Принцесса Л часть 2
День пятый. Смятение
Первые солнечные лучи впрыснули в мрачное зимнее небо рассвет, а вместе с ним сквозь тьму просочился понедельник. Не замечая людской суеты, планета под названием Земля ещё раз обернулась вокруг собственной оси, а в славном городе Л наступил следующий день.
Жители спешили на работу, и в голове каждого из них зрели планы на будущее. Кто-то загадывал далеко вперёд и думал о предстоящем отпуске, а кто-то мечтал о мелком – чтобы поскорее истекло рабочее время. И только романтики и влюблённые были по-настоящему счастливы, потому что витали в облаках и жили своим чувством.
Михаил Фёдорович Турунда думал о вечном.
- Неправедное - как пришло, так и ушло. А праведная денежка век кормит, - рассуждал он, поднимаясь по лестнице сверхсекретного НИИ и направляясь к двери кабинета руководителя.
Сегодня утром он решился на отчаянный шаг. В голове у отца Луки созрел план, как избавить человечество от величайшей ошибки – изобретения прибора для просмотра человеческих душ.
«Раз уж эти учёные готовы мне платить за мои консультации, значит, дело у них – дрянь. Видать, не могут они обойтись без посторонней помощи... А нужда во мне у них есть особая… Приборчик-то смастрячили. Изображение уловили. А понять, что именно видят – не в силах. Говорят мне, что, мол, душу любую просматривают… Порождения ехиднины! А уловили-то вы импульсы, господа хорошие. А что за импульсы такие – вам и самим неведомо. Но раз уж вы мне денег посулили за моё участие – будет вам участие. Будет вам и приборчик волшебный. И душу вы мою просмотрите… И всех чертей поглядите… Устрою я вам участие… нехристи…» - с такими думами Михаил Фёдорович переступил порог кабинета, дверь которого украшала матовая табличка из нержавейки с красивой гравировкой «Райдуга В. Л. профессор, доктор биологических наук».
- Здравствуйте, отец Лука, - сухо поприветствовал батюшку Владимир Леонардович.
- И вам – здравствовать, - бодро откликнулся Михаил Фёдорович и решил брать быка за рога. – Покумекал я тут на досуге. Дело, которое вы затеяли – масштабное. От меня какая помощь требуется – готов... Но ходить вокруг да около не буду. Я вот вам по-русски, напрямик отрежу. Импульсы, что вы мне в приборчике своём показывали – это не живая душа вовсе.
Руководитель НИИ внимательно посмотрел на батюшку, но не проронил ни слова.
- Шутку вашу оценил, - продолжил отец Лука, обнажив верхний ряд кривых пожелтевших зубов. – Приборчик… Ха! Для сканирования… Ха-ха! А что грешно, то и смешно… Вот, что я вам скажу – побойтесь Бога. Апокалипсис грядет! Вот вы уловили импульс, а знаете ли вы, кто посылает такие знамения? Искушает сатана… Близок час!
Он открыл свой добротный кожаный портфель и потряс в воздухе выуженными из его глубин бумажками:
- Зря вы так ошибаетесь… Вот, кому дадено чудеса творить! Почитайте, почитайте!
И он решительно шибанул бумажной стопкой о стол начальника. Владимир Леонардович сохраняя невозмутимый вид, аккуратно разместил её перед собой и пробежался беглым взглядом по содержимому первой же страницы.
- Вы читайте внимательно, Владимир… - назидательно прокомментировал священник. - А там уж свои выводы сделаете. Кто и как вот такие импульсы посылает в мир. Зачем он это делает. И с помощью каких сил…
Руководитель сверхсекретного НИИ откинулся на спинку кресла и, ни слова не говоря, прочёл от начала до конца следующий текст:
«Уважаемый отец Лука, долгие лета!
Сам я человек не боязливый и кроме Бога не боюсь никого. Но в последнее время устрашился я за свою жизнь и за своё здоровье.
Расскажу по порядку.
Позвал я однажды в гости шалапутку одну. Ну, глупое создание. Хотела за меня замуж, а у самой уже дети есть, супруг её бросил… Зачем мне такая? К тому же я почти вдвое старше её.
Но она со своей судьбой горемычной приглянулась мне. Не столько из любви, сколько из жалости пригласил её жить со мною. Решил приютить девчушку. Думал, раз уж Бог взвалил на меня такой крест, отчего ж не помочь?
Обходился с ней всегда по-человечески (даже ребятишкам её, которых она с мамашей своей в деревне на воспитание оставила, подарки дарил). И в мыслях не возникало у меня похоти – был я ей как отец. К слову, и не пил я тогда. Как после очередной отсидки вернулся, так и завязал с этим делом. А попал на зону по малолетке. Затянуло меня. Но всё в прошлом осталось. Видно, Богу так угодно было - служил у нас батюшка, давал нам церковную литературу читать. Покрестил он меня, открыл мне глаза на мир. Вот с тех пор я и приобщился к церковной жизни.
Но как стали мы вместе жить с этой девчушкой – словно подменили меня. Словно бес в меня вселился. Стал я будто одержимый. Всё чаще начали мысли порочные приходить. Вот спит она в соседней комнате, а я глаз сомкнуть не могу. Бывало так всю ночь и проворочаюсь. Умом-то понимаю, что грешно это – желать от неё секса. Но ничего поделать с этим не могу.
В общем, отдалась она мне. И с тех пор пуще прежнего бес меня затерзал. Как будто бы хватанул я через эту девчушку какой-то нечистоты. Через неё стал я опять порочным. Опять взялся за старое – начал в бутылку заглядывать. Но однажды будто бы занавески с моих глаз упали – вдруг в один миг осознал я, что это шалапутница специально меня спаивает. Смерти моей хочет. И чтобы квартирка моя к ней перешла. Понял я, что всё дело в квартирке. Как же это я раньше не понимал?
Слава Богу, сеструха мне подсказала. Она у меня бабёнка ушлая – все эти хитрости женские наперёд чует. Но у нас с нею давнишняя ссора и вот уже лет десять мы с ней на ножах. Короче, общаемся постольку поскольку… Изредка созваниваемся…С тех пор, как померла моя матушка, которая мне жилплощадь эту и завещала.
Вот, значит, стал я эту девчушку испытывать. Сам вид делаю, что не понимаю, как и прежде, какие у неё замыслы против меня. Но слежу за нею внимательно. Стал я после работы за ней наблюдать. Притаюсь во дворе, незаметно сижу себе и на лавочке пивко попиваю. А она выйдет из ворот – я прошмыгну мимо и смотрю, куда дальше пойдёт.
И так мне это интересно стало – тенью за ней ходить… Будто бы в детстве, когда мальчуганом в разведку играл.
Но в те годы, я, конечно, шалил… Бывало, высмотрим мы окна на нижних этажах, где хозяева через форточку продукты на мороз в авоськах вывешивают – да и караулим, когда они из дому уйдут. Тогда холодильники – в роскошь, ни у кого ещё такой диковинки не было. А как только вышли хозяева из подъезда, мы - хоп! Палкой с лезвием на конце – резанём по ручкам авоськи и она наша. И продукты наши…
Я почему вам это рассказываю – думаю, когда на другого пальцем показываешь, правильно будет и свои огрехи прошлые как на духу помянуть. Раскаялся я, отец Лука. И жизнь у меня идёт с чистого листа.
Так вот… Значит, дело было, когда уже съехала она от меня. Я силой удерживать не стал – не получилось. Поначалу упрашивал вернуться, караулил вечерами у дома, где она комнату снимала. У другого хозяина, значит. Но она – ни в какую… Наотрез отказалась вернуться.
А сама же мне каждую ночь во сне приходит – стерва. Возбуждает меня, телесами своими крутит возле меня – нету никакого терпения моего. Всю мою силу мужскую забирает. Вот, значит, в чём дело. И сохнуть я стал. Пить ещё больше – от тоски по ней. Чувствую всем своим организмом, что тут какое-то колдовство замешано.
И впрямь – колдовство! Подловил я эту девчушку, когда пошла она к экстрасенсам. Выследил её аккурат возле магазина «Сказка». А с другой стороны этого здания – офисы разные по всем этажам растыканы. Зашла она, значит, в офис, где экстрасенс принимает. Проторчала там больше часа. Выходит довольная. Я в конце коридора притаился – смотрю, что дальше будет.
И дверь открывается – экстрасенсиха за ней выходит. Как бы проводить её к лифту – видать, знакомы они уже давно. До меня только донеслись последние слова, которые она ей сказала. Говорит на прощание:
- Делай, как я тебе велела.
Вот так и сказала. Чем они там занимаются? Только с этого дня мне никакого покоя нету. Чувствую я, что медленно угасаю. И ещё каждый вечер приходит ко мне то ли суккуб, то ли инкуб. Или как это у вас называется… В образе этой змеюки нечистая меня домогается. Я понимаю, что нельзя поддаваться. А мне прямо невтерпёж. Как будто против моей воли всё кипит во мне и женских ласк требует.
Приворожила меня сучка – вот, что я думаю, отец Лука. И на смерть приворожила. Чудится мне, что своим сладострастием она из меня жизнь вынимает. Выкачивает жизненную силу. И всё из-за квартирки моей. Вот же пригрел я на груди змеюку! Видать, пока не подпишу на неё квадратные метры, будет изводить меня – не успокоится. Сети свои расставила и в ловушку заманила.
И вот даже сейчас пишу вам сокровенное, а она как бы в мыслях моих смеётся надо мной. И через неё чудеса со мной творятся. Вчера будто бы дымом наполнилась комната – я даже задыхаться начал. Газом каким-то зловонным пахнет. Вещи стали пропадать со своих мест. А по утрам выворачивает меня наизнанку – прямо как душа хочет выйти наружу. Раньше со мной никогда такого не случалось. Хоть и поддавал я крепко.
Прошу вас, отец Лука, подскажите мне, как вырвать из себя того дьявола, что она мне вселила. Как очиститься мне от скверны, которую я получил через это нечистое создание. Готов Богу служить до конца дней своих. Готов в монахи постричься – лишь бы с этими подлыми созданиями не иметь больше связи. Может, отчитаете вы надо мной какую молитву, чтобы дьявол покинул меня. И переметнулся бы обратно к этой шалапутке с её подругой ведьмаркой…
С глубоким уважением к вам и к Богу Исусу Христосу.
Виктор Деревяшкин»
Владимир Леонардович поднял глаза на отца Луку:
- И что? Вы полагаете, что зафиксированные нами импульсы – дело рук человеческих?
- Пошла кулемеса - не от добра, а от беса… - устрашающе протянул священник. - Это не человеки, а оккультисты - слуги дьявола…
- Да бросьте вы, Михаил Фёдорович! У этого Деревяшкина белая горячка…
- Подобное притягивается к подобному! – насупился священник и возбуждённо зашептал - Дьявол ищет учеников. А эта колдунья вербует людей с помощью своих чудес.
- Да ну, Михаил Фёдорович! Как говорится, Бог не захочет, и пузырь не вскочит. Или как там?
- На всё воля Божья, - с покорностью в голосе уточнил отец Лука, сделавшись снова понурым и рыхлым.
Однако по всему было видно, что сдавать своих позиций он не собирался и специально давал собеседнику возможность выговориться, дабы затем раз и навсегда припечатать это заведомо ошибочное мнение своими весомыми и неопровержимыми аргументами.
- Вот видите! - воодушевился Владимир Леонардович, словно подхватив эстафетную палочку бодрости. – Насколько я понимаю, дьявол существует лишь в нашем сознании. Дьявол – это наши страхи, перед которыми мы порой бессильны.
- Величайшей победой диавола было то, что он смог внушить людям, будто его нет. Диавол – это враг человечества! Он восстал против Бога. Возомнил себя сильнейшим в этом мире.
- Отец Лука. Ну, возомнил… И что? Зачем нам поддерживать эту иллюзию? Мы же с вами знаем, что всё – от Бога и ничто не может быть помимо Бога.
- А легионы падших ангелов во главе с Сатаной стремятся доказать обратное. И мы не должны поддаваться искушению занять место в их рядах. Мы – рабы Божьи! И служить должны только одному господину…
- Простите меня… Но провозглашать себя чьим-то рабом – мне претит…
- А-ааа, - грозно и многозначительно протянул отец Лука, - вот и ошибочка ваша. Но объясню вам просто – вот дышите вы воздухом и не можете без воздуха жить… Разве вы не раб воздуха от этого?
- С какой стати? – недоумённо пожал плечами Владимир Леонардович.
- Рассудочность и прекословие - все это отличительные черты диавола, - с укоризною покачал головой отец Лука. – Стоит вам призадуматься… Хотите или не хотите вы признавать себя рабом – без воздуха вам не прожить...
- Знаете, Михаил Фёдорович… читаю я сейчас одну книжку… Так вот сказано в ней, что раб никогда не пожелает имущества господина. Проще говоря, никогда не захочет он перенять у своего господина какой-то опыт и чему-то у того научиться. А только жаждет он одного – избавиться от рабства и бежать сломя голову, чтобы обрести свободу… В отличие от него, сын всем сердцем желает стать похожим на своего отца… Ищет от него уроков и ждёт прощения всем своим неразумным шалостям… Так что же – не лучше ли быть Богу сыном, нежели рабом, который ищет свободы от того, кто его поработил?
- Да, смотрю, читаете вы не то, что надобно… Засоряете свою голову, - нахмурился отец Лука. – Это же апокриф вы мне цитируете. Не ведомо, кто его писал… И с какой целью… Бог создал человека свободным. Но рабами мы сами себя сделали… Отдались искушению плоти.
Ситуация накалялась. Михаил Фёдорович Турунда очень не любил, когда ему перечили, а особенно – когда подвергали сомнению непоколебимые в веках истины и догмы того великого учения, которое по настоянию своих покойных родителей он избрал делом всей своей жизни.
- Я полагаю, что можно быть рабом денег, рабом плоти, рабом власти… - рассуждал Владимир Леонардович, изо всех сил стараясь сдерживать переполнявшие его эмоции и быть как можно более учтивым. - Но по отношению к Богу, если таковой существует, нельзя ставить себя в рабское положение… Это, по сути, добровольное согласие со своим угнетённым положением…
- Кривую же дорожку вы выбрали! – с назиданием выговаривал отец Лука. - Неведомы нам дела Божьи… Потому и не надобно перечить его воле.
- И опять-таки… как узнать – то ли мне волю Бога надлежит сейчас исполнить, то ли это Князь Тьмы выдаёт свою волю за божественную? К тому же, отец Лука, извините за личное мнение, но коли вы проповедуете любовь к врагам своим, то почему бы вам не отнестись с той же любовью и к самому злейшему вашему врагу – к сатане?
- Покаянием, слезами, милостынею надлежит избавляться от врагов своих… - снова обмяк священник, как бы выжидая наиболее подходящего момента, чтобы перейти из обороны в наступление.
- Вот-вот! В этом я с вами согласен. А то рабы Божьи встают под знамена с крестом и штурмуют мирные города – якобы из благих побуждений… Но не думают, что сеют вражду и порождают насилием лишь ещё большее насилие.
- От этого церковь отреклась… И в ошибках своих покаялась…
- Так, значит, и церковники могут ошибаться? Но почему в таком случае я должен верить съезду христианских руководителей? Ведь вовсе не Господь Бог, а христианский Собор порешил большинством голосов, какие сочинения апостолов считать святыми, а какие – нет. Одни сочинения вошли в сборник под названием Библия, а другие приказано было уничтожить и объявить апокрифами.
- Это заблуждения атеистов.
- А по мне, так это заблуждения тех, кто объявил себя посредниками между Богом и человеком.
«Ох, погоди, докторишка, сейчас задам я тебе перцу!» - вскипел отец Лука.
«Ну, никак он не хочет признать, что почва под ногами плывёт» - в свою очередь позлорадствовал Владимир Леонардович.
В это время дверь в кабинет открылась и назревавшую беспощадную бойню мировоззрений пришлось на время отложить. Вошедший мужчина на вид был лет пятидесяти – высоченный брюнет с роскошной шевелюрой, густой бородой, крупным ноздреватым носом и глубоко посаженными карими глазами. Само лицо его как бы несло отпечаток исключительного благородства, а крутой высокий лоб намекал на отменные умственные способности. Строгий чёрный костюм и лакированные, зауженные к носу туфли на толстом каблуке добавляли солидности и без того импозантному их обладателю.
- А вот и наш столичный гость! – поменяв тон, вскинул руки в приветственном жесте Владимир Леонардович. – Весьма кстати!
- Я всегда кстати, Володенька! - глубоким баритоном отреагировал холёный гость и улыбка коснулась его сочных пунцовых уст, за которыми скрывались крупные белоснежные зубы. – Ба, знакомые лица! Михаил Фёдорович, рад видеть вас в добром здравии!
Мужчины обменялись рукопожатиями, немного приобнялись, похлопывая друг дружку по загривку и едва-едва соприкасаясь щеками. Когда церемония радушного приветствия была окончена, разговор сразу же принял деловой характер. Беседа велась согласно протоколу и завершилась, судя по довольным лицам присутствующих, чрезвычайно продуктивно. После этой встречи собеседники уединились в банкетном зале и наслаждались общением ещё несколько добрых обеденных часов.
***
В гости к волшебнице
- Илона, давай уже перерыв сделаем, - взмолился редакционный фотограф, развешивая свежие плёнки на прищепочках. – С утра маковой росинки во рту не было. Ты сегодня какая-то взбалмошная с этими фотками.
- Пойдём чаю попьём, - согласилась журналистка, разглядывая непросохшие кадры. – Толечка, ты прости, что я тебя работой загрузила, но мне позарез нужны все-все-все снимки с этой Допекаевой.
Они оставили фотомастерскую и расположились в редакции. Илона привычным движением включила электрический чайник, рассыпала заварку по кружкам и озадачилась, не обнаружив на своём обычном месте толстенной настольной книги. Это был телефонный справочник, на который уже не раз покушались её коллеги. Брать его даже «с возвратом» не разрешалось никому. И вот неожиданность – он пропал.
Илона пошарила в ящиках, осмотрела соседние столы.
- Что ищешь? – поймал её растерянный взгляд Толик.
- Книга пропала…
- На фиг она тебе нужна? Мы же обедать пришли…
- Так я её всегда на кружку кладу – чтобы заварилось получше…
- Да брось ты! Другую возьми – какая разница? – удивился фотограф и ткнул пальцем в синий книжный переплёт, торчавший из-под вороха бумаг на столе. – Вот эту!
- Это вообще не моя… - расстроилась Илона, но всё-таки извлекла увесистую книгу с обшарканной клеёнчатой обложкой. Она всмотрелась в название, которое было почти стёрто, и чуть было не потеряла дар речи: «Закон Божий»?!
- Да что ты рассматриваешь… Твоя – не твоя… Нам всего лишь чай заварить… - поторопил её Толик.
- Да подожди! Это же Закон Божий…
- Ну и что? Молиться на него теперь?
- Нет! Постой! Я хочу выяснить, кто положил мне эту книгу, - растерянно ответила Илона, у которой в голове тут же всплыл вчерашний разговор с целительницей.
«А Закон Божий – знаешь?... Ну, всё в одну кучу смешала…»
- Людмила Васильевна, - про себя возопила Илона, - это ваши фокусы?
- Почитай, это полезно, - тут же откликнулась в её голове целительница.
- Но как? Как вам это удаётся?
- Не отвлекайся! – строго отрезала Допекаева Л.В.
- Илонка, ты меня пообедаешь, в конце-то концов? – ничего не понимая, прервал их мысленный диалог фотограф Анатолий, у которого, по всей видимости, уже начинались голодные спазмы под ложечкой.
- Толечка, бери всё, что есть, - ответила Илона, доставая из сумки бутерброды, завёрнутые в фольгу. – Только отдай мне те четыре фотки, что я выбрала. Прости, не составлю тебе компании. Я убегаю…
- Куда? – поинтересовался Толик, вручая ей ключ от лаборатории.
- К волшебнице! – на бегу кинула журналистка, прихватывая книгу.
- Хмм… Ну я же говорю – взбалмошная… - проворчал Толик и с аппетитом набросился на бутерброды.
***
«Просто я работаю волшебником. Волше-е-бни-и-ком!» - пел на весь автобус незатейливую песенку голос в радиоприёмнике.
- Следующая остановка – магазин «Сказка», - заглушил его своим могучим басом водитель.
- Кляц! – добавили автобусные двери.
- В сказку! К волшебнице! – решительно подтвердила София, сидевшая на переднем сидении.
У кабинета, в котором вела приём биоэнерготерапевт Допекаева Л.В., уже дожидались своей очереди несколько человек. София остановилась в нерешительности, но её мама властно указала на свободное кресло и поинтересовалась у ожидающих, кто последний. Отозвалась тучная немолодая женщина с пучком на голове и тут же шёпотом переспросила:
- А вы с порчей?
Однако мама бросила на неё такой колкий взгляд, что та в мгновение ока потеряла интерес к вновь прибывшим очередникам. На несколько минут воцарилось напряжённое молчание. Но тут двери лифта в конце коридора растворились и выпустили ещё одного человека, спешившего попасть на приём к городской колдунье.
Это была высокая статная девушка – не сказать чтобы худая, но и не пампушка. На ней ладненько сидели голубые джинсы, которые замечательно гармонировали с ярким свитером цвета яичного желтка. А её каштановые волосы с мелированными жёлтыми прядями были аккуратно уложены в короткой стрижке.
«О, какой цыплёнок» - тут же отметила про себя София.
Цыплёнок же, поравнявшись с очередью, самым наглым образом, словно не замечая никого вокруг, уверенно прошагал в кабинет.
- Тут вообще-то люди сидят! – возмутилась мама Софии.
- Мам, а ты уверена, что это посетитель? Может, это и есть сама целительница? – шёпотом предположила дочь.
- Вы что? У целительницы вот такой и вот такие! – вклинилась в разговор женщина с пучком и прожестикулировала, пытаясь изобразить огромный нос и большие глаза.
Тем временем цыплёнок уже раскладывал перед Допекаевой Л.В. фотографии, указывая на небольшие тёмные пятна возле изображения:
- Вот, видите? Людмила Васильевна, с вашими фотографиями творится что-то странное…
- Да, может быть, это просто дефект плёнки?
- Какой там! Я сама лично наблюдала, как пятно расползалось вширь! Оно возникло ниоткуда! И в комнате пахло палёной фотобумагой!
- Но в газете тоже есть такое же пятнышко – вот, посмотри! – Допекаева Л.В. протянула девушке лист с публикацией.
- Вот именно! Но его не было! Не было до той поры, пока я не стала экспериментировать с вашей фотографией! И тогда оно возникло везде – и на оригинале снимка, и в газете – одновременно! – возбуждённо объясняла девушка.
- Илона, успокойся! – строго приказала целительница и вдруг расхохоталась таким же точно образом, как она смеялась на протяжении вот уже нескольких дней в Илонкиных мыслях. Илона осеклась.
«Так, действительно – спокойно, - подумала она. – Но странно, почему это Люся не удивилась, про какие такие эксперименты я говорю? Она как будто всё знает. А вдруг – нет? Пожалуй, чтобы не показаться дурой, я не буду с бухты-барахты спрашивать у неё, не общается ли она со мной в моих мыслях… Чёрт! Вот же глупейшее положение!»
- Какие ещё чудеса с тобой творились? – спросила целительница с интересом.
- Пахло благовониями… от сигарет… - нерешительно ответила Илона, словно ожидая какого-то подвоха.
«Вот же ведьма! Ну, скажите же мне, что разговаривали со мной в мыслях! – думала она. – Или что? Проверяете, какие фокусы вам удались? Хотите услышать результат из моих уст?»
- Благовониями – это хороший знак, - успокоила девушку Допекаева Л.В. – Где Бог, там и благовония…
- Но, ведь, это от сигарет пахло… Разве в них может быть Бог?
- Вот и бросай курить.
- И всё это было со мной наяву! Разве это в порядке вещей – благовония от табака, неоновая рука, плавающие шары в пространстве, какой-то луч? – не сдавалась Илона.
- Ну, что – теперь ты веришь в чудеса? – хитро прищурилась Людмила Васильевна.
И в эту самую секунду Илону словно током ударило:
«Она ничуть не удивилась! Так и есть! Это она! Я же знала, что всё это она делает ради того, чтобы я поверила в её чудеса!»
Целительница молча подошла к столику и, чиркнув спичкой, зажгла палочку с благовониями. Воздух тут же насытился приятным ароматом.
«Именно такой запах! Именно такой!» – чуть было не закричала журналистка, но от волнения слова увязли в горле. Теперь уже у неё не оставалось почти никаких сомнений, что все эти чудеса показывала ей на расстоянии биоэнерготерапевт Допекаева Л.В.
- Это сандал, - прокомментировала аромат целительница.
- А они все одинаково пахнут? - пробив сухую пробку в горле, спросила девушка.
- Палочки? Нет, совершенно по-разному…
- Людмила Васильевна… а я уже несколько дней разговариваю с фотографией, - отважилась на откровение Илона.
- И что она тебе говорит?
- Говорит о Боге… говорит, что это моя душа со мной общается… - подбирая слова, ответила Илона и подумала:
«Чёрт! Скажи мне, наконец, что это ты со мной разговариваешь, Люся! Иначе я сойду с ума от таких перемен в моей жизни!»
- Ну, значит, настало время познакомиться со своим духовным миром… Почитай что-нибудь лёгкое для начала… Библию ты пока не осилишь… Почитай Закон Божий.
«Закон Божий! Закон Божий? Это ту самую книжку, которая вдруг, откуда ни возьмись, именно сегодня появилась на моём рабочем столе?» - поражалась совпадениям Илона и словно зачарованная смотрела прямо в широко распахнутые глаза Людмилы Васильевны.
- Почитай Сергия Радонежского или Серафима Саровского…
«Почему же вы не спрашиваете меня, каким образом я разговариваю с фотографией? И не уточняете подробностей о прозрачно-зелёной руке или о луче, озарившем в темноте мою комнату? И самое главное – поставьте уже финальную точку… раскройте свой секрет» - мысленно упрашивала целительницу Илона.
- Главное – ничего не бойся… что бы ни происходило…
«Ах, значит, со мной ещё что-то должно произойти? Вы решили продолжить свой удачный эксперимент? Кто вы? Почему вы выбрали именно меня?» - уже чуть ли не вслух завопила девушка.
На какую-то долю секунды ей показалось, что её мысли были настолько отчётливыми и громкими, настолько переполнились отчаянием, что их действительно можно услышать. Целительница замолчала и, повернувшись к ней спиной, производила энергичные пассы руками над пластиковой бутылкой, наполненной водой. Илонкино сознание вдруг мгновенно прояснилось, волнение и напряжение ушли как бы сами собой. А в голове тут же прозвучал вопрос: «Теперь ты веришь мне?»
«Но почему вы не признаётесь, что общаетесь со мной мыслями?» – молча возмутилась Илона, глядя целительнице в спину.
«Всему своё время», - ответила та в мыслях.
«Скажите же мне, что вы ведьма! Сейчас же признавайтесь!»
Целительница прекратила колдовать над бутылкой и повернулась к Илоне.
- Ты боишься? – произнесла она с улыбкой.
Илона промолчала, пытаясь понять, каким же образом этой колдунье удаётся безмолвно беседовать с ней и тут же делать вид, что она ничего не знает… Зачем ей это нужно? Для чего? Чтобы свести с ума бедную журналистку, повинную лишь в том, что она не верит в Бога?
«Неужели она и сейчас станет отрицать, что только что молча вела со мной диалог?»
- Ты ведёшь диалог со своим высшим «Я» - ничего страшного в этом нет, - не дождавшись ответа на вопрос, продолжила разговор Люся.
«Но как же мне рассказать вам, что я постоянно общаюсь с вашим голосом? Дайте же мне чёткий ответ – ваш это голос или под ним кто-то маскируется! О, Господи… Если я начну ей всё подробно рассказывать, невозможно будет утаить, что я влюбилась в неё… А вдруг это не она со мной общается, а у меня крыша съехала? И тогда она даже не подозревает, что мне нравятся женщины… Нет, лучше ещё раз попробовать намекнуть про внутреннее радио… Ну, давайте же, дайте мне знак, что это вы!»
- Ну, чего ты боишься? – снова произнесла целительница.
- Я боюсь, что сойду с ума… - призналась Илона. – Только этого мне и не хватало… Стать безумной ради того, чтобы поболтать со своей собственной душой…
- Глупости! Бог отнимает разум у того, кого хочет наказать. А у тебя идёт другой процесс – прозрение…
- Иногда за прозрением следует шизофрения.
- Да что ты такое говоришь? Ты сильная… И ничего страшного с твоим умом не случится, - успокоила её целительница. – Запомни, Бог не даёт испытания не по силам…
«И вчера она мысленно сказала мне о том, что я сильная… Вот уже столько совпадений, но я не верю… Я всё равно не верю!»
- Ничего не бойся и почитай лучше сказку… Отвлекись… Эх ты! Фома Неверующая!
«Чёрт! Ещё одно попадание! Нет, это уже не может быть случайным совпадением…»
- Почитай сказку про бабу Ягу… Жила себе бабулька…Йогой занималась – вот и прозвали её Йогой-Ягой. А мужчины всегда боялись сильных и умных женщин, поэтому и превратили бабушку в злодейку. Ты об этом не думала? А? А кто такая ведьма?
- Ведущая или… ведомая? - предположила Илона, припоминая внутренний диалог с фотографией.
- Да она просто ведает! Начиталась Вед и разведала кое-что, - продолжила Людмила Васильевна. – Ничему не удивляйся. Наблюдай. Спокойно, без эмоций. Я дам тебе воду – почистишь квартиру.
- Как это?
- Сначала сделаешь уборку. Потом встанешь у двери, спиною к ней, и против часовой стрелки обойдешь всю квартиру по периметру. Окропишь стены водой, а окна и дверные проёмы – крестообразным движением. Потом возьмёшь палочку благовоний и так же пройдёшься. Только уже в углах крестом будешь осенять. Запомнила?
Целительница улыбнулась, и в глазах её сверкнули ярко-оранжевые всполохи. А может быть, в них просто отразилось солнце. Но Илоне показалось, что это был тайный знак. Сигнал, которого она требовала от целительницы, чтобы быть уверенной в том, что между ними существует какая-то волшебная тайна, которую до поры, до времени нельзя произносить вслух.
- Ну, с Богом, - попрощалась с ней Людмила Васильевна.
- А… что мне почитать? - вдруг спохватилась журналистка у самых дверей. - Я забыла фамилии…
- Саровский и Радонежский… их фамилии, - сквозь смех ответила целительница. – С Богом!
***
Не лезьте в Божий промысел!
В это время Владимир Леонардович уже попрощался со своими высокими гостями и, выведав у Турунды, как найти ведьму, которая, с его слов, промышляет чёрной магией, выехал в город. Оставив машину с торца магазина «Сказка», где горожане покупали самую вкусную выпечку в мире, он покрутился у многочисленных входов и выходов, пытаясь найти нужную дверь.
Взгляд его внимательно изучал местность и готов был увидеть кого угодно – прокажённого, бесноватого или какого-нибудь ещё безнадёжно больного, плетущегося с последней надеждой к целительнице… но совсем не того человека, что предстал перед его взором. Прямо навстречу ему шла женщина, которую он никак не ожидал сегодня встретить…
«София?! Остановить её? Она не видит меня. Не замечает? Или нарочно не хочет замечать?» - пронеслось у него в мыслях.
Ещё несколько шагов, и женщина поравнялась с ним.
- Соня! – окликнул он.
Женщина кинула на него беглый взгляд и прошла мимо. Чуть поодаль вышагивала дама в годах – надо заметить, возраст ничуть не портил её, а наоборот добавлял особого шарма – и вот она-то как раз очень внимательно посмотрела на окликнувшего свою дочь мужчину.
- Соня! – позвала дама. – Ты не замечаешь этого молодого человека? Или игнорируешь?
Женщина оглянулась и как будто очнулась от своих размышлений:
- Володя? Ой, а я иду – о своём задумалась… Извини…
- Как ты? Столько уже не виделись… – немного засмущался Владимир Леонардович, хотя на него это было не похоже.
- Да нормально… Родители квартиру купили – я теперь отдельно живу, - поделилась новостью София, но тут же примолкла, поймав на себе укоризненный взгляд родительницы.
«А я всё так же – с женой», - хотел было пошутить в ответ Владимир Леонардович, но искоса глянул на пожилую даму, и охота острить куда-то пропала.
«При маме я становлюсь совсем другим человеком, - подумала София, - действительно, права Людмила Васильевна – уж слишком сильно она на меня давит… Я не могу быть самой собой… Стою, скованная, как мумия… Даже рассмотреть его толком не могу… А, ведь, я соскучилась… да… Не пропало чувство».
«Ну, пожалуй, зря я затеял эту беседу, - в это же самое время размышлял Райдуга, - она холодна… как вечная мерзлота… А была ли любовь?».
- Что ж, свой угол – это замечательно… - одобрил он и решительно сменил тему. – Кстати, ты случайно не в курсе, где здесь экстрасенс принимает?
Но, увидев, что пожилая дама опять как-то странно на него покосилась, поскорее добавил:
- Мне нужны консультации по поводу научных исследований.
София оживилась, немного удивившись столь странному стечению обстоятельств, и рассказала, как найти целительницу. Однако признаваться в том, что она сама только что побывала у неё на сеансе, не стала.
- А у меня подруга ходила к ней… - как бы оправдывая свою осведомлённость, уточнила Соня. – Володя, если хочешь, запиши мой новый телефон… Это домашний…
Владимир Леонардович закивал, вписал номер в телефонную книжку и откланялся. А спустя какое-то время он уже задавал свои вопросы Допекаевой Л.В..
***
Соне же пришлось держать ответ перед своей мамой.
- Это что за вроде Володи?
- Друг…
- Женатый?
- Да…
- Вот вечно к тебе цепляются какие-то второсортные… То женатик, то уголовник какой-нибудь… Ничего путного…
- Мам, я уже два раза была замужем… за путными… Но если я их не люблю?
- Ну и бестолочь! Другие девчонки повыскакивали замуж, нашли себе с квартирами, с машинами… А ты всё ищешь какую-то любовь…
- Опять ты за своё… Ну не могу я измерять любовь квартирами… Меня блевать от такой перспективки тянет… Жить с каким-нибудь уродом ради устроенного быта… - завелась София.
- А ты найди не урода…
- Вот, перед тобой был не урод…
- Женатый – это ещё хуже, чем урод!
- Мам, давай я сама буду свою жизнь строить. Ты же свою построила? Никто тебе не мешал… Я не хочу смотреть на всё твоими глазами. В конце концов, человек один в этот мир приходит – один из него и уходит… Я не хочу прожить, как белка в колесе, в погоне за призрачным счастьем, чтобы потом оглянуться назад и ужаснуться – ради чего, собственно? Не хочу выйти замуж и рожать детей ради получения от государства кредита на квартиру! Принести себя в жертву мужу, детям, обществу – не хочу! Эта жизнь дана лично мне, и мне за неё отвечать перед Богом!
- Та-а-ак! Что-то ты раздухарилась! – строго цыкнула на неё мама. – Какой ещё Бог? Это Допекаева тебя научила? Слушай, слушай… Чужая тётка, конечно, тебя хорошему научит… А мама – что? Зачем маму слушать? Мама только зла желает… Мама плохая…
- Мам, перестань передёргивать. Никто не говорил, что ты плохая…
- Я вообще тебя не узнаю… Как повзрослела, так ерепениться у кого-то научилась! Раньше – какая послушная девочка была… А тут – слова не скажи, голос на мать повышает! Это всё, чему тебя твои друзья в компаниях научили? На маму орать… Да водку хлестать…
- Мне уже не 10 лет… И даже не 20… - попыталась оправдаться София.
- Да хоть 50! Для меня ты всегда остаёшься ребёнком! И подумай, как маме стыдно перед людьми – кого она вырастила? В 30 лет ни семьи, ни детей! Мне стыдно перед людьми! Думаешь, у меня к отцу неземная любовь была? Стерпится - слюбится. И я всю жизнь положила на то, чтобы тебя вырастить, да этого… до ума довести! Думаешь, мне легко было его пьянки терпеть? Ради тебя терпела. Чтобы ты росла в нормальной семье! Чтобы люди не тыкали пальцем!
«И зачем создавать видимость нормальной семьи, если тебя ничего не устраивает! Ради меня ты не разводилась – да-да… А может, ради своей нормальности?... Что тебя не устраивает во мне? Я не проститутка, не наркоманка, меня на работе уважают… Что ещё надо?» - удручённо думала София, но знала наперёд, что спорить бессмысленно.
- Иди – живи, с кем хочешь! Хоть бомжа к себе приведи и живи! Я свой долг выполнила. На ноги поставила. Всё, что могла – дала. Раз тебе мама не нужна – нет у тебя больше мамы…- продолжала причитать пожилая дама. - А то как дура ношусь с ней – переживаю…
- Я люблю тебя, - одними губами сказала Соня. – Мне ничего не надо от тебя. Дай мне самостоятельности. Ох, мама, мама… как же ты мне дорога…
***
- Я исцеляю любовью, - продолжала рассказывать о себе Допекаева Л.В. загадочному посетителю. – Владимир, во-первых, дело в том, что нет чёткой границы между белой магией и чёрной… Во-вторых, отвечая на ваш вопрос, я берусь только за то, что не нарушает моей профессиональной этики. Я не привораживаю. Не делаю заговоры на смерть.
- Понятно, вы добрая фея, - хмыкнул Райдуга.
- Иногда для того, чтобы избавить пациента от одержимости – энергетического подселения – мне приходится быть очень злой по отношению к этим сущностям, - улыбнулась в ответ целительница. - Где зло, а где добро – это понятия относительные.
- Но что такое порча? Как её увидеть?
- Видите ли, у человека помимо физического тела существуют энергетические оболочки… А в них, в свою очередь, есть астральные каналы, по которым энергия, поступая из космоса, проходит сквозь нас. Но мы этого не замечаем…
- А вы лично замечаете?
- Конечно, если сконцентрируюсь…
- И как она выглядит – энергия?
- По-разному… Разные планы… Вы наверняка видели мышечную ткань, под ней – костная… кровеносные сосуды… сухожилия… Всё это выглядит по-разному. Так и в тонком мире… Эфирное тело – на него не воздействует наше сознание. Все процессы здесь происходят бессознательно. В нём собраны все накопленные ещё в детстве реакции, опыт, знания…
- А как оно выглядит?
- Как свет. Это повторение нашего тела. Словно его форму выдули из стекла и заполнили аргоном. Но есть и астральное тело – в нём сконцентрированы все эмоции, чувства, страсти… Астральные тела людей связаны друг с другом как нервные клетки в организме. А вот ментальное тело создаётся нашими мыслями.
- И как же выглядит мысль?
- Она почти неуловима для взгляда… Как моментально улетающая вдаль пуля… Энергетический сгусток.
- Сгусток? – переспросил Владимир Леонардович и призадумался:
«Она не шарлатанка – это безусловно. Умна. Образованна. То ли интуиция у неё… То ли действительно мысли может читать… Ведь, я сейчас думал именно о сгустке».
- Так вот, - продолжила целительница. – Ментальное тело связывает человека с менталитетом всего мира.
- То есть, в принципе, возможно читать мысли любого человека?
- Можно… Но это неэтично.
- А можно ли как-то защититься, чтобы никто не добрался до твоих мыслей?
- Когда в ваши мысли постучится Бог, я вас уверяю – скрыть от него вы ничего не сможете, - рассмеялась Людмила Васильевна.
- А как он выглядит? – серьёзно спросил Райдуга.
- Представьте себе, как может выглядеть электричество? А магнитные поля? Вся наша мысленная сфера принадлежит ему. Мы в нём купаемся, словно в океане. Мы наполнены им, словно воздухом… Его невозможно увидеть! И в то же время – посмотрите внутрь себя… Понаблюдайте за своим мыслительным процессом как бы со стороны – и вы увидите себя глазами Бога… Он и есть единый носитель наших мыслей и ощущений…
- Очень любопытно… И откуда же вы это узнали?
- Это нужно прочувствовать… Прожить… Я же не могу впустить вас в своё сознание… Учёные ещё не изобрели такого прибора, - хитро улыбнулась целительница.
Её глаза прямо-таки проедали насквозь. На секунду Райдуге показалось, что в этот момент в них нагишом отпечаталось всё его сознание, все его мысли. Да так, что их спокойно можно было рассматривать и препарировать вплоть до мельчайших подробностей.
Он перевёл взгляд, и в поле зрения попали её руки. Тыльные стороны ладоней были огненно-красными, как у человека, который только что без перчаток разгрузил вагон кирпичей. «Вот это да! Действительно, руки – её рабочий инструмент…» - подумал Владимир Леонардович.
- Иногда я чувствую ладонями – когда исследую биополе человека, – перехватив его взгляд, продолжила Допекаева Л.В.. - Иногда информация приходит в виде мыслеобразов или мыслеформ.
- Вы проводите спиритические сеансы?
- Нет, на них, как правило, приходят души невысокого развития… Или души недавно умерших людей… У них еще не растворились тонкие тела, которые разрушаются после смерти – поэтому им легче вступить в контакт с человеком. Они ещё не отвыкли от земной жизни, вот и маются… Мучают их тяжёлые мысли, а исправить в прожитой жизни уже ничего нельзя…
- А как они выглядят?
- Как пучок света… Или как ёжик из искорок.
- А как вы определяете – высокое развитие у этого ёжика или нет?
- Нужно очистить окна своей души. Тогда человек сможет отличать высокое от низкого…
правду от вымысла.
- Окна души?
- Ну, да. Возвращаясь к вашему вопросу о порче… По нашим внутренним каналам космическая энергия должна проходить беспрепятственно. Но с годами из-за стрессов, негативных мыслей, побуждений и поступков происходит их закупорка. А целитель пробивает эти «тромбы»… Или, если угодно – протирает грязные стекла души.
- Вы верите в круговорот душ в природе?
- Во всём есть круговорот. Круглые планеты движутся по кругу вокруг Коло, то есть Солнца. Коловорот. Вы же, как учёный, должны понимать, что не может быть всё круглым, а одно квадратным. Закон един.
- Разве я говорил вам, что я учёный?
- У вас пытливый ум… Как у учёного…
- А вы тонкий психолог.
- Отнюдь… Я иногда не задумываюсь – просто приходит информация, и я делюсь ей… А оказывается – в точку попадаю.
- Сгусток подсказывает, - предположил Владимир Леонардович.
- Не всё можно понять с помощью логики, – проигнорировала его предположение целительница. - Иногда её необходимо отключать, чтобы пришло внезапное озарение.
- Ну, а как же быть со всякими магическими помощниками? Я слышал, что экстрасенсы вступают в диалог с душами не только людей – умерших или живых – но и с ангелами, к примеру… Или демонами… - произнёс учёный и еле сдержался, чтобы сохранить серьёзное выражение лица.
- Поймите, Владимир… Есть чистое божественное информационное поле. Тот, кто по частоте вибраций своего биополя приближается к нему – тот может беспрепятственно черпать информацию… А у кого вибрации более низкие, приземлённые – тот и будет натыкаться на демонов, бесов и прочих нечистей… На тех, кого он сам вообразит, чтобы объяснить для себя это препятствие…
- То есть человек, в принципе, может общаться с божественной субстанцией?
- Для чего? Ради науки? – спросила Допекаева Л.В., раскладывая на столе карты Таро.
Владимир Леонардович был готов к такому развороту беседы. Но ничего утверждать не стал.
- Общаться с ней возможно, но никаких научных доказательств вы не получите, - продолжила целительница, переворачивая очередную карту. - Они останутся только в вашей душе. Это слишком интимно и сокровенно, чтобы в один миг взять и выложить всему человечеству доказательства на блюдечке.
- На компьютере, - уточнил Райдуга.
- Э, нет! Ведь, смысл жизни каждого человека как раз и заключается в том, что он должен сам пройти весь путь – от начала и до конца. Он должен постепенно дозреть до понимания Бога. И тогда это будет ЕГО прозрением… Он получит эти свидетельства в своей душе. И только тогда они будут прочны. Понимаете?
- А если объяснить это как закон? Формулами.
- Бога нельзя навязывать, - улыбнулась целительница. – Это не вобьёшь в головы насильно. Посмотрите на плачевный опыт церкви.
- Но если попытаться наладить контакт с этой божественной субстанцией? Чтобы она блокировала все наши заблуждения и грязные помыслы и с каждым человеком вышла на связь. И сказала ему прямо в сознание: Я Бог. И я есть.
- Не лезьте в Божий промысел. Насилием ничего не делается… Таким способом вы только спровоцируете эпидемию шизофрении… И мир сойдёт с ума… Вы прорвёте биополе каждого человека, и туда для общения ринутся души умерших людей… Представляете себе эту картину? Собственные страхи, агрессивные помыслы человечества, которые накапливаются и витают в ментальном мире – всё это в образах будет являться в сознание людей совершенно беспрепятственно. Люди не готовы вот так, всем скопом, к просветлению сознания…
- А как определить, кто готов?
- У каждого свой час… Я бы сравнила Землю с инкубатором богов. Здесь души зреют до той поры, пока не обретут все свойства божественной материи.
- И что потом?
- А затем, образно говоря, скорлупа остаётся в земле, а цыплёнок уходит в жизнь, чтобы построить собственную Галактику…
- Ну…
- Вселенная-то расширяется… Бесконечный процесс.
- Вы думаете, где-то существует такая же точно Галактика и солнечная система, как наша? И там живут такие же точно люди?
- Для Бога нет ничего невозможного.
***
Происшествие в церковной лавке
После разговора с целительницей Илона направилась на окраину города – к стенам женского монастыря. Нет, она не решила постричься в монашки и оставить этот суетный мир. Она всего лишь хотела взрослыми глазами посмотреть на церковную жизнь. Ощутить этот дух.
Однажды она уже побывала в храме. Это случилось по окончании школы, когда в государстве свершился переворот, а людям разрешили верить в Бога.
Тогда тётушка Илоны сгребла в охапку всех своих племянниц и отвела к батюшке на таинство крещения.
Обладатель церковного сана почему-то сразу не понравился студентке первого курса журфака. Лицо его было искажено будто бы какой-то великой скорбью. Сутулый, грузный, а взгляд – недобрый. Люди вокруг пытались ходить осторожно и постоянно шикали на приведённых с собой непослушных чад. Прихожане с каким-то не то печальным, не то суровым видом подходили к иконам и целовали их прямо в стекло. От многочисленных поцелуев стёкла были покрыты слоем отпечатков человеческих губ.
Словно тени то тут, то там бесшумно появлялись люди в чёрном. Илона очень удивилась такой печальной обстановке. Она никак не могла заставить себя проникнуться хотя бы маломальским сочувствием к этой траурной атмосфере. Ей не хотелось делать скорбное лицо, потому что она не понимала – зачем? Всё это напомнило ей какой-то склеп с живыми мертвецами.
- Тётя, здесь кто-то умер? – спросила она.
Тётушка в ответ шикнула и наказала делать всё, что скажет батюшка. Над Илоной и над её сестрой произвели какой-то ритуал, велели поцеловать замусоленный, как и стёкла икон, крест, окропили водой из чана и выдали свидетельство о таинстве крещения.
- Наложи на себя крест, - назидательно шептала тётушка.
- Но я не могу, - заупрямилась студентка первого курса журфака. – Что за предрассудки? И вообще… Зачем все пытаются изобразить скорбное лицо?
- Илона, тихо… Боженька накажет…
- За что?
- За то, что смеёшься…
- Но я не могу корчить из себя чёрти кого, если мне совсем не печально.
- Вот видишь – Боженька на кресте умер за всех за нас…
- Если он умер, кто же будет меня наказывать? – допытывалась студентка у своей набожной тётушки.
- Черти наказывать будут! – зло ответила Илоне одна из женщин, которая поблизости очищала подсвечник от накапавшего воска.
Она произвела на студентку ещё более неприятное впечатление, чем обладатель церковного сана. Волосы женщины были спрятаны под серым платком, повязанным на деревенский манер. Под ним же скрывался лоб и широкие скулы. Зато на обозрение был выставлен конопатый курносый нос, синюшные покусанные губы и тусклые рыбьи глаза.
Её тёмно-синий рабочий халат сразу напомнил Илоне школьную техничку, которая люто ненавидела всех без исключения учащихся и даже учителей. Зато благоговела перед директором и при любом удобном случае, стараясь услужить, несла в его кабинет горячие школьные сплетни.
Обладая отзывчивым воображением, студентка первого курса журфака тут же представила себе картинку, как эта конопатая работница храма, пользуясь особым положением и близостью к Богу, улучив момент, спешила пожаловаться на самых неприятных ей прихожан батюшке. И вечером засыпала с чувством исполненного долга, будучи уверенной, что уж он-то быстренько донесёт информацию до кого следует. А ночью ей наверняка снились сладкие сны о том, как грозный, но всеблагой Господь отдаёт распоряжение командующему надо всеми чертями дьяволу, чтобы те незамедлительно разыскали и наказали недостойных, с её точки зрения, рабов. И карательные отряды чертей в тот же миг неслись с сиренами, дабы исполнить волю Бога.
***
В воспоминаниях о своём первом и единственном походе в церковь, Илона чуть было не проехала нужную остановку. Однако вовремя спохватилась, и вскоре оказалась у торговой палатки, где намеревалась купить минералки. Чуть поодаль она заметила щупленькую нищенку, возраст которой нельзя было определить на первый взгляд. Впрочем, и пол угадывался с трудом. А покупатели, выстроившись в ряд, разглядывали разложенные за стеклом продукты. Илона встала в хвост очереди.
- Буженинки, вон тот кусочек, покажите. Пальчики, говорите, оближешь? Ага, а колбаска сырокопчёная - свежая у вас? – допытывалась у продавщицы дородная брюнетка. – Ну, сырку ещё завесьте. Пойдёт, пойдёт.
Она отгружала купленный товар в огромную сумку, которую безропотно держал грустный, инфантильного вида амбал.
- Шура, а масло нам нужно? – обратившись к амбалу, задерживала очередь толстуха.
Нищенка робко переминалась с ноги на ногу и наконец-то осмелилась подойти к покупательнице поближе.
- Тётенька, подайте на хлеб, пожалуйста, - попросила она, глядя исподлобья взглядом побитой собачки.
- Чего? – громогласным голосом возмущённо переспросила брюнетка, и один за другим все три её подбородка налились нездоровым румянцем.
- Хотя бы рубль…
Покупатели, оторвав взгляды от прилавка, с любопытством принялись наблюдать за происходящим.
- Выпить, что ли, не на что? - ощутив на себе всеобщее внимание, приободрилась толстуха.
И нарочито громко продолжила гневную тираду, вкладывая брезгливость буквально в каждый произносимый звук:
- Не надоело пить-то? Попрошайка! Ру-у-у-бль… бл-и-а…
- Муж пьёт, брат пьёт. Надоело. А мне поесть нечего, - пролепетала нищенка, всё ещё питая надежду на благополучный исход беседы.
- Надоело? Кодируйся! – вынесла приговор толстуха и захохотала, довольная своим ответом.
- Ну, я прошу вас… умоляю…
- Работать нужно, тогда и есть будешь!
- Мне негде работать…умоляю…
- Пшла вон!
Толстуха небрежно ссыпала сдачу в распухший от купюр кошелёк и демонстративно защёлкнула его перед самым носом нищенки.
- Шура, ну, чего ты рот разинул? – одёрнула она амбала, и парочка толстяков дружно покатилась прочь от киоска.
«Ужас!» - подумала Илона и протянула попрошайке червонец.
- Не суди, и несудим будешь, - тут же откликнулось внутреннее радио голосом целительницы.
- Хорошо, постараюсь, - послушно согласилась Илона.
Когда она благополучно добралась до монастыря, в голову вдруг пришла мысль о том, что у неё нет с собой платка. А без платка, как известно, женщинам входить в храм запрещено.
- Как же я раньше не подумала, - огорчилась девушка и тут же вспомнила, что она ко всему прочему ещё и в брюках. - Что за ерунда – дресс-код какой-то! В конце концов, я же не на вечеринку иду! – мысленно запротестовала Илона. – А если мне приспичило именно сейчас зайти к Богу, неужели он будет смотреть на мою одежду? Или ему важнее, чтобы я в него поверила и хоть что-нибудь про него узнала?
- Дэвушка, где вхадит нада? – вдруг нарушил тишину женский голос с сильным южным акцентом.
- Я сама здесь впервые, - ответила Илона, озираясь на чужестранку.
Но проходившая мимо бабулька указала им, где вход. А затем, размашисто перекрестившись и сделав скорбное лицо, исчезла за дверью.
- Да… По-моему, здесь ничего не изменилось… - подумала Илона. – Придётся примерить маску скорби…
Чужестранка вслед за бабушкой подошла к входной двери и несколько раз прикоснулась ладонями к своему лицу. Илона же, убедившись, что никто за ней не наблюдает, зашла в храм без всяких церемоний.
Служба уже началась. Немногочисленные прихожане сидели в сторонке на лавочках. Монашки исполняли основное обрядовое действо. Илона купила свечку и поставила её в первый попавшийся на глаза подсвечник. Однако из-за спины тут же появилась монашка и дунула на свечи, погасив их все до единой.
- Сейчас нельзя, чтобы горели, - прокомментировала она, - скоро батюшка пойдет. Здесь не стойте! Вот сюда отойдите и лицом вот так повернитесь.
Илона молча повиновалась. Хотя ей совершенно не хотелось отходить от иконы и ждать, пока пойдет батюшка. Поискав взглядом чужестранку, Илона увидела, что та опять поднесла ладони к лицу. К ней немедленно подлетела молоденькая монахиня и укоризненно покачала головой:
- Не так нужно. Вот, смотрите, - она взяла её ладонь и сложила вместе большой, указательный и средний пальцы. - А мизинец и безымянный – вот так прижмите. Потом осеняйте себя крестом: сверху, вниз… да не так низко… Справа налево…да по плечу же, а не здесь.
- Тшшш, тихо! - зашикали на них другие сёстры, стоявшие неподалеку.
Чужестранка удивлённо посмотрела на странную фигуру из своих пальцев, которую ей сложила монашка. Взгляд её был полон непонимания, как будто она не узнавала собственную руку. Несколько раз перекрестившись, как её только что научили, она разжала пальцы и опять поднесла к лицу ладони.
- Это православный храм, - достаточно громко и отчетливо произнесла вдруг ещё одна сестра во Христе. - Понаехали тут… А вы, - уже шёпотом обратилась она к Илоне, - покройте голову.
Илона повернулась и хотела что-то сказать в своё оправдание.
- Тшшшш, - опять зашипели сестры.
Обиженная чужестранка пошагала к выходу. Илона вышла вслед за ней.
- Ви тоже уходите? – удивилась женщина и огорчённо вздохнула. - Мне они не дадут о Боге думать – это так-не так, так нада-ненада…Где Бог – в пальцах, что ли?
- Это ритуал. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, - поджала губы Илона.
- Ты сама смеёшься! Веришь, что говоришь? Чужой – для кого чужой? Аллах один, Бог один, Иисус один. А монастырь - разный?
- Так зачем же ваши убивают «неверных»?
- Э-э! Слишишь, это правительства, начальники так делают – война разжигают. А ми хатим мира, детей растить хатим… Ты Коран мало знаешь.
«Зато вы много знаете, - молча обиделась Илона. – Я и Библию не читала… какой уж там Коран».
- Ты не обижайся. Я тебе правильно говорю. Купи Коран, читай. Библия читай и Коран читай. Иса – Иисус, Мариам – Мария, Аллах – Бог. Это люди разный – Аллах один.
Илона вспомнила о том, что целительница тоже посоветовала ей почитать какие-то книги.
«Надеюсь, ничего страшного не произойдёт, если я постою в их предбаннике без головного убора, - подумала она. – Куплю книги и уйду».
Продавщица церковных товаров подняла голову и внимательно посмотрела на Илону.
- Скажите, у вас есть авторы Саровский и Радонежский?
- Житие? – переспросила та.
- Какие-нибудь любые произведения…
- Житие святого Сергия Радонежского – на полке, - ответила продавщица и с укоризной осмотрела журналистку. – Вы что ж – не знаете, кто это?
Илона подошла к полке с книгами и подумала, обращаясь к целительнице:
- Провалиться мне на этом месте! Что же вы не сказали, что это святые?
- Спокойно, - ответило внутреннее радио.
- Да как можно быть спокойной, если эта тётка сейчас меня испепелит глазами! Мало того, что я в брюках, так ещё и без платочка… А с вашими святыми вы вообще меня подставили!
- Они не мои. Спокойно!
- И что? Как мне разобраться в этом ворохе литературы? Никакой культуры обслуживания! Вместо того чтобы помочь начинающему верующему и подобрать необходимые самоучебники, эта птичка в платочке мило щебечет со своей коллегой…
- Выбери сама.
- Конечно, я понимаю… Для них я чужак… Смотрят на меня, будто я с луны свалилась… Но учиться же никогда не поздно – зачем всем своим видом показывать превосходство надо мной? Да я вмиг наверстаю. И тогда ещё посмотрим, кто больше в Бога верит…
Пока Илона беседовала в своих мыслях с Допекаевой Л.В., на входе появилась та самая толстуха, что пожалела для нищенки рубля. Громогласная брюнетка подкатилась к продавщице церковного скарба и о чём-то её спросила. А затем события стали развиваться самым непредсказуемым образом.
- Ах, нет у вас жалобной книги? – зычно возмутилась брюнетка. – Да что же это за безобразие такое? Вы подумайте! Ни жалобной книги, ни уголка потребителя! Что за шарашкина контора?
Сотрудницы храма всполошились и стали успокаивать женщину, выспрашивая, в чём причина её негодования.
- Я у вас заказала отпевание моего братца двоюродного, - гневно объясняла им брюнетка срывающимся от напряжения голосом. – Заплатила по прейскуранту! А мне – ни чека, ни договора! Поверила вам на слово. И что же это получается? Платила за моего братца, а отпевали-то всех оптом!
- Кого? Кого отпевали? – шушукались монашки.
- Я вам за розницу платила, а не за опт! Да что же это делается? Никому верить нельзя! Кругом обман! Некачественная услуга! Ну-ка позовите мне главного вашего! Кто у вас главный?
- Батюшка! Батюшка! – воззвали на помощь монашки, и кто-то побежал за батюшкой.
- Оптом покойников отпевают! Да что же это творится! Никакого уважения к клиентам!
«Действительно! В этом я с вами согласна!» - подумала Илона, замерев у книжной полки и с интересом наблюдая за происходящим.
- Вы к нам впервые обратились? – поинтересовалась у брюнетки продавщица.
- Да. И надеюсь, что в последний раз! – отрезала толстуха и нервно поправила шарф, натянув его поверх своих подбородков.
- В чём ваши претензии? – спокойным голосом спросил подоспевший к месту событий батюшка.
По комплекции они друг друга стоили. Брюнетка, взвизгивая, стала заново рассказывать о несправедливом опте при отпевании своего братца и грозилась подать на священников в суд.
- Это возмутительно! Я вам устрою рекламу! Что за организация? Обещают посредничество с Богом, а сами обманывают на каждом шагу!
А батюшка, сложив руки на своём круглом животике и опустив глаза в пол, невозмутимо выслушивал её и кивал головой. Дождавшись, когда ему всё-таки позволят ответить, он рассудил трезво:
- Услуга была оказана душе вашего покойного родственника. А претензий от неё к нам не последовало. Посему поводов для судебных разбирательств нет.
***
Апостолы для атеистов
«… И судебный процесс был очень долгим.
Вы слышали, наверное, о деле Степанова.
Ну так я отрицал свою вину. Не убивал я его.
Хотя на месте преступления был.
Оказался рядом с убийцами.
Отец Лука, а дело вышло так.
Я тогда свято верил партии – таким идейным был.
А этот Степанов – демократ поганый… он народ возмущал…
Рассказывал всем о каких-то правах…
О свободе…
Подбивал людей на смуту…
Короче, был для нашей ячейки как кость в горле.
И мы этим раскольникам по-хорошему объясняли, чтобы шли они со своей демократией подобру-поздорову…
куда-нибудь подальше.
Кого просто припугнём,
кого – отправим подлечиться, куда следует…
А Степанов – самый корень зла.
И понял я, что сперва от него избавиться нужно…
А потом и остальные – без лидера сами собой рассосутся…
Собрал я бригаду.
Они вечером подловили его во дворе и побили.
А я в это время в машине сидел.
Куртки их караулил…
Вина моя не доказана была.
Да и вообще бы никакого суда не было.
Если бы один придурок не стал этого Степанова камнем добивать.
Не хотели мы.
Вот такая история, отец Лука.
Всё, как на духу вам рассказал…»
Михаил Фёдорович Турунда тяжело вздохнул и перевёл взгляд от компьютера.
«Все мы грешные, - подумал он. – Но сын Божий за всех за нас пострадал. Дал нам шанс попасть в рай и обрести жизнь вечную… Покаялся человек – полвины с себя снял».
Он глотнул из кружки компота, заранее налитого заботливой рукой матушки, и продолжил чтение:
«… В последнее время я много читаю.
Размышляю.
И вот, что я подумал, отец Лука…
Взять Каина – сына Адама.
Тот ведь убил своего брата.
А Господь жизнь у него не отнял.
Наоборот, сказал, чтобы его никто пальцем не тронул.
Вот, наверное, от его имени и пошло это – раскаяние.
Потом убил человека Моисей.
Того тоже Бог пощадил.
И дал ему прозрение.
Через свой грех, наверное, тот и записал в Ветхом завете, что убивать людей нельзя.
А ведь до него даже традиция такая была – закладывать в основание нового храма труп первенца строителя.
И вот же какова великая сила раскаяния после убийства.
Прозрение!
Не зря, видно, люди не прекратили Богу жертвы приносить – ведь, в них великая чудотворная сила заложена!
Только после этого изменилась традиция.
Раз нельзя убивать людей, стали животных на жертвенник укладывать.
А я-то раньше думал – откуда эта традиция?
А, видите, как выходит – жертва-то во благо оборачивается.
Или вот ещё апостол Павел.
Говорят, лютым зверем был до той поры, пока не убил первого христианского проповедника.
Я совсем недавно узнал, что Павел этот вовсе не был учеником при живом Христе.
А до поры до времени звали его Савлом.
И был он иудей.
И ненавидел христиан.
Но сам Бог ему глаза открыл.
А как поговорил он с ним, так и принял веру новую.
И вон, сколько хороших слов о Боге написал.
Почти половину Нового завета!
Значит, даёт Господь прозревшим грешникам силу великую, чтобы его прославлять.
Делает их святыми.
Вот же правильно говорится: не погрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасёшься.
Помолитесь обо мне, отец Лука, прошу нижайше.
Раб Божий Борис».
У Михаила Фёдоровича даже рука раззуделась - так захотелось поскорее ответить написавшему эти строки. Поправить его в заблуждениях. Рассказать, что апостол Павел не убивал христианского проповедника, а лишь явился свидетелем этих событий… и многое ещё… Но батюшку перебил телефонный звонок.
- Аллё, - буркнул он в телефонную трубу, но выражение лица его тут же переменилось на добродушие. – И вам здравствовать, отец Филимон!... Чего? Какой инцидент?... Да ну! – жиденькие брови Турунды поползли вверх, а кожа под ними стала наливаться багрянцем. – Да вы что?... Вот совсем распоясались бабы!... Надобно было её приструнить… В суд подаст?... А-а-а… Вот же куропатка!... Хорошо, хорошо… Спасибо, что предупредили… Приму меры… И вам здравствовать…
***
Вечер понедельника выдался урожайным на события. В маленьком провинциальном городе Л сразу с несколькими горожанами одновременно происходили чрезвычайно странные вещи. Отец Лука получил на свой электронный ящик ещё несколько новых писем с раскаяниями – и все они были исключительно от мужчин. Илона продолжила наблюдать странные световые явления в своей комнате и под чутким руководством внутреннего радио, которое разговаривало с ней голосом Допекаевой Л.В., приступила к изучению Закона Божьего. София сидела в своей университетской лаборатории после вечерних лекций и попивала из пластиковой бутылки заговорённую целительницей воду, как вдруг совершенно внезапно её вызвал к себе декан и поздравил с повышением в должности.
Ещё несколько горожан почувствовали лёгкое головокружение и наблюдали яркое свечение в небе над крышами домов. Одному из них в этот же вечер откуда-то пришло в голову странное убеждение, будто в прошлой жизни он был иудеем по имени Савл. Несколько женщин услышали, о чём разговаривают комнатные растения. Многие дети ни с того ни с сего стали утверждать, что видят разноцветные шары, летающие в воздухе. Взрослые списали это на детские фантазии, однако один мальчик настолько обиделся, когда родители не поверили ему, что стал биться в истерике и требовать от мамы волшебных карандашей, которыми можно рисовать оживающие предметы.
Согласно милицейским сводкам, преступники в этот вечер вели себя инертно. Чрезвычайных происшествий не было, если не считать налёта на книжный магазин. Разбив витрину, злоумышленники прихватили с собой подарочные экземпляры Библии и скрылись в неизвестном направлении. А всем известный городской сумасшедший Вася, который жил на помойке около железнодорожного вокзала, весь вечер оглашал окрестность странными выкриками про страшный суд и косолапого зверя. Но к хулиганским выходкам полублаженного бомжа местные жители уже привыкли, поэтому никто не придал значения его пьяным пророчествам.
И лишь сотрудники сверхсекретного НИИ догадывались о возможной причине странных явлений, творившихся в городе. Милогубов и Владимир Леонардович весь вечер были заняты настройкой аппаратуры для выхода на связь с божественным сгустком. Райдуга рассказал коллеге об утренней встрече со специалистами и о своём визите к целительнице.
- И сейчас я понял… меня будто осенило! Наш сгусток является людям, час которых пробил…
- Пробил час? – переспросил Милогубов, испуганно взглянув на монитор. – Сгусток – это… того самого? С косой?
- Да нет… в смысле - у каждого свой час к покаянию…
- Постойте-ка… Мы получили сгусток, состав и частота вибраций которого идентична божественной материи. Мы внедрили сгусток в искусственно воссозданное биополе. Следовательно, мы действительно стали создателями живой души?
- В этом мире нет ничего случайного – вот, что сказала мне Людмила в начале беседы. И я ей готов поверить…
- Ну, допустим, не она этот закон открыла…
- Это не важно… Главное, что из этого следует – он за нами наблюдает…
- Кто? – выпучил глаза Милогубов, и от нехорошего предчувствия сердце его запрыгало в груди как лягушка. – Вы это серьёзно?
- У меня было такое ощущение. Я вам уже говорил…
- За нами наблюдает… Бог? – прошептал старший научный сотрудник, и руки его похолодели ещё сильнее.
- Ничего странного в этом нет. Он за всеми наблюдает, - поспешил успокоить Милогубова руководитель. - Как в реалити-шоу… Представьте, все мы у него как на ладони – под стеклом… Только с нашей стороны оно заплёвано и замусолено… А кое-где и вовсе – картинка висит, которую человек сам себе нарисовал. Грозный дядька с нимбом на голове и черти со сковородой.
- Владимир Леонардович… к ночи не поминайте…
- Да глупости всё это. Протрите стекло с вашей стороны, и увидите сплошной свет! А тени - это мы сами себе создаём. Своими страхами и незнанием…
«Какой-то он странный этот Райдуга… словно подменили человека», - подумал Милогубов.
- Я, возможно, покажусь вам странным… - в это же самое время произнёс Владимир Леонардович.
Старший научный сотрудник подозрительно посмотрел на своего начальника, но смолчал.
-… но мне кажется, что Земля – это инкубатор богов, - продолжил тот. – Смотрите, если бы мы взяли с вами сейчас этот сгусток и внедрили в зиготу, готовую к делению… Что вышло бы?
- Теоретически – плод.
- Плод из физической материи, который бы развивался под воздействием божественных импульсов. Так?
- Гипотетически – так.
- Потом бы мы ещё один сгусток получили… Идентичный первому… Ведь божественная материя однородна – так?
- Теоретически – так.
- Да что с вами? Выйдете из ступора… Делать мы этого, конечно же, не будем. А-то уж точно нас с вами Боженька накажет за то, что влезли в его вотчину, - рассмеялся Райдуга.
- Да мы же не знали!
- Незнание закона не освобождает от ответственности, - загадочно произнёс Владимир Леонардович.
- Нам государство атеизм навязало… Мы же не виноваты… - будто бы перед самим всевышним начал оправдываться Милогубов.
- Вот и будете теперь апостолом атеистов! – рассмеялся Райдуга.
- Апостолы с Христом ходили…
- Но не все же! Возьмите святого Павла… Видно, пробил час, и поговорил с ним божественный сгусток. И уверовал Павел... А вот скажите мне, что есть покаяние?
- С греческого - перемена ума.
- А по-русски – переоценка?
«Переоценка – это прямо как в магазине», - пронеслось в голове у Милогубова.
- Но не как в магазине, конечно, - продолжил Райдуга.
«Чёрт возьми, какой-то он странный! - запаниковал старший научный сотрудник. – Он словно мои мысли читает».
- Только вы за моё умственное здоровье не беспокойтесь, - опять с усмешкой произнёс Владимир Леонардович. – Ну, так вот… Именно с этой самой переоценки начинается у человека как бы новая жизнь. Понимаете?
«Он явно читает мои мысли. Но каким образом?» – нервничал, не слушая начальника, Милогубов, и тут его словно осенило – устройство для чтения мыслей! Райдуга наверняка специально завёл весь этот разговор, чтобы испытать прибор для чтения мыслей и заодно, в ходе беседы, подслушать, что о нём думают!
От этой догадки Милогубов всполошился еще сильнее.
- Кстати, если время движется по окружности, то бесконечность совмещена с нулевой координатой, - продолжал увлечённый своей идеей Райдуга. - Помните наш рисунок?
«Помню я рисунок, помню» - ответил про себя Милогубов, будучи уверенным, что начальник услышит его мысли, и тут же сообразил: «Нужно быть осторожным, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего».
Но, как на грех, память тут же начала припоминать моменты, когда он мог подумать о начальнике что-нибудь плохое.
- Бог – это огромный сгусток божественной материи, который содержит в себе максимальное количество таких же точно сгустков, но в миниатюре, - торжествовал Владимир Леонардович.
Но Милогубов уже не мог сосредоточиться на его догадках и вникнуть в смысл сказанного, потому что был поглощён своими переживаниями. Он отбивался от нападок воспоминаний, которые вот-вот могли предать его перед начальником.
«Это было всего один раз… тогда – с тупым ослом... Но я на самом деле ослом вас не считаю… Я никогда не думал, что вы осёл... Тьфу! Вот же наваждение! Владимир Леонардович, это не мои мысли!»
- Хотя, это предположение может быть неверным. Мы, ведь, мыслим человеческими категориями. И находимся в плену у стереотипов. Да?
- Владимир Леонардович, поверьте, я никогда не считал вас глупым человеком, - измученный собственной совестью, уже вслух стал оправдываться Милогубов.
- Что? – насторожился руководитель. – Вы не согласны с моими выводами? Ну, так давайте, выкладывайте свои соображения! Я же не могу прочесть ваши мысли! Тут дай Бог хотя бы с ним разобраться, – кивнул он в сторону монитора. – Нам до сих пор не удалось расшифровать его ментальные шумы…
У Милогубова как гора с плеч свалилась - его напрасные опасения развеялись сами собою, и учёный вновь обрёл возможность нормально размышлять.
***
Ещё один странный сон Михаила Фёдоровича
Михаил Фёдорович Турунда отходил ко сну с радужными фантазиями. Ему представлялось, как в скором времени весь мир будет произносить его имя. В честь него будут устроены праздничные парады, и правительства всех стран пожелают принять его у себя, чтобы воочию встретиться с человеком, который спас планету от апокалипсиса.
- Вива! Вива! – будет кричать ему толпа.
И он видел уже заплаканные от радости глаза миленьких девушек, которые целуют ему руку и смотрят на него восторженно.
- Батюшка, да как же вам удалось такое? – будут спрашивать они, возведя свои очи.
- Да полноте, бабоньки! – снисходительно улыбнётся Турунда. – Всего-то и делов – помешал учёным сконструировать приборчик для просмотра душ. Они, окаянные, меня в свои ряды записали, а я – тихой сапой себе выведывал, что да как. Молился каждый вечер за спасение мира от антихристов. Запутывал их в размышлениях… Ну, кое-где даже угрозами действовал…
- А чем же вы их стращали-то, спаситель вы наш, батюшка? – снова вопрошали девушки и тянули свои ручонки, дабы прикоснуться к святому человеку.
- Богом стращал! Геенной огненной – ох, как они её боятся! – ухмылялся Турунда, довольный собою, и по ходу процессии продолжал обращаться к толпе – к кому с наставлением, а к кому – с отпущением грехов. – Ну, полноте! Похоть свою усмирите. Идите, да не грешите более, греховодницы! А кто с абортами – двадцать лет тому каяться и страдать… А после того – отпустит вас грех.
И вот вводят его в тронный зал. Сидит на троне человек в белом. А около него по одну сторону – шесть человек стоит, да по другую – тоже шестеро. Всё вокруг в рубинах да аметистах, в позолоте всё кругом. Красотища неописуемая. И вот вводят его ангелы. И подходит он к самому трону. Но лица человека, на нём сидящего, не видно – только свет яркий исходит, будто бы от солнца. И слышит отец Лука голос как бы с небес:
- Возводим тебя, Лука, в чин равноапостольного.
И радостно так на душе у батюшки стало. Прямо готов он был в тот момент даже самого сатану простить со всеми его чертями. Да только вроде как суета пошла между ангелов и между двенадцатью у трона стоящими.
- Да это не Лука, а Михаил, - зашептались ангелы.
- Мишка, Мишка, - как бы зашелестело со всех сторон сквозь рубины, и аметисты, и позолоту.
- В миру был Михаилом, а среди вас – Лука, - подтвердил Турунда.
- Нету у нас такого – в книге не записано, - отрапортовал один из двенадцати.
Тут отцу Луке обидно стало, что его не узнают. Думает: ошибочка, наверное, вышла. Вот, вишь, у них в небесной канцелярии – тоже ошибочки случаются.
- Нету у нас ни Михаила, ни Луки, - опять строгим голосом повторяет один из двенадцати и шебуршит книгой.
- Да как же это, любезный? Да я вас, кажется, знаю – вы Иоанн, - робко произносит отец Лука и всматривается в этого, что имени его не находит.
Но у того лица не видно, а только яркий свет.
- А вы по фамилии уточните по моей. Вдруг, что напутали? Турунда моя фамилия. С ударением на конце. Михал Фёдорыч я. Турунда. Сорок девятого года рождения, – с надеждой стал уточнять отец Лука и шарить по карманам в поисках какого-либо документа.
Но документы, как назло, всё не находились, и тут он понял, в чём дело. Опустил глаза на себя и видит, что стоит в одном исподнем.
«Матушка, да что ж ты мне не сказала, что я в исподнем на люди вышел, - заругался он мысленно на жену. – И документы мои, небось, опять из карманов повытаскивала, вот глупая баба…».
И на этих словах поднял он глаза и увидел вдруг, что эти двенадцать – все сплошь женщины. И та, что на троне восседает – тоже баба.
- Ах ты, дьявол тебя дери! Вы что же это мне голову морочите, куропатки! Что у вас тут за шабаш? – вскричал отец Лука и судорожно ухватился за нательный крест.
А грозный голос как бы из-за спины его вопрошает:
- За что ты гонишь меня, Лука? За что?
- Да не дадено бабам судить меня! Не дадено! – разорялся отец Лука, часто-часто осеняя себя крестом. – Им и в церковь-то ходить зря разрешили. Нечистые создания. Ходят, к иконам прикладываются, а у самих – красные дни. Только нечисть мне в храм несут!
- Тебе ли, Лука, в моём доме судить о том, кто приходит ко мне? – опять раздался грозный голос из-за спины.
- Да женщина без мужчины – никто! Вон и Моисей говорил, что из ребра человека она создана, как помощница. И Павел писал: Да убоится жена мужа своего. И Пётр сказал, что недостойны женщины царствия твоего, Господи! – причитал отец Лука, хотя сам начал подозревать, что это не Бог вовсе за спиной у него разговаривает.
- Ах ты, отродье фарисейское! А почему же ты сердцем меня не понимаешь? Разве не этому учил вас сын мой возлюбленный?
- Да этому, этому… - ответил Турунда, а сам извернулся так ловко, чтобы в один миг узреть, кто у него за спиной прячется.
И в эту секунду яркий свет ослепил его, и охватил его страх, что должен он тут же умереть за то, что осмелился таким тоном с самим всевышним разговаривать. И как только ему так подумалось, сразу же оказался он как бы на последнем суде. Окружили его какие-то то ли черти, то ли ангелы – тут уж он не смог разобраться, потому как ни копыт, ни крыльев у них не видно. Только были они сплошь все женщины – это он сразу почуял, по голосам. И такие вот голоса – противные все до жути – кричат, хороводят вкруг него.
- Двадцать лет ему каяться и страдать!
- Двадцать! Двадцать! А то и все тридцать!
- В геенну его огненную!
И хочет отец Лука как можно скорее осенить себя крестным знамением, но чувствует, будто онемела у него правая рука. Тяжёлая стала как камень – не поддаётся. А левой крестить себя – это всё равно, что чертей нагонять. И вот так он стоит, как вкопанный. С онемевшею правою рукою. И здесь пришло ему на ум попросить у Господа спасения. Но только он об этом подумал, как опять грозный голос за спиной прогромыхал:
- Каким судом судите, таковым и судимы будете!
И тут проснулся от ужаса Лука. Правую руку свою не чувствует – хвать за неё левой! А рука-то, оказывается, и впрямь онемела – отлежал он её. И взмок бедолага как мышь – вся подушка мокрая.
- Вот ведь, какая зараза – целительница эта! – заругался про себя батюшка. – Уже по ночам стала мне являться со своими ведьмами! Да-а-а… Зря женщинам столько свободы дадено. Поди ж ты, что творят – в штанах, бесовки, шастают. Мужьям перечат! Курят! Аборты – каждая по разу точно сделала! Детей рожать не хотят – всё о карьере своей помышляют. Вот же бесовское отродье! Всех бы запереть в кельи, да повыбивать нечистую из распутниц.
И нарисовалась ему в уме картинка, как избавленные от нечисти женщины выходят из своих келий в сарафанах, да в кокошниках, да с хлебом-солью наперевес. Все, как одна, румяные, с белой кожей – не крашенные. И многие из них несут во чреве. И улыбаются отцу Луке, как бы готовые слушать любое его указание. И смотрят на него с глубоким почитанием.
И стал уж опять отец Лука немного успокоенный входить в дрёму. И стали его женщины эти как бы благодарить, руки целовать… И он смотрит на тех, что несут во чреве своём, и радуется… Но тут каким-то эхом неизвестно откуда как громыхнёт: «Каким судом судите, таковым и судимы будете!» И распугало всех девушек.
***
Кнутом и пряником
В эту ночь Илона не сомкнула глаз – во всяком случае, так ей показалось. Она читала ту самую книгу, которая мистическим образом материализовалась на её рабочем столе. За несколько последних дней журналистка мало-помалу стала привыкать к странностям и чудесам, которые происходили вокруг неё. Иногда ей казалось, что всё это сон, и она вот-вот проснётся, но такое впечатление отступало, когда очередная закуренная сигарета продолжала источать благовония, а лик целительницы на фотографии оживал и озарял пространство самобытным светом.
- Хорошо. Примем за основу тот факт, что Бог на самом деле существует, - размышляла девушка. – Но тогда что это за мужчина – Христос? Извините, но я действительно этого не понимаю… А пока не пойму – не смогу принять за истину.
- Прими на веру, - подсказало внутреннее радио.
- Но вы же сами понимаете, что эта вера не будет крепка… Слепая вера – это какой-то фанатизм. Разве можно кому-то настолько доверять?
- Ты хочешь испытать Бога?
- Постойте, а где доказательства того, что кто-то на Земле имеет право свидетельствовать от его имени? Столько религий существует! И каждая убеждает нас в том, что именно она говорит чистую правду! Кому мне верить? Кому?
- Своей душе.
- Но как же мне её услышать? Как мне различить – где душа, а где просто мой вымысел?
- Будь наблюдательной.
- Почему же Бог не может поговорить с людьми сам? Почему мы не можем его увидеть? Это же так просто… Если бы я увидела, то поверила бы ему…
- Фома!
- Да что вы мне талдычите про Фому? – обиделась Илона, но тут же догадалась, что ей следует, наконец, почитать про этого легендарного апостола.
Она полистала книгу и сразу наткнулась на знакомое имя:
- Фома… по-гречески - Дидим… по прозвищу Близнец… Уверовал в воскрешение Христа только после того, как вложил в его раны свои персты…
- Апостол, - подтвердило радио.
И здесь Илона впервые удивилась тому, что столько раз слышала об этих самых апостолах, но даже не знает их по именам. Она как будто провалилась в какой-то другой, параллельный пласт своей жизни, который показался ей глухим тёмным коридором со множеством запертых дверей.
- Апостолов знаешь? - как бы тестировало её знания внутреннее радио.
- Пётр и Павел… они, кажется, братьями были, - начала перечисления Илона и тут же запнулась.
- Нет, не братьями. А говорила мне, что всё знаешь…
- Я знаю, - схитрила девушка, открывая книгу на нужной странице и перечисляя авторов четырёх евангелий. – Марк, Лука, Матфей и Иоанн.
- Ты уверена, что всё это апостолы? – усомнилось радио.
- А как же! – подтвердила Илона. – Разве не они писали Библию?
- А что такое Библия?
- Библия… Евангелие… Какая разница?
- Большая! – строго прервало её вольные рассуждения радио.
Внезапно Илону охватил какой-то подсознательный страх. Это был не обычный испуг и даже не беспокойство, а именно страх. Он словно сковал всё её мысли и ощущения – она уже не чувствовала никакой внутренней поддержки или одобрения. Илона как будто рухнула в незнакомый пустой коридор со множеством запертых дверей и даже не имела понятия – от кого ей ждать помощи? Куда бежать? Где же найти хоть какую-нибудь лазейку, чтобы вновь обрести спокойствие и почувствовать себя защищённой?
- Чтобы заблуждаться, нужно иметь хоть какое-нибудь убеждение, - строго заметило «радио» в оцепеневшем от ужаса сознании.
Илона внезапно почувствовала такую усталость и истощённость, словно кто-то выключил внутренний источник энергии. Она прилегла на диван и правая ладонь её как бы сама собой опустилась на середину груди.
- Лежу как покойник, - отметила про себя девушка и хотела убрать руку, но что-то будто не давало ей этого сделать. - Нет, это не Люся со мной разговаривает – точно! – с тревогой продолжила размышлять Илона. – Во что же я вляпалась? А вдруг в меня вселился какой-нибудь бес или сам дьявол? Что же делать? Как избавиться от него?
- От себя не избавишься! – тут же ответили мысли.
- Может мне к психиатру надо?
- Не бойся.
- Отвали! – как можно грубее ответила журналистка, моментально представив в своём воображении, как невидимый её глазу чёрт пытается сейчас всеми правдами и неправдами усыпить её бдительность, разговаривая с ней голосом целительницы.
- Да что же я вытесню, если ты не веришь, что у тебя есть душа? – моментально отреагировал невидимый собеседник.
- Блин! Насквозь видит! – ужаснулась Илона. – Даже ни о чём подумать нельзя!
Девушка отдёрнула свою руку от груди и вскочила с дивана.
- Но нет… А вдруг это действительно моя душа мне помогает? - судорожно размышляла Илона, расхаживая по комнате. – И вдруг она таким образом наоборот спасает меня от вторжения бесов? Может, следует лечь на диван и положить руку обратно? Что же делать?
- Успокойся! – снова произнесло радио голосом Допекаевой Л.В..
- Я не верю вам! – ответила Илона, нервно закуривая сигарету.
- Где благовония – там и Бог…
- А где доказательства?
- Когда ОН откроется тебе, ты всё поймёшь…
- И когда же?
- Этого никто не знает… Только ОН.
- Да что же за ерунда такая! Неужели я действительно схожу с ума?
- Отвлекись… Ты любишь музыку?
- Да… Раньше играла на гитаре…
- Сыграй мне, - попросило внутреннее радио.
Илона посмотрела на фотографию, стоящую на журнальном столике.
- Сыграй, сыграй! – как бы подтвердила целительница.
Немного успокоившись, журналистка достала из-за телевизора запылённую гитару и провела по струнам. Это был старинный цыганский романс. Она однажды услышала его на пластинке, и мелодия запала в душу. «Капли испарений катятся, как слёзы… И туманят синий, вычурный хрусталь…». Вместе с песней нахлынули воспоминания.
Школа. Любимая учительница. Годы счастья… Серо-зелёные глаза. Ухоженные руки с тонкими длинными пальцами. Немного суховатая, смуглая кожа... Грациозная осанка, плечи с едва заметными веснушками. Кудрявые волосы, как непослушные фонтанчики, бьющие в разные стороны.
«Счастья было столько, сколько капель в море… Сколько листьев жёлтых на сырой земле… И остались только, как memento more, две увядших розы в синем хрустале…»
- Вот бы мне на самом деле поговорить с этим Богом! Вот бы я задала ему парочку вопросов! Почему же я должна благодарить его – за что? За то, что он посмеялся надо мной? За то, что он создал меня непохожей на всех? И теперь я должна пересилить себя и безропотно раздвигать ноги перед мужчинами? Я должна соблюдать какой-то Божий закон? В жопу мои собственные переживания, чувства, моя любовь… главное – закон? Да мне тогда тоже наплевать на его законы! Почему я не могу быть сама собой? Почему я не могу быть тем, кем я себя чувствую и кем он сам меня создал? Или же меня создал кто-то другой? Не он? – Илона подошла к окну и с упрёком взглянула на полную луну. – Кто там ржёт над нами?
- Не кипятись, - попыталось успокоить внутреннее радио.
- Нет! Вы мне ответьте! Или спросите у этого Бога, – не унималась Илона. – Вы говорите о том, что нельзя лицемерить. Нельзя врать. А сами толкаете меня в кровать к тому, к кому я никогда не смогу испытывать влечения и желания! Сами толкаете меня к притворству, обману и лжи! Вы говорите о любви? Где ваша любовь? Ещё ни одна настоящая любовь не оканчивалась счастьем. Ромео и Джульетта… Титаник… Анна Каренина… Татьяна Ларина… Где ваша любовь? Любовь приводит к страданьям, самоубийствам и катастрофам!
- Илона, это не так!
- Не так? Что вы меня успокаиваете? Вам не хочется услышать правду? Или вам приятнее моя ложь? Моё смирение? Моя скорбная рожа, которую я скорчу вопреки моему истинному состоянию души? Вы же хотите правды? Так давайте, слушайте мою правду! Я не буду ползать на коленях перед вашими иконами! Потому что, прежде всего, Бог не уважает меня! Я для него рабыня, мелкая песчинка, тьфу – моя жизнь для него ничего не стоит и не значит! В чём смысл моей жизни? Создать семью? Я не хочу жить и фальшивить! Жить и каждый день лицемерить, произнося слова о любви тому, кому они не предназначены… Я с детства ни разу – НИ РАЗУ – не влюблялась в мужчину! Это противоестественно для меня… Как может плюс тянуться к плюсу? Я пыталась заставить себя… И ты это знаешь, Бог… Ты знаешь это и видишь это, если ты действительно вездесущий и можешь читать наши мысли… Моя совесть чиста перед тобой! Отныне я не хочу больше врать ни одному мужчине. Я исполняю твой закон, великий Господь… Где же ты? Ответь мне!
Илона помолчала и отошла от окна. Луна сиротливо торчала в темноте, безропотно и безмолвно выслушивая обвинения в адрес всей небесной канцелярии. Но она всего лишь отражала солнечный свет, причём выполняла своё предназначение безупречно – разве могла она ответить за того, кто вершит человеческие судьбы?
- Нет, в этом мире нет никакой справедливости! Лишь видимость закона и порядка… Как и везде. Там, где пишутся законы, они никогда не исполняются… И тот, кто пишет эти законы – прекрасно об этом знает. И даже оставляет лазейки, чтобы самому ими воспользоваться… Разве не так?... Ну, ладно… Это понятно – государству нужны новые и новые люди, поэтому оно заботится о рождаемости… Но тебе-то, Господь, зачем это? Зачем ты толкаешь меня к размножению? У тебя недостаток в рабах? Неужели? А зачем же ты сотнями, тысячами уничтожаешь уже рождённые души природными катастрофами? Нам, значит, не убий… А тебе закон не писан?
- Илона, послушай… - вновь попыталось остановить её пламенную речь внутреннее радио.
- Нет, это ты послушай! Какое кому дело – выйду я замуж или проживу всю жизнь одна? Это моё личное решение! Это моя жизнь! И это трагедия или счастье одного человека… Какое кому дело – рожу я ребёнка или не рожу? Да, я родилась женщиной… но, в конце-то концов – не инкубатором! Почему все считают, что обязанность женщины в этом мире – размножаться?
- Революционер! – рассмеялась целительница.
- Да! Нигилист и революционер… в таких идеалах меня воспитало наше государство. И вот – пусть попробует теперь от меня отказаться! Воспитывали нас семьдесят лет в революционном духе, а теперь, значит, им подавай смирение? Теперь у них, видите ли, другой курс! Восстанавливают церкви… Только где же фундамент? Кто меня будет учить Законам Божьим? Тот, кто ещё вчера следил за чистотой партийных рядов? Откуда, с какого такого непорочного острова завезли к нам полчища священников и дьяконов? Кто дал им право требовать от меня смирения и повиновения? И разве сам Христос был покорным? Да чушь собачья! Он был самым настоящим революционером, иначе никогда бы не стал перечить иудейским священникам!
Девушка взглянула на часы и включила телевизор. Время давно перевалило за полночь. Тринадцатый канал как всегда показывал мистику.
- Хватит чудес! Иначе у меня действительно крыша поедет… Бог, Христос, аура, карма… Слишком много нового для меня… - подумала Илона и переключила на другую программу.
- Так каковы же симптомы шизофрении? – обратился ведущий популярного ток-шоу к симпатичной молоденькой женщине.
Илона встрепенулась и прильнула к экрану. Это был повтор какой-то старой программы.
- Пациент считает, что кто-то вкладывает ему в голову мысли, воздействует на тело, заставляет совершать поступки, - объясняла завотделением психиатрической клиники Вера Безушева. - В принципе, можно условно говорить о формировании при болезни некой субличности, особенно при сильных и мучающих больного навязчивостях. Вероятно, объяснение этих навязчивостей как «вселившегося в тело врага» и вызывает у больного такую оценку своего состояния. Пациент считает, что его мысли телепатируются другим людям.
Илона слушала эти слова, ощущая, как холодеют от ужаса её конечности. «Ну конечно! Это мои признаки! Я больна… Кошмар… Я подхватила шизофрению!»
- В некоторых случаях больной может быть уверен в том, - продолжала рассказывать психиатр, - что некие мафиозные структуры владеют специальной аппаратурой по чтению и трансляции мыслей. Пациент находит в книгах, периодике и так далее скрытые сообщения, адресованные лично ему.
«Пациент! – спохватилась Илона. – Это же она про меня рассказывает!»
- Ему кажется, что все вокруг разговаривают и думают только о нём. Вообще больной постоянно ставит себя в центр вселенной и ищет некие признаки своей исключительности. Типично шизофреническими являются галлюцинации в виде голосов - голоса в голове. Больной в состоянии отличить их от реальных звуков. Сообщения голосов часто носят обвиняющий или угрожающий характер. Иногда голоса приказывают больному что-то сделать. В некоторых случаях больной может выполнить приказ голосов, подчинившись их воле, хотя по статистике это происходит очень редко.
Дрожащими от волнения руками Илона полезла в аптечку за градусником, не отрывая своего внимательного взгляда от экрана телевизора.
- Мы всё-таки вернёмся к теме нашей программы и попытаемся поставить диагноз современному обществу, - перехватил инициативу ведущий и обратился к другому участнику. – Скажите, Бронислав Брониславович, что думает по этому поводу депутатский корпус?
- В нашем обществе установка на эгоизм и индивидуализм чревата развитием глубокой психической патологии, – с прискорбием констатировал лоснящийся от глянца мужчина. - А ведь именно этого и требует от нас общество потребления, бесконечно возбуждая потребности непомерно раздутого эго. Смотрите, что сегодня волнует простого человека – деньги, удобства, излишества! Это же чистой воды эгоизм! А кто подумает о Родине? Духовность потеряна, идеалы утрачены…
- То есть, мы сами с вами воспитываем будущих шизофреников? – перебил его ведущий, направив разговор в нужное русло.
- Боюсь, что перспективы неутешительны, - покачал головой Бронислав Брониславович. – Именно поэтому мы должны воспитать в людях культуру потребления. Нужно довольствоваться малым, не так ли, батюшка? – он кинул взгляд на другого участника разговора и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Религия учит нас стяжать духовные ценности. Вот, ко мне очень часто обращаются мои избиратели с просьбой помочь в приобретении каких-либо материальных благ… Хотят получить компьютер или телевизор. Спрашивается – зачем? Неужели они не понимают, что вместе с этими материальными ценностями в их доме поселится бездуховность? Насилие, секс, отупляющие компьютерные игры – вот, что разносит эта чудо-техника!
Собеседник в рясе удручённо закивал головой:
- По пророчествам, общество в последние дни мира будет состоять из одних только эгоистов. Эдаких «граждан мира», которые якобы освободились от стереотипов – сбросили с себя оковы химеры под названием Родина и только ищут, где им лучше.
- Это же характерно для поведения шизофреника. Не правда ли? – опять выправил разговор ведущий, адресуя свой вопрос врачу-психиатру.
- Для шизофрении характерны значительные изменения в эмоциональной сфере, – откликнулась Вера Безушева. - Сначала исчезают высшие эмоции: сострадание, альтруизм, эмоциональная отзывчивость. Потом, если шизофрения прогрессирует, больные становятся всё более холодными, эгоцентричными. Человек уходит в себя. Ему уже вообще ни до чего нет дела, кроме каких-то своих, эгоистичных интересов.
- Да-да! – с возмущением поддакнул Бронислав Брониславович и попытался нахмурить свой ботоксовый лоб. – Человек уже не думает об интересах государства, о Родине. А только о своём кошельке. Ему хочется всего и сразу – квартиру, хорошую зарплату, по заграницам отдыхать! Вот, какую мы с вами воспитали молодёжь!
Ведущий опять вернулся к женщине-психиатру:
- И что же происходит с личностью больного?
- Постоянная рефлексия, самокопание. Желание разобраться с воображением, докопаться до истины происходящего и избавиться от болезни. Многих это толкает на изучение психологии. И достаточно часто среди шизофреников встречаются люди, которые неплохо осведомлены в этой области. Помимо этого, больные могут удариться в мистицизм. Они ищут причины заболевания в собственной греховности, богоотступничестве, собственном прошлом и так далее. На этой почве часто встречается повышенная религиозность, желание найти правильное с их точки зрения мировоззрение.
- И вот здесь этих больных людей поджидает очередная опасность! – вступил человек в рясе. – Секты! Вместо того чтобы прийти в православный храм, шизофреники начинают читать всё без разбору – апокрифы, баптистскую литературу, какие-то языческие тексты. Обращаются к магам, экстрасенсам. Занимаются целительством. Воображают себе, что у них не болезнь, а дар Божий.
- Да-да, - расхохоталась, закивав головой, психиатр. - В нашем отделении достаточно много чрезмерно набожных людей, которые стали таковыми после проявления болезни. Кто-то разговаривает с ангелами, кто-то утверждает, что общается с самим Господом Богом. Иногда может наблюдаться своего рода помешательство, для которого характерна крайняя религиозная строгость в отношении других и отсутствие таковой в отношении себя. Например, больной может пытаться убить женщину за то, что она сделала аборт, мотивируя это тем, что она убийца. Своё же действие убийством он при этом не считает.
- А правда ли, что особенно много шизофреников среди людей творческих профессий? – поинтересовался ведущий.
- Конечно! – едко улыбаясь, продолжила женщина. - Часто им присуща необыкновенная творческая плодовитость. Больной шизофренией может показаться неискушенному зрителю, слушателю, читателю очень интересным автором, живо сочетающим несочетаемое. Или поведавшим о том, о чём другие даже боятся говорить…
- В целом – это антисоциальные элементы! – вклинился в разговор гламурный депутат. – Они пытаются внести в общество хаос. Это нигилисты, отщепенцы! Неадекватные люди, поведение которых выходит за рамки общественной морали! Им, по большому счёту, наплевать на мнение окружающих! Они живут только собой и своими интересами. Для них не существует понятия нормы!
- При этом шизофреник начинает отторгать близких людей, - дополнила его психиатр. - Да, ведь любовь требует огромных эмоциональных затрат. А у шизофреника с эмоциональностью большие проблемы. Они начинают отторгать то, что для них наиболее энергетически затратно – любовь. Но с другой стороны - потребность в ней остаётся. И этот внутренний конфликт вызывает агрессию. В результате у шизофреника возникает агрессивное отторжение близких, при том, что без них он существовать не может.
- То же самое происходит и по отношению к Родине, - опять вступил представитель депутатского корпуса. - Ведь Родина - это та страна, где человек любим, принят, защищён государством. И он, в свою очередь, начинает любить этот уже не узкосемейный, а гораздо более широкий социальный круг. Он готов его отстаивать, защищать. Если же теряется взаимопонимание с обществом, то опять-таки идёт отторжение. Человек начинает негативно относиться к Родине, к своему государству, которое его вскормило и воспитало. Вот, в чём причина отсутствия патриотизма у некоторых молодых людей!
- А что происходит с обществом, когда оно заражается антипатриотическими настроениями? – поинтересовался ведущий у докторши.
- Общество, отторгающее свою историю, не имеющее героев, общество, которое считает, что в его истории не было ничего хорошего - такое общество находится в состоянии хаоса, - улыбнулась психиатр. - Оно не может произвести анализ, вычленить главное и второстепенное, положительное и отрицательное – то есть, находится в состоянии шизофренизации.
- Да! – снова перехватил линию разговора народный избранник. - И сегодня мы всеми силами пытаемся спасти наш народ, который утратил идеалы. Может быть, где-то придётся действовать не вполне демократическими мерами… Но что ж? Если общество больно, пилюля не всегда будет сладкой! А как вы хотели? Придётся удалять опухоль. И в первую очередь – усмирить средства массовой информации, которые вносят в наши умы хаос…
- Ну, а какие же ещё негативные симптомы мы можем наблюдать у шизофреников? – не давал покоя докторше ведущий.
- Резонёрство – то есть пространное, неконкретное, бесплодное рассуждательство. Оно характеризуется наличием в речи больного в норме не сочетающихся между собой понятий... Плюс ко всему прочему, шизофреник способен воспринимать лишь поверхностные вещи. Поэтому ни о каких глубоких чувствах не может быть и речи. Это будет скорее имитация, чем настоящее истинное проживание и переживание.
- Имитация!? – возмутилась Илона, как бы выступая от лица всех шизофреников страны. – Да что вы за чушь городите, лицемеры? Это у вас сплошная имитация! Да ты – Бронислав Брониславович! Тебе ли рассуждать о любви к Родине? Где живёт твоя дочь, где учатся твои внуки? А ты – соплюшка Безушева… Что ты знаешь о душе, чтобы браться за её лечение? Чем ты лечишь душу, психиатр ты хренов - таблетками и уколами? И не ваша ли братия залечивала в своих застенках абсолютно здоровых диссидентов? А этот… в рясе… сидит он – головой мотает… Что мотаешь? Вот такие как ты индульгенции продавали… Небось, этот слуга народа уже посулил тебе оттяпать кусочек земли от городского парка?... Эх! Самих бы вас упечь куда-нибудь…
- Характерно, что шизофренией страдают обычно люди, которые выходят из социального потока, - улыбалась во весь экран абсолютно здоровая и счастливая во всех отношениях докторша. - Закончив школу или институт, выйдя из всех коллективных игр, люди задают себе первичный вопрос о собственном воображении вследствие безделья или одиночества. Всё начинается с нездорового интереса - откуда берутся мысли? Или – в чём смысл моего существования? Если бы болезнь не была настолько тяжёлой, её можно было бы назвать шуткой природы.
Илона достала из подмышки градусник - 36 и 6! Она гневно переключила программу, чтобы не вступать в бессмысленную перепалку с телевизором. Но здесь-то её и поджидал ещё один сюрприз – голова немолодого цыгана тряхнула смоляными с проседью кудрями и запела:
«Капли испарений падают, как слёзы… И туманят синий вычурный хрусталь… Тени двух мгновений – две увядших розы… А на них немая, мёртвая печаль…»
***
День шестой. Начало так прекрасно, что испортить конец невозможно
Утром все жители города Л снова спешили на работу.
- Женщина, вы верите в Бога? – не отставала от Софии чудаковатого вида старушка.
- Я же вам сказала – мне некогда. Не верю.
- Вот вы бежите работать… А вы знаете, что Бог проклял людей? Работайте и рожайте… Мужчина – работает в поте лица. Женщина – рожает в муках. Кто работает – тот раб. Арбайтен, арбайтен. Арабы на Арбате. Кто араб – тот не раб, - затараторила она, пытаясь поспевать за шагом Софии. – Вы хотите избавиться от проклятия?
- Мне некогда, - ещё раз отмахнулась от неё Соня.
- Скоро весь мир погибнет! Спасутся избранные. Карамба-карамба! Занимайте места согласно купленным билетам, - заверещала старушка и протянула какую-то цветастую брошюру. – Антихрист в мир придёт, а сын землю спасёт! Будем пить молоко и мёд.
- Уже два века только и делаете, что конца света ждёте! Прозевали всех антихристов, каких только могли…
- И покойники воскреснут! Поведут их на суд Божий. Мертвецы все встанут из могил! – не обращая внимания на аргументы собеседницы, зудела старушка. – Нас будет немного – тех, кто спасётся! У нас будет всё, а у них – ничего! У богатых отнимется – нам отдастся. А они все уничтожатся! Уничтожатся – улетят. У-ууу!
«Да хоть бы ты сейчас улетела!» - подумала София.
- А я не улечу, - словно услышав её, пробормотала старушка, сверкая глазами. – Я у Христа за пазухой! Телевизоры и компьютеры уничтожатся – всё это от бесов! Смех – от бесов! А кто плачет, и унижен, и беден – тот останется. И вся Земля нам достанется. И будет рай! И никто не будет работать.
- До свидания! – с раздражением сказала ей София и прибавила шагу.
Но странная старушка не отставала:
- Сегодня ты умная – завтра безумная! Психиатр съел таблеточку и умер.
- Что за бред! – разозлилась София. – Отстаньте от меня!
- Не убьёшь меня! Все мертвецы из могил встанут! И я встану! – не унималась приставучая старуха.
- Да все мы умрём, а потом встанем, - уже шуткой попыталась избавиться от неё София.
- Кто умрёт не своей смертью – тоже встанет! – выпалила старушка и, всучив Соне красочную брошюру, пошагала прочь.
София внимательно всмотрелась вслед – кого же она ей напоминает? Сердце заныло тупой болью, а в висках застучал часовой механизм. Что за бред она несёт? Как будто бы намекает… Но нет! Она не может этого знать! Этого никто не знает!...
***
- Володя, от греха подальше, давайте избавимся от этого сгустка, пока не поздно…
- Генрих Скуратович, не беспокойтесь. Сегодня мы представим вам доказательства того, что это на самом деле божественная субстанция… Мы уже вышли с ней на связь!
- Поймите, вы рискуете не только собой. Я, например, хочу умереть своей смертью и будучи в своём уме…
- Вы же матёрый атеист, Генрих Скуратович! Неужели вы изменили своим убеждениям? Разве может что-то извне нарушить работу вашего сознания?
- Вот вы смеётесь, Володя… а чутьё ещё ни разу в жизни не подводило старика Шура… Вы знаете, что-то неладное в этом сгустке. Что-то тёмное и попахивает смертью. Уж поверьте мне… у меня на это дело нюх.
Генрих Скуратович озадаченно потеребил свой огромный крылатый нос, ноздри которого изнутри обрамляла густая волосатая растительность.
- Да бросьте, Генрих Скуратович…
- Третью ночь мне снится один и тот же сон. Это предупреждение… Сигнал об опасности.
- Любопытно…
- Моя покойная супруга… Первая жена… Её появление во сне никогда ещё не предвещало ничего хорошего…
- Предрассудки!
- Она приходит и произносит одно только слово…
- Какое же?
- Она указывает на меня и произносит это слово…
- Какое слово, Генрих Скуратович?
- Она говорит… - седовласый учёный загадочно поднял вверх указательный палец и тихо просипел. – Ручку…
- Ручку? – переспросил Владимир Леонардович. – И что же это значит?
- Есть у вас ручка? Хотя… нет, смотрите-ка лучше сюда, - старик подошёл к компьютерной клавиатуре и поочерёдно стал указывать на клавиши.
- Ан-ти… - начал следить за его движениями Владимир Леонардович.
- Только не произносите это слово! Т-сс! – строго цыкнул на него Шур.
- Да что такого страшного в этом слове? – рассмеялся Райдуга. – Это сегодня приставка анти- несёт в себе смысл противоборства... Анти-киллер. Анти-накипин. Анти-радар. Анти-полицай. Но каких-нибудь две тысячи лет назад она не подразумевала под собой дух отрицания. Я удивлён, Генрих Скуратович… Уж вам ли этого не знать…
- Володя, я знаю… Но моё чутьё…
- Вероятно, древние даже не подозревали, что смысл и восприятие слов изменится настолько... Антиохия, Анатолия, Анталия, Антип... столько имён и названий с этой совсем не зловещей приставкой… Это же как отражение в зеркале! Арктика и Антарктика. Наша эра и античность - то есть то, что было до точки отсчета, принятой за нуль. Пасха и Антипасха. Даже в стихах: строфы и антистрофы...
- А этот священник, Володя… он благословил наши результаты?
- Герман Скуратович… Священники благословили кровавые крестовые походы и даже умудрились предать друг друга тысячелетней анафеме. Папа Римский проклял православную церковь, а Патриарх – католическую. Они отлучали от церкви гениальных художников, музыкантов, писателей и учёных! А монахи написали «Молот ведьм» - книгу с подробными инструкциями, как уничтожать женщин… этим авторам позавидовал бы самый извращённый маньяк-убийца. И этот скорбный список можно перечислять бесконечно…
- Не кощунствуйте… вы ещё слишком молоды…
- В вопросах веры возраст – это не аргумент.
- Так что же сказал вам священник?
- Священник сказал мне, что церковь – это такая же система...
Глубокие морщины старика съёжились будто бы ещё сильнее, а в мутноватых жёлто-песочных глазах, изрезанных бледно-розовыми прожилками, застыли немой укор и удивление.
- Безбожник, - произнёс он, едва шевеля губами.
И в эту же самую секунду Райдуга увидел перед собой словно совершенно другого человека. Шур стоял перед ним такой испуганный и обезоруженный, будто бы с обнажённой душой – как беззащитный ребёнок. Это был не тот спокойный и рассудительный Генрих Скуратович, с мудростью которого считались даже заслуженные корифеи науки. А надломленный и развенчанный, утомлённый годами старик.
В юности он был бит, и не раз – и за свою масть, и за свои суждения. И с той поры принял решение жить с оглядкой и осторожностью. Он крался по краешку своей судьбы с величайшим опасением оступиться, сделать какой-нибудь неосторожный поступок, который бы разрушил это аккуратно, по частицам скроенное земное счастье.
И вот сейчас какой-то молодой и дерзкий сопляк пытается нарушить это шаткое равновесие, желает увлечь его за собою и сделать шаг в неизведанный, а потому жутко страшный мир. Мир, который кажется ему бездонной пропастью и откуда ещё не выбиралась ни одна живая душа. Мир, пахнущий смертью.
Да нет! Это не Райдуга сейчас с искушением заглядывает ему в глаза, а сам… сатана! Ох, как же многолик ты, дьявол! Но лучше замереть на всю оставшуюся жизнь и оставаться в бездействии, чем поддаться на твои провокации. Лучше перестраховаться и отторгнуть хорошее, чем ошибиться и довериться сатане.
- Генрих Скуратович, сложно же будет там, в местах середины… - прервал молчание Владимир Леонардович. – Был бы ты холоден или горяч, но ты не холоден и не горяч.
- Издеваетесь над стариком, – с упрёком ответил Шур.
- Да я прекрасно вас понимаю, уважаемый вы наш патриарх, - улыбнулся руководитель. – Только нельзя же во всём видеть исключительно чертей и дьяволов.
- Володя, я же тебя вот с таких лет знаю, - устыдил его Шур, указывая ладонью в пол. – Где ты этого понахватался? Ты же сам в этой системе столько лет… Эх, да тебе перед отцом должно быть стыдно… Был бы он жив – проклял бы твои эксперименты.
- Да вы сам как ребёнок, ей-богу! Мне хочется развеять ваши опасения. А страх человеческий перед антихристом порождён слабостью и нежеланием познать суть вопроса.
- Ну-ну! Ты же в этой области специалист! И много ли познал? – приободрился старик.
- Мои знания до некоторых пор были разрозненными. И вот несколько дней назад наше открытие словно инициировало какие-то процессы в моем сознании. Всё сложилось в единую картину. Многое стало понятно. Наука и религия перестали быть в моём представлении заклятыми врагами. Они оказались братьями.
- Близнецами? – не преминул съехидничать Шур.
- Абсолютно верно! Только один смотрит на жизнь снизу вверх. Познаёт единое целое через множество. А другой – наоборот… Я же показывал вам наши расчёты. Вспомните окружность! Точка А на ней противоположна точке Б.
- Точка и антиточка…
- Совершенно верно! Но окружность одна. Если движение из одной точки в другую происходит по часовой стрелке, мы придём из отрицательного поля в положительное.
- Но относительно чего вы рассматриваете движение?
- Безотносительно. Отключите земную логику.
- Где же положительное поле?
- Прямая, соединяющая точку и антиточку, делит окружность на поле и антиполе. Две половины одного целого.
- Но почему же движение идёт по часовой стрелке? А если двигаться против?
- Вот вам Солнечная система, - подойдя к компьютеру, сказал Райдуга и вывел изображение на монитор. - Как движутся планеты вокруг Солнца?
- Если смотреть со стороны Северного полюса – против часовой стрелки.
- А со стороны Южного? – он переключил картинку и планеты забегали в обратном направлении.
- Ну, и в чём смысл? – хмыкнул старик.
- Смысл в противопоставлениях. В этой самой частице анти-
- Вы сами-то понимаете, Володя? Что вы хотите доказать?
- А вот что… Я хочу вытянуть из вас жало… Перестаньте дрожать перед словом антихрист. Представьте себе колесо обозрения и назовите его словом «бол» или «вол» - как вам угодно. Теперь из верхней точки опуститесь вниз. И это движение обозначьте словом «ниспадающий», а по-гречески – «диа-вол». А теперь на том же самом колесе поднимитесь обратно. И назовите это движение термином «восходящий», а по-гречески – «сим-вол».
- Если бы так всё было легко и просто, люди давно жили бы в раю.
- Нет. Это долгий процесс. Всё находится в постоянном движении и развитии! Хотите послушать продолжение моей сказки?
- Вы масон? – подозрительно отозвался Шур, но любопытство взяло верх. – И что же из всего этого следует?
- Следует жизнь на воле! – улыбнулся Владимир Леонардович. – Взгляните на созвездия! – учёный опять щёлкнул по клавиатуре и на мониторе высветился зодиакальный круг, разделённый пополам млечным путём. – Это божественный циферблат. Каждый знак зодиакального круга соответствует одному божественному дню. Вот это самое загадочное место – созвездие Змеелов…
- Тринадцатый знак Зодиака…
- И вот представьте, что из этой точки наш мир начал двигаться в космическом пространстве по зодиакальному кругу. Первый божественный день - это созвездие Скорпиона, кусающего себя за хвост. Намёк на движение по замкнутой окружности. Второй день - созвездие Весов. Символически, весы - это твердь, отделившая воду от воды. События третьего дня происходили под покровительством Девы. Явилась суша и девственная Земля произрастила первую зелень. Четвёртый день Творения – это созвездие Льва. Вот когда засияло солнце! Потом наш мир переместился в созвездие Рака. Это был пятый день - водная стихия произвела рыб и пресмыкающихся. Затем настало время созвездия Близнецов – и Бог сотворил человека: мужчину и женщину.
- И настал седьмой день. И Бог почил?
- В то время, когда была создана эта легенда, как раз и шёл седьмой день. Мир находился в созвездии Тельца. А две тысячи лет спустя наступил следующий день - восьмой. Земля переместилась в созвездие Овна. А ровно через такой же период времени - в созвездие Рыб.
- И скоро наступит следующий день? Или уже наступил?
- Совсем скоро мы встретим 2001 год. Это и будет начало нового божественного дня.
- И когда же, по вашим расчётам, наступит конец света? – съязвил старик.
- Ну, уж не на нашем с вами веку! - рассмеялся Райдуга. – Хотя ещё два тысячелетия, по крайней мере, пока мы находимся в созвездии Водолея, священники будут нас пугать антихристом.
- Вы еретик, Володя, - проскрипел Шур.
- Да что ж вы ко мне ярлыки-то клеите?! Масон. Еретик… Слава Богу, антихристом пока не называете…
- Я тебе вот, что скажу Владимир. Сказки ты умеешь рассказывать складно. Только вот мне – простому смертному и грешному Генриху – что делать? Какой мне прок от этого божественного циферблата? Я человек приземлённый. Смерти боюсь, кушать каждый день хочу, детишек нарожал с женой. Мне-то как быть? Уж больно отдалённая эта твоя теория от жизни.
- А вы, Генрих Скуратович, живите и ничего не бойтесь!
- Погоди! Это же анархия – ничего не бояться… Пошёл – убил, захотел – ограбил…
- Ну, вы в крайности не впадайте. Живите по совести, чтобы самому перед собой не стыдно было.
- Э-э-э… как у тебя всё просто! Молодо-зелено… У человека натура такова, что кажется ему, будто всё дозволено. В каждом сидит зависть и желание обладать.
- Так вот, Генрих Скуратович! Цель эксперимента – доказать, что все наши поступки и мысли записываются на информационные носители. Ведь, когда человек получит явные доказательства того, что ожидает его после смерти, он задумается – стоит ли ему потратить жизнь на то, чтобы пройтись по чужим головам? У нас в руках не только доказательства существования Бога – у нас в руках доказательства бессмертия человеческой души!
- То есть мы теперь сможем общаться с потусторонним миром? – задумался Шур.
- Да! Мы опровергнем расхожее мнение, что с того света ещё никто не возвращался! С помощью сгустка мы выясним, что происходит с людьми после смерти! – подтвердил Владимир Леонардович.
- И с кем же мы будем иметь, так сказать, сношения? С теми, кто в раю? – предположил старик. – А вдруг в контакт с нами войдут те, кто обречён на адские муки? Тысячи убийц, садистов и прочих извращенцев воспользуются лазейкой и будут общаться с нашим миром через это окно в божественной материи? А вдруг мы потеряем контроль над экспериментом? Вы же сами сказали, что сгусток вступает в контакт самостоятельно. И действует помимо нашей воли. Вот таким образом он будет внедряться в сознание ни в чём не повинных людей и чревовещать голосом из преисподней? Вы представляете себе, что может произойти? А если они найдут способ вселяться в человеческие тела, изгоняя наши родные души? Вы же вторгаетесь в область, о которой не имеете ни малейшего представления!
- Постойте! Почему же все так любят рисовать в своём уме апокалипсис? Да пострашнее! Вы всерьёз думаете, что Бог никогда не вмешивается в наш поединок с дьяволом?
- Бог неизвестно где – он очень высоко и далеко. А сатана всегда рядом. И с помощью вашего сгустка он воцарится на троне и приберёт к своим рукам весь мир.
- Генрих Скуратович! О чём вы говорите? Вы же неверующий?
- Когда на кон ставится моя жизнь, я готов поверить в кого угодно!
- В кого угодно – только не в Бога, который есть совершенное добро и любовь?
- Бог устроил потоп, затем вавилонское столпотворение, потом искушал и наказывал. Мы с вами об одном и том же Боге говорим? – старик хитро сощурил глаза.
- Знаете, хороший хозяин, если ему приходится шлёпнуть псину в воспитательных целях, никогда не ударит свою собаку рукой. Собака должна доверять руке хозяина.... И мы так же воспринимаем... Если тебя кто-то оберегает, помогает и предостерегает - это ангел, рука Божия. Но стоит только кому-то свыше шлёпнуть как следует незрелую человеческую душу, чтоб неповадно было нарушать законы нематериального мира - так в нашей голове сразу возникают мысли, что это козни дьявола... Интересно, собаки тоже думают, что поводок - это происки нечистой силы?
- Дьявол – это провокатор нашего животного начала, – согласился Шур. - Как только провоцировать будет нечего, тогда и этот сукин сын отстанет.
- Генрих Скуратович, а вам отец мой никогда не рассказывал сказку о душе?
- Володя, да я с ним на такие темы не беседовал. Он был благороднейшим человеком, и я его уважал безо всяких яких. Хотя, честно скажу, попов недолюбливал. Ты уж извини…
Владимир Леонардович вздохнул и задумался.
- Когда-то очень давно душа первого человека – мужчина и женщина - созданная по образу и подобию творца, была послана из своего духовного рая в физическую материю. Душа воплотилась, чтобы затем совершить восхождение и обрести способность творить совместно с Богом. Там, где она ранее обитала, не было разделения на плохое и хорошее. Но душа должна была на собственном опыте познать все грани бытия. Все противоположности. Чтобы затем сложить их и вновь сделать единым целым.
- Заманчивое начало. Оптимистичное…
- Все сказки таковы. А они же по сути своей - народный апокалипсис.
- Вы знаете, Володя… Я всегда считал, что христианство – это депрессивная религия. Она просто давит на душу своей безысходностью. А их проповеди! – Генрих Скуратович удручённо махнул рукой. – Это же просто гимн сатане. Он везде. Он повсюду летит впереди Бога. Хм-м-м… Та-а-ак. И что же было дальше?
- Вы чувствуете сходство между словами angel и angle? Ангел и угол… Человеческой душе невозможно было воплотиться не разделившись. С этого и началось противопоставление. Отражение человеческой души под одним углом – мужчина, а под другим – женщина.
- Я помню, как твой отец рассказывал мне свою теорию о хромосомах, - улыбнулся старик. - В хромосомном наборе Адама у одной Х-хромосомы отломили «ребро». Что осталось? Естественно – «повреждённая пара» ХУ. А из этого сломанного «ребра» как раз и появилась Ева… Но извини, я вечно тебя перебиваю…
Райдуга сухо кашлянул и невозмутимо продолжил:
- Но люди совсем скоро забыли, что они – лишь однобокое отражение человеческой души. Ведь, в основе своей мы не разделены на мужское и женское, на материальное и духовное. И на том невидимом уровне наши души запросто общаются между собой. Мы этого не слышим, лишь иногда чувствуем какую-то непреодолимую неприязнь к совершенно незнакомому человеку. Или наоборот – сильную симпатию. А «окна», через которые мы могли бы общаться со своей душой, с каждым годом становятся всё грязнее и грязнее. Наши ненависть, гнев, злоба, зависть плевками остаются на некогда чистом стекле.
- Глаза принято считать зеркалом души. Око... Окно души… Да, что-то в этом есть, - сипло подытожил Шур, кивая головой.
- Мы лишаемся возможности понять её, равняться на неё, и становимся её уродливым подобием. И бродим по жизни смертными телами, обманывая друг друга, убивая, ненавидя, оскорбляя и используя. Но когда мы возвратимся к своему началу, наши мысли останутся верными и убедительными свидетелями нашей жизни в материальном мире.
- Печально, - опять отозвался старик.
- Но стоит только «помыть» свои «окна», соединяющие нас с высшим началом, сверить себя, свои мысли со своим «Я», и это вспомнится. Озаренный этим знанием, единожды глотнув из чистого источника, человек уже никогда не захочет утолить жажду из болота. Вокруг него не будут уже виться грязные облака его запутанных и ограниченных во времени мыслишек.
- Красиво. Как сказала бы моя супруга, начало настолько прекрасно, что невозможно обосрать конец, - ухмыльнулся Шур. - Только всё это непрактично. Неужели я смогу простить подонка, который обидит моего ребёнка? И разве возможно такое, что я спущу с рук своему сопернику обман или оскорбление? Как в такой ситуации мне оставаться кротким ягнёнком?
- Нельзя вершить самосуд! У каждого человеческого поступка долгая предыстория. И любая ситуация, которая случается с нами в жизни – это звено в цепочке причин и следствий.
- То есть вы предлагаете умыть руки и ждать, пока какое-то фатальное стечение обстоятельств уронит этому негодяю кирпич на голову?
- Генрих Скуратович, я не проповедник, ей-богу… Не требуйте от меня ответов на извечные вопросы. В этом и состоит изюминка жизни – самостоятельные выводы, - Райдуга взглянул на часы и нахмурился. – Да. И ещё. Будьте аккуратнее. Разговоры о моём прошлом и об отце…
- Могила, Володя… - доверительно скрипнул Шур. – Ты спешишь? Спасибо, что уделил мне столько времени… Но и тебе полезно иногда поболтать по душам со стариком Шуром. Ведь так? Я кое-что ещё соображаю… Кумекаю… Тебе никто правду не скажет – побоятся. А вот Шур не побоится.
***
Чудеса продолжаются
Илона шла на работу в ожидании очередного чуда. Однако многие невероятные вещи, которые творились вокруг, уже перестали потрясать её воображение. Она уже не удивлялась тому, что как всегда набитая сотрудниками редакционная курилка, где можно было вешать топор, встретила её приятным благоуханием сандала. Даже очередное задание редактора – репортаж с открытия православно-духовного клуба – не вызвало у неё ни капли изумления.
«Так тому и быть! - решила она. – Придётся приобщаться к этой части культурного наследия предков».
События развивались как бы сами собой, и журналистка только и поспевала увязывать их в единую логическую цепочку. Так и не выяснив, кто же подкинул ей на стол старинное, с дореволюционной орфографией издание Закона Божьего она проштудировала его и открыла для себя уйму интересных фактов.
- Но почему же я раньше никогда не задумывалась над этим? Почему целый пласт знаний выпал из моего поля зрения? – размышляла она.
- Всему своё время, - не уставала повторять в её мыслях целительница.
- Получается, что на самом деле я знаю множество фактов, которые описаны в Библии. Но они настолько разрозненные и отрывочные, что никогда не складывались в единую картинку.
- Слышала звон, да не знаю – где он.
- Да уж… Получается, всё вокруг вертится около этих библейских историй… А мы сами того не замечаем… Да мы даже отсчёт времени ведём от рождества этого самого Христа!
Илона снова и снова перечитывала страницы книги, выписывала что-то в тетрадь и мысленно общалась со своей загадочной собеседницей, всё более утверждаясь во мнении, что это на самом деле фокусы целительницы, которая с помощью своих тайных способностей пытается заставить упрямую журналистку поверить в существование духовного мира.
Однако в какой-то момент Илона уловила, что знакомые Люсины интонации пропали, и она просто рассуждает о жизни, как бы наблюдая за собой со стороны. Этот факт снова встревожил сознание. Ей показалось, что такое поведение противоестественно и является признаком нарушения психики.
- Людмила Васильевна, где вы? – испуганно подумала она.
Однако так подумала только часть её мыслей. Другая же половина – та, которая оставалась невозмутимой – тут же констатировала:
«И зачем я её зову? Что за паника? Я просто размышляю сама с собой. Может, наоборот, нужно бояться присутствия чужих интонаций в своей голове? Или я к ним уже настолько привыкла, что…»
- Я к ним привыкла – это правда, - продолжила трусливая часть сознания. – Эта ведьма действительно очень много знает, и мне есть, чему поучиться.
- Действительно, почему бы не поучиться у мудрого человека? – поддержали хором другие мысли.
- А если это не целительница? – с опаской пикнула трусливая часть. – А если я сойду с ума?
- Но почему бы не рискнуть? – отозвался хор.
«Как это похоже на оркестр! – подметила Илона. – В моей голове живёт оркестр из моих собственных мыслей».
Эта идея настолько позабавила журналистку, что воображение в очередной раз нарисовало необычную картинку:
В оркестровой яме по левую сторону от дирижёра сидели маленькие, дрожащие от страха мыслишки, которые время от времени трусливо озирались и водили смычками по струнам малюсеньких скрипочек. Заслышав эти звуки, сидящие рядом подпевалы-альты, моментально подхватывали тревожные нотки и заражали паникой оставшуюся часть оркестра. Однако в ту же минуту те, кто сидел по правую руку дирижёра, схватывали свои трубы и что есть мочи пытались заглушить унылое пиликанье скрипок своим бодрым маршем. Вот тут-то и приходил черед вступать ударным инструментам – литаврам, тарелкам, барабанам – которые рассыпали звонкими монетами всё, что всплывало из памяти.
Весь этот хаотический мысленный диссонанс смолкал лишь тогда, когда взмывала в воздух рука дирижёра. Спокойно и невозмутимо он поднимал вверх камертон, и чистейший, прозрачный звук заставлял умолкнуть всполошившихся музыкантов. Они брали ту же ноту на своих инструментах и прислушивались – нет ли фальши?
- Высшее Я, совесть и твоя душа – это всё одно, - присоединилась к её фантазиям целительница.
- Дирижёр? – догадалась Илона. – Но я сама хочу управлять своими мыслями!
- Учись.
- Но как? И кто будет меня настраивать на правильный лад? Неужели мне придётся вот так, как шизофренику, прислушиваться к собственным мыслям? И спорить с ними? Наблюдать за ними?
- Со временем…
- Что? Это придёт со временем? – домыслила Илона. – Но это слишком сложно! Я постоянно сбиваюсь с этой гармонии. Едва мне начинает казаться, что всё вокруг подчинено божественным законам, как тут же вступает этот внутренний паникёр и портит мне всю картину!
- Не пытайся вмиг достичь совершенства.
- А как же? Вот, везёт же людям, которые просветлились… Раз – ушел в нирвану – и живи себе не тужи.
- Это не так.
- Может, мне уехать в горы? Там, ведь, гораздо проще просветляться – никаких тебе искушений. Сиди себе и медитируй. Наблюдай за всей этой суетой со спокойным духом. И вообще… знаете, я готова поверить в Бога. Но у меня вопрос: в какого? Я сейчас в самом начале пути. Значит, могу осознанно выбрать себе религию. Может, мне стать мусульманкой? Или католичкой? Хотя, больше всего мне нравится идея о перевоплощениях. Тогда кем – индуской?
- Илона, придётся тебе сегодня постигать христианские тайны, - перебил её размышления заглянувший в комнату главный редактор. – Извини, но наш завсегдатай этих религиозно-мистических тусовок заболел всерьёз и надолго. Так что ты будешь вынуждена пока вести эту рубрику.
- Я уже в курсе. Но надеюсь, что мне не поручат составлять еженедельный гороскоп?
- Хмм… кстати… Ты бы взялась за это, а?
- Да вы что? Может, мне ещё отвечать на вопросы читателей, которые жаждут узнать свою судьбу?
- Плох тот журналист, который не может написать пару строк за ясновидящего.
- Ну уж, увольте…
- Не могу, - отшутился редактор. - У тебя наработанные связи. Превосходный слог. И умение добывать скандальные факты…
- Да, но они мне так аукаются… - стала сокрушаться Илона. - Помните ту женщину, которая расшифровала текст на картине великого художника и утверждает, что он сам себя называет Ваче Левосионарде?
- А… эта та армянка? Отличная статья!
- Да! Но она мне теперь проходу не даёт – обвиняет в том, что я продала информацию какому-то Славе Сплетнёву.
- Ха! Так объясни, что это твой творческий псевдоним!
- Легко сказать… Она слышать ничего не желает.
- Ну так ты сама виновата! Зачем ты написала, что она воскликнула «О, боги!»? Какие ещё боги, если она христианка, а у них-то Бог один!
- Я эмоционально усилила…
- Усилила! Вот теперь иди и просвещайся!
***
- Софочка, душенька, как я рада, что тебя заметили! – ворковала над Софией её университетская коллега. – Поздравляю с повышением.
- Ольга Серафимовна, это было для меня полнейшей неожиданностью. Накануне вызывает к себе наш декан, и вот…
- Я понимаю, - строила масляные глазки коллега. – Я бы тоже никому ничего не говорила, пока дело не выгорело. Но мы все так рады! Так рады!
- Да я вам серьёзно говорю – ни сном, ни духом… - оправдывалась Сонечка.
- Однако считаю своим долгом предупредить, - понизила тон Ольга Серафимовна, нескладно топчась с ноги на ногу около Софии, - наш М. – ну, вы понимаете, о ком я, - она доверительно прищурила один глаз, - он в бешенстве! Будьте осторожны…
- О чём вы? – заволновалась наивная и доверчивая София.
- Как бы вас не сожрали… уж он-то умеет подсиживать, - шёпотом поделилась коллега. – Вспомните Н. – за что её уволили? А? А-а-а…
- Не понимаю…
- Любое слово теперь может обернуться против вас…
- Неужели это Андрей Петрович? – недоверчиво переспросила София.
- Т-с-с-с! Везде уши, - коллега покосилась на дверь. – Я тебе доверяю, поэтому вот так с тобой откровенничаю. Но, пожалуйста, этот разговор должен остаться между нами.
- Хорошо…
- Ну, так что? Когда будем обмывать это событие? – нарочито громко продолжила коллега.
- Я не знаю… У меня сегодня лекции у вечерников…
- Тогда сейчас? А? Тяпнем по коньячку?
Коллеги покинули кафедру и уединились в преподавательской, вскрыв маленький сейф для хранения химреактивов.
- А ты знаешь, недавно я услышала некое нелестное мнение о тебе из уст К., - продолжила разговор Ольга Серафимовна. – Она говорила, мол, информация проверена на все сто.
- И что же? – неприятно удивилась София и почувствовала, как неистовое пламя вспыхнуло и обожгло грудную клетку изнутри.
- Да я тебя уверяю – чепуха! Не стоит твоего внимания, - уклонилась от подробностей коллега.
- Но я хочу знать…
- Ой, да мало ли ерунды насочиняют. Тут недавно про меня слух пустили, что у нас тайный роман с деканом.
- А про меня – что?
- А про С. – будто бы она второй курс вместо зачёта заставила пахать на своей даче.
- А я?
- Да успокойся. Бредятина…
- Какая?
- Тебя видели в кафе с мужем одной из приятельниц нашей К.
- И что?
- Вот и я говорю – и что? У каждого свой выбор. Сегодня он женат на одной, а завтра…
- Это глупости! Ни с кем я не встречаюсь, - заверила коллегу София, а у самой неприятно застучало в висках.
«Кто же это меня выдел? С женатым мужчиной… С кем? С Вовкой? Мы давно уже не встречались… И всё-таки город – это большая деревня. Всем есть дело до чужой жизни. Готовы часами напролёт перемывать друг другу кости, только бы не расчищать свои собственные авгиевы конюшни!»
- Но это ерунда по сравнению с бедной Г. – про эту вообще шушукаются, мол, с перегаром на лекции ходит. Так что у нас тут – змеюшник. Ты не расслабляйся, - посоветовала Ольга Серафимовна, в очередной раз разливая коньяк по стопочкам.
- Да у меня вроде бы нет врагов…
- Будут! – заверила её коллега. – У тебя теперь такая должность – каждый будет в тебе грехи выискивать.
***
В каждой голове – свои блохи
- Ежели человек испачкает себя смертными грехами, в него вселяется дух нечистый, - объяснял собравшейся в актовом зале клуба аудитории человек в рясе. - Ежели грехи, которыми испачкал себя человек, не смертные, то он находится под воздействием лукавого духа извне. Однако, когда душа человека очистится, в него вселяется Святый Дух, и человек наполняется благодатью.
Илона выбрала место в последнем ряду и с любопытством наблюдала за тремя батюшками, сидящими на сцене, и залом, собравшимся на открытии православно-духовного клуба. Ей предстояло написать репортаж с этого знаменательного события. Но помимо журналистского задания у неё возник личный интерес послушать церковнослужителей и задать им несколько вопросов.
- И что же случается с тем человеком, который совершил смертный грех? – спросили из первых рядов.
- После этого люди начинают говорить с бесстыдством и отгоняют от себя благодать Божию, - начал отвечать батюшка.
«Теперь понятно, почему церковники делают смиренные лица, - размышляла Илона, - надевают маску покорности и скорби за всё больное человечество, чтобы все видели - они переполнены благодатью. Вот же хитрая уловка! Удобная логика! Как только человек в рясе услышит неугодное для себя мнение, тут же можно попрекнуть человека в бесстыдстве, а уж из этого сделать вывод, что тот отгоняет от себя благодать божью и посему очень, очень грешен… Но вот попробовал бы этот батюшка прожить хотя бы один день с таким внутренним радио, как у меня… Он бы сразу понял, что никакими внешними атрибутами и масками смирения от этого наблюдателя не отделаешься. Ему не нужны ни слова, ни мимика - если этот КТО-ТО имеет возможность вывернуть всю твою душу наизнанку!»
- Ежели бы такие люди, по крайней мере, сходили к духовнику и поисповедывались, то исчезло бы бесовское воздействие, - продолжал свой рассказ священник. - Ведь из-за бесовского воздействия грешники не в состоянии даже подумать своей головой. А вот покаяние, исповедь лишает диавола прав над человеком.
«Хороший совет, - мысленно комментировала Илона. – Значит, прошёл обряд – и живи, не тужи. Больше к тебе ни одна дьявольская морда не пристанет… А как же работа над ошибками? Или сознание перестроится автоматически и отныне будет безгрешным?».
- Диавол не обладает никакой силой и властью над человеком исповедующимся, причащающимся и ходящим в церковь.
«Ясно. Заплатил налоги и живи спокойно…» - продолжала делать выводы журналистка.
- Диавол только потявкивает на такого человека, всё равно, что беззубая собака, - дополнил другой священник. - Однако он обладает большой властью над человеком не ходящим в церковь, давшим ему права над собой. Такого человека диавол может и загрызть – ибо в этом случае у него есть зубы, и он терзает ими несчастного. Диавол обладает над душой властью в соответствии с тем, какие права она ему дает.
- Запусти всеми своими страстями диаволу в рожу. Этого и Бог хочет, это и в твоих же собственных интересах. То есть гнев, упрямство, тому подобные страсти обрати против
врага, - глядя в небольшую книжицу, зачитал человек в рясе.
«Нет, вы видели такой подход? – продолжила внутренний комментарий Илона. - Вместо того чтобы порекомендовать человеку избавиться от тех качеств, что привлекают дьявола, он советует их культивировать в себе…».
- А если человек говорит о своих добрых помыслах, то может ли дьявол его подслушать и потом искушать этого человека? – поинтересовались из аудитории.
- Как же он подслушает, ежели в сказанном нет ничего от дьявола? – вопросом на вопрос ответил священник. – Ежели человек говорит и действует смиренно, то диавол об этом не знает. Имея смирение, мы в состоянии распознать диавольские сети, ибо смирением человек сродняется с Богом.
«Если будет сплошное смирение, то и жизнь остановится», - подумала Илона и тут же представила себе, как смиренные толпы народа покорно бредут на работу и безо всякой инициативы тупо исполняют волю начальства. Оно, в свою очередь, смиренно подчиняется вышестоящему руководству, которое со смирением получает указание от самых главных патронов. А те, не покладая рук, обращают весь свой гнев и упрямство против дьявола, который выискивает слабое звено - куда бы ему пробраться, чтобы нарушить смиренную цепочку человеческих тел. И вот:
- Запустить дьяволу в рожу! – командует самый главный наставник, и нижестоящие чины передают по цепочке вниз команду: «В рожу… в рожу…»
И вот тогда все до поры до времени смиренные, безропотные и сдержанные подчинённые дают волю своим страстям и вмиг дружно выплёскивают, подобно огнедышащему дракону, бурю негодования на рогатую бестию.
- А зачем же Бог позволяет дьяволу нас искушать? – нарушила её фантазии впередисидящая блондинка.
- Бог уже давно мог бы расправиться с диаволом, ведь он - Бог. И сейчас, стоит ему только захотеть, он может скрутить диавола в бараний рог и отправить его в адскую муку. Но Бог не делает этого для нашего блага. Он позволил ему это, чтобы диавол помогал нам своей злобой, чтобы он искушал нас, и мы прибегали к Богу. Бог всё попускает для нашего блага. Мы должны в это верить. Бог позволяет диаволу делать зло, чтобы человек боролся. Ведь не тёрши, не мявши - не будет и калача. Нанося нам удары, диавол выбивает весь сор из нашей пропылённой души, и она становится чище. Бог зовет нас к себе постоянно, но обычно мы удаляемся от него и вновь прибегаем к нему, только когда подвергаемся опасности. Но так или иначе, лукавый делает нам добро – ибо помогает нам освятиться. Ради этого Бог его и терпит.
«Лукавый делает нам добро, а мы его – в рожу… - подметила Илона, делая какие-то записи в блокноте, а затем вывела крупными буквами слово «смирение» и поставила возле него три жирных вопросительных знака. После чего перечеркнула это слово и написала рядом: «спокойствие духа», - вот так-то оно лучше будет!»
- Батюшка, а почему мы умираем? Почему Бог это попускает? – изо всех сил стараясь вносить смиренные нотки в свои интонации, спросила соседка Илоны – седовласая женщина лет сорока пяти с крупными бусами на шее и в растянутом, дурно пахнущем свитере.
- Грех, содеянный человеком, внёс в мир тление смерти, сделал невозможным вечное блаженство человека на земле… - начал отвечать один из священников.
«Что за бред? – мысленно возмутилась Илона. – А деревья чем прогрешили - почему они тоже разрушаются и умирают? Животные чем прогрешили? Всё живое на Земле чем прогрешило?»
- Да, по правде, лучше бы всё отдать на волю Боженьке, - забубнила сухонькая сутулая старушка по другую сторону от Илоны. - Как хорошо было раньше – баре содержали своих работников – никакой головной боли. А сейчас – попробуй работу найди!
- Да тише вы, женщина, - злобно рявкнула на неё та, что в растянутом свитере.
- И женихов не надо было искать – родители повенчали, и всех делов. А теперь мучается молодёжь, - невозмутимо продолжила высказывать своё мнение бабушка.
- Да чтоб тебя! – выругалась на неё дурнопахнущая. – Прости меня, Господи…
- И в государстве также – чтобы рождались наследники у президентов, - игнорируя проклятия в свой адрес, не унималась бубнящая пенсионерка. – А то напридумывали выборов.
- Да женщина! Надоели уже всем! Дайте послушать! – в полный голос завозмущалась задавшая вопрос, переключив всё своё внимание на вредную соседку.
- А что вы нервничаете? Молодая ещё, а нервничает! – перешла в оборону пенсионерка.
- Ты с моё поживи, карга старая! Поговорить что ли не с кем? – парировала седовласая.
- Не с кем! Но и не с тобой разговариваю! Воняет сидит, вонючка! – одним махом прихлопнула собеседницу едкая старушка и удовлетворённо зашаркала туда-сюда ногой под креслом.
- Вообще уже! Бль… – не найдясь, забулькала от возмущения седовласая и, нарочито отвернувшись от неё всем корпусом, стала делать вид, что внимательно вслушивается в слова отвечающего на её вопрос батюшки.
- Молодая ещё, а голова в беспорядке! – вдогонку вонзила в неё осиновый кол бабулька.
- Бог тебя накажет! – прошипела оскорблённая, не переводя взгляда со священника и ёрзая в кресле. – Сдохнешь скоро…
Но, слава Богу, старушка не услышала этот суровый приговор и притихла. А Илона наконец-то смогла вникнуть в объяснения батюшки.
- Сам грех, бывший жалом смерти, её источником, не мог уничтожиться без разрушения тленного тела, ибо душа падшего человека как бы вся растворилась в плоти, и плоть сделалась седалищем греха. И земля через грех человека стала жилищем тления. А потому земля и все дела на ней должны некогда сгореть, стихии растаять, разрушиться, чтобы явились новое небо и новая земля - жилище праведных.
«Безнадёга какая-то, - вздохнула Илона. – Ева с Адамом накосячили, испортили весь сценарий, а мы теперь должны доживать в этом испорченном, насквозь порочном и не по замыслу устроенном мире?»
- Всё зло скопилось на нашей земле, - продолжила ворчать себе под нос пенсионерка. – Получается, земля – это как бы тюрьма для нас, грешников. Наказал нас Боженька и дал каждому свой крест нести.
- Отец Игнатий, а новая земля – это рай? – заискивающе поинтересовалась у батюшки та, что с бусиками и в растянутом свитере.
- Что есть рай? – не расслышав вопроса, но ухватившись за последнее слово, переспросил её один из священников. – Вот вы как себе это представляете? – и тут же, не дожидаясь ответа, начал пояснять. - А рай – это такое место, где все славят Бога. Там жизнь походит на нашу, церковную жизнь. Что делают души в раю? И днём и ночью служат Богу. И звучит там несмолкаемый хор небесных ангелов… Готовы ли вы к такой жизни?
Человек в рясе выдержал паузу, послушав ропот, прокатившийся по залу, и продолжил:
- Надобно сейчас, на земле, привыкать к такой жизни, чтобы потом вам не сделалось скучно среди ангелов… Чтобы вы не оказались там чужими и всех знали. Надобно заучить все молитвы, прочесть Писание… А ежели вам сейчас неуютно и тоскливо в церкви, то и в раю вам делать будет нечего.
- Дык какой толк нам Боженьку нахваливать? – резонно заметила старушка.
- Вот и будут тебя черти жарить! – огрызнулась на неё дурнопахнущая. - Ишь ты, разлобастилась она в рай!
- Меня-то - жарить. А тебя-то - в клочья раздерут, - не давала ей спуску пенсионерка.
- А таких как ты на кол сажают да язык вырывают!
- А тебя на бусиках твоих подвесят!
«Какие изощрённые пытки они друг другу придумывают, - наблюдала за соседками Илона. – Видимо, дьявол в воображении каждого беспощаден и зол ровно настолько, насколько зол и беспощаден сам человек».
И в уме у неё нарисовалась следующая картинка. Вот сидят в клеточках кролики, мышки, хомяки, суслики, белочки, птички... Чего им не хватает? Такие ухоженные, сытые... Еда по расписанию, туалетики чистятся, специальные колёсики, игрушечки для развлечения - сколько душа пожелает... А они всё равно на волю рвутся... Свободы хотят? Но на свободе же столько риска - то хищник на тебя свои зубы точит, то холод уничтожит все запасы еды... Смерть подстерегает на каждом шагу... Ан, нет! Всё равно хочется свободы. Пусть в голоде, холоде, но самостоятельно.
«Рай - это такая же клетка, – подумалось Илоне - Всё есть, никаких усилий прилагать не надо, ни о чём заботиться не надо - вот тебе кисельные реки с молочными берегами, вот тебе райские яблочки... А Бог - он и без наших похвал самодостаточен и знает до мелочей, кто и что о нём думает. Уж мне-то теперь досконально понятно, что чувствует человек с обнажёнными мыслями… Видимо, поэтому когда-то Адам с Евой сбежали из этого райского питомника на волю. Думали - там слаще...»
- Разве нет? - вступило с ней в диалог внутреннее радио.
- Да, мы радуемся своей свободе... Только нет-нет, да и завоем в отчаянии, глядя в бездонное небо. Скучаем по клетке и по хозяину.
- Ахахахахаха! – отозвался хохот целительницы, словно записанный на плёнку диктофона.
Журналистка задумалась и стала вспоминать, на чём оборвались её размышления. В сознании как нарочно образовалась пустота, и ничего более не приходило на ум.
- На волю… - как бы принудительно восстановило ход её мыслей внутреннее радио.
- Сбежали из рая, - подхватила Илона. – И что дальше? Людмила Васильевна, ну, что вы издеваетесь? Подскажите же…
- Одежды…- как бы импульсом пронеслось у неё в голове.
- Какие одежды? А-а-а-а… Дал им Бог одежды кожаные… - вспомнила она, походя отметив, что похожа сейчас на школьницу, отвечающую у доски выученный урок. – Дайте-ка подумать…
- Думай, - поддержало радио.
- Адам и Ева жили в раю – там, где все мысли тут же становятся известными. Ситуация – примерно, как у меня. Но хочется, чтобы меня никто не слышал. Хочется свободы… Бог дал им тело? Кожаные одежды! – возликовала журналистка, сделавшая для себя открытие с подсказки внутреннего наблюдателя. – Ах, вот в чём дело!
- Да откуда ты такая приехала? – оборвала её мысли сварливая спорщица в бусиках, привскакивая с кресла и потрясая всей своей пятернёй прямо перед носом у Илоны. – Деревенская клуша – никакого воспитания! Понаехали в город из коровников и права качают.
- А ты мне в дочки годишься – за это и уважай меня, - держала словесную оборону пенсионерка, обиженно заелозив по полу стоптанными тапочками. – И не тычь мне! Мы войну пережили, чтобы вот такие чувырлы потом народились…
- Все мы должны быть терпимее друг к другу и уважать друг друга, - возвысив тон, продолжал вещать священник, - потому что в каждом из нас есть частица Бога.
- А вот в таких колхозницах ни капелюшки его нету, - тут же отреагировала дурнопахнущая.
- В стариках только и есть частица, а молодые все от бесов рождаются! – упрямилась бабулька.
- Прежде чем указать на соринку в чужом глазу, надобно вынуть бревно из своего, - попытался их усмирить батюшка. – Давайте же хотя бы на минутку задумаемся о своей душе.
- Да я-то грешная, отец Игнатий, - немного успокоившись, заверила его та, что помоложе, и, нервно поправив бусы, добавила, - а вот эта всё в рай хочет.
Егозливая старушка предательски замолчала, делая вид, что даже и не пыталась спорить с дурнопахнущей, и вообще не понимает, из-за чего весь этот сыр-бор. Зрители передних рядов удивлённо озирались и вертелись по сторонам, пытаясь обнаружить нарушителей тишины.
- Ну, не нам это решать – в рай или понести наказание придётся, - рассудил женщин священник. – Все мы смертные и к Богу возвращаемся.
«Если Бог один на всех, - ухватилась за эту мысль Илона, - то бесы – это всего-навсего наши личные блохи, которых каждый выискивает и находит в своей собственной душе. Но почему же люди рисуют обратную картину? Почему все веруют в какого-то всемогущего дьявола и никак не могут соединить воедино множество осколочных суждений о Боге? Мы пытаемся разглядеть в ком-то врага, заранее наделяя его самыми худшими - именно в своём представлении - качествами и предугадываем, как бы можно было напакостить самому себе, окажись мы в шкуре своего неприятеля. Получается, все наши страхи подпитываются собственной нечистотой».
***
Искушение неокрепших умов
- Да какое же разумное и нравственное общество можно устроить из таких людей? Подобно тому, как из гнилья и кривых брёвен, как ни перекладывай их, нельзя построить дом, так и из таких людей невозможно устроить разумное и нравственное общество. Из таких людей может образоваться только стадо животных, управляемое криками и кнутами пастухов, - выразительно читал по бумажке долговязый студент на сцене университетского актового зала.
- Нет, этот кусок явно не в тему, - прервала его строгая преподавательница. – Давайте отрепетируем без цитат.
- Ольга Серафимовна, если мы выкинем это высказывание, нарушится весь сценарий, - обиженно возразил юноша.
- Без классика наше выступление померкнет, - поддержал его из зрительного зала поджарый, но уже немолодой мужчина в стареньком, заутюженном костюме. - Ложь и лицемерие - вот два главных греха, которые обличал писатель. За что и был в последствие отлучён от церкви. Все устройства общества, считал он, направлены на то, чтобы одурманить личность, с детских лет искривить сознание, чтобы одни чувствовали себя достойными паразитической жизни, а другие смирялись со своим униженным, рабским положением.
- Да что вы несёте, Эдуард Алиевич! – ощетинилась преподавательница.
- Это не я – это великий русский писатель.
- Ну, уж не знаю, какой там великий, но с моей точки зрения это абсолютный бред!
Студенты кучкой теснились у сцены актового зала и молча переводили взгляды – то на спорящих педагогов, то на выцветший бархатный занавес, то на запылённые тяжелые шторы, которые прикрывали огромные, растрескавшиеся от старости рамы с заляпанными стёклами, то друг на друга. Судя по достаточно равнодушным лицам, репетиция им порядком поднадоела и не имела какого-либо смысла в их молодых, желающих наслаждаться жизнью и свободой умах.
- Damnant quod non intellegunt, - дерзко кинул в ответ Эдуард Алиевич и прибавил: – Невежи судят точно так: в чём толку не поймут – то всё у них пустяк…
- Вместо того чтобы хорошенько и доходчиво высмеять одиночный образ жизни современной молодёжи и нежелание создавать крепкие семьи, вы углубляетесь в какую-то ненормальную философию! – оскорбилась Ольга Серафимовна.
- Фабрика жизни штампует свои нормы, – упрямо перечил ей преподаватель. - А кто из этой среднестатистической толпы людей объяснит, что такое норма? Что они берут за основу?
- Ну, знаете ли! Перед нами не стоит задача это выяснить! – зычно сопротивлялась женщина. – Вам велено создать агитбригаду, а не какой-то там цирк!
- Нормой у нас считается то, что приемлемо для большинства, - продолжил преподаватель. - Или то, что навязывают сильные мира сего… Поэтому люди, как зашоренные лошади, бегут и не могут остановиться, чтобы самостоятельно подумать - куда? Они бегут по проторенной дорожке. И пользуются готовыми штампами! И свято верят в них, не подвергая сомнению… А чтобы стать личностью, надобно заиметь собственное мнение. Когда человек научится мыслить самостоятельно, он будет в состоянии отвечать за свои поступки.
- Только адекватный человек в состоянии отвечать за свои поступки. А адекватные люди никогда не станут идти вразрез с мнением большинства! – колко подметила Ольга Серафимовна, будучи уверенной, что на этом её спор со своим коллегой – доцентом по кафедре органической химии - будет завершён.
- Вы представляете себе, кто формирует мнение большинства? – снова задал вопрос мужчина, оборотившись уже к студентам. – Вот я сейчас скажу вам начало фразы, а вы продолжите. В здоровом теле…
- Здоровый дух! - как по команде рявкнула молодежь.
- Это большая редкость, - прибавил в тишине долговязый студент на сцене.
- Нужно молить, чтобы ум был здравым в теле здоровом, - одобрительно кивнул в его сторону Эдуард Алиевич. – В дословном переводе эта латинская фраза звучит именно так. И, как видите, несёт в себе прямо противоположный смысл. Её автор высмеивал одностороннее увлечение римлян телесными упражнениями. Однако наши современники даже не затрудняют себя вопросом: можно ли верить набившей оскомину фразе? Кто её сказал? В каком контексте?
- Как же так? – удивилась одна из студенток. – Получается, его слова исковеркали?
- Здрасте, проснулась! – оживился одиночка на сцене. – Нам же на лекции рассказывали, как люди тиражируют ошибки и заблуждения.
- Да что вы мне тут демагогию разводите? – не сдавала своих позиций преподавательница. - Наша цель – пропесочить молодые головы, чтобы они постигали семейные ценности. Чтобы подружили с девочкой – так и женились на ней! А не раз, два – и в кусты. Чтобы не просто гулянки, а ответственность в этих головах отложилась. Семья – это основа государства!
- А государство – это сила, с помощью которой эксплуататоры удерживают своё господство над эксплуатируемыми, - бойко ввернул сиротливо торчавший на сцене умник.
- Это что – бунт? – Ольга Серафимовна подозрительно обвела взглядом студентов и остановилась на преподавателе. – Это вам с рук не сойдёт, Эдуард Алиевич! Это же ненормально! Вы не находите?
- По-вашему, необходимо, прежде всего, стать таким как все - это и означает быть нормальным? – хладнокровно продолжил спор преподаватель. – Толпа нормальных биороботов без собственного «Я» - к этому вы предлагаете призывать?
- Не подменяйте понятия!
- А то, каким способом они достигают этого нормального положения - никого не волнует? Ради нормальности тащить в ЗАГС нелюбимую девушку. Ради нормальности ходить на нелюбимую работу или родить нежеланного ребёнка. Боясь нарушить зыбкий мирок своего нормального болота. Боясь сделать что-то ненормальное, предосудительное, не такое, как делает большинство. Вопрос: кому нужна такая нормальность?
- Я - за нормальную семью! А вот вы, между прочим, Богом увлекаетесь. Поэтому должны знать - этому даже Библия учит!
- Увлекаюсь… - ухмыльнулся Эдуард Алиевич. – Но именно, что Богом… А не богословием… Государство подмяло религию под себя. И всегда будет подминать. Потому что там, где существует безропотная толпа, там существует рабство. А там, где существует рабство, там - государство. В котором все лезут друг другу по головам, пытаясь освободиться от этого рабства.
- Вы к чему призываете? Это кружок вольнодумцев или агитбригада? – гневно топнула ногой преподавательница. – Вы разлагаете молодёжь!
Ноги у неё, надо отметить, были далеко не совершенной формы, да и коричневые хлопковые колготы отнюдь не прибавляли им стройности. Напротив – делали их ещё более схожими с двумя толстыми, увесистыми сардельками. Что служило объектом тайных насмешек студентов и причиной появления обидного для неё прозвища «Чулок».
- Успокойтесь, Ольга Серафимовна! Вы думаете, что если мы будем замалчивать острые вопросы, наши дети не станут об этом размышлять?
- Ну, правильно! Давайте мы опустимся до их уровня. Будем поощрять беспорядочные половые связи и сожительство… - задыхаясь от возмущения, настаивала на своём Чулок.
- Нет, мы просто перестанем жить по шаблонам и мыслить штампами…
- И штампы в паспорте заменит всеобщая проституция и содомия! – поймав нужное слово, продолжила отчитывать своего коллегу преподавательница.
- А что мы знаем о ветхозаветном Содоме? – спокойно спросил Эдуард Алиевич, улавливая на себе пристальные, полные любопытства взгляды студентов.
- Та-а-ак! – в крайнем возмущении протянула Ольга Серафимовна и замолчала, усевшись на стульчик, чтобы терпеливо «наматывать на ус» все дальнейшие подробности такого из ряда вон антипедагогичного, с её точки зрения, разговора.
Казалось, с этой минуты она как бы перестала быть женщиной, превратившись в огромную высокочувствительную видеонаблюдательную станцию. Студенты зашушукались, но под её строгим взором опасались озвучивать свои версии.
- Это город разврата, - наконец-то отважился один из них.
Эдуард Алиевич молчал, как бы давая понять, что ждёт ещё более меткого попадания.
- Где гомосеки жили, - с ухмылкой уточнил смельчак на сцене.
Преподавательница насторожилась ещё больше. Эдуард Алиевич глянул на неё исподлобья и хлопнул в ладоши:
- Отлично!
Затем мужчина сосредоточенно потёр указательным пальцем свой небритый иссиня-чёрный подбородок и, покашливая, продолжил:
- Содом и Гоморра стали символом порочности и безнравственности. Про жителей Содома ходило немало легенд. Согласно одной из них, всем гостям этого библейского города предлагалась кровать, длине которой они должны были соответствовать. После чего слишком высоким обрубали конечности, а низкорослых растягивали. Равняли под свою норму…
- Я такого не слышала! – отрезала Ольга Серафимовна. – Это выдумки! А вот про то, что они совокуплялись без разбору между собой – об этом все знают!
- В здоровом теле – здоровый дух… Это тоже все знают… - с хитрецой подметил долговязый студент, поглядывая в её сторону.
«Так-та-а-ак!», - пронеслось теперь уже в мыслях преподавательницы, но она удержалась от комментариев, ограничившись лишь небольшой зарубкой напротив фамилии ехидного студента. Таким образом, он возглавил воображаемый чёрный список неблагонадёжных воспитанников альма-матер, с которыми Ольге Серафимовне, как куратору потока, предстояло вести долгую и трудную воспитательную работу.
«Нет худа без добра, - продолжала думать она, обводя суровым взглядом аудиторию, - вам ещё зачёт сдавать, а скоро конец семестра. Вот и посмотрим, у кого ума хватит не пререкаться со мной. Нет… это ж надо?! Говорить такое при детях! Сегодня же следует доложить декану… Пока этот червь всё дерево не источил… Стыд-то какой! Подумал бы своими мозгами, о чём он беседует с молодёжью… Это же неокрепшие умы… Сейчас понаслушаются его, а завтра что? Восстанут против своего государства? Подкинут бомбу в подъезд? Пойдут на гей-парады? Тьфу, какая гнусность! А, может он и сам – того?! Вот это скандал - проморгали педофила!»
- А между тем, заглянув в словарь, - объяснял преподаватель, - мы сможем найти первоначальное значение, в котором употребляли это слово наши предки. Слышь, в кабаке содомят как! – говорили они. И все понимали, что в кабаке горланят, ссорятся и бранятся. А если вы почитаете Библию, то вот в чём было истинное беззаконие жителей Содома: в гордости, пресыщении и праздности - они руки бедного и нищего не поддерживали... Мы живём в век стремительного распространения информации. Кто стоит за ней? Кто формирует общественное мнение? Прежде чем принять за аксиому какое-либо понятие, я призываю вас читать, анализировать и делать свои собственные выводы.
***
- И какой же вывод нам следует из этого сделать? – внимательно выслушав Михаила Фёдоровича Турунду, задал свой вопрос Милогубов. – Получается, церковь страшится наступления конца света как огня. Хотя, казалось бы, чего здесь бояться – после этого всё плохое должно отделиться и уничтожиться, а миром будет править Любовь.
- Церковь конца света не боится, - запротестовал священник, с интересом разглядывая сгусток в мониторе компьютера, - а вот воцарение антихриста, которое будет перед концом света – вещь неприятная. Многие соблазнятся и отступят от Христа.
- Значит, вы отказываетесь помочь нам, отец Лука? – ещё раз уточнил Райдуга, нервно расхаживая по лаборатории. – Но мы и сами сумеем докопаться до истины, проанализировать и соединить воедино знания ведущих мировых религий.
- Да как же вы в толк не возьмёте? – в свою очередь занервничал священник, отпрянув от монитора. - Во внешних формах и нравственном учении многие религии схожи. А вот сердцевина каждой - самое главное её содержание - во всех религиях противоречит друг другу. И их невозможно примирить.
- Но нравственные-то принципы схожи? – не унимался Владимир Леонардович. – Мы не будем вдаваться в подробности: девственна ли была мать Иисуса и кем он был на самом деле – пророком, как считают мусульмане, или сыном самого Бога, как считают христиане. Не полезем мы в такие тонкости – от кого исходит Святой Дух: от сына или от отца? Ведь именно на этих пунктах и, по большому счёту, мелочах рассорились между собой католики и православные…
- Не только, - недовольно буркнул отец Лука, отчаянно теребя свою и без того реденькую бородку. – У нас разные представления – в корне разные! – о божественной сути, о загробной жизни, о природе пророков…
- Но нам-то не важно: сколько чертей каких грешников будут жарить и на каком именно масле… Понимаете? Я хочу зреть в корень и без лишней шелухи!
- Да моральные-то принципы схожи, но мы, православные, категорически НИКОГДА со своих позиций ни на йоту не сдвинемся. Тем и крепка вера русская! – возвысив тон, заключил священник и величаво перекрестился. – А ежели вам и этих аргументов не достаточно, скажу прямо, чтобы вы далее со своей затеей мальчишеской не валандались… По преданию, именно антихрист в последние времена синтезирует и синкретезирует все религии в одну… Ясно вам?
Учёные удивлённо переглянулись. А священник беспокойно затарабанил пальцами по подлокотнику кресла и поинтересовался:
- Освящать помещение будем? – и через мгновение уточнил для верности: - Без этого моего согласия на дальнейшие разговоры нету!
- А кропить обязательно? – переспросил серьёзным тоном Милогубов. – А то здесь аппаратуры полно – как бы не залить…
«Не смыслит ни бельмеса, а суётся бесом!» - с раздражением подумал отец Лука, но жестами дал понять, мол, не бойтесь, господа учёные – ничего страшного с этой техникой не случится.
На этот раз Михаил Фёдорович Турунда явился в НИИ во всеоружии – он облачился в глухую чёрную ризу и прихватил с собой походный чемоданчик, в котором предусмотрительно была уложена вся необходимая церковная утварь. Дело, по его мнению, шло к развязке – именно Крест Животворящий призван был избавить учёных от соблазна рассматривать на своих приборчиках чужие души.
Однако уже с первых минут, как только отец Лука начал было приготовляться к исполнению великого таинства, в лаборатории стало твориться что-то неладное. Сначала одновременно всем троим мужчинам показалось, что освещение в комнате заметно потускнело, затем над компьютером что-то внезапно померцало, и в воздухе замельтешили странные серые не то мошки, не то пылинки. Через минуту лампочка на щитке засигналила о том, что основная линия электропередачи и вовсе отключилась – источник бесперебойного питания «подхватил» оборудование, пока не заработал автономный генератор. После этого необычные явления на какое-то мгновение прекратились, и учёные принялись поторапливать священника, дабы тот поскорее приступил к чтению какой-нибудь молитвы.
Райдуга верил в фортуну. Сколько лет он мечтал совершить прорыв в науке, сделать что-нибудь значимое. Полезное для человечества. Он грезил грандиозными открытиями и достижениями, которые могли бы стать гордостью не только самих учёных, но и Великой России, коя мыслилась ему самой просвещённой и самобытной державой. Эх, Россия-матушка… Рассеяла ты по земле племя русское. Но из века в век, как покорная жена, подчиняешься ты воле многочисленных супругов твоих. И снова и снова отдаёшь судьбу потомства своего в руки очередного эгоиста, альфонса, алкоголика или иного алчного властителя прильнувшего к твоим недрам. Сколько же детей своих потеряла ты на поле брани, покорившись воле тех мужей, что тиранили и уничтожали кровь и плоть, взращённые землёю твоей плодородной.
Эх, бабская твоя доля – сносить унижения и питать своего Господина, повинуясь его прихотям… Неужто так и останется единственным светлым воспоминанием твоим тот золотой век, возведший на престол женщину-императрицу? Неужели так и не отыщется в твоём государстве мужчина, обвенчавшись с которым, будешь ты, как и в те достойные времена счастлива и величава?
В чём секрет твоей вечной молодости, Россия? Стоишь ты пред другими народами – загадочная и будто бы девица неопытная. Да чета ли тебе эти старушки Европа и Англия, эта ветхая Палестина, эта преклонного возраста Поднебесная? Завидуешь ли ты ухоженной, но остолбеневшей на полпути к свободе Земле Западной? Или гордишься тем, что никто не знает твоих лет? Выводишь ты как хлоркой своё несчастливое прошлое и с отчаянием бросаешься в новый роман, стерев из летописи память о прожитых тобою годах. Снова молодая и снова с чистого листа. Россия-матушка…
«Скоро будет повод гордиться тебе за своих сынов! – мечтательно думал Владимир Леонардович, с волнением наблюдая за отцом Лукой, приступающим к молитве. – Вероятность того, что именно сейчас сгусток выйдет с нами на связь, предельно велика. Божественная материя должна обрести созвучие со священными текстами и Бог Слова материализуется в сигналы, которые мы тут же преобразуем в речь! Самописцы готовы… Микрофоны и динамики включены… ».
«Что же он медлит? – параллельно со своим начальником размышлял Милогубов. – Мы ничего не забыли? Может быть, стоило сказать батюшке о нашей задумке? Дело-то всё-таки не шуточное… А если Бог его за такие дела отлучит от себя навсегда? Мы-то ладно… безбожники. Ох, прости нас, Михал Фёдорыч!».
«Ну вот! Электричество шалит – бесы взбеленились, - смутно предчувствовал беду отец Лука, начиная ритуал и попутно вспоминая про себя семь признаков одержимости нечистой силой. – Хорошо бы сейчас трахнуть этот телевизор об пол, да и послать этот чёртов сгусток в преисподнюю – там ему самое место! Никогда ещё до такой дерзости эксперименты не доходили. Ну, режете себе крыс – да и Бог с вами… И то сказать – живодёры… Божьей твари не жаль им… А тут, вишь, удумали! Душу им просмотреть… Может, вам ещё ангелов для гербариев наловить? Нехристи! Одно слово – учёные… Ишь! Бога под опыты пустить… Прости меня, Господи».
Когда отец Лука приноровил в руке кадило и, покачивая им, сделал пару шагов вперёд, комната погрузилась в аромат благовоний.
«Вот беда, - пронеслось в голове у Милогубова, который не выносил резких запахов. – Сейчас в духоте только ладана не хватало… А если меня затошнит?».
И не успел он это подумать, как его охватил необъяснимый, жуткий страх за свою жизнь. Учёному вдруг показалось, что именно в эту минуту душа его должна расстаться с телом навсегда, и всё, что бы он дальше ни предпринимал, уже никогда и никоим образом не будет связано с его земной жизнью. У Милогубова кольнуло сердце. В это же самое мгновение за монитором что-то затрещало и захрустело, потом дзынькнуло тихо и - БАХ! – каким-то невероятным образом тот самый сгусток, который только что спокойно пульсировал на экране, прямо на глазах у оцепеневших от неожиданности мужчин с шумом переместился в пространстве и завис в воздухе посреди лаборатории!!!
- СЫНЫ МОИ НЕРАЗУМНЫЕ! – раскатилось громом в головах одновременно у всех троих бедолаг.
- На колени! – в панике выкрикнул первым потерявший самообладание священник, и трое взрослых мужчин грузно рухнули на пол. – Не смотрите! Не поднимайте глаз! Кто увидит Бога, тот ослепнет! – отчаянно призывал отец Лука, отползая к двери и позвякивая кадилом, которое, зацепившись за край подола, волочилось за ним на цепочке.
Учёные безропотно замерли в нелепых позах на полу лаборатории.
– Господи, спаси и сохрани! Господи, не погуби душу мою грешную! – с усердием заладил Турунда, насильно перебивая другие свои мысли, которые так некстати начали возникать в уме: «А вдруг это не Бог? А может, диавол? А ежели я предположу, что диавол, а на самом-то деле Бог? А ежели я его - Крестом Животворящим? Вот и распознаю, кто есть кто! Ах, бес тебя дери – Крест-то я выронил! Господи, помилуй! Свят! Свят! Свят! А ежели всё-таки Бог – так он, поди, сейчас все мои мысли-то слышит! Ой, Господи, грешен я перед тобою! Так грешен! Вместо того чтобы добрые дела свершать, поддался соблазну!».
«Господи! – причитал в свою очередь Милогубов, стоя на четвереньках и пытаясь, время от времени, неуклюже перекрестить себя сжатыми в пучок пальцами. – Я креститься-то не умею толком. Но кто же виноват? Разве я виноват? У нас вся семья неверующая была – родителям партия запрещала твои книжки читать».
«Отец наш, Вседержитель! – продолжал молить Бога отец Лука. – Не взыщи! Коли это и вправду ты, а не сатана, то войди в меня и очисти мя от скверны! Пусть моё тело будет домом для тебя! Очисти мя от всех вольных и невольных грехов моих! Но только если это Бог… А коли сатана – изыди от меня, нечистая! Изыди прочь!».
«Вот это картина, - размышлял про себя Райдуга, чувствуя, как затекают и постепенно начинают неметь его конечности. – Если бы кто-то имел сейчас неосторожность войти в лабораторию – вот это был бы номер. Анекдот! Трое здоровых мужиков стоят на карачках, задницами кверху и упёршись лбами в грязный пол. И кто поверит, что мы пали ниц перед самим Богом? Да и что самому Богу делать с нами в таких-то позах?».
«Да кто же это? – всё больше терялся в догадках отец Лука, немного осмелев, но продолжая со смиренным трепетом кланяться ещё ниже. – А ежели Господь? Господи, сподобился я радости великой! Ежели слышишь ты меня… Направь меня…, - и тут вместо положенных слов «на путь истинный» у него почему-то вырвалось «в столицу», и от боязни, что Господь разгневается на него за подобные просьбы, мысли Михаила Федоровича спутались и стали подкидывать самые неподходящие фразы: «Буду служить тебе пуще прежнего… верой и правдой! Ох, что-то я не о том… Буду обязан тебе по гроб жизни… Тьфу, бес попутал… Да что ж такое…».
- ДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖНО! – вдруг оборвал его мольбы суровый громогласный голос откуда-то из-за спины.
Михаил Фёдорович вздрогнул от неожиданности. Вслед за ним вздрогнули и Райдуга с Милогубовым – раздался требовательный стук в дверь.
«Тук-тук-тук» - отозвалось резкой болью в груди у Милогубова.
«Свят, свят, свят!» - прошептал отец Лука.
- Стучат, - произнёс Владимир Леонардович и, поднявшись с пола, принялся отряхивать брюки.
- Вот, красавчик! – изумлённо воскликнул старший научный сотрудник, вставая вслед за ним с колен и не отводя взгляда от сгустка, который, как оказалось, продолжал, как ни в чём не бывало, переливаться всеми цветами радуги на экране монитора.
Потный и бледный Михаил Фёдорович поднял голову и, смутившись, осмотрелся по сторонам.
- Массовый гипноз, - пожимая плечами, словно оправдываясь, обронил Владимир Леонардович и снова произнёс: - Стучат.
Как бы в подтверждение этому в дверь ещё раз настойчиво постучали.
- Да! – откликнулся Райдуга.
- Владимир Леонардович, вы просили список жильцов по адресам, - поспешно начал докладывать голос из коридора. – Мы проверили. Там один частный дом.
- Да?
- Остальные многоэтажки. Есть ещё малосемейки по Космонавтов… - голос примолк, но, не дождавшись ответа, продолжил. - В частном доме прописаны трое жильцов. Деревяшкины Мария Афанасьевна, Ольга Серафимовна и Анастасия Сергеевна. Вам список оставить или по электронке скинуть?
- Нет, - сухо отрезал руководитель сверхсекретного НИИ. – Оставь за дверью.
- Деревяшкин… Деревяшкин… - задумчиво повторил отец Лука, укладывая предметы культа в свой походный чемоданчик и намеренно отводя взгляд от злосчастного монитора.
***
Первые жертвы
- Тихо, гражданочка, тихо! – пытался успокоить ревущую белугой пожилую женщину сутулый очкарик в белом халате. – Как фамилия вашей дочери?
- Деревя-яшки… Деревя-яшка… - сквозь всхлипывания силилась произнести фамилию рыдающая.
- Успокойтесь… ну-ну… - накапывая жидкости из аптечного пузырька в стакан, уговаривал её очкарик. – Мы вашей дочери поможем. Сейчас госпитализируем – состояние-то оно критическое… Сами видите… А вот через денёк-другой всё в норму придёт… Жизнь у нас такая нервная… Сами видите… Тут у каждого второго крыша едет…
- Ой-ёй-ё… - от бессилия рухнув на табурет, забилась в новом приступе отчаяния пожилая женщина. – Да она у меня совсем молода-ай-я…
- Ну, всё-всё-всё… Слезами горю не поможешь… - утешил участливый эскулап, протягивая ей стакан с эликсиром. – Нате-ка, выпейте!
Пенсионерка дёрнула залпом всё его содержимое и, утерев распухший и покрасневший нос сухоньким кулачком, вцепилась в рукав докторского халата:
- Миленький, да как же так-то? А? В больницу прямо?
- Да… Ей сейчас показан полный покой… Сами видите… И под наблюдение врача…
- Доктор, да как же? - пытаясь приподняться со стула, всхлипывая и с надеждой заглядывая долговязому эскулапу прямо в глаза, вопрошала пожилая женщина. – Да не можно ей в больницу-то…
- Ну, знаете, мамаша… А если она у вас с окна выпрыгнет… Или чего набедокурит? Она же сейчас за свои поступки не отвечает. Сами видите…
- Ой-ёй-ё! – снова нараспев принялась убиваться пенсионерка. – Да ей на работу как же потом? Стыд-то какой… Позорище-е…
- Тихо-тихо… Давайте собираться! - резко прервал истерику молодой доктор, начиная понемногу раздражаться. Вечер сегодня выдался беспокойный - это был уже двадцатый его выезд по поводу острого психического расстройства. – По дороге расскажете мне, с чего всё началось… А картина ясная – сами видите…
Пенсионерка дрожащими руками ухватилась за пустой стакан, стоявший на кухонном столе, поднесла его к пересохшим губам и жадно проглотила выцеженную со дна каплю эликсира. Тем временем очкарик позвал из комнаты санитара, который покамест присматривал за больной, и распорядился помочь женщинам собраться.
Больная тихо лежала на кровати, уставившись в одну точку, но как только заслышала шевеление у дверей своей комнаты, забеспокоилась и стала звонко хлопать в ладоши.
Пожилая женщина переполошилась и, прихрамывая на обе ноги, побежала к постели больной со словами:
- Вот так, доктор… Вот так и начиналось…
- Что такое? Кому аплодисменты? – нарочито строго обратился к помешанной врач.
- Сейчас это случится! – взволнованно выкрикнула женщина, вслушиваясь в какие-то, видимо, только ей доступные потусторонние шумы. – Вот! Вы слышали?
- А вы что слышали? – в свою очередь переспросил её доктор.
- Объявлена война миров! Юпитерские пришли к власти! – известила она всех присутствующих, испуганно вытаращив глаза и тыча пальцем в воздух: - Вот написано!
- Это классическая картина, - констатировал сутулый очкарик в халате и, обернувшись к побледневшей матери душевнобольной, спокойно уверил: - Ничего страшного. У вашей дочери галлюцинации.
- Мама, включи радио! Началась война! – трагическим тоном произнесла сидящая в постели женщина.
- Доченька, милая, да что ж такое… - кинулась к ней мать, вешаясь на шею, причитая навзрыд и подвывая от безысходности. – Бог не уберёг… у-у-у… за что же он нас так наказывает?
- Вот! Щелчок! Он снова хлопает в ладоши! – встревожено выкрикивала больная, пытаясь освободиться из материнских объятий. – Вы слышите? Нужно немедленно доложить декану!
- Ну, сами видите… мамаша… - беспомощно развёл руками доктор, вместе с тем кивком указывая санитару на беспокойную парочку, которую тому предстояло растащить по разным углам комнаты, успокоить и препроводить в карету скорой помощи. – Так, Мария Афанасьевна… как бишь фамилия-то ваша? Деревяшка?
- Деревя-яшка… ина… - всхлипывая, закивала плачущая пенсионерка.
***
Возвращаясь в этот вечер домой, отец Лука чувствовал лёгкое головокружение. И дело было вовсе даже не той бутылке кагора, которую он опорожнил на троих с учёными. За всю свою долгую и богатую на чудотворства жизнь Михаилу Фёдоровичу ни разу ещё не приходилось видеть собственными глазами столько уму непостижимых явлений.
- Это же кому сказать – засмеют! – обдумывал он события уходящего вечера. – Шутка ли поверить - поговорил со мною сам Господь!
Конечно, отец Лука не мог на все сто процентов поручиться, что это был голос Творца, а не его собственный вымысел. Но видеокамеры учёных чётко зафиксировали момент выхода сгустка с экрана и его передвижения по комнате. Как видно было при замедленном просмотре кадров, от этой сияющей субстанции исходило ровным счётом три луча, которые озарили своим светом троих свидетелей чудесного перемещения сгустка в пространстве. После многочисленных просмотров видеозаписи и прослушивания расшифрованных аудио-шумов, отец Лука был обескуражен.
«Теперь-то я понимаю, что чувствовал святой Павел, когда поговорил с Богом. Но сегодня, пожалуй, за божественное свидетельство и в больничку угодить можно. Никто не поверит… Вот жаль, что в нынешние времена нету пророков, - сокрушался он, сидючи в домашнем кресле и загадочно поглядывая на матушку. – Рассказал бы сейчас своей кулёме, с кем ей честь-то выпала… А то ишь, всё нявкает, что в столицу меня не берут. Это тебе не столица. Это тебе ого-го! А то, поди ж ты! Втемяшила себе в голову – столицу ей подавай».
Отказавшись от вечерней трапезы, он радушно помолился и прилёг на постель. Сладкие грёзы тут же окружили батюшку воздушной периной и перенесли его в объятия Морфея.
«Эх, вот в древние-то времена…», - только и успел подумать Михаил Фёдорович, как оказался в каком-то старинном каменном храме. Повсюду вокруг него передвигались молчаливые фигуры людей, изучавшие на ходу развёрнутые в руках бумажные свитки. Отец Лука изогнул шею и заглянул через плечо к соседу, разглядев, что текст в этих свитках написан будто бы русскими буквами. Выдернул батюшка глазами из написанного строчку - глядь! – а у соседа-то в руках, похоже, послание апостола Павла.
Но как только у него эта мысль промелькнула – исчез каменный храм! И оказался Лука на высоком холме. Смотрит он вниз, а там – уйма народу, и все головы вверх таращат – на него, значит, взоры их направлены. Сначала перепугался Михаил Фёдорович – хотел было бежать. А толпа как загудит на него:
- Осанна!
И вот тут-то понял отец Лука каким-то шестым чувством, что народ требует от него благой вести – поведать, о чём сам Бог с ним разговаривал. Тогда почувствовал Михаил Фёдорович в себе лёгкость необычайную и язык его прямо сам собою заговорил – да так складно, что он сам себе изумился:
- Сподобился я радости великой, братья! Направил меня к вам Бог своею рукою.
- А какой он из себя? – стали любопытствовать из толпы. - А что он нам повелел передать?
Тогда отец Лука простёр над ними руку свою и все замолчали.
- Бога никто не может увидеть! – величественно продолжил он свой рассказ. – Потому что у него особое устройство, и в наши умы это не вмещается.
В толпе послышался недовольный ропот.
- Но Бог мне сказал… - возвысил тон отец Лука и на мгновение замешкался, припоминая сокровенный разговор – но, ведь, кроме как «делай, что должно», Господь ничего конкретного ему не сказал. «Эх, была - не была, - решил батюшка, - перескажу им святого Павла, пожалуй».
- Так что же он сказал? – гаркнул из первых рядов коренастый яйцеголовый детина.
- Сказал: надобно делать, что должно! - важным тоном ответствовал Михаил Фёдорович.
- А что должно? – загудела толпа.
- А должно вот что… Каждый должен прилежно работать и заботиться о величии своего государства. Каждый работник обязан слушаться своего господина, а каждая жена - своего мужа. Должно ей, как положено природой, отращивать длинные косы. А которая стрижёт коротко свои волосы – та позорит свою голову. Равно как и тот мужчина, что волосы свои заплетает в косы – позорит свою голову. Потому как мужчина обязан по природе своей стричься коротко.
И тут какая-то тяжесть легла на сердце Михаила Фёдоровича, потому как вспомнил он, что стоит перед этими дикарями первобытными – сам уже лет десять как не стрижен и не брит. «Ох, сплоховал, - подумалось ему. – В этом-то месте мог и опустить абзац. Да ладно, теперь уж как-нибудь вывернусь». И в раздумьях хотел он было нащупать свои волосы ладонью, но – раз! – провел по голове рукой, а на неё шапка какая-то нахлобучена.
«Вот и славно! – обрадовался Михаил Фёдорович. – Прямо божье провиденье!».
- А ещё должно женщинам носить одежду женскую, а мужчинам – мужескую, - продолжил он своё повествование и взглянул на дикарей повнимательней, чтобы рассмотреть - во что они одеты. И тут видит Михаил Фёдорович такую картину – все эти первобытные сородичи вне зависимости от пола сплошь и рядом одеты в какие-то хламиды наподобие туник.
- А какая одежда женская? – переспросил детина из первого ряда.
- Ну, платье – это женское одеяние. Длиннополое… - уточнил Михаил Фёдорович для пущей ясности, но тут же прикусил язык, так как взгляд его опустился в этот момент на свой живот. И понял отец Лука, что стоит перед толпой в служебной ризе до пят. «Вот теперь поди втолкуй этому дикому народу, что моё одеяние – особое», - пронеслось у него в голове.
- А вы сами-то кто будете? Мужчина, али женщина? – полюбопытствовал, словно услышав его мысли, небритый здоровяк.
И вроде бы спросил он это спокойным тоном, однако, как Михаилу Фёдоровичу показалось – всё равно с какой-то подковыркой. Он беспокойно заворочался, заёрзал во сне. Перевернулся с боку на бок, провалился опять в сон – и глядь! – прежде стоял он на каком-то холме, а теперь видит, что и не на холме вовсе. А сидит он на какой-то металлической возвышенности – да что же это такое? Прищурил глаз – а это металлические трубы под ним.
И тут кричит ему кто-то из толпы:
- Отец Лука! Отец Лука! Язычники взбесились – отказываются нашу веру принимать и рассуждают по-своему! Может, перекрыть им благодать – пущай образумятся, кто из нас правый?
- Да не мешало бы их проучить, чтобы неповадно было! – грозно рассудил отец Лука. – Перекрой им кран! Пусть охолонут немного!
И этот человек, который кричал, принялся скакать по трубе, пританцовывать и припевать:
- Шиш вам, а не божья благодать! Вам не дадено! По разнарядке не положено!
А из толпы всё больше людей стало возмущаться:
- Да кто вы такие? Кто дал вам право судить? Ваш закон не праведный!
И вдруг, откуда ни возьмись – прямо перед Михаилом Фёдоровичем выросло огромное зеркало. Смотрит он в него и себя не узнает – видит только какого-то неприятного потного коротышку с бородавкой на носу. А на голове у того – вязаная шапочка. И на шапочке написано по-русски: СУДИЯ. Но буквы вдруг ожили, запрыгали, перемешались друг с другом и вот уже видит отец Лука совсем другое слово: ИУДА.
Занервничал Михаил Фёдорович не на шутку. Сорвал с себя злополучную шапку. Глянул снова в зеркало, а там уже как бы море стеклянное и на нём свиток развёрнутый – переливается по краям изумрудом, а снизу – багрянец. И написано на свитке по-русски слово предания:
«Но один из ближайших к Богу херувим-денница соблазнился своей близостью к Всевышнему и своей ролью посредника между Богом и ангелами. Вспыхнула в нём гордость пред ангелами, сознание своего превосходства, поскольку через него другие получали свет и благодать от Бога».
- Господи, помилуй! Это же история дьявольского грехопадения!– всполошился отец Лука. – Дьявольское стекло! Вот же рогатая бестия!
И от этих слов зазвенело стекло, задрожало, задребезжало и рухнуло вместе со свитком, с изумрудом и багрянцем, с металлическими трубами, с карликом в вязаной шапочке, на которой буквы, в очередной раз перемешавшись, обратились в слово ЛЮДИ – и понеслось всё это в тартарары. Вслед за ними увлекло и половину из толпы первобытных дикарей, что получали благодать, и ещё больше из тех, которые не получали.
- А-ааа! – сдавленным голосом просипел во сне отец Турунда. – Матушка… Богородица… Заступница… помоги… - но бездна захватывала его всё глубже, и вот впереди уже заполыхали какие-то огни. Приближаясь, они всё больше становились похожими на языки пламени. Михаил Фёдорович плакал, молил о пощаде, проклинал сатану, и вдруг совершенно случайно взгляд его наткнулся на висящий посреди бездны указатель со странной надписью: АТ. Отец Лука сообразил, что остальные буквы в этом слове от его взора скрывают налипшие на указатель куски пергамента с печатями. Проносясь мимо, он ухватился за них руками, рванул за печати что было силы и… сдёрнул с себя одеяло.
Свидетельство о публикации №209042200916