Неприятный старик, (подозреваю, что это далеко перешагнувший за среднюю продолжительность жизни мужского населения нашей, отдельно взятой страны, Лазарь Каганович, или кто ещё, из той славной когорты?), водрузивший неопрятные складки своего старчески веснушчатого лица на две громадные распухшие ладони, лежащие поверх набалдашника, из слоновьей пожелтевшей и растрескавшейся кости, массивной палисандровой палки, с серебряной монограммой, упёртой в чисто просеянный речной песок дорожки, сидел на добротной, из чистокровного дуба и сталинского ещё чугуна, скамейке. В маршальской по виду шинели, но десятилетиями назад споротыми (или сорванными?) погонами, в выцветшей диагоналевой фуражке, в которой так любили красоваться прижизненные бронзовые памятники и его, и его соратников. Вероятно, что длинные, побитые молью полы, скрывали галифе, являя лишь разношенные и плохо ухоженные сапоги.
Это было единственный квартал длинного бульвара, где всё окружение и население состояло из молодых, опрятно и коротко подстриженных людей, в добротной и штатской одежде, которые, повзрослев, навсегда исчезали из жизни неприятного старика, а их место неизменно занимали новые, такие же….
И, если во взгляде его что-то и читалось, то только одно и злое: «… и зачем человек так долго живёт?..»
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.