взять, парень – свой человек. Столярничать его научу. Печки будем вместе класть. Точно парень! Мужики перестанут издеваться, скажут:
                -Гляди, какой бравый парень у Ивана, весь в отца. – Рассуждал Иван. Хотелось быстрее бежать в больницу. Но щедрая тёща  отвалила любимому зятю полную тарелку куриной лапши, две котлеты с воздушным  картофельным пюре и компот. Наконец осилил компот, вскочил, забыв поблагодарить тёщу, опрометью помчался  к больнице. У калитки остановился, перевести дух. Что-то внутри кольнуло. А что если опять девка?
                -Нет, только пацан! Только  пацан! – упрямо, твердил про себя. 
      Подошёл к окну, где лежали роженицы, и стал вызывать Марию. В окне, второго этажа, показалась молодая женщина, повязанная белой косынкой из под которой выбивались русые локоны. Нет не моя, но красивая, зараза, подумал Иван. Следом появилась Мария. По её грустному виду, он всё понял.
                -Чё, девка?  - Спросил Иван. Надеясь услышать обратное. Мария утвердительно кивнула головой.
                -Но и живи с ней здесь! – в отчаянии прокричал, не глядя больше на жену, пошёл прочь. В сердцах пнул входную калитку, что та слетела с одной петли.          
        Мария закрыла лицо руками и отпрянула от окна. Любопытные тётки, отталкивая друг друга, высовывались  из окна, пытаясь увидеть недовольного отца, а его уж след простыл. Ещё долго не могли успокоиться, осуждающе качали головами, возмущались, пеняя на свою бабскую долю.