Дед Коля

— Поймаю, яйца оторву! — кричит дед Коля, выпучив свои уже слабовидящие глаза, махая нам в след то ли топором, то ли ружьём. Мы бежим так быстро, что кажется ещё чуть-чуть и мы взлетим высоко в серое пасмурное небо. Оглядываться нет времени, но самые отчаянные и смелые всё же умудряются это делать, попутно строя очень неприятные рожи и крича в сторону деда Коли что-то типа "не догонишь, старый пень". Старый пень то и сам знает об этом, только вот знать это как-то очень обидно и неприятно. Поэтому каждый раз, когда мы воруем в его саду яблоки и вишню, он тяжело встаёт с дивана, откладывает газету, неспеша берёт топор, и прихрамывая выбегает в сад. Каждый раз, как первый раз. Бомба начиненная адреналином взрывается в наших организмах, крики "ШУХЕР" заглушают рёв машин, несущихся по близлежащему шоссе, и нарушая все существующие законы физики мы начинаем движение в сторону логова — халабуды на старом дереве, которую мы построили пару недель назад.

Иногда мне кажется, что без нас дяде Коле было бы ну совсем невыносимо скучно жить. По старой привычке он бы вставал в 5-30 утра, бросал взгляд на пустое место возле него. Он продолжал выстелать кровать на двоих, представляете? Кроме него на ней не спал никто уже 17 лет, а он каждый день выстелал на двоих. Кое как отодрав мокрый взгялд от ровно разложенного одеяла рядом, он бы нащупывал живой ногой тапки, влезал в один, нащупывал бы под кроватью протез, и принимался одевать его отточеным до автоматизма движением. Радио, которое работало вечно, гнусным голосом вещало бы очередную херню, произошедшую за вчерашний день. Омлет, пару кусочков колбасы и сладкий чай. Кресло- качалка, беломор и газета. Порой тоскливый взгляд куда-то на прозрачное окно. И опять газета. Только 8 утра, а все дела уже сделаны. И я думаю, он с большим нетерпением ждал нас.
А зачем ему эти вишни с яблоками? Я ни разу не видел, чтобы он их ел. Может быть он и растил их для нас. Из кармана его рубашки постоянно торчал кусок какой-то бумажки и я никогда не мог рассмотреть, что это такое. Каждый раз когда он бежал за нами, я надеялся, что эта бумажка выпадет и я наконец то угомоню свою любопытную душу. Но увы этого не случалось, какими бы зигзагами мы не бегали от него. Думаю, он нас любил. Хоть и называл паразитами и скотами. Просто у него никогда не было возможности сказать нам это. А мы, а что мы? А мы были маленькие, и нам было вообще насрать на жизнь деда Коли. Как и всем остальным. Взрослым.

Он был воплощением одиночества. Седой, дряхлый, вечно один с газетой в руках и папиросой в зубах. Порой я начинал думать, что ему очень плохо и мы бы могли как-то скрасить его жизнь, но ребята тут же перебивали эти дурацкие мысли предложениями поиграть в "квадрат" или сходить нацедить берёзового сока. И я прогонял эти никчемные мысли из своей десткой, тупой головы.

…

— Слушай, чего-то деда Коля долго не вылазит!
— Так ты это, давай погромче как-то, а то тебя даже снизу не слышно.
— Залазь тоже, шуму больше будет.

Я залез. Мы с Серёгой обносили яблоню, закидывая запазуху зелёные шарики. Они были совсем не вкусными и кислыми, но ведь это не суть. Важен сам процесс.

— Пацаны! — крикнул Серёга трём остальным друзьям, которые удобно устроились под вишней, — А ну-ка давай ему в окно чего-нить кинь! Может уснул, пень старый.

Диман взял вишню, обгладал красную мякоть и запустил в окно мокрой косточкой. Мы приготовились бежать, но всё было по прежнему тихо. Димон повторил. За Димоном повторили и остальные. Деда Коли не было. Интерес к воровству фруктов, как-то стал угасать и все плавно перешли к попыткам выгнать деда из дома на улицу. Раздосадованный Серёга с горяча метнул целым яблоком в окно. Стекло рассыпалось, издавая ужасный шум, и мы все побежали прочь, чуть не наложив в штаны от неожиданности.

Когда мы перелезли забор и обошли дом вокруг, мы очутились у входной калитки. Метрах в двадцати, подняв слой серой пыли, дала газу и скрылась в туманном утре, скорая помощь. Почему-то не включил водитель сирену. Она тихо уехала. Даже как-то подозрительно тихо, как будто никуда спешить не надо…

День не удался. Дело шло к обеду и мы начали расходиться по домам в весьма расстроенных чувствах. Я шел в сторону скорой помощи, мой дом находился как раз на окраине, возле шоссе, там где стояла куча бензоколонок и шашлычных. Подул легкий ветерок, и мимо меня пронесся пожелтевший кусок бумаги. Пролетев метров пять, он врезался в зелёный куст крыжовника и застрял в нём, как муха в паутине. Чтобы не идти домой без дела, я решил соорудить себе самолётик из этого листика, и полететь на нём.

Я взял этот лист. От него пахло так же, как в доме деда Коли. Чёрно-белая женщина, ласково улыбалась с этой давно выцвевшей бумажки. Я смастерил самолётик и запустил его в синее небо. Он взлетел вверх, и так и не вернулся.

А ночью того же дня, когда я не мог уснуть и смотрел на звезды, мне показалось, что там далеко в черном небе, дед Коля грозит мне пальцем, а сзади, положив руки на его дряхлые плечи, улыбается какая-то женщина. Почти как та, что на фотографии. Только цветная.