И настанет день третий. Роман. Часть первая

      
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


ПРОЛОГ.

Благородный янтарный напиток в широком фужере. Едва заметным движением поднимаю легкий шторм. Бушуя меж хрустальных берегов, он отблескивает лучи дорогущих сверкающих люстр.
Говорят, на огонь и воду можно смотреть бесконечно. Согласен. Проверено на практике. Вот уже которую ночь я сижу в этом милом кабаке, неотрывно уставившись в глубины коньячного океана. Неужто спиваюсь? Не хотелось бы. Лучше надеяться, что диагноз гораздо проще. Нет желания глазеть по сторонам, и все тут! А чего туда пялиться? Вокруг как всегда, как везде… одно и тоже. Папенькины сынки, нагло возомнившие, что они что-то в этой жизни могут и стоят. Длинноногие телки, которые и в самом деле могут многое, но только за деньги. И, наконец, вышколенный персонал ночного заведения — единственные, кто в этом мире роскоши, достатка и благополучия достойны понимания и уважения, так как честно зарабатывают свой хлеб.
Противно. Спросите, зачем я вновь притащился сюда? Если отвечу — не поверите. Чтобы не оставаться наедине с самим собой, чтобы не думать и не вспоминать. О чем вспоминать? О том, чего не было на самом деле. О том, что мне привиделось. Однако, черт побери, какое странное, чудовищное в своей реальности видение! Я помню его все… до мелочей, до звуков, до запахов, до нестерпимой боли от ударов кнута, до слепящего блеска золотых самородков, до регота отвратительных жутких тварей.
Но самое страшное происходит ночью, когда я засыпаю. Мозг теряет чувство реальности, перестает защищаться, и видения превращаются в явь. Я вновь попадаю туда. У меня на глазах льется кровь, звучат стенания и отчаянные призывы о помощи. Но я ничего не могу поделать, потому, что это выше человеческих сил, потому, что я такой же как и все они — обессиленный, искалеченный, ни на что не годный узник, обреченный на изуверские муки. И так будет продолжаться всегда… вечно. 
Но нет, хватит! Это выше моих сил! Я с остервенением затряс головой, как будто хотел вытряхнуть оттуда не только кошмары, но и часть опухшего, уставшего от пыток серого вещества. Полегчало. Чтобы окончательно завершить процедуру я потянул к себе фужер. Очередной глоток сорокаградусного пойла позволит продержаться. Через час-другой мозг отключится, утонет в пьяном угаре, несущем с собой сладкое забвение. Вообще-то, я не любитель спиртного, но выбор не велик: или выпивка, или таблетки. Из двух зол выбираю более традиционное и натуральное. Только бы не думать, не помнить и не видеть этих проклятых снов!
Скрип барного стула немилосердно выдергивает из реки плавно текущих мыслей. Вернее, это даже не скрип. Кто-то рядом со мной просто потянул по полу массивную, стилизованную в стиле Гауди, подпорку для задницы. Дребезжание отразилось не только на зеркальной поверхности моего коньяка, но и ржавыми граблями проскребло по еще не окончательно анестезированному мозгу. Против рефлексов не попрешь. С неохотой поворачиваю голову. Господи, нет! Опять она!
— Господин Глебов, я понимаю, что вам тяжело про это вспоминать, но все же войдите в мое положение…
Приличный английский, такой же, как и мой — насквозь выученный. Мозг помимо воли фиксирует очередной бесполезный факт. 
— Я уже вам говорил, что разговор закончен, — в горле как-то сразу пересохло. Я отвернулся и не спеша отхлебнул огненной жидкости.
— Меня точно вышвырнут, — девушка хлюпнула носом. — Это интервью — моя последняя надежда, мой последний шанс удержаться в «Телеграаф». Иначе придется снова мыкаться без работы или возвращаться в убогую провинциальную газетенку. 
Тьфу, ты! Ну, что за наказание такое? Всем остальным репортерам хватило фотографий, где я скорчился в жестком кресле-каталке, да нескольких шаблонных фраз, к которым они сами додумают свои жуткие душещипательные истории. А эта вот настырная, привязалась. За правдой гоняется.
Я обратил на нее внимание еще там, в госпитале, во время этого идиотского брифинга. Уж очень не похожа на всю остальную пишущую и снимающую братию. Они ведь сейчас как собаки, вцепятся, хоть палкой разгоняй. Сенсация нужна немедленно и вся сразу, одним куском. А что там у тебя на душе или, тем более, что будет с тобой потом это уже никого не интересует. А эта нет. Просто стояла и смотрела. Позади всех, не высовываясь и не напирая. Мне почему-то сразу почудилось, что пришла она не на встречу с последним из экипажа «Жокея», а скорее что бы проведать меня  — едва живого Алексея Глебова. Однако это лишь фантазии. Она ведь тоже журналист. Приехала вместе с ними и выглядит как они. С иголочки серый костюмчик, черные как смоль волосы собраны в строгую высокую прическу, а в руках записная книжка. Заметьте не традиционный в наше время диктофон, а именно записная книжка!
На вид умная девочка, но поймет ли, поверит ли? Ведь если честно признаться, я и сам то не могу понять и поверить. А для нее я лишь жертва кораблекрушения, единственный, кто вынырнул из темных глубин Атлантики.
— Господин Глебов вы меня слышите?
— А? Что? — я снова повернулся к молоденькой журналистке. — Простите, задумался.
Я сразу заметил, что девушка как-то странно на меня смотрит. В приглушенном полумраке ночного паба взгляд этих больших карих глаз показался вдруг очень знакомым. Точно так же на меня смотрела Диона… Но нет, стоп! Я не могу позволить кошмарам преследовать меня вечно. Сейчас я не сплю и поэтому могу остановить их. Если не рюмкой, то хотя бы… то хотя бы болтовней с этой девчонкой.
— Как вас зовут? — если она сама хочет говорить со мной, то не сочтет этот вопрос приставанием.
— Анна, — в глазах журналистки загорелась надежда.
— Анна, значит, — глядя на ее посветлевшее лицо, я вдруг почувствовал себя сердцеедом. — Вы местная?
— Нет, я из Эйндховена. Может, слышали маленький городишко недалеко от границы с Бельгией.
— Слыхать то слыхал, но бывать не приходилось. Я ведь морской житель. Вглубь континента заглядываю редко.
Внезапно в груди проснулся давно забытый гусарский дух. Повинуясь ему, захотелось очаровывать и покорять женские сердца. А что, тоже метод! Глядишь, так и ночь пройдет.
— Все-таки жаль, что вы не местная. Показали бы мне Амстердам. А то не сегодня, так завтра получу свое жалование, страховку и поминай, как звали. Уеду, так ничего толком и не посмотрев. Кто знает, случится ли вернуться сюда еще раз? В моем-то возрасте…
— Какой возраст? Вам всего то сорок восемь! — в голосе Анны зазвучал очаровательный акцент свойственный только скандинавам.
— Так-так! — в глаза мигом бросилась подозрительная осведомленность. — Наводили справки?
— Это было несложно. Герой Советского Союза, командир военного корабля — фигура заметная.
— Бывший командир, бывший герой, бывшего Союза. И все остальное тоже в прошлом. Того и гляди скоро пойду на слом, точно так же как пошел мой корабль, который одна подозрительная кантора ухитрилась толкнуть японцам на металлолом.
— Герои не бывают бывшими, — девушка произнесла это очень уверенно, так что мне показалось, что она искренно верит в свои слова. И подтвердила это Анна очень просто. Она вдруг неожиданно попросила. — А можно я к вам прикоснусь? Мне почему-то очень хочется это сделать. — Девушка слегка смутилась, но продолжила. — От вас исходит настоящая сила. Она какая-то сверхъестественная, вечная, добрая и... и знакомая. Словно вы сказочный герой из моих детских грез. Или нет. Словно вы мой отец или брат или…
Наблюдая за Анной, я не смог сдержаться и с умилением улыбнулся. Добро пожаловать в фан-клуб Алексея Глебова!
— Я говорю глупости? —  Анна опустила глаза. — Да, я определенно говорю глупости. — Чтобы хоть как-то оправдаться и поддержать свой пошатнувшийся авторитет журналиста, девушка поспешила пояснить. — До сих пор не могу поверить, что вы живы. Три дня в ледяной воде — это просто невероятно!
Наивное дитя, думаешь, я сам могу поверить в это. Жив ли я сейчас, и был ли мертв тогда? Возможно, на этот вопрос я не смогу ответить никогда. Возможно, психолог и убедит меня, что все кошмары — это сбой окоченевшего умирающего мозга, такого, каким он был тогда, в бушующем океане. Но есть один вопрос, на который не будет ответа, к которому то и дело возвращаются мысли, который мучит и тяготит. Откуда взялся этот шрам на моем правом запястье, давно зарубцевавшийся и почти незаметный? Медсестра, пару дней назад ставившая мне капельницу, назвала его жирной волосатой гусеницей. Может, для кого-то это и гусеница, а вот в моей памяти будет вечно дымиться и вонять паленым мясом страшное позорное клеймо. 


Глава 1.

Сильный северо-западный ветер, обильно сдобренный фонтаном соленых брызг, больно обжигал неприкрытое лицо. Я не первый день в море, и прекрасно знаю, что такое шторм. То, что сейчас твориться за бортом, еще сложно назвать штормом, скорее веселенькая качка. Но шторм будет, обязательно будет.
Придерживая рукой капюшон непромокаемого желтого дождевика, я оторвался от созерцания высоких бурунов рдеющих в лучах заходящего солнца и с некоторой нервозностью перевел взгляд на внушительные караваны толстых стальных труб. Ими словно прессом придавили крышки грузовых люков. Каждый штабель имел в высоту чуть более шести метров и состоял из метровых толстостенных труб, предназначенных для строительства магистральных газопроводов. Трубы были все одинаковые и лежали ровными рядами. Однако, насколько я помнил, среди них имелось два пакета — по четыре трубы, стянутых между собой толстыми стальными полосами. Предназначались пакеты для какой-то датской конторы, которая в Осло должна была перегрузить их прямо на грузовики. Отсюда и взялась такая, с позволения сказать, расфасовка. Огромному портовому крану ничего не стоит подцепить вот такой пакет и прямехонько отправить его на прицеп автомобиля. А вот что делать с этими «подарочками» если фарсмажор возникнет в море? Вес четырех труб не потянет ни один из наших бортовых кранов.
Черт, угораздило же связаться с этим железом! Специализация «Жокея» зерно — чистый безопасный груз. А тут судовладельцы настояли, вот Густову и пришлось взять грех на душу. Густов конечно моряк от Бога, только вот выше морских законов ставит волю хозяев. Меня, например, хоть стреляй, никто и никогда не заставит выйти в море груженным свыше нормы, да еще и с этой хренью на палубе. Между прочим, проект крепления караванов так никто и не удосужился состряпать. Эх, зря я все-таки промолчал… Старею, что ли? 
Все эти мысли вдруг разбередили память о далекой молодости. Тогда командир торпедного катера старший лейтенант Глебов еще мог себе позволить радиограмму типа: «Считаю решение командующего эскадрой ошибочным. Продолжаю действовать по собственному плану». От воспоминаний о шалостях давно минувших дней я по-доброму улыбнулся. Да… были времена! Все-таки как не поливают грязью то далекое советское прошлое, а людей воспитывать тогда умели. Да каких людей: смелых, грамотных, принципиальных, решительных. И на риск они шли ради высокой цели, а никак не из-за каких-то паршивых денег.
На палубе вроде бы все в порядке. Конечно сейчас не моя вахта, но я как никак старпом. Фигура не первая, но далеко и не последняя. Я отвечаю за этот корабль наравне с капитаном. Может, поэтому и решил все проверить самолично. Шторм ведь грядет не шутейный.
Я еще раз глянул на ближайший из штабелей. Покачал головой. Верил бы в бога, обязательно перекрестился, а так… плюнул и рванул на себя тяжелую герметичную дверь.
Внутри гораздо спокойней. Стены, конечно, ходят ходуном, но что поделаешь, море оно и есть море, и на нем далеко не всегда штиль. А в принципе к качке привыкаешь. Как к надоедливой мухе. Слегка раздражает, но не более. Спустившись по крутому трапу, я попал на жилую палубу. В длинный коридор выходят двери всех кубриков, кают-компания, камбуз, бытовка и парочка кладовок доверху забитых всяким редко используемым хламом. Вокруг чисто, тепло, светло и уютно. Даже не верится, что где-то рядом, за тонким железным бортом ревет великий и всемогущий океан.
Ощущение безопасности подействовало как хорошее снотворное. Я зевнул и тут же, словно поддавшись ударившей в борт волне, качнулся в сторону своей каюты. Устал. Целый день на ногах. Сейчас бы вздремнуть минут по триста на каждый глаз. Но какой сон на пустой желудок, тем более, когда с камбуза так восхитительно тянет пряностями и жареным мясом. Саид опять состряпал свой знаменитый плов. Вспомнив маленького таджика, я улыбнулся. Это же надо, чтобы на голландском сухогрузе коком ходил таджик. Вообще то для всего экипажа он русский, как и я. Для всех этих сэров, синьоров, мсье и мистеров, все мы – жители благополучно почившего советского государства, так и продолжаем оставаться «Иванами».
Размечтавшись о полной тарелке рассыпчатого, пахнущего перцем и лавровым листом плова я облизнулся. Какой тут к черту сон, когда слюни, кажется, потекли аж из носа. С этого самого момента меня стала интересовать лишь одна дверь, причем понятно какая.
На самом камбузе никого не оказалось. Голоса Грига, Йохансена и Саида звучали из окошка соединяющего корабельную кухню с кают-компанией. Как обычно пустой треп, в котором бородатые северяне подтрунивали над простодушным таджиком, путающемся в английских словах. Ну, на этот раз кажется парни держатся в рамках дозволенного. Видать мой прошлый урок пошел им в прок. Накладывая себе приличную порцию плова, я улыбнулся. А господа скандинавы меня слегка побаиваются. И дело даже не в должности старпома. Скорее всего, магическим образом действует героическое прошлое советского военного моряка. Кстати о старых привычках. Не стану же я жрать прямо на камбузе, или того хуже, в своей каюте. Нехорошо отрываться от коллектива. Подойдя к раздаточному окну, я со стуком поставил тарелку из нержавейки на белый пластиковый подоконник. На звук вся троица спорщиков обернулась.
— Где тут у тебя хлеб, Саид? Что-то никак не могу найти. — Я сделал вид, что лишь секунду назад появился на камбузе, а то еще чего доброго подумают, что подслушивал.
— Алексей Кириллович! — Кок вскочил со стула. — Там в духовке, лепешки. Я сейчас принесу. — Судя по всему, Саид обрадовался моему неожиданному появлению.
— Сиди уже. Я сам.
Не люблю я когда мне прислуживают. На языке цивилизованного человечества это, конечно, называется сервисом, а я вот не могу отделаться от гадкого ощущения раболепия маленькой рыбешки перед рыбешкой покрупней. А, между прочим, человек человеку друг, товарищ и брат! Надеюсь, никто об этом не забыл?
Когда, ввалившись в кают-компанию, я принялся стягивать с себя мокрый дождевик, Григ поинтересовался:
— Ну, как там? — при этих словах бородатый норвежец красноречиво мотнул головой в сторону иллюминатора.
— Скоро начнется.
— По прогнозу семь-восемь баллов. — Проинформировал Йохансен.
— Угу.
Я был знаком с предсказаниями синоптиков, и они меня ничуть не радовали. Наверняка сомнения проступили у меня на лбу, так как Григ ехидно улыбнулся:
— Мы с «Жокеем» бывали и не в таких переделках. Для настоящего моряка восемь баллов это баловство.
Боцман явно мстил мне за стычку, которая произошла между нами еще в порту во время погрузки. Крепление караванов из труб меня мягко сказать не удовлетворило. Однако этот проныра, пользующийся полным покровительством капитана, не стал ничего исправлять. В дополнение к уже натянутым найтовым он лишь завел парочку новых тросов и как всегда юркнул за широкую спину Густава.
— Не знаю, в каких передрягах вы там бывали, — я постарался придать голосу твердость стали, — но если хотя бы один из этих чертовых найтовых лопнет, я вышвырну тебя на палубу подпирать трубы своим собственным горбом. — Сказал я это как бы между прочим. Незлобно так сказал, как будто собирался отправить боцмана на обычное рядовое задание. Типа палубу подраить, что ли.
Бывалый моряк не прореагировал на грубость. Собственно говоря, для него это была и никакая не грубость, а привычный стиль общения.
— Да выдержат крепления! Я вам в раньше втолковывал, подпишусь под этим и сейчас.
— Мне бы твою уверенность, — вмешался в спор Йохансен. — В прошлом году на английском сухогрузе караван леса сорвало. Одного матроса по палубе размазало, а боцмана покалечило.
— Чего ты все каркаешь! — Григ машинально перекрестился.
— Ага… ссыш когда страшно, — зареготал электромеханик. — Даже Бога вспомнил, еретик хренов.
— Бог всегда со мной, — по виду боцмана стало понятно, что к вере тот относится серьезно, даже можно сказать трепетно.
— Хватит корчить из себя праведного христианина. Вы, лютеране, слушаете только своих проповедников, а именем Бога прикрываетесь, чтобы не прослыть кончеными язычниками.
Ну, вот… началось. Я вспомнил, каким ярым католиком слыл Йохансен. Теологические споры заводили его еще сильнее, чем красная тряпка разжигает быка. Хорошо, что Йохансен не родился лет так четыреста назад. А то в рядах служителей святейшей инквизиции наверняка появилось бы еще одно «славное» имя. 
— Наши священники простые люди. Они лишь помогают каждому из братьев найти свою дорогу к Богу. К истинному Богу! — Григ стукнул по столу, да так, что забрякали стоящие на нем стеклянные стаканы. — А вот твоя вера… она насквозь лживая. Вы поклоняетесь не великому творцу мира, а золоту и жирным свиньям, наряженным в парчовые рясы. Они подменили собой Бога.
Перепалка возникла как всегда на пустом месте. Слово за слово, упрек за упреком, так и пошло, и поехало. Прикольные люди эти горячие скандинавские парни. Вроде бы приятели, почти друзья, но стоит им начать выяснять, на каком языке петь псалмы… и стычка обеспечена! Свободно и легко могут глотки друг другу перегрызть. Я с тоской посмотрел сперва на Грига, затем на Йохансена. Темные люди. С пеной у рта спорят о несуществующих вещах. Отец, сын и что там еще, святой дух, кажется, потом апостолы, ангелы, мученики, святые, полусвятые, четверть святые и прочие персонажи «Божественной комедии». Короче, намутили! Нормальному смертному, да еще и на трезвую голову в жизни не разобраться. Не даром всей этой белиберде попы учатся не один год.
Нет, мне более по душе теория товарища Дарвина. Все движется, все изменяется, сильные пожирают слабых, выживает тот, кто оскалив зубы дерется, а коль не выходит, то ложится на дно и приспосабливается. Все это я познал на собственной шкуре, а Бог… что-то не встречал я никакого Бога и не видывал его великих чудес.
Рассудив таким макаром, я решил прекратить склоку, грозящую перерасти в нешутейный мордобой. Полагаю, должность старпома дает на это полное право. Решил, но не успел. Меня опередили. Кто? Наш «Жокей».
Бывалый моряк всегда чувствует свой корабль. Гудение его машины, скрип переборок, набатные удары волн в стальные борта — все это становится естественными привычными ощущениями. Их уже не отличаешь от сигналов своего собственного тела. Кажется, ты знаешь, какое у корабля настроение, о чем он думает, и что у него болит. И вот как раз сейчас я услышал стон «Жокея». Грудной и протяжный он словно шел из глубины грузовых трюмов. Нет. Прислушавшись, я понял, что скрежещет где-то над головой.            
— Тише! — я вскочил со стула и поднял вверх руку. — Слушайте!
Как эхо от моего голоса корпус сухогруза сотрясла серия гулких ударов.
— Что за хрень такая? — Григ задрал голову и медленно словно радаром просканировал взглядом потолок кают-компании. В его глазах вспыхнула тревога и растерянность. Но вряд ли он что-то мог найти на потолке. То, от чего и впрямь впору наложить в штаны, находилось совсем не над головой, а на столе, прямо перед нашими взглядами.
Чай в стакане Грига начал быстро притекать к одной из стенок. Вы скажете качка? Конечно, но будь это простая качка, дымящаяся жидкость уже через секунду должна была отхлынуть назад. Но нет. Она и не думала отступать. Чай упрямо полз к краю сосуда, словно норовя перемахнуть через стеклянную огорожу. Однако не успел. Стакан вдруг сам тронулся с места и заскользил по гладкому пластику столешницы. Его никто и не подумал остановить. Все как парализованные сидели и смотрели. И только лишь когда, слетев с края стола, стакан со звоном разбился о стальной пол, оцепенение мигом разжало свои холодные мерзкие пальцы.
— Крен на правый борт и продолжает расти! — заорал я. — Всем наверх! Живо, черт бы вас побрал!
Мозг работал необычайно четко. Корабль заваливается на борт. Причиной этому мог быть либо резкий набор воды, то бишь пробоина, либо проблемы с балластом, ну или самое вероятное — смещение груза. Если крен не ликвидировать, судно захлестнет бушующий океан. Зачерпнем водицы. Зальет машины. Не сможем выйти на волну. Вот тогда всем нам точно кранты. Помочь себе можем только мы сами. А посему — свистать всех наверх!
Мы вылетели в коридор, и на ходу натягивая спасательные жилеты, кинулись к трапу, ведущему на палубу.
— Стойте! — Как старпом я должен был просчитать все варианты, в том числе и самые худшие. — Мы рядом с каютами. Всем надеть свои гидрокостюмы.
В принципе я не очень удивился, услышав ответ Грига:
— К дьяволу! Кильнемся, все равно сдохнем! Какая разница на час раньше или на час позже. До утра нас в жизни не сыщут.
Я согласился с боцманом. Водица сейчас в океане всего чуток повыше нуля. В гидрокостюме еще можно побарахтаться часов шесть-семь, но не больше. Так что лучше стоит подумать о спасении старины «Жокея».
Болезнь корабля прояснилась, как только мы очутились на верхней палубе. Стойки, найтовые цепи и тросы все же не устояли. Один из двух гигантских пакетов сорвало. Трубы рассыпались. Большая их часть съехала на правый борт, от чего и возник угрожающий крен. Еще она неудача, вернее, даже если хотите фатальное невезение. Именно в развалившемся караване оказались эти два чертовых пакета из намертво счетверенных труб. Они внушали мне тревогу еще в порту. И вот сейчас выяснилось, что не без оснований. Эти громады уже успели натворить делов! 
Исковеркав крышку на люке второго грузового трюма и пропоров метров пять палубного настила, они вонзились в правый фальшборт. Стальные листы ограждения и мощный планширь прогнулись, но все же выдержали чудовищный удар. Ах, лучше бы они проломались! Проклятущие пакеты ухнули бы за борт и тогда… И тогда возникала реальная опасность, что перед тем как пойти ко дну, они спокойно и легко вспорют брюхо «Жокею».
Выходит, куда не кинь, всюду клин. Неожиданно во мне вскипела бешеная ярость. Позабыв о шторме и бедственном положении корабля, мне жутко захотелось заняться одним важным делом, а именно – придушить Грига. Поддавшись этому животному инстинкту, я резко обернулся к боцману. Наверняка выражение моего лица было точь в точь таким, каким еще несколько лет назад западная пропаганда рисовала свирепых русских коммунистов — оскалившийся медведь в буденовке, никак не меньше.
Григ сиганул от меня как от дьявола. Никогда не мог представить, что люди, которым уже за пятьдесят, так резво, а главное далеко прыгают. И учтите, это спиной вперед, на скользкой палубе. Но не тут-то было! Убогие капиталисты, им даже в голову не может прийти, как прыгают русские медведи, особенно когда они в дикой ярости.
Я повалил Грига на палубу и с неописуемым удовольствием поставил парочку штемпелей на его небритой физиономии. Результат меня как-то не удовлетворил, и я замахнулся еще раз. Но вдруг палуба под ногами встала на дыбы, а затем нас обдало бодрящим ледяным душем. Протирая залитые глаза и отплевываясь, я огляделся. О Боже! Полсотни тонн, закатанного в изоляцию металлолома, неслись прямехонько на нас. А как говорил один одессит: «Это какой же грузчик такое выдержит?»
С криком «В сторону!» я схватил Грига за шиворот и что есть силы, рванул на себя. Хорошо, что в молодости я увлекался тяжелой атлетикой. Боцман подлетел вверх как штанга после рывка. Он еще не успел как следует стать на ноги, а я уже новым пинком отправил его в направлении левого борта. Самому удалось ретироваться в самый последний момент. Один из зловещих пакетов пронесся за моей спиной с грохотом раздолбанного товарняка. Вслед за лязгом последовал мощный удар. Мне даже страшно было обернуться назад. Но от реальности не уйдешь, и я медленно повернул голову.
Надстройка корабля куда более хрупкое сооружение, чем борта. Не ей сражаться со стальной гигантской кувалдой. Дураку понятно кто выиграет, а кто проиграет. Надстройка «Жокея» проиграла с ужасающим ущербом. В дыру, которую проделала невиданная стенобитная машина, впору было вставлять амбарные ворота. И это лишь внешние разрушения! Мне страшно было представить, что произойдет, если поврежденными оказались системы управления. Ведь именно в месте пробоины проходила часть электрических линий, идущих из рулевой рубки. Энтузиазма не добавило даже то, что от удара пакет развалился, и трубы составлявшие его, плотно засели между комингсом грузового люка и фальшбортом.
Однако, страх за судьбу корабля это лишь часть страха за собственную драгоценную жизнь. Судно пока еще на плаву, а вот у жизни появился новый враг. «Жокей» снова наткнулся на огромную волну, и ожила вторая, дремавшая доселе стальная вязанка. Она с лязгом поползла в нашем направлении, словно пытаясь сорвать злость за гибель своего собрата. Нам определенно пришлось бы туго, не окажись на пути у труб башни грузового крана. Столкновение с ней сопровождалось таким гулом, как будто где-то рядом ударили в огромный церковный колокол.   
— Так эта сука развалит нам весь корабль! — услышал я сдавленный возглас Грига.
— Да уж.
Я с тревогой покосился в сторону второго грузового трюма. Каждая новая волна, захлестнувшая палубу, отправляла в утробу «Жокея» по меньшей мере, пол тонны воды. И, судя по изменившейся осадке, сухогруз уже порядком нахлебался соленого коктейля.
— Что будем делать кэп? — Григ назвал меня капитаном, словно надеялся на таинственного русского моряка больше, чем на своего собственного шкипера.
— Что делать? Это тебя, урода, надо спросить! — прогорланил подоспевший к нам Йохансен. — Убить тебя мало!
— Все, хватит! — осадил я электромеханика. — Где Саид?
— Тут я, — кок выглянул из-за спины Йохансена.
— Все здесь. Хорошо! — я с трудом перекрикивал вой ветра. — Значит так. От одного пакета вроде как избавились. Второй получил по башке и пока притих. Крен остается, но не он сейчас страшен. Основная проблема это палуба и крышка на люке грузового трюма. Именно через них мы и черпаем больше всего воды.
— Там, прямо под комингсом пожарный брезент, — напомнил Григ.— люк можно будет кое как задраить.
— О брезенте я и думал, — мой одобрительный кивок стал для боцмана настоящей наградой.
— Мало нас, — прервал меня Йохансен. — На таком ветру не удержим. Унесет к гребаной матери. Куда, к дьяволу, запропастились все остальные?
Ответом электромеханику стали возня и громыхание послышавшиеся откуда-то сзади. Мы оглянулись. Второй помощник Ян Лемер и с ним еще трое матросов тащили газовые баллоны и резаки. Балансируя на ходящей ходуном палубе, они приближались к нам. Ян еще издалека прокричал:
— Капитан приказал залатать палубу. Но сперва распотрошим оставшийся пакет. Разрежем стягивающие его металлические полосы.
— А вы, ребята, самоубийцы, — скривился я. — Когда трубы рассыплются, от них будет сложно увернуться.
— Придется рискнуть, — Лемер глянул на меня очень решительно. — Связка весом пятьдесят тон, свободно катающаяся по палубе… Сам понимаешь — это для нас верная смерть.
— Мы справимся! — своим возгласом я решил поддать уверенности, как самому себе, так и всем тем членам экипажа, которые слышали наш разговор. — Мы должны справи…
Вдруг слова застряли поперек глотки. Я стоял лицом к баку и поэтому имел возможность краем глаза следить за курсом корабля. До сих пор «Жокей» уверенно резал форштевнем накатывающие волны. Вот в том-то и дело, что до сих пор! Глядя на новую десятиметровую волну, встающую у нас по носу, я понял, что корабль встретит ее не перпендикулярно, а чуток наискосок, словно подставляя свою левую стальную щеку. Стена воды высотой в три этажа это не шутка! «Жокея» развернет и положит на борт! Вот дьявол, именно на тот самый многострадальный правый борт!
— Берегись! — кто-то, по-моему, Григ узрел ту же опасность.
Крик боцмана было последнее, что я отчетливо помнил. Дальше все превратилось в какой-то фантасмагорический водоворот, в котором сознание выхватывало лишь отдельные кадры. Вот вставшая на дыбы палуба, по которой с ревом несутся пенные потоки воды. Вот угорело скачущие огни электрических фонарей. Сквозь залитые водой глаза они выглядели как размазанные ослепительно белые кляксы. Вот огромные черные трубы. Громыхая и скрежеща, они с одинаковой легкостью перемалывали как хрупкие человеческие тела, так и стальные конструкции фальшборта. Вот, наконец, мои собственные руки. Закоченевшими пальцами я пытался вцепиться в гладкий настил, но лишь сорвал ногти и, в конце концов, низвергнулся в бездонную пропасть.
Шестым чувством я понял, что лечу за борт. Рефлексы заставили сжаться, крепко зажмурить глаза и набрать в легкие побольше воздуха. Будь что будет. От меня уже ничего не зависело. Если повезет, не захлебнусь, а спасательный жилет не даст камнем пойти ко дну.
Удар! Плеск, а затем тишина. Я провалился в темную ледяную могилу. Нет ни верха, ни низа. Один мрак и жгучая острая боль, вызывающая судороги тела и паралич мозга. Поддавшись инстинктивному желанию согреться, я забарахтался, а затем стал судорожно грести. Стоп, дурак, что творишь? Собрав всю волю, я приказал себе остановиться. Прежде чем грести, следует знать куда. Где поверхность? Выяснить это возможно лишь одним способом — затихнуть и ждать. Показалось, что ожидание длилось целую вечность, хотя наверняка прошли лишь секунды. И вот спустя эти бесконечные секунды океан выплюнул меня на поверхность.
Я успел сделать лишь несколько отчаянных вдохов, как меня снова накрыла стена воды. Слава богу, на этот раз не надолго. Проскочив гребень волны, я вновь оказался на поверхности и смог дышать. Дышать, это громко сказано! Все, на что я был способен, это судорожные всхлипы, во время которых в легкие просачивались ничтожные порции напоенного йодом и солью воздуха. Тело продолжало гореть, хотя и не так сильно как в первые секунды после падения. Это первый сигнал – я начал околевать. Осознав ужасную реальность, я принялся барахтаться и отчаянно звать на помощь.
Помощь! Она могла прийти только с корабля. Корабль! Где «Жокей»? Мой взгляд стал бешено метаться по сторонам. Вокруг ночной бушующий океан. В нем небыло места свету. Непроглядная черная мгла вместо неба. Бесформенные мрачные тени по сторонам. Это волны, а не привидения. Ты отчетливо это понимаешь, когда они накрывают тебя с головой. Как холодно и жутко. Единственным спасением, единственной надеждой мог стать огонек родного корабля.
И я увидел его совсем близко, всего каких-то пол кабельтовых не больше. Это было похоже на бред. Мне почудилось, что, потеряв свою телесную оболочку и смешавшись с мраком, я вознесся в небеса. И вот теперь, уже оттуда, сверху, я наблюдаю за «Жокеем». Я видел его освещенную палубу и огни ходовой рубки, зияющие чернотой грузовые трюмы и раскачивающиеся крюки подъемных кранов. Что за навождение?! Я ведь еще не настолько замерз, чтобы начать галлюцинировать. Как я могу видеть корабль сверху?
Замешательство длилось лишь мгновение. Мозг сдернул с себя поволоку растерянности и с ужасом осознал чудовищную правду —завалившись на борт, «Жокей» медленно уходил под воду. Никогда не видел зрелища более жуткого и вместе с тем завораживающего. Перед ним размылись и поблекли холод и боль. Словно поддавшись гипнозу, я смотрел, как в клокочущей бездне метр за метром исчезает тело стального гиганта. На мгновение мне показалось, что все происходящее не реально. Будто я сидел в кинотеатре и из первого ряда наблюдаю за гибелью какого-нибудь «Посейдона» или «Титаника». Но нет, все, что творилось вокруг, это не мираж и не галлюцинация, это правда! Правда, черт бы ее побрал!
Неожиданно свет на корабле погас. Бац, и мир снова погрузился в темноту. Точно также как вода затопила генераторы «Жокея», мою душу затопил ужас. Надежды на спасения больше не было. Я остался один. Один? А может, и нет? Может, еще кому-нибудь удалось спастись?
— Эй, кто-нибудь.
Первую фразу я пролепетал одними губами, робко и тихо, словно мольбу или заклинание. Меня не мог никто услышать. Я сам себя не слышал. Страх острым ножом вонзился в бешено колотящееся сердце. Это конец! Я сдохну в одиночестве, без слов утешения и поддержки. И вот тут я уже заорал в полную силу:
— Люди! Живые! Сюда! Я здесь!
Не знаю, как долго продолжалось мое соперничество с ревом бушующего океана. Может пять минут, может десять. Но, в конце концов, я сдался. Буря продолжала неистово завывать, а я лишь хрипел и сипел своей охрипшей глоткой, которая, казалось, напрочь лишилась голосовых связок.
Ну, вот и все. Потеряв голос, силы и надежду, я расслабился. Последние капли тепла покидали мое многострадальное тело, а вместе с ними улетучивалась и сама жизнь. Я уже не обращал внимания на окатывающие меня с головой волны, не пытался грести и сопротивляться. Мозг, как и все остальное тело, впал в оцепенение. Перед глазами поплыл грязно-серый сумрак.
Но вдруг сквозь этот туман пробился маленький мерцающий огонек. Красной точкой он прыгал перед моим затуманенным взором как будто индикатор пульса на экране больничного монитора.
Алая искра словно передала мне часть своего света и тепла. Оцепенения как не бывало. Поборов сковавшее меня окоченение, я стал грести навстречу заветному маячку.
Движение слегка разогрело заледеневшую кровь. Голова заметно прояснилась. Настолько, что я смог понять — колышущийся на волнах огонек — это маяк спасательного жилета. Точно такой был и у меня, только он почему-то не включился. Должно быть, разбился, когда меня катало по палубе.
Грести среди десятиметровых волн это все равно, что сражаться с ветряными мельницами, даже еще бессмысленнее. Краешком своего сознания я понимал это, но все равно не переставал отчаянно работать руками и ногами. И, черт побери, огонек стал понемногу приближаться. Скорее всего, нас просто несло в одну сторону, и сближались мы по воле ветра и волн, а никак не из-за моих чахлых усилий. Но в данный момент это было не важно. У меня появилась цель. Во что бы то ни стало, я должен доплыть и вцепиться в этого человека. Для чего? Я сам не знал для чего. Скорее всего, чтобы умереть вместе, чтобы в последний момент прошептать: «Прощай,  друг».
Когда нас разделяло не более дюжины метров, я принялся кричать, конечно, если можно назвать криком тот хрип, который вырывался из окоченевшей груди. Но, как ни удивительно, меня услышали, и не только услышали, но и определили, откуда идет звук. В мерцающем свете красного огонька стало видно, как мой неизвестный товарищ принялся неистово грести навстречу. Через минуту мы встретились. Багровый отблеск выхватил из темноты коротко остриженную голову и черные раскосые глаза.
— Саид! — я схватил за руку и притянул к себе маленького таджика.
— Мне холодно, командир, — жалобно простонал едва живой кок. — Мне очень холодно.
Повинуясь накрепко вбитой в башку привычке, я хотел приказать: «Держись!», но язык не повернулся. Какое уж тут, к дьяволу, «Держись».
— Мне тоже холодно, — только и смог выдавить из себя я.
— Мы умрем, командир?
В стоне Саида послышалась мольба. Он словно заклинал меня произнести заветное: «Нет, нас обязательно спасут».
— Да, умрем, — лгать не было смысла. Мы уже пол часа бултыхаемся в ледяной воде, а это само по себе — смертный приговор.
Мой ответ поверг Саида в бездну отчаяния:
— Я… я… я… не хочу умирать. Меня ждут дома.
Саид стал по-детски всхлипывать. В проблесках красных вспышек я видел его мокрое от воды и слез лицо, устремленное в небо. В этот момент я почувствовал себя большой сволочью, отнявшей у человека последнюю надежду. Наверное, лучше было бы солгать.
— Кириллович, я помолюсь, — Саид словно спросил моего разрешения.
— Помолись, друг. Пусть твой Аллах подарит нам легкую смерть.
Сказав это, я что есть сил прижал к себе кока. Мы обнялись крепче, чем братья. Отдать частичку своего тепла товарищу – вот все, что мы могли сделать друг для друга. И в какой-то момент показалось, что действительно стало теплее. Но это всего лишь на мгновение, на одно короткое мгновение. Нет, не нам соперничать с огромным ледяным океаном. Несколько минут спустя я ощутил, что сознание вновь обволакивает густое туманное марево, тело становится нечувствительным и неуправляемым, а веки наливаются свинцовой тяжестью. Из всех чувств мне пока не изменил лишь слух. Я продолжал отчетливо слышать вой ветра, плеск волн и монотонное бормотание Саида.      
Первый раз в жизни я пожалел, что не верю в Бога. Наверняка легче умирать, зная, что впереди тебя ждет не мрачное ничто, а новая вечная жизнь, полная спокойствия и блаженства. Хотя, что–то не верится в рай на небесах. Даже самые рьяные религиозные фанатики до последнего цепляются за этот бренный мир, а не спешат выстроиться на прием к палачу. Вот и Саид… Саид! Я вдруг понял, что больше не слышу голоса своего товарища.
Напрягая последние силы, я расплющил тяжелые непослушные веки и глянул в лицо кока. Оно было спокойно и недвижимо как гипсовая маска. Возможно, Саид еще был жив, однако уже окончательно лишился сознания.
Ну, вот и все. Теперь мой черед. Я уткнулся лицом в неподвижное плече кока и попытался поскорее забыться. Один, два, три… Я считал, словно в ожидании, когда подействует наркоз. Десять, одиннадцать, двенадцать… Подействовало. Сознание угасало, растворяясь в кромешной мгле. Мгла! Я так и знал! Я же говорил, что ТАМ ничего нет. Именно с этой мыслью я и провалился в мрачное никуда.


Глава 2.

Сознание возвратилось одним махом. Складывалось впечатление, что еще секунду назад я и вовсе не существовал, а затем бах… и ваш покорный слуга материализовался в полном здравии и уме, способный видеть, слышать, чувствовать и размышлять. Кстати, а поразмышлять было о чем. Последнее, что я помнил, это холодный жестокий океан, который словно ненасытный вампир выпил из меня все тепло, а вместе с ним и жизнь. Все это было. Ей богу было! А что теперь? А теперь я лежу на рифленом металлическом полу, уткнувши взгляд в хорошо знакомую фирменную надпись «Schindler». Это что – лифт? Едва заметная вибрация и легкое гудение электромотора развеяли всякие сомнения.
Что за черт?! Я поднялся на колени и огляделся по сторонам. Точно лифт. Причем большущий, такой, какие обычно ставят в многолюдных учреждениях или бизнес-центрах. Стены из полированной стали, раздвижная дверь и огромное, в рост человека, зеркало. Все как положено, все как всегда. Однако, чего-то не хватает. Ах, вот в чем дело! Я понял что искал, но никак не находил. В кабине лифта и в помине не было панели управления. Только одна кнопка. Большая, светящаяся белым кнопка с нанесенным на ней символом. Огненно-красное солнце с закрученными по спирали лучами. Я знал этот символ — знак вечного движения. Оставалось лишь выяснить движения куда?
Такое, я бы сказал, минимальное количество управляющих кнопок наталкивало на мысль, что я в каком-то техническом или служебном подъемнике. А вдруг, это и впрямь грузовой лифт? Я непроизвольно еще раз огляделся по сторонам. Не похоже. Все сверкает новизной, ни пылинки, ни царапинки. А главное, в грузовых лифтах не ставят зеркал.
Повернувшись к зеркалу, я поглядел на себя. Н-н-да… Похоже, что мои воспоминания о крушении «Жокея» это не дурной сон, а все-таки что-то такое напоминающее правду. Доказательства, как говориться, налицо. На мне красовался все тот же желтый дождевик, поверх которого был надет спасательный жилет. Заметьте, надутый жилет. Воспоминания оказалась бы полными и абсолютно подтвержденными, окажись я мокрым и дрожащим от холода. Но вот чего не было, того не было. Одежда сухая и чистая, как будто только что из шкафа, а самому мне тепло и комфортно. Вот загадка, так загадка!
Не беда, разберемся. Я ободряюще подмигнул своему отражению, и оно мне ответило такой же дурацкой кислой улыбкой. Несколько секунд мы строили друг другу рожи. Странное дело, почему-то показалось, что отражение не поспевает за мной. Словно я смотрю не в зеркало, а в прозрачное стеклянное окно, за которым мой двойник пытается копировать все движения оригинала. Да и сам двойник выглядел как-то странно. Никак не похож на человека, только что пережившего кораблекрушение. Скорее смахивает на клиента фотоателье. Знаете, когда приходят запечатлеть свой драгоценный облик для заграничного паспорта. Все должно быть чики-пики. Побольше глянца и респектабельности, чтобы у клерка в иностранном посольстве сложилась полная иллюзия, что перед ним солидный российский бизнесмен, а никак не какой-нибудь гастарбайтер Вася. Лично мне никогда не нравился такой стиль. Вот и сейчас я чисто автоматически разлохматил наполненные легкой сединой каштановые волосы, сурово сдвинул густые брови и хищно пробуравил Глебова номер два немигающим взглядом серых глаз. Так то вот получше будет. Теперь понятно – визы здесь выдаю я.
Дзинь! Легкий толчок остановки и дверь за моей спиной услужливо расползлась. Ну, что ж, сейчас посмотрим, в какую такую кантору меня занесло. Чтобы не выглядеть полным идиотом я поспешно сдавил выпускной клапан спасательного жилета. Как только резина ослабила хватку, я стянул оранжевый слюнявчик и под свист выходящего газа сделал первый осторожный шаг наружу.
Мы так привыкли лицезреть за дверью лифта зашитый в мрамор или гранит вестибюль, что я даже опешил, обнаружив за порогом обычную комнату. Вернее нет, не совсем обычную, а довольно большую. Пять метров на пятнадцать, чисто машинально прикинул я размер помещения, напоминавшего бухгалтерию мясокомбината во время ревизии. Стеллажи, гнущиеся под тяжестью пухлых папок и подшивок, плакаты с графиками и схемами, невообразимое количество записок и памяток, пришпиленных к стене обычными конторскими кнопками. И, естественно, эпицентр всего этого эпистолярного царства — огромный письменный стол.
За столом, слегка покачиваясь в высоком рабочем кресле, восседал розовощекий лысый толстяк в дорогом черном костюме и поблескивающих золотой оправой очках. При моем появлении работоголик даже не вздрогнул. Продолжая сосредоточенно просматривать какие-то бумаги, он лишь метнул в мою сторону быстрый взгляд узких поросячьих глазок и едва заметно кивнул. Что означал этот кивок я так и не понял. Может приветствие, а может просто хозяин кабинета таким образом отметил для себя появление очередного клиента.
Не скрою, я был ошарашен. Куда это меня занесло? Сколько времени прошло с момента катастрофы? Удалось ли спасти еще кого-нибудь из экипажа? Вопросы роились во всклокоченном мозгу и рвались наружу. Однако, что-то мешало их задать. Что-то в этой комнате было не так. Что-то неуловимое нашептывало мне: «Рано радуешься своему спасению. Впереди, друг сердешный, тебя ждет еще уйма неприятностей».
Я тут же среагировал на предупреждение внутреннего голоса.  Начнем с того, что меня должны заметить, и не просто заметить, а понять, что я человек, с которым должно считаться. Вторично пробежав взглядом по комнате, я обнаружил стул, на котором громоздилась полуметровая кипа бумаг. Стул – это то, что мне нужно. Не торчать же вечно в дверях! Храня молчание, я сгрузил макулатуру прямо на пол и завладел заветным насестом. Затем, громко топая ботинками, прошагал через половину просторного офиса и опустил стул у самого письменного стола. Усевшись аккурат напротив молчаливого хозяина, я состроил скучающую мину.
— Вы, господин Глебов, именно такой, как я себе и представлял, — толстяк на секунду оторвался от чтения и удосужил меня своеобразным приветствием, подкрепленным ехидной ухмылкой. Правда, дальше дело застопорилось. Он снова уткнул глаза в распечатку словно позабыв о моем присутствии.
Ну, ладно, я тоже не останусь в долгу. Хотя меня и раздирают любопытство и нетерпение, буду спокойным и непробиваемым. Для затравки неплохо бы привлечь внимание каким-нибудь простым и нейтральным вопросом: «Как пройти в библиотеку?» или «Бабуля, закурить есть?» Перебирая варианты, я закусил губу. Неожиданно взгляд уперся в золоченую раму и хорошо знакомые женские черты. На стене напротив висела картина. Вообще-то сложно назвать картиной взгляд живых карих глаз и нескрываемую иронию нежных губ. Я никогда не видел «Джаконду» в оригинале, но эта имитация показалась мне совершенной.
— Хорошая у вас копия, — не отрываясь, я смотрел на поблескивающий лаком холст.
— Копия? — Бюрократ поднял глаза на меня, затем перевел взгляд на картину и, в конце концов, насмешливо хмыкнул. — Ну почему же копия? Это что ни на есть самый настоящий оригинал.
— А что же тогда хранится в Лувре? — пришла моя очередь улыбнуться.
— Мазня, — толстяк поставил подпись на последней прочитанной странице и спрятал документы в роскошную кожаную папку с золотым тиснением. — Как-то попробовал скопировать творение старины Леонардо. Ни хрена не получилось. Но работа проделана, не выбрасывать же, в самом то деле. Вот и сплавил по дешевке. А глупые французишки с руками оторвали.
— Угу, — мне стало смешно от той честности, которой сияли глаза незнакомца. — То-то я смотрю ваша Мона Лиза улыбается чуток по-другому, более кровожадно, что ли.
— Да Винчи был мастер передавать чувства. Вот и здесь не покачал. Я тогда лишь на мгновение утратил контроль и замечтался, а он раз… и подхватил настроение. — Толстяк с мечтательной улыбкой уставился в пустоту над моей головой, словно и впрямь вспоминал славный шестнадцатый век. Как бы разговаривая сам с собой, он продолжил. — Именно в тот самый миг я и понял, что этот бородатый экземпляр обязательно будет моим. Безбожник он и есть безбожник. Как бы искусно не маскировался, а все равно бунтарское естество вылезет наружу. Вот так и Леонардо. С богом готов был поспорить. А это, знаете ли, на небесах совсем не приветствуется.   
— Что вы говорите…
Веселость в моей душе сменилась беспокойством. Да этот мужик похоже псих!
— Вы, Алексей Кириллович, кажется, изволили поставить под сомнения мои слова? — в голосе толстяка послышалась обида.
— Да нет, я вам верю, — я улыбнулся самой обеззаруживающей улыбкой, на которую был способен. — Вот только за последние пятьсот лет вы несколько изменились и, насколько я вижу, сменили пол.
— Внешность, размеры, пол… Для меня это не имеет ровным счетом никакого значения. Кстати, точно так же, как и время. Я всегда был, есть и буду. — Незнакомец поднялся с кресла и протянул мне руку. — Пришло время познакомиться. Разрешите представиться, Дьявол.
— Дьявол? — в моем мозгу сам собой всплыл диалог двух врачей из психушки: «В какой палате у нас прокурор? В шестой. Там, где раньше Наполеон был».
— Да, Дьявол, — на лице хозяина канцелярии не было ни тени сомнения или издевки. — Или если вам больше нравится Люцифер, Сатана, Зверь, Черт. Выбирайте.
— Ну, зачем же? Дьявол меня вполне устраивает. — Чтобы не распалять явно больного на голову человека, я поспешил подать ему руку.
Когда наши ладони соприкоснулись, я вздрогнул от холода и мрака. И это не тот холод и мрак, который я чувствовал в океане. Это что-то бездонное и неизмеримо более ужасное. Не в силах разорвать рукопожатие, я замер бессвязно бормоча:
— Не знаю… Неужели… Не может быть…
— Вижу, вы все еще сомневаетесь, — толстяк милостиво отпустил мою заледеневшую ладонь. — Вас сбивает с толку мой облик. — Он медленно и чинно осел в кресло, жестом приглашая меня сделать то же самое. Когда мы уселись, мой собеседник продолжил тоном школьного учителя, растолковывающего элементарные вещи непонятливому первокласснику. — В восприятии большинства людей дьявол — это когтистое, рогатое и хвостатое создание со свирепым норовом. И что самое обидное — абсолютно не коммуникабельное. Так или нет?
Я все еще не оправился от шока, вызванного прикосновением к этому существу. Поэтому не стал спорить и молча кивнул.
— Вот видите, — оживился мой собеседник. — А не задумывались ли вы, Алексей Кириллович, откуда взялся столь неприглядный облик? Нет? А я вам отвечу. Все началось еще в первом веке. Темные невежественные времена и люди под стать им. Они воплощали свои первобытные страхи в образы чудовищ и приведений. Вот так и с моим портретом. Одному из древних иудеев я привиделся именно в облике свирепого огнедышащего козла. Фантазии у человека ни на грош! Хотя если разобраться, что еще мог представить изрядно подвыпивший пастух?
— Вы хотите сказать, что дьявол таков, каким его хотят видеть? — Хотя мне и было трудно соображать, но мораль сей басни я уловил.
— Вот именно! — толстяк обрадовался моему прозрению.
— Но тогда все это… — мой взгляд скользнул по пыльным полкам и кипам бумаг.
— Беда с вами, атеистами, — владелец золоченых очков покачал головой. — Для вас Бог это подвыпивший бард, кричащий со сцены надрывным хриплым голосом, а Дьявол — бюрократ, забаррикадировавшийся в своей уютной конторке. — Иллюстрируя правоту своих слов, толстяк сделал широкий жест.
— Так что ж поучается? Вот это все нафантазировал я сам? — в голову звездануло неожиданное открытие.
— Ну, в общем-то, обычно у меня в кабинете гораздо чище и уютнее.
— В кабинете?
— Именно, в кабинете, — тот, кто называл себя Дьяволом, снисходительно улыбнулся. — Все течет, все изменяется. Вот и я привык, знаете ли, к комфорту и благам двадцать первого века.
Только сейчас я пришел в себя. Опомнись, дорогой Алексей Кириллович! Что за чушь несешь ты и что за пургу пытаются втюхать тебе? Какой Бог? Какой, к дьяволу, Дьявол? Что за бред?! Где я?
Или сомнения уж больно явно отразились на моем лице, или толстяк умел читать мысли. Как бы там ни было, его следующее предложение пришлось как нельзя к месту:
— Если хотите, можете представить, что находитесь в офисе солидной горнодобывающей компании. Это будет не так уж и далеко от истины.
Что? Горнодобывающая компания? Мозг начал набирать обороты. Лифт спускался довольно долго, окон в этом помещении нет и в помине, воздух отдает металлом в смеси с каким-то синтетическим дерьмом. Вот оно! Я на одном из секретных объектов, и, скорее всего, глубоко под землей. Уцепившись за знакомую тему, я уже не мог ее отпустить. Так, где бы этот бункер мог находиться? Кому он принадлежит? Зачем меня притащили сюда? Какой смысл во всей этой хренотени, которую мне вливают уже битых пол часа?
Последний вопрос подтолкнул меня к необычайно важному открытию. Во всем, что творится вокруг, нет ни малейшего смысла! Это не реальный мир. Это галлюцинация, плод моего аномально функционирующего мозга. Однако, довольно правдоподобный плод. Вокруг все так реально. И этот разжиревший сатанист, и все его логово… Скосивши глаза, я вдруг заметил, что в кабинете кое-что изменилось. Нет, мебель да кипы бумаг никуда не исчезли, однако стали выглядеть слегка по-другому. Стеллажи, тумбы и сам письменный стол заметно поднабрали помпезности. Если раньше можно было сказать, что вся обстановка приобретена в дешевом универсальном магазине, то теперь в каждой полированной поверхности угадывалось дорогущее красное дерево. Все плоды многолетней бюрократической деятельности невидимая рука запихнула в разноцветные пластиковые папки и аккуратно расставила по полкам. Но самое удивительное произошло с так называемой наглядной агитацией. Вместо бесполезных графиков и плакатов на стенах появились геологические карты и схемы каких-то грандиозных горных разработок.
Господи боже мой! Толстяк предложил тему, и я как послушный ученик выполнил задание. Это что ж получается, он может мне приказать, и я нафантазирую все что угодно. У меня екнуло сердце. Черт побери, а ведь так я к примеру могу пожелать пройтись по секретным боевым постам российских военных кораблей или во мне вдруг проснется художник и я без остановки начну чертить схемы подземных ядерных хранилищ.
Ах вот оно что! Меня накачали какой-то психотропной дрянью. Я не контролирую себя. А вот этот субъект в золоченых очках наверняка из какой-нибудь британской МИ5, до них ведь тут рукой подать. Может даже кликуха у него и впрямь — Дьявол. Это же надо, такой лапши навешал, козел драный! Но не на того напал! Раз я все это вкурил, значит действие галлюциногенов уже проходит. Ах да я! Ах да сукин сын! Смог! Продержался! Выдюжал! Сейчас восстановлю контроль, а вот тогда мы и посмотрим кто кого.
Понимая, что все вокруг не более чем плод моего затуманенного наркотиками воображения, я сконцентрировался на лице агента. Интересно, что он мне скажет теперь? Предложит деньги или выложит на стол поспешно состряпанный компромат? Конечно, такой случай! Русский шпион отправил на дно голландский сухогруз вместе со всей командой. Основания для диверсии? Да найдут какое-нибудь. Типа русские стремятся сорвать строительство альтернативного газопровода и единолично доминировать на европейском рынке голубого топлива.
Пока я строил разнообразные теории, хозяин кабинета терпеливо ждал, пристально буравя меня своими черными колючими глазами. Он явно был опытным физиономистом, так как сразу засек мое возвращение из мира гипотез, страхов и догадок.
Толстяк язвительно улыбнулся, перевел взгляд с моего лица на письменный стол и стал лениво перебирать появившиеся на нем предметы. Я чем угодно готов был поклясться, что еще минуту назад их там не было. Зато сейчас… Спецагент швырнул в мусорную корзину новейшую модель диктофона, даже не удосужившись его выключить. В папки с грифом «Совершенно секретно» он  лишь мельком заглянул, а затем отправил их вслед за диктофоном. Покончив с этим занятием, хозяин кабинета снял очки и стал их старательно протирать белым батистовым платочком, на котором красовался искусно вышитый вензель «D».
— Ну что, наигрались в шпионов? — насмешливо поинтересовался он между делом.
Честно говоря, шутливый тон, с которым было произнесено слово «шпион», а так же невероятные метаморфозы предметов, окончательно сбили меня с толку. Не зная, что и думать, я так и не разродился достойным ответом.
— Очень жаль, что вы так медленно соображаете, — толстяк сокрушенно покачал головой. — Я, Алексей Кириллович, хочу сделать вам одно предложение… — Мой собеседник перестал полировать и без того чистые стекла и наставительно поднял палец вверх, как бы подчеркивая особую значимость своих слов. — Заметьте, важное предложение! И ответить на него вы должны здесь и сейчас.


Глава 3.

Когда два здоровенных жлоба волокли меня в место, значащееся у жирнюги под грифом «Ад-8», я даже не сопротивлялся. Не было ни какого смысла. Смуглолицые громилы схватили меня один за руки, другой за ноги, и как пушинку потащили сквозь лабиринт полутемных коридоров. Нет, сперва я, конечно, пробовал трепыхаться. Но все старания ни к чему не привели. Мои конвоиры, или вернее будет сказать носильщики, просто их не заметили. Почувствовав такую силищу, я расслабился и, как говолится, получал удовольствие. Видать, в моем случае гораздо уместней напрягать не мышцы, а серое вещество.
Рассудив таким образом, я попытался сосредоточиться. Честно говоря, это было нелегко. Раскачиваясь из стороны в сторону, я ощущал себя дичью, которую кровожадные людоеды привязали к прочному вертелу и, облизываясь, тянут на костер. Ассоциация прямо сказать бредовая. Хотя она ничуть не лучше той чуши, которую предложил мне господин Дьявол. Помнится, после его слов я зашелся таким истерическим смехом, что даже озадачил самого властителя тьмы. Еще бы! Я настроился с достоинством противостоять проискам иностранной разведки, а вместо этого получил предложение стать, кем бы вы подумали? Бесом-искусителем!
Нет, как это ни прискорбно осознавать, все, что я видел, никак не следствие действия секретных галлюциногенов, а предсмертная шизофрения, бред замерзающего в просторах Атлантики человека. Ну, что ж, бредить так бредить — широко, весело, с истинно русской удалью. Отдышавшись от смеха, я послал Дьявола на три веселых буквы. А чтобы рогатый поскорее отправился в указанном направлении, пришлось его поторопить. Не долго думая, я схватил со стола увесистый письменный прибор и запустил им в надменно ухмыляющуюся физиономию. Не скажу, что меня распирало от злости. Скорее сработал инстинкт загнанного зверя. Захотелось, во что бы то ни стало, вырваться из этого сумасшедшего дома. Пусть даже придется переступить через труп очаровашки психиатра.
Однако не вышло. Толстяк лишь легонько шевельнул рукой, и сверкающая золотом подставка для ручек и карандашей отлетела в сторону. Он продолжал все также пристально глядеть на меня. Вот только взгляд этот изменился. Ирония бесследно испарилась, а на смену ей пришла лютая злоба. Находясь под прицелом этих черных пулеметных амбразур, я почувствовал себя очень и очень неуютно. Сейчас бы переключить канал и более приятно провести последние мгновения своей жизни. К примеру, компания двух прелестниц меня бы вполне устроила. Брюнетка и блондинка с выкалывающими глаза сиськами и резиновыми попками. Упиться их ласками и горячим влажным дыханием…
Канал переключился, мягко выражаясь, не совсем удачно. Вместо чарующих гейш как из-под земли выросли эти две гориллы. Школу я закончил давненько и уже не помню точно, как выглядели древние неандертальцы, но, по-моему, это именно они. Повязали меня и тянут неизвестно куда. Видение, прямо сказать, не из лучших. Может встрепенуться и хоть на мгновение прийти в себя? От этой мысли я вздрогнул. Очнуться и снова оказаться в разъяренном ледяном океане?! Нет уж! Лучше оставаться здесь. Досмотрю эту героическую фентези. Думаю, не так уж долго осталось.
В одном из встречающихся на нашем пути сводчатых залов, меня как свежее подстреленную дичь бросили на грубо сколоченный деревянный стол. Было похоже, что это лишь временная остановка на пути следования в неизвестность, и она нужна… Меня передернуло от страха, когда я догадался для чего именно она нужна. Один из неандертальцев вытянул из горящего неподалеку очага разогретый до красна прут. На конце его ярко светилось клеймо. «666» или «999»? Нет, все же наверное первое. Слыхал я, что Дьявол неравнодушен к шестерам, вот и лепит их мерзкие символы куда попало. Но вот только зачем же на меня?! Э…! Э…! Вы чего, гады?! А-а-а! Я заорал во всю глотку, когда раскаленное железо с шипением коснулось моей руки.
Кричи не кричи, а дело сделано. От меня воняло как от обшмаленной  свиньи, да и сам я был как свинья, клейменный и номерованный. Крики боли плавно переросли в трехэтажную ругань, которой я покрывал своих мучителей. Но они на это не обращали ровным счетом никакого внимания. Подхватили и, не говоря ни слова, поволокли в «счастливое и светлое» будущее.
Видать, я уже одной ногой переступил за черту смерти. Это стало понятно, когда все вокруг окрасилось в зловещие багровые тона. Свет шел из конца туннеля, к которому меня волокли. Нет смысла предугадывать, что там впереди. Все равно не угадаешь. Воспаленное воображение иногда рисует такое…
— Стойте! Не надо! Куда! — завопил я, когда с разгону меня швырнули в красную пустоту.
Падая, я все же нашел в себе силы, чтобы не зажмурить глаза. Вверху алое небо, снизу каменистая ржаво-желтая земля, словно я вдруг очутился на Марсе. В полет меня отправили с порядочной высоты, трепыхаясь в воздухе, я успел это смекнуть. Удар о камни переломает все кости. Так может лучше сразу головой вниз?
Вот он, проклятый инстинкт самосохранения! Я не смог заставить себя спикировать рыбкой. Наоборот, вместо этого сгруппировался, а в последний миг изогнулся словно кошка, стараясь упасть точно на ноги.
Удар! Страшный удар! Спружинить оказалось практически невозможно. Единственное, что удалось, так это перекувыркнуться, избежав столкновения с огромным валуном. Сила инерции покатила меня по крутому каменистому склону. Сколько кульбитов я совершил? Десяток, а может и два. Но рано или поздно все заканчивается. Вот и мои акробатические упражнения завершились, когда окутанный облаком пыли исцарапанный и избитый я врезался во что-то мягкое. Вернее не я врезался, а оно рухнуло на меня, намертво прижимая к земле.
Черт побери, как больно! Боль это было первое, что я почувствовал после приземления. Голова еще кружилась, перед глазами плыли радужные пятна, но сознание уже корчилось и извивалось под ударами десятков безжалостных кинжалов. Я лежал лицом вниз, умываясь кровавой юшкой, текущей из вдрызг разбитого лица. Привстать или перевернуться казалось немыслимым. Нестерпимые мучения причиняло даже легкое, едва заметное шевеление. Похоже, я действительно превратился в перемолотую котлету. Во мне не осталось ни костей, ни суставов, одна только сплошная кровоточащая аморфная масса.
— Вставай и беги, иначе пожалеешь, что на свет народился.
Голос прозвучал над самым ухом. Странный голос. Скорее всего, женский, причем совсем не старый, только с какой-то необычной хрипотцой. Одновременно с голосом я почувствовал прикосновение. Опять это мягкое, но сильное прикосновение. Правда, если раньше меня прижимали к земле, то теперь явно старались поднять на ноги. Тщетные попытки. Вряд ли я смогу ходить на переломанных ногах. То ли эта мысль, то ли неловкое движение моей помощницы вызвало приступ обжигающей острой боли. Не в силах сдержаться, я громко застонал.
— Ты должен перетерпеть и подняться, — женщина стала помогать мне более осторожно. — Демоны нарочно сбросили тебя с высоты, чтобы покалечить и заставить страдать. Видать ты чем-то сильно ЕГО разозлил.
— Вот скотина лысая! — первые слова, которые я прохрипел, абсолютно не подходили для женских ушей, зато прекрасно передавали вскипевшую во мне ярость. — Дай только срок, и я до тебя доберусь!
Злость словно добавила сил. Пользуясь поддержкой неизвестной сестры милосердия, я кое-как встал на четвереньки. Странно, что мне это удалось, ведь насколько я видел, левая штанина была насквозь пропитана кровью. Даже жутко представить, что там под изодранной джинсовкой. Но какой же я мужик, если покажу свой страх и боль женщине.
— Ничего, сестренка, мы еще повоюем, — я заранее заготовил героическую улыбку и, стараясь не испортить ее гримасой боли, повернулся к своей спасительнице.
Натолкнувшись взглядом на миндалевидные  желтые глаза с узкими вертикальными щелочками зрачков, я так и застыл, по инерции продолжая по идиотски улыбаться. Да, я улыбался, а сам судорожно шарил рукой по земле в поисках подходящего увесистого булыжника. Хотя на кой хрен мне булыжник?! Разве можно камнем защититься от когтей огромной львицы? Худая, облезлая, но от этого не мене опасная. Даже больше того, наверняка свирепая и голодная. 
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — львица отступила на шаг, давая мне возможность опомниться.
— Хорошая киска. Спокойно. Не нервничай. Я сейчас отсюда уйду.
В тональности «цыпа-цыпа» я стал бормотать успокаивающие слова. А в это самое время начал потихоньку сдавать назад. Первое же движение напомнило о ранах. Я громко вскрикнул.
— Никуда ты не уйдешь, — львица горько покачала головой. — Мы здесь заперты навечно.
Что значили ее слова? Смертная тоска, звучавшая в голосе зверя, поразила меня гораздо больше, чем само умение говорить. В таком расположении духа ей самой впору кинуться со скалы, а не убивать жалкое истерзанное создание, каким сейчас и являлся ваш покорный слуга. Поднакопив решимости, я уже собирался спросить, куда это меня занесло и что значит «заперты навечно». Как вдруг львица затряслась, поджала хвост и стала отступать назад.
Существо, перед которым спасовала моя новая знакомая, как будто материализовалось из окружающих теней. Такое же мрачное и бездушное. Оно нависло надо мной как скала, закрывая собой половину багрового неба.
Что за тварь такая? Я навел резкость и обнаружил, что в метре от меня стоит огромный, размером с лошадь зверь, своим видом схожий…  А черт его знает, на кого эта тварюка похожа! Смесь бультерьера с жабой. Черное, как будто вырубленное из цельной глыбы первосортного антрацита, туловище на коротких кривых ногах. Но самым неправдоподобным казалась узколобая приплюснутая голова. Во всю ее ширину разверзлась вонючая, усаженная десятками острых кривых зубов пасть. Такого я никогда не видел. Зубы росли не ровными рядами, а были натыканы как попало, словно осколки битого стекла, которыми любители уединения обожают украшать свои двухметровые каменные заборы. Однако даже не это поразило меня больше всего. Самый прикол заключался в том, что такой кактус просто не позволял страшилищу до конца закрыть пасть. От этого казалось, что зверюга кровожадно улыбается. Да-а-а… не хороший такой оскал. Если вцепиться, то мало не покажется.
Странное дело, но я не почувствовал страха. Появление львицы произвело на меня гораздо большее впечатление, чем вот это чудо-юдо. Львица — понятная физическая опасность. Она вполне могла быть реальностью. Ну, а вот этот гребаный мутант… Он уж точно плод моего воображения.
И надо же так подфартить! Именно в этот момент появилась возможность проверить это мое предположение. Я нащупал то, что, не переставая, искал уже несколько минут. Увесистый камень с острыми краями словно сам собой лег в руку. Вовремя! Монстру надоело на меня пялиться, и он решил попробовать комиссарского тела.
— Получи фашист гранату! — именно с таким воплем я метнул двухкилограммовую каменюку прямо в разинутую пасть.
Такой наглости чудовище никак не ожидало. Оно даже и не подумало увернуться. Кусок базальта, выпущенный со всей силой, какая только во мне осталась, с хрустом вышиб пяток шипообразных клыков и кляпом вошел в зловонную глотку. Прекрасно! А что теперь? Как развивать достигнутый успех? Вскочить и надавать зверюге по яйцам, если конечно таковые у нее имеются.
Я так и не успел ничего придумать, а тем более предпринять. Львица решила все за меня. Одним прыжком она преодолела расстояние, разделяющее нас. Все, что мне удалось, так это ойкнуть прежде, чем острые зубы накрепко впились в прочный воротник моего желтого дождевика. Мощный рывок и меня как котенка поволокли за шиворот прочь от места сражения. Львица не церемонилась. Не обращая внимания на мои стоны и проклятия, она огромными скачками неслась к берегу неширокой горной реки, шумевшей метрах в тридцати от нас.
Хорошо, что мы спускались вниз по склону, но очень плохо, что этот самый склон сплошь состоял из каменных глыб с острыми сколотыми краями. К тому моменту, когда мы добрались до реки, одежда на мне превратилась в жалкие лохмотья, а задница и ноги кровоточили, словно шкуру с них содрали изуверской шлифовальной машинкой.
Облегчение пришло лишь, когда мы бухнулись в реку. Холодная вода не только притупила боль, но и освежила голову. Мать моя родная, ну и чушь мне привиделась!
Истошный рык вдруг ударил в спину. Как, неужели вторая серия? Я с подозрением обернулся. Так и есть. Черный монстр стоял на берегу и ревел как турбина семьсот сорок седьмого «Боинга», выведенная на форсаж. Зверь почти настиг нас и уже готовился к кровавому пиру, однако дичь неожиданно сиганула в реку. Странно, что страшилище не последовало за нами. Неужели боится промочить ноги? В этой речушке не утонет даже ребенок, не то, что такая негабаритная туша.
— Пойдем. Цербер больше не будет нас преследовать. Река Ахерон — это граница, за которую ему запрещено заходить. — Львица отпустила меня и побрела к противоположному берегу.
Очень бессердечно с ее стороны. Все время помогать, а тут бросить посреди стремительного потока. Видать, она преподает мне урок. Мол, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Делать нечего. Я двинулся вперед. Наполовину плыл, наполовину плелся по дну, едва шевеля разбитыми ногами. Хромание до берега заняло минут пять-семь. Все это время я прокручивал в голове последние слова львицы. Демоны, Цербер — хорошо знакомые библейские персонажи. Мы никогда не воспринимали их всерьез. Кто для нас Демон? Приходит в голову лишь ГАИшник, притаившийся за придорожным деревом. А Цербер? Вот тут не ошибешься — зам по тылу нашей военно-морской базы. Непроизвольно я оглянулся, словно пытался выяснить, действительно ли черная каменная бестия похожа на высокого худощавого капитана первого ранга по прозвищу Брансбойт.
Однако за спиной у меня никого не оказалось. Цербер исчез. Его не было видно ни на берегу, ни на всем хорошо просматриваемом каменистом склоне. Чудовище снова растаяло в воздухе, оставшись только в моих воспоминаниях. Ну, что ж… я твердо решил ничему не удивляться. Раз это идиотский сон, то и его персонажи должны поступать соответственно. 
Но сон сном, а тело у меня болело очень даже натурально. И с ранами следовало что-то немедленно делать. Перевязать, наложить шины, или на худой конец просто осмотреть. Этим-то я и занялся, как только добрался до суши. Выбрав валун покрупнее, я уселся на него и стал стягивать бесполезный дождевик. Погода в этом краю стояла жаркая и сухая, так что от лишней одежды следовало избавиться. Тем более, что после всех перипетий, происшедших со мной, и одеждой то ее назвать язык как-то не поворачивался.
— Идем, мы не должны надолго останавливаться, — львица стояла невдалеке и опасливо озиралась по сторонам.
— Думаешь, я смогу идти? — выдохнул я после того, как вынырнул из шерстяного свитера.
— Ты должен привыкнуть к боли. Теперь боль будет преследовать тебя вечно.
— Что за чушь ты несешь?
Глубоко вздохнув, словно перед глубоким погружением, я наконец решился закатать штанину. Хвала всевышнему, кость вроде бы цела! Икроножная мышца конечно больше походит на свеже изрезанный гуляш, но главное кость. Теперь важно не подхватить заражение. Интересно, а во снах тоже бродят инфекции и вирусы?
Я не успел додумать эту свою мысль. Вдалеке загрохотало словно артиллерийская канонада, а спустя мгновение на горизонте начало сгущаться подозрительного вида облако. Очень странное облако. Складывалось впечатление, что по небу несутся несколько электрических осьминогов. Их щупальца скручивались и переплетались, то и дело образуя плотную черную паутину. Время от времени по ячейкам этой сети пробегали яркие огненные молнии.
— Идем же, я сказала! — львица подскочила ко мне и ударом лапы бесцеремонно спихнула с насиженного камня.
Ничего не оставалось, как повиноваться. Она знала что-то такое, чего не знал я. И пока мы не сравняемся в знаниях, нечего пускать пузыри.
Я сделал несколько неуверенных шагов. Больно, но уже терпимо. Скорее всего, анастезирующей стала сама мысль, что ноги целы и не превратились в дешевый суповый набор. Правда, продолжают надсаживать ребра. Особенно слева. Эх, перевязка сейчас бы совсем не помешала!
— Ни в коем случае не останавливайся, — львица заметила, что я снова притормозил. — Они должны видеть, что мы возвращаемся.
— Да кто они? Куда возвращаемся? И что это за место? 
Вокруг меня все туже и туже навивался клубок странностей и загадок. Не имея ни малейшего представления о том, что происходит, я психанул и рысью захромавшей кобылы припустил вслед за огромной кошкой. Ответы требовались немедленно. Если нас подстерегает опасность, к ней следует быть готовым.
— У нас впереди долгая дорога. По пути тебе все расскажу.


Глава 4.

Гроза прекратилась также неожиданно, как и началась. Облако, которого так боялась львица, ракетой взмыло ввысь и исчезло, смешавшись с клубами низкого багрового марева. Все вокруг успокоилось. Каменная пустыня вновь казалась угрюмой и безжизненной.
Я ковылял вслед за Дионой, именно так назвалась моя четвероногая спутница, и пытался сосредоточиться на ее рассказе. Если верить львице, то мы находились в аду. Да-да, вот этот пустынный марсианский пейзаж, источенные горячим ветром скалы и красное небо – это и есть то самое жуткое место, куда испокон веков низвергают грешников со всего мира. Их души попадают сюда, чтобы терпеть вечные мучения и служить безжалостному властителю тьмы.
Услышав такие малоприятные новости, у меня екнуло сердце. А вдруг, правда? И небо, и окрестности не походили ни на что виденное ранее. В воздухе присутствовал какой-то странный запах. Неужели сера? Черт его знает, может и сера. Не нюхал я ее никогда, не знаю как пахнет. Вдобавок ко всему и тварь эта окаянная — Цербер, она тоже выглядела, мягко сказать, не очень-то обычно. Ну, а если говорить обо мне, то вообще цирк получается. При таком количестве ран в принципе даже невозможно встать на ноги, не то что идти. А вот нет, вздрагиваю от боли, но все же продолжаю, как привязанный, топать за Дионой. А началось все с милой беседы с тем жирным уродом, подручные которого и забросили меня в это гиблое место. Вроде все срастается. Факты, как говорится, упрямая вещь…
Но нет! Я постарался взять себя в руки. Опомнись! Включи мозги и докажи самому себе абсурдность всех этих галлюцинаций. Загробный мир! Чушь собачья! Чтобы разделаться с навязчивыми видениями, я решил применить эффективное и проверенное оружие — детальный анализ событий и здравый смысл. Все происходящее вокруг лишь фантазии, и они начнут лопаться словно мыльные пузыри, как только я попытаюсь выстроить их во взаимосвязанные цепочки. Так всегда бывает. Любой бредовый сон похож на вырванные из книги страницы. Нет ни начала, ни конца. Именно когда понимаешь это и начинаешь искать предыдущие главы, обязательно просыпаешься. Не хочу сказать, что мне улыбалось проснуться посреди беснующихся волн Атлантики, но ад — это уж слишком. Быть может, повторное погружение в небытие забросит меня в более приятное место. Итак, начнем:
— Диона, а почему Цербер накинулся на нас?
— Цербер охраняет границы ада и не позволяет грешникам переходить Ахерон.
— Но я ведь не переходил реку. Я наоборот прибыл с другой стороны, чтобы навечно поселиться в этом «уютном» местечке. А ты… — я осекся неожиданно прозрев. — Реку перешла ты! Зачем?
Львица ответила не сразу. Похоже, она сама была в шоке от своей неожиданной смелости.
— Меня отправили встретить новенького. Так поступают всегда, когда грешник приходит не через врата, а попадает в ад из ЕГО личных владений. — Диона начала рассказ с самого начала, словно надеялась, что именно там отыщет причину своего поступка. — Я дошла до реки и стала ждать. Ждать пришлось недолго. В скалах открылся проход, из которого и вывалился ты. Я уже однажды встречала одного несчастного. Именно в этом месте. Берег Ахерона усыпан большими острыми камнями. Ударившись о них, Исаак переломал себе все кости. Здесь, в аду, кости не срастаются, а раны не заживают. Поэтому вот уже много лет я вздрагиваю, когда он стонет. Я не хотела такой же участи и для тебя.
— И ты рискнула перейти реку. Словила меня, пока я еще катился по щебневому откосу.
— Да, я сделала это.
— И не побоялась Цербера?
— Все произошло так быстро, что я даже позабыла о Цербере.
Ну и дела! Горло сжал неожиданный спазм. Неужели в мире осталось хоть одно существо, готовое рискнуть ради меня? Я ведь одинокий волк. Семья была, да, как говорится, сплыла. Друзья? Самые верные друзья спят на дне морском, а те, что остались… а те, что остались, вряд ли готовы рискнуть своей сытой уютной жизнью ради такого неудачника, как я. И тут вдруг, откуда ни возьмись, такое невиданное самопожертвование, да еще со стороны дикого зверя.
Неожиданно мне стало очень тоскливо. Конченый я видно человек, позабытый людьми. Даже во снах не удосужился человеческого внимания и помощи. Чтобы не скиснуть окончательно, я попытался подумать о чем-то другом.
— Диона, а Цербер один охраняет царство Кощея?
— Цербер охраняет ад, а про царство Кощея я ничего не знаю, — львица замедлила шаг и вопросительно посмотрела не меня.
— Для некоторой части человечества это одно и тоже, — я не стал углубляться в объяснения. — Так ты не ответила, один или нет?
— Конечно один, — Диона удивилась. — Разве ты этого не знал?
— Слыхал, но как-то не верится. Хозяйство большое. Как же он везде поспевает?         
— Думаю, что Цербер один из демонов, а демоны они ведь вездесущи.
Так-то оно так, только трошечки не так. Цербер не такой уж расторопный парень, каким слывет. Вот, например, с момента моего падения и до появления этого чучела прошло, как минимум пять минут. А пять минут, это не так уж и мало. В современном бою… Да что там в бою! За это время можно отмахать целый километр. Интересное наблюдение. Надо будет запомнить. Мало ли для чего может сгодиться.
Я поймал себя на мысли, что понемногу начинаю воспринимать происходящие события как реальность. Не скажу, что затрясся от страха. Воспринимать как реальность и находиться в реальности — это две разные вещи. И стереть границу между ними смогут только очень веские доказательства. Какие? Я даже не могу представить какие. Может быть…
Придумать ничего не успел. Парализованный невиданным зрелищем, я так и застыл на месте. Невозможно ни соображать, ни говорить, ни даже дышать. На это можно было лишь глядеть вылезшими из орбит глазами.
Корабль! Внушительных размеров военный корабль висел передо мной прямо в воздухе. Следуя вдоль отвесной скальной гряды, мы с Дионой не могли видеть его раньше. Но стена закончилась, и первый шаг по ровной каменистой лощине стал шагом навстречу грозному океанскому монстру.
Нас разделяло не более двадцати шагов. Крутой форштевень вздымался надо мной словно еще одна высокая скала. В клубах красного тумана он походил на отточенный стальной плуг, вспахивающий багровую борозду. Корабль стоял абсолютно равно, словно его поддерживали невидимые ремонтные фермы. От киля до поверхности земли — не более метра, так что при желании можно было легко проверить, не лгут ли мне глаза. Думаете, я упустил такой случай? Черта с два! Позабыв о боли, я кинулся под стальное брюхо и обеими руками стал шарить по окрашенному в красный цвет днищу.
— Что же это за галлюцинация, если я могу попробовать ее на ощупь. Неужели действительно корабль?
Мне казалось, что я шептал одними губами, но Диона услышала:
— Это проклятые корабли. Их здесь много, — произнесла львица прямо за моей спиной. В ее голосе сквозило будничное равнодушие, как будто речь шла о привычных, ничем не примечательных вещах.
Проклятые? Я естественно законченный атеист, но руки почему-то сами собой отдернулись от стального днища. Сделав несколько шагов назад, я стал внимательно оглядывать корабль, пытаясь заметить что-нибудь необычное, а заодно определить класс, принадлежность и годы постройки.
Все верно, это военная посудина водоизмещением на пару тысяч тонн. Обводы корпуса приближаются к современным, но что-то не видать привычных спутниковых антенн и радаров. На вооружении лишь пушки да торпедные аппараты. Из всего этого может следовать только одно — эсминец времен второй мировой войны. А вот и доказательство! Мой взгляд скользнул по трубе корабля. Там в клубах красного марева явственно проступила жирная свастика.
Фашист! Меня передернуло от заложенного в самих генах чувства гадливости. Пояснений больше не требовалось. Фашистскому миноносцу место именно здесь. Однако, что значит «их здесь много»? Неужели весь флот нацистской Германии прямиком отправился в ад? А почему только флот? Если следовать этой логике, то в округе должно быть полным полно всякого хлама. Начиная от чашек и тарелок, и заканчивая танками и самолетами. Все, на чем красовалась уродливая свастика, должно было низвергнуться в преисподнюю. Но нет. Вокруг только голые камни, среди которых протяжно завывающий ветер гоняет грязно-серую пыль.
— Диона, а где еще ты видела корабли? Мы будем проходить мимо них? — Новые находки должны были либо подтвердить, либо опровергнуть мою теорию.
— Вон там, — львица указала лапой вдоль борта мертвого эсминца. — Там стоит еще один. Только он странный какой-то. Пошли, нам как раз в ту сторону.
Диона двинулась вперед Не выражая абсолютно ни каких протестов, я последовал за ней. Пройдя метров пятьдесят, я замедлил шаг. Фашистский корабль, выглядевший с носа целым и невредимым, на самом деле оказался рыбой со вспоротым брюхом. Всю центральную часть эсминца распотрошило взрывом огромной силы. Большая часть пробоины находилась ниже ватерлинии, и я предположил, что морского хищника угостили торпедой. Пробив борт, она взорвалась внутри, вызвав детонацию части боезапаса.
Так… что же это получается? Я разглядывал причиненные взрывом разрушения и напряженно соображал. Выходит, чтобы оказаться здесь, эсминец должен был погибнуть. Не просто закончить жизнь на свалке металлолома, а именно погибнуть, как гибнут люди.
Нет, что-то тут не вяжется! Неужели, существует какая-то разница между орудием убийства, покоящимся на дне океана, и точно такой же машиной смерти, гниющей у пирса в одной из железных бухт? Фашист он ведь везде фашист!
Я так увлекся теорией, в которой нацистские преступники неизменно получали по-заслугам, не важно на этом или на том свете, что когда впереди проступили очертания еще одного стального монстра, меня буквально парализовало. Я прекрасно знал эти очертания. Правильная веретенообразная форма, высокая как прибрежный утес рубка и придвинутые к ней плоскости носовых горизонтальных рулей. Халера меня забери, да это же «Варшавянка»!
Советская дизельная подводная лодка проекта 877 напоминала дирижабль, рухнувший с небес на грешную землю. Безмолвие и покой, царившие вокруг, показались вдруг зловещими, они словно витали над полем битвы. А ведь и вправду! Вот тут, сзади и спереди от меня покоились два непримиримых врага, которые сражались ни на жизнь, а на смерть. Никому не судилось праздновать победу, и стальные великаны замерли уткнувшись в обагренные кровью камни.
Тебе бы, брат, в писатели! Фантазия будь здоров! Стыдя сам себя, я укоризненно покачал головой. Не могла эта субмарина торпедировать эсминец. Они ведь корабли из разных эпох, и разделяет их как минимум лет так пятьдесят. «Варшавянки» начали клепать лишь в середине девяностых годов. Они предназначались как для нашего флота, так и для флотов союзников по  Варшавскому договору.
При взгляде на стального кита  у меня защемило сердце. Отличная, надежная посудина, а погибла. На дрейфующую мину напоролись, что ли? Половину носовой части, та, что ближе к правому борту, разворотило так, что просматривались сразу два изувеченные отсека. С такими повреждениями уж точно не всплыть.
Вечная вам память, мужики. Я стал обходить подводную лодку, надеясь обнаружить какую-нибудь отличительную черту. Кто знает, может, видел когда или даже знавал кого-то из офицеров.
Номера на субмарине не оказалось. Шифровались мы в те годы крепко, и лодки у нас по большей части были безликие. Таким способом пытались сбить с толку, как тогда говорили, «вероятного противника», не дать ему проследить за перемещением советских субмарин. Раз так, мне стоило поискать какую-нибудь эмблему или надпись. Моряки народ суеверный, а подводники в особенности. Иногда против всех правил малевали на бортах всякую всячину, обереги свои, значит. Может вот и здесь отыщется. Мой взгляд заскользил по темно-серой рубке и вдруг…
Мне показалось, что это страшный сон, что я брежу. Стараясь поскорее очнуться, я принялся тереть руками глаза. Не помогло. Картинка по-прежнему оставалась четкой и до боли реальной. На самом верху рубки поблескивал маленький рисунок — красные львы и кресты на фоне желто-синего щита.
Господи милостивый! Я покачнулся, словно получив удар в лицо. Это же… это же лодка Сурена! Невзирая на регулярные выговоры и разносы в политотделе он с неизменной настойчивостью все рисовал и рисовал этот герб перед тем, как выйти в море. Говорил, что эмблема их старинного армянского рода приносит удачу и хранит от бед. Ох, Сурен, Сурен, дружок ты мой закадычный, если бы все было вот так просто!   
В мгновение ока я вспомнил все. Как прощались на пирсе. Как Сурен целовал своих маленьких дочерей и задорно подмигивал жене — белокурой москвичке Лиде. И еще я вспомнил, как за день до выхода в море мы сидели у них дома, в маленькой двухкомнатной квартирке. Как слегка захмелевший хозяин — капитан третьего ранга Сурен Лусинян пел под гитару «Очи черные». А потом мы с ним курили на кухне и говорили… говорили аж до самой глубокой ночи. Мой друг тогда признался, что не лежит у него душа к этому походу. В их, и без того комсомольско-молодежном экипаже, полно непросоленных салаг. Ну, а главная тревога — эти чертовы торпеды. Конечно, про торпеды это секрет. Но какие секреты могут быть между старыми друзьями? Я узнал, что «Варшавянка» Сурена приняла на борт десять новейших реактивных торпед и должна была произвести их пробные пуски.
Слыхал я про эти торпеды. Поговаривали, что они, мягко сказать, слегка недозрелые, что готовили их в большой спешке, только бы успеть к началу учений «Глубокое море». Также шел слушок, что на Балтике одна из таких вот игрушек рванула прямо при погрузке на лодку. Но тогда на торпедах не было боевой части, а вот Сурену предстояло выйти в море с полностью заряженным оружием. Не самое, знаете ли, вдохновляющее задание.
Лодка Лусиняна пропала так и не дойдя до района учений. Ее долго искали, но тщетно. Прямо на маршруте Сурена почти неделю кружилась американская эскадра, и, естественно, у всех идейно подкованных советских аналитиков мозги завернулись лишь в одну сторону. Во всем узрели мрачную тень звездно-полосатого флага. А на деле все оказалось совсем по-другому. На борту «Варшавянки» действительно сдетонировала одна из торпед.
Подавленный я стоял перед лодкой Сурена и едва сдерживал наворачивающиеся слезы. Теперь я знал правду. Даже две правды. Первая — моего друга погубил не суровый океан, а преступная ошибка какого-то там адмирала, наверняка до сих пор удобно воссидающего в мягком кабинетном кресле. И второе. Главное. Мы с Суреном обязательно встретимся. Мы не можем не встретиться, ведь у нас впереди целая вечность. Вечность, которую мы проведем в этом проклятом месте.


Глава 5.

— Спасайся! — Диона зарычала резко и пронзительно.
Я расслышал предостережение, но действовать меня побудили отнюдь не слова, а скорее интонации, звучавшие в голосе насмерть перепуганной львицы. Именно так вопят растерянные пехотинцы, когда над их головами слышится вой идущих в пике штурмовиков. Не долго думая я ничком бросился на землю — не мудренный прием, позволяющий сохранить жизнь во многих смертельно опасных ситуайиях. Сроботал и на этот раз. На до мной мелькнула огромная тень, послышались частые громкие хлопки, а в спину ударил поток горячего воздуха, словно рядом промчался окутанный паром паровоз.
Я не собирался долго разлеживаться. Опасность она и в Африке опасность. Избежать ее можно лишь действуя решительно, а главное быстро. Рывком перевернувшись на спину, я постарался обнаружить своего неведомого противника.
— Срань господня! — только и смог я выдохнуть, когда увидел это создание.
Человек? Не человек! Птица? Не птица! Птеродактель какой-то, да и то мутировавший. Хотя основные пропорции человеческого тела и были присущи трехметровому гиганту, но поставить его в ряд себе подобных не было ни какого желания. Кожистые как у летучей мыши крылья, покрытое зеленоватой чешуей тело, вытянутая собачья морда, ну и главное… Главное, что внутри чудовища бушевал огонь. Ноздри и полуоткрытая клыкастая пасть светились как недра разогретой доменной печи.
Я не стал далее углубляться в изучение своего противника. А то, что свалившийся с небес монстр никто иной как именно противник, было яснее ясного. Промахнувшись с лету, он приземлился в дюжине метров от меня и теперь приближался хищной пружинистой походкой.
Что делать? Бежать? Я быстро огляделся по сторонам. В радиусе полусотни метров ни какого укрытия. Даже стоящих валунов не видать. Догонит, как пить дать догонит! Да… На ровном месте я ему не соперник. Эх, хоть какую-нибудь пещерку или расщелинку, куда эта тварь не сможет протиснуться!
Тут меня словно ударило током. Есть! Придумал! Позабыв о боли, я вскочил на ноги и кинулся к субмарине. В пробоину! Скорее внутрь! Узкие отсеки «Варшавянки» это как раз то, что мне и нужно!
Крылатая тварь не сразу бросилась в погоню. Как мне показалось она слегка опешила. Моя реакция явно отличалась от реакции большинства обитателей здешних мест. И демон сперва должен был ее переварить.
Процесс переваривания занял всего несколько секунд, и результатом его стала неистовая ярость. За спиной я услышал взбешенный вопль: «Остановись!»
Ага, как же! Сейчас! Черта лысого! Не на того напал! Я подпрыгнул и уцепился руками за нижний край пробоины. Подтянулся. Закинул ногу и забрался внутрь. Хвала Всевышнему, есть еще порох в пороховницах. Мой совет пенсионерам — господа-товарищи, делайте зарядку по утрам.
В торпедном отсеке царил невообразимый хаос. Теряя драгоценные секунды, я протискивался сквозь металлическую сельву: полуметровые трубы торпедных аппаратов, обломки автоматического заряжающего устройства и гидроаккустического комплекса. Что ж, демону все это явно придется не по вкусу.
Я уже преодолел половину носового отсека, когда внутрь запрыгнул мой преследователь. Я наивно полагал, что недостаток пространства остановит его, ну или в крайнем случае замедлит погоню… Не тут-то было! Монстр легко трансформировался. Огромные крылья сжались и буквально втянулись в острые лопатки. Все его тело словно потеряло костную основу, став мягким и аморфным как пластилин. И вот эта самая гутаперчивая скотина ринулась вслед за мной.
Я кинулся бежать, но куда там! Простому смертному не сравниться в скорости с этим исчадием ада. Добраться до следующего отсека не было ни какой возможности. В бессильной ярости я схватил подвернувшийся под руку обломок трубы и развернулся к моему врагу. Будь что будет! Помирать, так с музыкой!
Привалившись плечем к покосившемуся торпедному стелажу, я ждал. Демон заметил это и не стал торопиться. Он приостановился и с высокомерной улыбкой глянул на меня:   
— Куда жы ты хотел убежать, человек? Это мой мир, и здесь я властен сделать с тобой все, что захочу.   
— Ах ты, гнида!
Гнев вскипел во мне как волна. «Варшавянка» была моим миром. Здесь жили и здесь же умирали мои товарищи, а слова этого выродка оскверняли их память. Мозг сработал как сверхскоростной компьютер, и всего через долю секунды выдал план мщения.
Я отпрыгнул назад и что есть силы врезал по креплению стелажа. Начатое взрывом довершу я. Надорванная сварка не выдержала удара, в который я вложил весь свой гнев и всю свою боль. Стойка подломилась, и шесть 533 миллиметровых торпед обрушились на голову чушуйчатой твари. Наблюдая как огромные сигары сооружают над демоном тяжелое металлическое надгробье, я подумал что все-таки существует судьба. Запасные торпеды на лодке Сурена не сдетонировали лишь потому, что им было суждено стать оружием в моих руках.
Оружием? Нет, вряд ли это оружие сработает, вряд ли я покончу с демоном. Остановить — да, но убить…? Убить — едва ли. А раз так, то следует поскорее убираться с корабля.
Через завал я не полез. Нет никакой гарантии, что тварь, похороненная под ним, не выползет наружу и не схватит меня за ногу. Рассудив таким образом, я проник в соседний отсек, поднялся на ходовой мостик и через люк выбрался наружу. Багрово-огненное небо показалось мне кровавым морем. Будто я вишу над ним вверх ногами готовый вот-вот сорваться. Неприятно закружилась голова…
— Алексей! — откуда-то издалека горячий ветер донес знакомый голос. Отгоняя головокружение, я замотал головой и поглядел в сторону, откуда кричала Диона. — Алексей, сюда! Сюда, скорее! — львица медленно брела по пыльной пустыне прочь от мертвой подводной лодки.
— Иду!
Я понял, что в словах Дионы есть пока неведомый мне резон и не стал мешкать. Спустившись с рубки, я пробежал по палубе до самой кормы, а затем, цепляясь за лопасти гребного винта, как можно ниже спустился к земле. К сожалению все равно пришлось прыгать. Удар напомнил о ранах. Я заскрипел зубуми, но не позволил себе остановиться. Кто знает, может эта крылатая «милашка» сейчас выползает из-под завала или к ней на помощь уже спешат другие демоны.
Я догнал Диону минут через пять. Она все брела и брела прочь даже не подумав подождать своего хромоногого компаньона. Не скрою, такое мелкое предательство меня слегка задело.
— Стой, остановись! Подожди!
— Мы не должны останавливаться, — львица вновь затянула старую песню.
— Дай хоть отдышаться.
— Нельзя. Остановка это нарушение ЕГО приказа. Велиал и напал то на тебя только потому, что ты задержался возле этого странного корабля. — Тут вдруг львица покрутила головой по сторонам. — А где Велиал?
— Так эту скотину зовут Велиал? — мне наконец удалось восстановить дыхание. — Там, внутри подлодки. Собирает металлолом.
— А что такое металлолом и зачем он ему? — львица не поняла шутки.
— Как зачем? Полтора евра за килограмм! Это тебе не шутки! А учитывая сколько он там награбастал, так это будет на целый «Мерседес». — Я понял, что окончательно запутал свою спутницу, поэтому поспешил вернуться к простым и понятным для нее материям. — Идем, а то он еще передумает с «Мерседесом» и вновь примется за старое.
— Пока мы четко и точно выполняем приказ повелителя, демоны не имеют права нас трогать. Сейчас у нас приказ идти, и мы должны двигаться в указанном направлении не останавливаясь ни на миг.
   
Ковыляя вслед за Дионой, я был задумчив и молчалив. Думал естественно не о Велиале. Пропади он пропадом, этот ублюдок, чтобы о нем еще думать. Есть вещи куда важнее и намного ужаснее.
Я нашел доказательства, которые искал. Никто не смог разгадать тайну гибели «Варшавянки» Лусиняна, а мне ничего и не пришлось разгадывать. Вот она лодка. Хочешь — гляди, хочешь — щупай, хочешь — пробуй на зуб. И самое паршивое, что все абсолютно логично, все сходится, ничего не надо додумывать или просчитывать. Взрыв торпеды, затопление двух отсеков и пожар. Самые жуткие кошмары всех подводников. У Сурена просто не было шансов. Нет их и у меня. Потому, что все это… — я поднял глаза к багровому небу, — все это правда. Я в аду.
Вот тут действительно стало жутковато. Никогда не верил в сказки о загробной жизни. Плохой или хорошей — без разницы. А вот поди ж ты, оказалось правдой. Повезло еще, что пока не видать чертей и сковородки с кипящим маслом. А вообще, кто его знает, что там впереди? Я с подозрением глянул на линию низкого горизонта, к которой мы без отдыха топали. Неожиданно вспомнился здешний правитель — розовощекий толстяк в золотых очках. Кажется, он говорил о разыгравшейся людской фантазии. Мол, не все обстоит именно так, как представляют себе живые. Наверняка так оно и есть. Дьяволу незачем мне врать. Вот, например, о проклятых кораблях в библии точно ничего не написано. Я проводил взглядом разбитый испанский галеон, паривший в воздухе слева по курсу. Но все же, почему именно корабли?
— Диона, — я окликнул свою молчаливую спутницу, — ты не знаешь, откуда взялись все эти корабли?
— Как откуда? — львица повернула ко мне морду. — Из мира живых, конечно. Ты ведь узнал тот корабль, похожий на большую рыбу.
— Да, узнал. Но почему он здесь? Я всегда считал, что ад это место для грешных душ, а у корабля нет души.
— Души нет, — согласилась Диона, — зато есть верность своим хозяевам.
— Как это? — удивился я.
— А ты разве не замечал, что бывают любимые вещи? Почему-то они всегда оказываются под рукой, они никогда не подводят. Люди получают удовольствие, когда касаются их, пользуются ими.
— Есть такое дело, — я посмотрел на свои потертые швейцарские часы, а затем с удивлением нащупал в кармане брюк старый потрепанный бумажник.
— Вот так и с кораблями. — Заметив мои действия, Диона утвердительно кивнула. — Моряки очень долго плавают на них, холят, лелеют, сродняются с ними и как бы приручают. Поэтому, если случится беда и они гибнут вместе, корабль всегда следует за своими хозяевами. — Извиняющееся рыкнув, львица поправилась, — Ну не сам корабль, конечно, а его призрак. Мы ведь все здесь призраки.
Черт побери! И тут железная логика. Вокруг одни лишь военные корабли, ни сухогрузов, ни пассажирских лайнеров. Почему? Да потому что лишь на военных кораблях экипажи более или менее постоянны. А главное, моряков много. Силы их душ должно с лихвой хватить, чтобы накрепко привязать к себе своего стального друга.
Тут я вспомнил свой корабль, и сердце больно защемило. Он действительно значил для меня очень много. Он одновременно был и боевым товарищем, и домом, и членом семьи. Моя бывшая жена даже ревновала к нему. Каждое слово, каждое упоминание о старине «Грозном» воспринималось чуть ли не как супружеская измена.
Нет, лучше не вспоминать! Ни о семье, ни о корабле, ни о чем из прошлой жизни. На душе и так хреново. Захлебнувшись смертной тоской, я глубоко вздохнул.
— Ты ведь тоже моряк? — Диона по-своему истолковала стон, вырвавшийся из моей груди.
— Как ты узнала?
— На тебе эта полосатая рубаха. Некоторые люди, которых я встречала здесь, носили точно такие же. И они называли себя моряками.
— Ты много знаешь и во многом разбираешься, — я с подозрением покосился на Диону. — Очень странно для зверя. Или ты не настоящая львица? Может, ангел или демон?
— Нет, я львица, — Диона понурила голову. — Только очень старая львица. За две тысячи лет пребывания в аду, я многое повидала и многое узнала. Грешники, работавшие вместе со мной, рассказывали что знали, учили меня.
Слова Дионы поразили меня. Две тысячи лет! Она здесь уже целых две тысячи лет! Сразу стало душно, и не просто душно, а нестерпимо душно. Как буд-то горло стянула цепкая удавка. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Если бы кто и впрямь вздумал накинуть мне петлю, я бы ответил. Непременно изловчился бы и ответил. Но а что прикажете делать здесь и сейчас? Вдруг я остановился, словно налетел на невидимую стену. Ох, какая мысль! А кто сказал, что я не могу дать сдачи здесь? Пусть я никогда не вырвусь в мир живых, но и в мире мертвых должно себя чувствовать тем, кем ты был всегда — большим и гордым человеком.
Я не стал долго простаивать на месте. Я снова двинулся вперед. Только теперь походка моя стала более уверенной и энергичной. Больно? Не беда, что больно! Боль она ведь только в мозгу. В этом мире я мог шагать даже на голых костях, мясо с которых содрал бы этот ублюдок Цербер. Главное не тело, главное дух!
Боевой дух это, конечно, хорошо, но на что годится кипящая в жилах энергия, если она не направляется холодной и расчетливой головой? А мою голову сейчас никак не назовешь холодной. Отсюда вывод — успокойся и все хорошенько обдумай. Хотя обдумывать пока рано, пока нечего обдумывать. Слишком мало информации. Да ее вообще нет!
Придя к такому выводу, я поглядел на львицу. Говоришь, ты многое повидала и многое узнала… А ну, киска, выкладывай, что там отложилось в твоей лобастой башке.
— Диона, а как ты попала в ад? — сбор данных я решил начать с заполнения анкет на своих союзников. Хотелось надеяться, что Диона являлась таковой.
— Я приговорена за убийство.
— Убийство? — меня слегка передернуло, но я взял себя в руки. — Ты хищница, ты должна убивать, чтобы не умереть с голоду.
— Это правда, но я говорю не об охоте и пропитании. Я имею в виду убийство из-за злобы и мести.
— Кому же ты мстила? — стало понятно, что слово «месть» следует поставить на первое место.
— Людям. Всем людям.
После такого ответа мигом вспомнились леденящие душу истории о львах людоедах, которые терроризировали забитые африканские деревушки и нагоняли страх на участников сафари. Путешествие в компании свирепого зверя сразу потеряло всякую привлекательность. Но, правда, Диона спасла меня от Цербера и до сих пор вели себя вполне дружелюбно. Может, за две тысячи лет злоба на человечество уже перегорела?
— А за что ты мстила? — задавая вопрос, я внимательно следил за своей спутницей.
— Люди ради забавы убили моих детенышей, а меня посадили в клетку. Потом они привезли меня в большой город и заставили выступать на арене.
В голосе Дионы не было ни злобы, ни раздражения, и я вдруг понял почему. Эту историю она рассказывает уже две тысячи лет подряд. Боль и ненависть прошли и в душе у львицы осталась лишь бездонная пустота.
— Там то ты и убила человека? — сама собой представилась сцена, в которой Диона кидается на смотрителя.
— Я убивала много людей. Иногда по несколько человек в день.
— Как такое может быть? — слова спутницы поразили меня.
— Может. Я дралась с людьми, которых называли гладиаторами. Бои проходили на огромной каменной арене в горде Риме.
— Ты дралась в Колизее? — я открыл рот от изумления.
— Да, дралась. И всегда побеждала. — из груди огромной кошки вырвался рык очень похожий на вздох. — Это потому, что я не страшилась смерти. Мои противники страшились, а я нет.
— Все боятся смерти. — Мне вспомнились объятия ледяного океана и воздетое к небу лицо Саида.
— Безумцы нет. А я была безумна от горя. У меня отняли все: детей, свободу, весь мой мир.
— Гладиаторы ничем от тебя не отличались. Они были такими же рабами.
— Ты прав. — Диона согласно кивнула. — Когда я это поняла, то выбрала себе новых врагов. Тех, кто сидел на трибунах. Эти мерзкие червяки реготали, когда мы умирали, и приказывали добивать раненных.
— Зрители сидели высоко на трибунах. Туда ты никак не могла добраться.
— Я почти добралась, — львица гордо блеснула глазами.
— Но как? — Мне действиткльно стало интересно. Для того, чтобы вырваться с арены требовалась немалая сообразительность. Я вот прямо так с ходу, ничего не мог придумать, как не старался.
— Несколько раз против меня выпускали всадников. Я прикинула, что со спины лошади можно допрыгнуть до края ограды.
— Допрыгнула?
— Еще как допрыгнула. И если бы не тот солдат…
— Какой еще солдат? — я тут же представил себе римского легионера в кожаном нагруднике и с большим квадратным щитом в руке.
— Возле ложеи одного из сенаторов дежурил солдат. Наверное опытный и смелый воин. На мой прыжок он среагировал с быстротой молнии. Я еще перебирала лапами в воздухе, а он уже нацелил на меня свое копье.
Иллюстрируя свои слова, Диона приостановилась и высоко приподняла переднюю левую лапу. На мощной груди прямо напротив сердца зияла совсем свежая колотая рана. Клочья светло-соломенной, почти белой шерсти вокруг нее оказалась измазанной кровью. Кровь была старой и засохшей. Впитав в себя грязь и пыль, она приобрела оттенок гнилого баклажана.
— Я умерла почти сразу. Меня даже не стали добивать. Поэтому на мне нет других ран, только эта. — Повинуясь привычке, Диона попыталась слизнуть кровь, но из этого ничего не вышло. Язык прошелся по грязно-бурым пятнам, да так и не стер их.
Печальная история, да еще и с плохим концом. Мне стало безумно жалко львицу. Я подковылял к ней и погладил по голове, а затем почесал за ухом. Диона ведь тоже кошка, только переросток. Значит, и пристрастия у нее тоже должны быть кошачьи.
Львица с вожделением приняла мою ласку. Похоже, за много-много лет я был единственным человеком, у которого она нашла сочувствие, который ее пожалел. Н-н-да, в этом мире с сочувствием к ближнему наверняка напряженка. Все вместе и каждый в отдельности оказались в полной жопе. Не мудренно, что мысли крутятся только лишь вокруг одной своей безутешной доли. Я не чувствовал ничего подобного, потому что еще не хлебнул настоящей адской жизни. Но уже скоро, очень скоро.
Я поглядел вперед и увидел серое облако, поднимающееся словно из-под земли. Не дым и не туман. Скорее всего пыль. Мелкая серебристая пыль, как будто поднятая тысячами шаркающих ног.
— Да, нам именно туда, — Диона проследила за моим взглядом. — Там все и начинается.


Глава 6.

До границы пыльного марева оставалось еще как минимум с полкилометра, когда до моего слуха долетел этот гул. Непонятная, ни с чем не сравнимая какафония звуков. Что-то подобное получится если соединить гомон базарной площади, лязг кандалов на ногах тысяч невольников и неустанные ритмичные удары кузнечных молотков. Да уж, ритмы не самые оптимистичные, и даже близко не напоминают румбу или ламбаду.
— Что там? — я ткнул пальцем в сторону серых клубов.
— Первый круг.
Диона брела рядом опустив голову. Она была подавлена. Я прекрасно понимал львицу. Побывать у заветной границы, за которой бурлит жизнь и льется солничный свет, а затем снова возвращаться в самое пекло. Радости от такой прогулки мало.
— Первый круг? — я почесал затылок и попытался вспомнить. Ничего, кроме фразы: «Пройти все круги ада» в голове не всплыло. И то, за правильность этого изречения я не ручался.
— Ад имеет девять кругов, — Диона принялась объяснять. — Сейчас мы войдем в первый.
От слов моей четвероногой спутницы в голове что-то щелкнуло. Я вспомнил заплывшего адоуправителя, который распорядился сплавить меня в «санаторий» под названием «Ад-8». Не восьмой ли это круг? Сразу по спине поползли крупные мурашки. Видать, гиблое местечко. Хотя, имеется одно утешение. Ведь существует место и похуже. То самое, что скрывается под индексом девять.
В полном молчании мы брели навстречу судьбе. А о чем говорить? Распрашивать что ждет там, впереди? Не хочется, да и смысла нет. И так все узнаю. Изливать душу? А на кой хрен Дионе моя душа? Ей бы со своей совладать, да успокоить.
На самом деле пыльная завеса оказалась не такой уж и плотной, как чудилось издалека. Все дело было в освещении. Красноватый свет, льющийся с небес, ничуть не способствовал хорошей видимости. В нем блекли краски, а все предметы казались размытыми и диковато-угрюмыми. Вот так и с этой пылью. Ничего примечательного. Порывы ветра гоняли обычную серую пыль. А вообще-то нет. Пыль не назовешь совсем уж обычной. Она поблескивала словно мельчайшие снежинки в лучах заходящего солнца. Однако, хватит лирики. Никакие это не снежинки. Скорее всего, крошечные частички какого-то минерала. Интересно, откуда они здесь?
— Эй, осторожней! — резкий рык Дионы оторвал меня от раздумий. —  Гляди, куда идешь!
Что значит «Куда идешь»? Напрягая зрение, я стал оглядываться по сторонам. Вроде бы ничего опасного. Все как и раньше. Голые камни и серая дымка. Разве что этот шум… Он действительно стал громким и отчетливым. Сейчас я был почти уверен, что где-то совсем рядом находилось огромное скопление людей, и причем вся эта живая масса неустанно двигалась. Что это может быть? Такого звука раньше я никогда не слыхал, голову даю на отсечение. Но всеже, откуда не возьмись, всплыли некоторые ассоциации. Колона узников на марше или невольники в каменоломне? Ища источник гула я опустил глаза и уткнулся взглядом в каменную россыпь под ногами. Всего в шаге передо мной слежавшиеся валуны пропадали из виду. Их словно срезали гигантской острой бритвой. Вот тут они есть, они реальны и ясно различимы, а вон там, чуток впереди, уже не существует ничего, кроме клубящихся грязно-серых облаков пыли.
Рассчитывая каждый шаг, я подобрался к обрыву. Ничего не разобрать! Впереди сплошное молоко, если конечно молоко бывает серым с мутными красноватыми разводами. Я уже собирался повернуться к Дионе и спросить: «А куда дальше?», когда вдруг неожиданно сильный порыв ветра ударил в лицо. Серая пыльная мгла вздрогнула и понеслась мне навстречу. Пылинки кололи глаза и противно скрипели на зубах, словно это была совсем не пыль, а песок, поднятый бурей где-нибудь в далекой жаркой Сахаре. Защищаясь от их яростной атаки, я плотно сжал веки  и отвернулся.
Шквал бушевал менее минуты. Когда все стихло, у меня отлегло от сердца. Фух, пронесло. Выходит это не буря. Отплевываясь и протирая глаза, я вновь повернулся к краю обрыва. Первый же взгляд вниз поверг меня в состояние глубокого шока. Парализованный я стоял с вылезшими из орбит глазами и как рыба, выброшенная на берег, судорожно хватал ртом воздух. Бред! Мистика! Галлюцинация!
Передо мной простиралась воронка исполинского карьера. Начинаясь возле моих ног, она заканчивалась у самого горизонта. Именно там виднелась такая же черная стена, как и та, на вершине которой я стоял. Однако, не величественность пейзажа поразила меня. Скалы выступали лишь угрюмыми декорациями в том трагическом спектакле, который разыгрывался в этом месте.
Главными действующими лицами были люди. Живое море кипело на дне каменной чаши. С обрыва, на котором я стоял, были различимы лишь самые ближние человеческие фигурки. Все остальные казались одной сплошной массой, равномерно намазанной на уходящие вглубь склоны. Живое море находилось в постоянном движении. Отсветы огненно-красного неба играли на спинах людей, от чего зрелище становилось еще более гипнотическим и вместе с тем жутким. Казалось, что все эти миллионы несчастных плещутся в волнах собственной крови.
— Что же это такое? — подавленный и оглушенный я метался взглядом по копошпщемуся людскому муравейнику.
— Рудник, — Диона оттерла меня от края и толчком приказала идти. — Здесь добывают тяжелые серые камни, которые мудрые люди называют свинцовым блеском.
Когда опасность свалиться вниз мне больше не угрожала, львица ослабила опеку и вновь возглавила наш поход. Я плелся за ней вдоль обрыва. Под ноги почти не смотрел. Открывшееся зрелище притягивало все внимание. Но наблюдать становилось все труднее. Ветер утих и пыль, поднимающаяся из рудника, вновь сооружала на пути моего взгляда  серую непроницаемую стену.
Однако, кое что разглядеть все же удалось. Внизу действительно шла добыча какого-то минерала. Работы велись самым примитивным способом. Наверняка вот точно также добывали камень еще во времена фараонов. Рабочие делились на три группы. Одни крушили пароду тяжелыми кирками, другие собирали отбитые куски и грузили их в допотопные деревянные одноколесные тачки. Третьи же по узким утоптанным тропинкам катили эти самые тачки куда-то вниз, в самое сердце рудника. Куда именно мне рассмотреть не удалось. Мешала как плохая видимость, так и значительное расстояние.
— Диона, мы собираемся сойти вниз? — когда грязно-серая ширма окончательно задернулась, я окликнул свою спутницу.
— Да. В одном месте стена обрушилась. Образовалось что-то вроде огромных ступенек, по которым возможно спуститься.
К месту, о котором говорила львица, мы подошли уже через несколько минут. Диона прекрасно ориентировалась в каменной пустыне. Мы не плутали по пограничным землям, а практически точно вышли к участку, на котором произошел обвал.
Глянув вниз, я увидел то, что львица именовала ступеноками. Ничего себе ступеньки! Громоздящиеся друг на друга каменные глыбы образовывали крутую осыпь. Конечно, не отвесный обрыв, но и мраморной лестницей с золоченными перилами это тоже никак не назовешь. С камня на камень придется прыгать, что весьма затруднительно, особенно если брать в расчет мою истерзанную ногу. Однако, другого выхода нет. Сцепив зубы, полез вслед за Дионой. Где прыгал, где переползал, а пару раз, не удержавшись, просто падал вниз, как мешок доверху набитый рыбьей требухой. Вот именно таким незатейливым акробатическим трюком и ознаменовалось мое прибытие на дно карьера. Неуклюжий прыжок и я полетел на землю. Грохнулся лицом вниз. Хорошо еще, что кое-как удалось спружинить руками.
Не смея пошелохнуться, я лежал и ждал когда ослабнет боль. В глазах темно, а воздух, ставший вдруг твердым как бетон, застревал прямо в глотке. Неожиданно я заметил движение. Что-то шевелилось прямо перед моим лицом. Пока я гадал чтобы это могло быть, до моего слуха не долетел тихий стон.
— Помогите!
Мольба исходила словно с того света. Естественно, мы и так на том свете, но этот голос шел еще с большей глубины, как будто из недр самой земли. Я поддался на призыв и протянул руку. Почему-то я знал, что именно нащупают пальцы. Рука другого человека, холодная, но живая. Она судорожно вцепилась в меня, словно именно я, я и ни кто другой, являлся той самой единственной, последней надеждой. А может, так оно и было на самом деле?!
Я должен помочь! Собрав волю, силы и гнев, я разогнал завесу, застилавшую глаза. Как только мир стал четким и реальным я действительно увидел человеческую руку. Она торчала из-под огромного обломка скалы, который горный обвал сбросил вниз. Позабыв о своих ранах, я подполз поближе и потянул руку на себя. Не идет. Тогда я встал на колени и уперся плечем в шершавый камень. Напрягая все силы, я попробовал его столкнуть. От напряга казалось скрипели кости и звенели натянутые струной жилы. Но глыба не поддавалась.
— Алексей, оставь… — голос Дионы прозвучал прямо возле моего уха. — Даже если произойдет чудо и ты справишься с камнем, это ничего не даст. То, что осталось от этого человека, лучше не видеть.
— Но он же живой! Его можно спасти! — я продолжал остервенело толкать каменного великана.
— Здесь все мертвы. Ты, я и он тоже. Под этим обвалом похоронена не одна сотня человек. Мой слух намного тоньше твоего, и я слышу как они там стонут. Но помочь им мы не можем. Никто не может.
До меня понемногу стал доходить смысл слов Дионы. Умереть здесь нельзя, это точно. Мы ведь и так мертвее всех мертвых. Что же остается? Нести свой тяжкий крест и страдать… Страдать вечно и мучительно. Одним везет больше, и их мука это лишь тяжелый каторжный труд. Другим же выпадает страшная доля — до свончания веков извиваться в объятиях дикой физической боли. Человека здесь можно пропустить через мясорубку, но даже после этого он не исчезнет и не распадется. Он будет существовать в виде кучи окровавленного фарша. Не знаю, сохранится ли в нем разум, но нечеловеческую боль он будет испытывать это уж точно. Ведь именно для мучений и придуман ад.
Оглушенный своим открытием, я повернулся спиной к обломку скалы и стараясь не слышать, не видеть и не оглядываться побрел прочь. Идти можно было лишь в одном направлении. Укатанная колесами тачек тропинка опускалась вглубь карьера. По обеим ее сторонам работали каторжники. Мужчины, женщины, иногда на глаза попадались даже дети. Эпохи, нации, сословия и профессии, все смешалось в этой угрюмой безликой толпе. Дух отчаяния и безысходности так и витал над рудником, отравляя собой не только человеческие души, но и сам воздух, землю и скалы.
— Посторонись! — у меня за спиной послышалось поскрипывание деревянного колеса и шарканье ног.
Чисто автоматически я прижался к краю тропы, а лишь затем обренул голову. Тощий как скелет старикашка катил тачку до краев наполненную кусками серого минерала. Из одежды на нем была лишь заношенная жилетка от костюма, да такие же грязные и потрепанные брюки. Но больше всего меня поразила обувь. Башмак был всего один. Вторую ступню защищал лишь синтетический полосатый носок, из дырок на котором торчали разбитые в кровь пальцы.
Поравнявшись со смной, старик слегка притормозил:
— Извините, не подскажете, какой там на верху сейчас курс доллара? — голос грешника прозвучал неожиданно громко. Так обычно разговаривают слегка глуховатые люди.
— Что?  — этот, казалось бы совсем неуместный вопрос, озадачил меня. Да еще попробуй вспомнить этот самый курс. — Вас интересует курс к евро?
— Что за евро такое? — старик состроил кислую мину. — Никогда не слыхал. Нет, меня интересует курс доллара к рублю. Вы ведь должны знать. Вы ведь наш, русский, да и к тому же моряк. — Удерживая тачку одной рукой, он показал на мое плече. Там из-под рваной телняшки выглядывала татуировка — два скрещенных якоря, над которыми горда реял флаг Советского Военно-морского флота.
— Где-то один к тридцати двум.
— За один рубль тридцать два доллара! — в глазах водителя тачки заплясали алчные огоньки.
— Нет, наоборот. За один доллар тридцать два рубля.
— Вы серьезно? — с лица пожилого интеллигента исчез восторг.
— Абсолютно.
— Да… До чего сука Горбачев страну довел! Говрил я, что вся эта гребанная перестройка добром не кончится.
Старик как малолетний босяк сплюнул на землю и ускорил шаг. Он даже не попращался. Он забыл о моем существовании, погруженный в свои невеселые мысли. Занятный субьект. Похож на пристарелого чикагского мафиози. Глянув в след земляку, я кисло улыбнулся. А может я не так уж и далек от истины? По крайней мере, дырки от двух выстрелов в спину и запекшаяся на желетке кровь говорили, что старикашка помер совсем не в мягкой постели, и уж точно не от сердечного приступа.
— Следуй за мной, — Диона оторвала меня от изучения пулевых отверстий в спине российского Аль-Капоне. — Не мешкай! Здесь уже очень опасно. Демоны следят за каждым нашим шагом, и они совсем рядом.
Вот оно как! Я задрал голову и с подозрением уставился на плотную пылевую завесу, которая перемешиваясь с низкими багровыми облаками, образовывала что-то вроде гигантского купола, накрывающего собой весь рудник. Нападение скорее всего последует именно оттуда. Хотя, кто его знает. Может коллеги Бальтазара притаились где-то в недрах земли, и только и ждут повода, чтобы выскочить из своих нор словно разъяренные тарантулы.
Я не стал искушать судьбу. Победа над одним демоном ничего не значит. Мне просто повезло. Возможно в первый и последний раз. На чужой территории, во враждебном мире даже самому-пресамому везунчику все равно долго не продержаться.
Плетясь вслед за львицей, я с тоской глядел по сторонам. Лица, лица, лица. Покрытые серой пылью, изможденные, с потухшими впалыми глазами и пересохшими растрескавшимися губами. Когда я проходил мимо, они поворачивались ко мне и бросали быстрые затравленные взгляды. Никто и никогда так на меня не смотрел. Радость, вспышка надежды, а затем медленное угасание. И это у всех и у каждого.
Оно и понятно. Всего несколько часов назад я еще был живым человеком, я пришел из мира живых, я еще выглядел как живой. Я был напоминанием, связью с тем прошлым, которого узники преисподней лишились навечно. Но как ни странно, они даже не решались окликнуть меня. Они были напуганы, сломлены и покорены.
— Эй, морячек, как там наверху?
Я ошибся. Один из приговоренных все же заговорил со мной.
— Да уж повеселее, чем здесь. — Мой взгляд остановился на высоком молодом мужчине с увесистой киркой в руках. Он был голым по пояс. На хорошо развитом торсе перекатывались тренированные мускулы.
— Яков, когда пробегал тут со своей тележкой, крикнул, что ты идешь, что ты русский.
— Русский, — подтвердил я.
— Откуда?
— Из Питера.
Я перешел на коротенькие шажки, стараясь двигаться медленнее черепахи. Приказ Дьявола выполнялся. Передвигаюсь в заданном направлении — это главное, а вот про скорость, насколько я понял, в инструкции сказано ничего не было.
— Из Питера? Во везуха! — в глазах моего собеседника засветилось неподдельное счастье. — Я тоже из Ленинграда. — парень толкнул в плечо работающего рядом солдата в форме эпохи наполеоновских войн. — Слыш, Анри, земляка встретил.
— Поздравляю, — Анри отмахнулся от соседа и продолжил рубить серебристо-серую породу.
Мне очень хотелось перекинуться хоть парой словечек с этим незнакомым русским парнем, открытое честное лицо которого никак не вязалось со словом «грешник». Комсомолец, жизнелюб, спортсмен, вот наверняка и весь перечень его грехов.
Останавливаться запрещено! В мозгу вспыхнул суровый приказ. А чтоб тебя…! На прощание я махнул парню рукой, и в потоке людей, толкающих перед собой деревянные тележки, двинулся вглубь рудника.
— Постой! — молодой человек рванулся вслед за мной. — Может, браток, ты знаешь Иру Маркову? Она студентка, художница, папа у нее профессор. Жили они на Невском.
— Маркова, говоришь? Знавал я одних Марковых. Правда, было это… А в каком году ты… — я запнулся подбирая нужные слова. — Короче, помер ты в каком году?
— В восьмидесятом. Помню, только-только олимпиада в Москве отгремела.
— Если в восьмидесятом, то мои знакомые отпадают. Они в Ленинград переехали где-то в середине девяностых. — Я отвел глаза. — Прости, друг, ничем не могу помочь.
— Невеста это моя, — горло парня сдавил удушающий спазм. — Узнать бы, как она там. Любил я ее очень. А перед смертью даже проститься не удалось. Током меня в нашей мастерской долбануло. Я ведь скульптор. Варили мы с товарищем потрясную компазицию из старого железа, которое пионеры на металлолом сволокли. Короче должен был получиться полный авангард. А сварочный аппарат дрянь, старье. Ну, вот он и коротнул. Вот незадача, понимаешь ли.
— Понимаю, сочувствую, но к сожалению…
Я так и не успел договорить. Слова утонули в диком вое, обрушившемся с небес. Вскинув голову, я обнаружил здоровенного огнедышащего дракона, который падал прямо на наши головы. На загривке у него восседал всадник, одетый в развивающийся черный балахон. В левой руке наездник держал жезл, напоминающий извивающуюся гадюку. То, что этот чудовищный кавалерист прибыл по наши души, не было никакого сомнения.
— Беги, с Абигором тебе лучше не встречаться, — Парень схватил меня за плечо, развернул и толкнул вдоль тропы.
— А ты? — в растерянности я обернулся.
— А мне бежать некуда, — он с горечью и отчаянием покачал головой. — Эх, надоело все! Хоть вспомню, что значит быть человеком! — Бросив на меня прощальный взгляд он вдруг добавил. — Меня между прочим Юра зовут. Это так, может, вспомнишь когда. А теперь беги!
Юноша поднял наперевес свою увесистую кирку и сделал шаг навстречу чудовищу. Обитатели каменоломни отпрянули в стороны, и молодой скульптор остался стоять один на неширокой каменистой площадке, похожей на цирковую арену. При виде этой сцены на меня и впрямь накатило ощущение, что все происходящее это ни что иное как представление, умело поставленное по мотивам каких-нибудь кельтских былин. И все было бы весело и увлекательно, если бы не смертный ужас, застывший на лицах притихшей толпы.
Первый удар дракона напоминал падение горящего авиалайнера. Тупо и прямолинейно он врезался в то место, где стоял молодой бунтарь. Глупо. Наверняка даже я, в свои практически пять десятков, увернулся бы от такого выпада, а уж о молодом тренированном парне и говорить не приходиться. Он отпрыгнул подальше от когтистых лап дракона. А когда сила инерции вогнала крылатую тварь в землю, сам ринулся в яростную атаку.
Юрий прекрасно понимал, что дракон это лишь безмозглое орудие убийства. Истинный враг это тот, кто восседает на чешуйчатом загривке зверя. Юноша действовал так, как будто давно и тщательно готовился к этому бою. Не теряя ни секунды, он запрыгнул на мощное перепончатое крыло, как на подкидной гимнастический мостик. Хитро! Сейчас дракон взмахнет этим самым крылом и забросит противника себе на спину.  А там уж главное — не оплошать. План хорош и мог бы сработать, но…  Но в битву вступил тот, кого именовали Абигором. Сильным и метким движением всадник метнул свой посох прямо в грудь нападавшему. На лету черная извивающаяся палка изогнулась и ожила. Словно лассо огромная анаконда обвила шею бунтаря. Через миг послышался хруст, да такой громкий, что его услышал даже я, находившийся в добрых полсотни метров. Юрий дернулся всем телом, кирка выпала из онемевших пальцев. Наземь они упали практически одновременно: старый ржавый инструмент и извивающееся в конвульсиях тело. Змея тут же сползла с него, и как прыткое кенгуру прыгнула в протянутую к ней когтистую руку. Едва оказавшись в ладони своего господина, гадина вновь стала жезлом, твердым, лоснящимся полированными боками.
То, что потом произошло с моим давешним знакомым, я уже плохо видел, поскольку Диона оттащила меня довольно далеко. Но все было понятно и так. Демон не утруждал себя личной расправой. Он просто отдал противника на растерзанию дракону, и зубастая тварь насладилась им всласть. Несколько раз я видел, как к небу взлетали куски растерзанного тела, как по поднятой морде чудовища текли струйки алой крови.
Обхватив голову руками, я кинулся бежать. Во мне жил дикий панический ужас. Никогда не боялся смерти, но такое… Перед глазами стояли куски окровавленной человеческой плоти. Они валялись среди пыльных серых камней, их пинали сотни ног, их расплющивали деревянные колеса груженых тележек. Но плоть не исчезала. Она продолжала чувствовать, извиваться, корчиться и страдать. И мукам этим суждено продолжаться целую вечность.
Я остановился лишь когда в лицо полыхнуло жаркое пламя.
— Третий круг, — голос Дионы прозвучал у меня за спиной.


Глава 7.

Гигантский кратер, где добывался серебристый минерал с ничего мне не говорящим названием свинцовый блеск или по-иному галенит, обступал нас со всех сторон. Мы добрались до самого его центра, вернее, добрались бы, окажись у кратера центр. Колоссальная каменная чаша вдруг оборвалась бездонной черной дырой. И вела она, несомненно, к самому центру Земли. А как иначе объяснить клубы черного едкого дыма, поднимающиеся к небесам и огненные отблески, беснующиеся в мрачной глубине? Присмотревшись, я понял, что несправедливо обозвал провал дырой. Никакая это не дыра, а воронка, только с очень крутыми стенами. Складывалось впечатление, что из земли вывернули огромный шуруп диаметром в километр, а то и больше. Оставшаяся после него нарезка уходила вглубь широкими спиральными террасами. Именно эта винтовая лестница и именовалась кругами ада.
Первый виток, на который мы с Дионой и спустились, был сплошь утыкан огромными плавильными печами. Сложенные из грубо оттесанных прямоугольных камней, они казались башнями невиданной сюрреалистической крепости. Но как ни мощны были эти укрепления, противник все равно покорил их, покорил и предал огню. Бушующее пламя неистовствовало внутри, а миллионы людей тщетно пытались его загасить. Естественно, все это мне только лишь казалось. В ненасытные жерла плавильных печей люди кидали совсем не песок или воду, туда летели добытые наверху серебристые камни вперемешку с кусками черного каменного угля.
Уголь к печам доставляли также, как и свинцовый блеск. Груженные им тележки катили люди, почерневшие от въевшейся антрацитовой пыли. Они появлялись из узких, словно норы, туннелей. Промелькнув как призраки, угольщики вновь исчезали в чреве земли.
— Второй круг, — догадался я, указывая на дыры в каменной стене.
— Да, — Диона проследила за моим взглядом. — Те, кто угодил туда, никогда больше не увидят ни единого проблеска света. Рассказывают, что их сразу ослепляют. Потеряв глаза, узники начинают быстрее ориентироваться на ощупь и на слух.
Я уже в который раз вздрогнул и поблагодарил бога… вернее дьявола за то, что на моем личном деле он не вывел жирную цифру «2». Хотя кто его знает, может, темные штольни в скором времени мне покажутся комфортабельным санаторием по сравнению с местом моей прописки на предпоследнем минус восьмом «этаже».
Угрюмый и опустошенный я с ненавистью глядел по сторонам. Ненависть к этому месту заглушала другие чувства, даже страх, даже боль. Но странное дело, несмотря ни на что, во мне продолжало жить любопытство. Никогда не задумывался как должен выглядеть ад. Но уж точно не так!
Из плавильных печей непрерывными потоками текли реки расплавленного металла. Огненно-красные у своих истоков они постепенно остывали и приобретали вид жидкой подвижно ртути. Металла выплавлялось так много, что суетящиеся возле печей люди едва поспевали разливать его в выдавленные в земле прямоугольные формы. От непосильной каторжной работы люди едва держались на ногах. Ошибки следовали одна за другой. То и дело расплавленный металл выплескивался на какого-нибудь несчастного. В это миг каменные стены подземелья оглашались неистовыми криками, а корчащееся от ожогов тело падало наземь. Но каковы бы ни были мучения, как ни ужасны казались раны, узник должен был вновь подняться и продолжить свою вечную каторжную работу.
Я собственными глазами видел, как возле одной из печей у человека начисто сгорела рука. Это был мужчина средних лет, в некогда дорогом адидасовском спортивном костюме. Синтетическая ткань сплавилась от жара и глубоко вгрызлась в страшную рану, перемешавшись с кровью и горелым мясом. Обезумев от боли, тот прижал к груди дымящуюся культю и кинулся бежать. Прикованная к ноге цепь не дала сделать и пяти шагов. Узник упал и катался по полу до тех пор, пока возле него не материализовалась мрачная тень. Удар острого топора отрубил несчастному и вторую руку, которая как ошпаренная змея сама начала извиваться и корчиться на грязном полу. Мерзкий длиннорукий горбун подцепил ее своей когтистой пятерней и со смехом зашвырнул в печь. Затем он поднял калеку на ноги и толкнул к только что отлитым слиткам. Грешник упал на колени и с неестественным рвением стал зубами выковыривать блестящие бруски. Глядя, как его язык елозит по каше, образовавшейся из слюны и формовочной земли, я замер в оцепенении. Почувствовав мой взгляд, мужчина поднял глаза. В потухших затравленных зрачках было столько мучения, что я попятился.
Толчок и чей-то сдавленный вскрик последовали один за другим. Оглянувшись, я увидел старуху в длинных до пола грязных лохмотьях. Седые спутанные волосы образовывали вокруг ее головы подобие помятого афро. Правда, у выходцев с Африканского континента прическа обычно казалась безупречно ровная и симметричная. У старухи же большая часть одуванчика как бы съехала на затылок, от чего она смахивала на дембеля из морской пехоты. Именно у этих бравых ребят черные береты каким-то непостижимым образом держатся строго на затылке. Клеем они их мажут что ли? Портрет потревоженной мной бабы Яги был бы неполным без традиционного крючковатого носа и маленьких глубоко посаженых глаз. Ее темные зрачки шарили по мне вдоль и поперек, словно у собачонки, которой только что наступили на хвост. Она будто бы искала место, куда стоит укусить неожиданного обидчика. Хотя, на мне действительно была вина. Я налетел на старуху и чуть не сбил с ног. С испугу старая женщина уронила один из двух слитков, которые куда-то несла.
Пролепетав извинение, я нагнулся, чтобы поднять оброненный кусок металла.
— Ого! — возглас удивления сам собой сорвался с моих губ, когда серый параллелепипед лег на ладонь. Весу в нем было килограмм десять, не меньше. — Это свинец что ли?
— Свинец, милостивый господин, — женщина с опаской огляделась по сторонам и быстро протянула руку. — Дайка его сюда, а то мне порядком влетит.
Удивительно по-детски прозвучало это «влетит». Как будто для наказания ее поставят в угол или лишат сладкого.
— Вам туда? — я указал на утоптанную тропу, вьющуюся по самому краю пропасти. Именно по ней груженые свинцовыми слитками люди спускались в пугающую бездну подземелья.
— Туда, милостивый господин, туда, — старуха, наконец, смягчилась и утвердительно закивала. — Дорога здесь всего одна. 
— Тогда я помогу поднести. Слитки ведь очень тяжелые, — я протянул руку за второй свинцовой чушкой.
— Нет-нет, что ты? — женщина отпрянула от меня как от прокаженного. — Это строго запрещено. Каждый должен делать свою работу сам.
Старуха чуть ли не силой отобрала у меня свинцовый брусок, закряхтев, зажала его под мышкой и засеменила в сторону каменных ступеней. Стараясь не глядеть в сторону несчастного, который только что лишился обеих рук, я последовал за ней. Моя нога надсадно болела, но, даже не смотря на это, удалось быстро нагнать новую знакомую. Хотя какая там знакомая! Так, обменялись парой фраз. Таких знакомых вокруг миллионы. Я покосился на людей, идущих рядом, и понял, что ошибся. В глазах старушки светился какой-то лукавый огонек, совсем маленький и несмелый, но все же ясно различимый. Глаза же всех остальных грешников наполняла пустота и безумие. Их бесполезно спрашивать, они ничего не расскажут.
— Вы давно тут? — как мне показалось, знакомства в здешних местах начинались именно с этого вопроса.
— Давненько, уж и не помню сколько. В мое время на английском престоле восседал славный король Яков Первый.
— Да-а, порядком. — Хотя в истории я разбирался чуть лучше, чем заяц в астрономии, почему-то сразу захотелось накинуть старушке лет триста, а то и четыреста.
— А ты, уважаемый господин, видать новенький? — при этих словах она с завистью поглядела на меня.
— Ага. Только-только как откомандировали, — я скрипнул зубами. — Этот ваш местный визави короля Якова.
— И куда ж он тебя?
— На восьмой круг. — Я следил за реакций собеседницы и пытался понять, на сколько сильно влип.
— Глубоко! — старуха пошамкала беззубым ртом. — Видать в самое сердце искушений.
— Каких искушений, бабуля! — нервно хохотнув, я показал на вереницу сутулых поникших призраков, окружавших нас. — Мы же в аду!
— Ад и есть самое место для искушений. И самое главное из них золото.
— Золото?
— Конечно, золото. Оно правит миром, дает власть и могущество. — Старушка повысила голос, словно произнося магические заклинания. — Оно зачаровывает и пленит каждого, кто к нему прикоснулся.
Бред какой-то! Мне сразу подумалось, что старуха подвинутая умом. И угораздило же ее зацепить!
— А ты, господин, не отворачивайся, — древняя англичанка мигом уловила мое настроение. — Лучше послушай, что тебе говорит старая, умудренная жизнью женщина.
— Да я не отворачиваюсь.
Пристыженный я сделал вид, что засмотрелся на клубы цветного дыма, который поднимался откуда-то снизу. Так, о чем это она? Ах, да, золото.
— Бабуля, да какое здесь золото?
Первый раз за все время разговора старуха усмехнулась.
— Да ты совсем темный! Оглянись по сторонам. Все, что ты видишь вокруг, делается ради золота и воимя золота.
По сторонам я оглядываться не стал, а вот на тяжелые свинцовые слитки в руках моей спутницы явно покосился. Она перехватила мой взгляд и закивала.
— И это тоже.
— Не понимаю, — я отчаянно затряс головой.
— Беда с вами, потомками. Позабыли простые вещи, которые раньше знал любой деревенский простак. — Старуха вздохнула. — Ну, ладно уж, объясню, дорога то длинная.
Перехватив поудобнее свою тяжелую ношу, она начала скрипучим наставительным голосом:
— Слыхал, что золото называют дьявольским металлом? Вижу, что слыхал. А почему? Может, ты думаешь, что прозвано оно так из-за низменных алчных страстишек, которые у людей вызывает? Так-то оно так, но не с этого все повелось. Если в древние незапамятные времена заглянуть, то увидим мы что и золота никакого на земле тогда и не было вовсе.
Точно бабка мозгами поехала! С одной стороны жалко ее, но с другой — слушать этот бред… Я изо всех сил старался делать вид, что слушаю, но это было нелегко, поскольку современница короля Якова уже начала порядком доставать. Меня угораздило залететь ни куда-нибудь, а в самый натуральный ад! Ощущения острее некуда, настроение хуже кладбищенского, а она еще тут лезет со своими глупостями!   
— Золото появилось вместе с человеком. — Старуха не унималась. — Дьяволу нужен был источник искушения, вот он его и измыслил. Наделил желтый металл магической притягательной силой, да и подсунул его людям. Тут-то и началось: войны, убийства, зверства всякие. А все из-за чего? Из-за него, золота проклятущего!
Что я мог ответить? Рассказывать выжившей из ума четырехсотлетней старухе про таблицу Менделеева? Хотя… В Дьявола я уже кажется поверил, почему бы не плюнуть на все свои убеждения и не поверить в дьявольское происхождение золота.
— А создают его здесь, во владениях властителя тьмы. Вот из этого самого свинца и создают. — Иллюстрируя свои слова старуха подсунула один из слитков прямо мне под нос.
Алхимия? Сразу вспомнилось читанная на досуге книжица. Помнится, позаимствовал у кого-то из команды. Автор, кажется немец, рассуждал над возможностью получать золото из неблагородных металлов. В ядерных процессах и химических формулах я был несилен, а вот историческая предыстория в памяти отложилась.
— Слушай, добрая женщина, а не этим ли самым грешили древние маги?
Старуха расцвела от моего комплимента и согласно закивала.
— Этим самым. Только редко у кого получалось. А как получится, тут и жди беды. Не любит Дьявол, чтобы простые смертные с ним сравнивались. Выставит алхимика в роли черного колдуна, люди рассвирепеют, да и убьют бедолагу. А дьявол его к себе, в свою, значит, безграничную собственность забирает.
Осведомленность старухи показалась мне несколько подозрительной, ведь говорила она не только о делах адовых, но и земных тоже. Может, она это совсем и не она? Может, это демон какой в человеческой личине? Для проверки я взял и ляпнул:
— А с чего ты мне все так растолковываешь? Ведь это тайна, поди.
Ответом старухи стал пронизывающий взгляд.
— Э… да ты боишься меня что ли?
— Если бы боялся, то и не спросил бы. — Я делано хмыкнул, хотя если честно признаться, то в душе все же погуливал некий легкий холодок.
— Боишься-боишься, — собеседница гаденько захихикала как будто от старых приятных, но давно забытых ощущений. — Да ты не бойся. Разговор я с тобой завела только лишь потому, что истосковалась по живому слову. Ну, скажи на милость, с кем тут поговорить? С этими что ли? — Она указала на бредущих рядом людей. — Так они и говорить-то наверняка разучились, не то что мысли связанные складывать. А знаю я многое лишь потому, что при жизни ведьмой была.

Когда огромная, словно теннисный корт, жаровня покачнулась, я понял, что дело плохо. На раскаленной сковородке прокаливалось как минимум три тонны породы, и если вся эта дышащая огнем лавина рухнет вниз… Так и вышло. Выскользнув из грубых каменных держателей, жаровня с неимоверным грохотом упала набок.
— Прыгай!
Я поддал Дионее под зад, а сам кинулся к старухе. Двумя сцепившимися пауками мы покатились по неровному, испещренному колдобинами полу. То место, где мы только что стояли, накрыла огненная волна. Вокруг в панике кричали люди, слышались стоны раненных, проклятья сгорающих заживо. Кто-то бежал прочь, кто-то тушил вспыхнувшую одежду, кто-то в истерике рвал на себе волосы. В клубах желтого дыма все обитатели четвертого круга сами казались демонами, безумными и жестокими.
Не оттащи я старуху в одну из неглубоких ниш, ее, а возможно и меня самого насмерть перепуганная толпа просто бы растоптала. Львица то и дело становилась на нашу защиту, грозным рыком разгоняя напирающий людской поток.
— Сейчас все закончится, — совсем неожиданно я услышал голос ведьмы. — Они не любят беспорядка и прекращения работы.
Кто такие «они» можно было не переспрашивать. Горбуны в черных кожаных туниках начали появляться из самых темных углов и расщелин. Казалось, что недра извергают пузырящиеся всплески черной нефти. И этих зловещего вида клякс становилось все больше и больше. Щелкая длинными кнутами, горбуны сгоняли обезумевших от страха грешников назад, к  опрокинутой жаровне.
— Быстрее отсюда! — вскричала ведьма. Она всадила мне в руку когти и, цепляясь как за подпорку, резво встала на ноги. — Если и нас загонят, будет худо.
Я не стал спорить. Вид дымящегося железного противня не сулил ничего хорошего. И я оказался прав. Мы едва успели проскочить мимо шеренги рассвирепевших горбунов, как их цепь замкнулась. Попавших в окружение людей стали стегать кнутами, принуждая поднять огромную сковороду. Металл еще не остыл. Сотни рук, взявшихся за него, были обожжены, сотни глоток исторгли крики, сотни белесых дымков расползлись по угрюмому подземелью, распространяя смрад горелого мяса.
Жаровню предстояло поднять на пятиметровую высоту, и у людей не было другого способа, как взбираться друг другу на плечи. Огромный муравейник рос, вздымая над собой зловещую черную чашу. Во всем этом зрелище было что-то завораживающее, магическое, и в тоже время чудовищное. Я смотрел на тысячи людей и не видел ни единого. Передо мной кипела одна серая масса, подвластная кнуту и страху.
— Идемте. — На полу валялось множество оброненных свинцовых слитков. Старуха подобрала два из них и, мотнув головой, указала направление. — Они поставят жаровню и начнут собирать Красного льва. Собирать голыми руками. 
От одной только мысли, что чья-то рука прикоснется к тускло светящимся раскаленным камням, меня передернуло. Ладони сами собой запекли, и я едва удержался, чтобы не подуть на них.
Мы удалялись все дальше и дальше, вопли и стенания становились все тише. Их заглушал рев огромных горелок и шипение зловещего вида растворов, кипевших в огромных стеклянных ретортах. Здесь тоже работали люди. Закопченные как сами реторты, понурые и смертельно усталые.
— Спасибо, благородный господин, что спас мои старые кости от огня, — оправившись от потрясения, старуха вновь заговорила.
— Пустое, — я устало отмахнулся. — И часто здесь такое?
— Частенько. Ад на то и ад, чтобы истязать грешные души. А для этого все способы хороши. — Старуха замолчала как бы борясь с неловкостью, но затем все же решилась, и промямлила не поднимая глаз. — Мне нечем отблагодарить тебя.
— Забудь. Ты мне ничего не должна.
Несколько секунд ведьма беззубой десной кусала губу. Затем приблизилась ко мне, почти прижалась, и прошептала:
— Я знаю одну тайну.
Я ничего не ответил, только пожал плечами. Толку мне от тайн старой ведьмы. Вся ее магия сводилась к простецкому житейскому шарлотанству: снадобья, яды, сушеные летучие мыши, крысиные хвосты, подковы дохлых лошадей, кому нагадать гору счастья, а кого и проклясть до десятого колена, покружить вокруг костра, подуть на кипящую воду.
— Я знаю страшную тайну, — старуха повторила фразу, добавив в свой голос таинственности.
— Какую? — чтобы не обижать спутницу, пришлось сделать заинтригованный вид.
Ведьма вторично огляделась по сторонам и прошептала мне в самое ухо:
— Из ада можно выбраться.
— Что?! — я вскрикнул от удивления.
— Тише ты, — зашипела на меня ведьма. — Если демоны услышат, то меня сотрут в порошок, чтобы уже никогда не смогла произнести ни слова.
— Ты знаешь, как это сделать? — в чудо не верилось, но чем черт ни шутит, ведьма все-таки.
— Не знаю, — старуха горько вздохнула.
— Погоди, но ведь ты только что сказала, что знаешь!
— Я сказала, что можно, но не сказала, что знаю как.
— Что-то не улавливаю разницу. Может, отупел?
— Точно отупел, — возмутилась оскорбленная колдунья. — Вдумайся, о чем я тебе толкую. Слыхал ты когда-нибудь, что можно вернуться с того света? Нет? А я тебе говорю, что можно. Если, конечно, твоей душе есть куда возвращаться.
— Как это «есть куда возвращаться»?
— Что есть человек? Две части, две составляющие — душа и бренная телесная оболочка. На земле одно без другого существовать не может. — Ведьма посмотрела в мои осоловелые глаза и пояснила. —  Если тело твое разрушено, душе уже некуда вернуться.
Помолчав несколько секунд, я произнес медленным механическим голосом:
— Ты хочешь сказать, что побег отсюда возможен лишь до тех самых пор, пока там, на верху, тело беглеца еще не вспухло и не завонялось?
— Больше всех везет тем, кто зимой свалился в сугроб, да так в нем и провалялся до самой оттепели. У такого счастливчика есть несколько месяцев, чтобы вернуться. А вот кто приставился летом, в самую жару…  — старуха страдальчески закатила глаза, —  тот начнет пованивать уже на следующий день. А в тухляка душа ну никак не вернется.
Ведьма еще что-то говорила, но я ее уже не слышал. Я лихорадочно соображал. Шторм. Зимний океан. Тело мое в спасательном жилете, так что на дно не пойду. Во время шторма никакая живность на поверхность не поднимется, а, значит, жрать меня пока не будут. Вода соленая, температура около нуля. Сколько времени пройдет, прежде чем в трупе разведутся гнилостные бактерии? Очень жутко было называть себя трупом, и представлять как внутри копошатся какие-то мерзкие твари, но я выдержал. Отогнал подступившую к горлу тошноту и приказал своему серому веществу работать в полную силу.
Итак, что пишут на пластиковых упаковках свежего мяса, купленного в супермаркете? Сколько это самое мясо может храниться в холодильнике без того, чтобы пихать его в морозилку? Кажется, около недели. Но это говядина или свинина. Не верю, чтобы доблестные производители не побрызгали на свой достаточно дорогостоящий товар какой-нибудь отравой против бактерий или не окурили его газом с теми же замечательными свойствами. А если без газа и без химикатов. Сколько? Два, максимум три дня и ку-ку!
Занятное совпадение. Говорят, Христос тоже воскрес на третий день. Но я, конечно, не Христос и даже не претендую на роль хоть какого, хоть самого завалящего святого. Мне бы снова стать человеком, обычным живым человеком. Вот тут меня и прошибла пропитанная паникой мысль:
— А что будет, если грешник вырвется отсюда, а тело его уже того… протухло и сгнило?
Должно быть поглощенный своими мыслями я забыл об осторожности и задал вопрос слишком громко. Иначе как объяснить тот полный ужаса взгляд, которым полоснула по мне старуха. Но время шло, мы углублялись в недра земли, а карающая рука властителя тьмы и не думала хватать ведьму за спутанные патлы. В конце концов та слегка успокоилась.
— Дурачина. Теперь ты знаешь столько же, сколько и я. И тебя, в случае чего, тоже не пощадят. Тут не орать, тут на ушко шептать надобно. — Ведьма с опаской покосилась на бредущую рядом львицу.
— Диона не предаст, — я верил в свои слова, и эта уверенность передалась моему голосу.
— Знать бы наперед кто друг, а кто враг, — ведьма глядела под ноги остекленевшими немигающими глазами. — Может, и судьба по-другому обернулась бы.
Стало понятно, что говорит она о себе. Вспоминая мрачные времена средневековья, я догадался, что жизненный путь старухи вряд ли устилали лепестки роз. И умерла она, должно быть…
— Сожгли меня, — ведьма ответила на мой немой вопрос. — Оклеветали и сожгли.
— Поэтому ты и не пыталась вернуться?
— Была б моя воля, я бы вернулась. Не важно кем, травой, цветочком лесным, букашкой, зверушкой малой, только бы дышать, умываться дождем, смотреть на ясно солнышко. — Старуха стерла рукавом навернувшиеся слезы. — Только не знаю я как это сделать. Знаю, что возможно, но как?
Дальше мы долго шли молча. Каждый думал о своем. Ведьма за компанию с Дионой по-собачьи поскуливали. Видать обе они вспоминали былое, и от этих воспоминаний их колотило как от нещадной лихорадки. Мне же раскисать было строго противопоказано. Во мраке безысходности мелькнул лучик надежды, и я буду последним идиотом, если не попытаюсь узнать, откуда он бьет. И, кто его знает, может мы еще повоюем. Проиграть совсем не страшно. Хуже уже все равно не будет.
Рассуждая таким образом, я во все глаза пялился по сторонам. Свет, лившийся с тяжелого багрового неба, уже практически не доставал до глубин адского колодца. Видеть здесь можно было лишь благодаря редким факелам да пламени, с ревом вырывавшемуся из алхимических устройств и приспособлений. Мимо проплывали пылающие горны, в диковинных кипящих сосудах варилось зловещего вида зелье. Его выпаривали, мешали с какими-то не менее отвратными ингредиентами, нагревали, перегоняли, дистиллировали и снова перегоняли. Процесс повторялся бесчисленное количество раз. Сперва я следил за алхимическим таинством, пытаясь хоть что-нибудь запомнить. Однако, вскоре сбился, запутался и плюнул на эту дохлую затею. Скорее всего, знание химического процесса мне ничего не даст, так какого хрена забивать мозги!
Вот что мне точно потребуется, так это какой-никакой план, хотя бы предварительный, хотя бы только наброски плана. Призвав на помощь всю личную изобретательность, добавив к ней опыт графа Монтекристо, я принялся размышлять.
Первое, к чему сами собой метнулись мысли, оказалось время. Как долго я здесь? С тех пор, как я открыл глаза в опускающимся лифте, минуло… Сколько же минуло? По привычке я поднес к глазам запястье с часами. Стрелки недвижимо замерли на одиннадцати — времени гибели «Жокея». Конечно, а чего же я мог ожидать?! Чтобы швейцарская механика переломила законы потустороннего мира? Дудки! Куда уж ей!
Однако, я не спешил опускать руку. Циферблат превратился в шкалу, по которой бежал взгляд, отмечая недавние события. Разговоры с дьяволом — час. Переход через пограничные земли, потасовка с Велиалом — четыре, нет, пять часов. Первый круг, встреча с Юрием, его жуткий поединок — около двух часов. Далее. Третий круг, знакомство с ведьмой — один час, не более. Второй круг, слава богу, повидать не удалось, но на четвертом потеряна масса времени. Это страшное происшествие… Меня словно вновь обдало жаром от раскаленной до красна породы, а в ушах зазвучали крики и стоны. Два часа — своим вердиктом я как пробкой заткнул рвущиеся из глубин памяти воспоминания. Ко всему этому следует добавить примерно час на последнее откровение старухи. Итого, сколько же это получилось? Я перевел взгляд на плотно сжатые кулаки. Пальцы, которые я загибал, закончились в тот самый момент, когда речь шла о катастрофе. Значит, к десяти еще следует прибавить пару часов. Я стартовал с рвением прозевавшего выстрел спринтера. Боже мой, половина суток из отведенных мне трех уже миновали!
— Алексей, куда ты? — удивленно рыкнула мне вслед Диона.
А действительно, куда? Я остановился как вкопанный. Куда бежать? Где тот выход, который следует искать? Меня одарили необычайно ценным откровением — теоретически из тюрьмы можно сбежать. Огромное спасибо! Но как это сделать, не зная расположения коридоров, толщину стен, не владея схемой охранных постов. Естественно, со временем все это можно изучить. Но в том-то и загвоздка, что со временем! Нет у меня этого самого времени! Голова раскалывалась. Пытаясь предотвратить внутричерепной взрыв, я охватил ее руками.
— Ты слишком долго стоишь на месте, и от этого на тебя уже кое-кто начал поглядывать. — Диона подтолкнула меня лапой. — Шагай быстрее.
Сдвинувшись с места, я оглянулся. В полумраке подземелья и клубах едкого химического дыма было плохо видно. Но мне показалось, что в воздухе мелькнули знакомые кожистые крылья.
— Велиал! — проскрежетал я сквозь плотно сжатые зубы.
— Он вряд ли простит или забудет, — поддакнула львица. — Он будет следить и ждать твоей малейшей ошибки.
— Твою мать! Еще и этот урод на мою бедолашную голову. Гнида! Плесень помойная! Змея горбатая!
Я злился и обкладывал Велиала отборной трехэтажной матерщиной, в которой поднаторел за годы странствий по портам всего мира. Секунды складывались в минуты, а я все не мог успокоиться. Портовый фольклор пер из меня как из словаря подзаборной словесности. Этот словесный понос мог продолжаться бог знает сколько, не осознай я, что совершенно не думаю о Велиале. Демон казался лишь досадной помехой, не более. Все мои мысли занимал тот самый единственный, главный вопрос. Как это сделать? Где та самая лазейка, через которую можно отсюда улизнуть?
— Ну, что, уважаемый господин, выговорился, наконец? — ведьма глянула на меня с пониманием. — Это страх твой только что кричал, а никак не разум.
Я ничего не ответил, лишь кивнул.
— Тогда слушай что скажу. — Старуха вновь прижалась ко мне и перешла на шепот. — Я так разумею, искать нужно. Искать первых грешников.
— Каких таких первых? — я судорожно собирал, разбежавшиеся словно тараканы, мысли.
— Тех самых, что в ад попали тысячи лет назад. В те самые времена, когда сатана только свое логово обустраивал. Они-то первые строители, и должны знать, где тут, в темнице дьявольской, слабинка имеется.
— И где ж сыскать их, бабуля? — я уцепился за спасительную идею, как утопающий за соломинку.
— Много лет уж ищу, да пока без толку. — Старуха тяжело вздохнула. — Может, и нету уже их никого в облике то людском. Может, давно косточки их в печах адских сгорели.
— Умеешь утешить, карга ты старая!
— Ты не бранись, а запоминай лучше. Я то, милостивый господин, ниже седьмого круга никогда не хаживала, а тебе, видать, суждено и дальше заглянуть. Вдруг встретишь кого из первых то грешников. Вдруг их сатана именно туда и запрятал.
Положа руку на сердце, следовало признать, надежды отыскать этих самых первостроителей у меня не было никакой. Именно поэтому я запихнул название «первые грешники» куда-то на самую дальнюю полку в кладовой своей памяти и решил положиться на традиционный русский авось. Другого пока ничего не оставалось. Авось мне повезет узреть спасительную лазейку, авось придумаю как эту самую лазейку прокопать.

Алхимическая лаборатория растянулась на целых три круга. На каждом из них рождался какой-то свой дурно пахнущий ингредиент. Процесс завершался тем, что пару сотен работников, вооруженных ржавыми лопатами, начинали грузить его в большие плетенные заплечные корзины. Тысячи носильщиков подхватывали эти самые корзины и спешили с ними вниз, доставляя сырье для следующей серии таинственных превращений. Так было на четвертом и на пятом этажах, этого же следовало ожидать и от шестого.
С каждым шагом вниз мне становилось все тоскливее и тоскливее. Я удалялся от врат, через которые вошел в мир грешников. От этого надежда на возвращение таяла с убийственной быстротой. Хотя, если откинуть обычную человеческую косность мышления и прислушаться к здравому смыслу, становилось ясным как божий день — грешнику не прорваться назад хоть из девятого круга, хоть из первого. И скорее всего дело тут совсем не в бдительных охранниках, дело тут в чем-то ином.
Но ведьма с пеной у рта утверждала, что чудо возможно, что с того света возвращаются. Утопленники, отплевываясь, выныривают из глубины. Висельники, откашлявшись, во всю глотку начинают горланить залихватские песни. Отоспавшись пару месяцев в уютном сугробе, путники принимают по сто пятьдесят граммов и весело продолжают путь. Ну, скажите на милость, где и когда такое бывало? Кто и когда о таком слышал?
От страшной мысли я покачнулся как от нокаутирующего удара. Господи, я ведь подозревал это с самого начала! Старуха действительно безумна! И нет ничего: ни света в конце туннеля, ни надежды этот свет увидеть, да и самого туннеля тоже нет.
Следующие пол часа стали самыми жуткими в моем загробном турне. Смерть, ад, безысходность, ужас… И после всего этого как божественный знак, как бесценный дар — искра надежды. Я берег ее, я лелеял ее, я жил ею, и вдруг конец, конец всему! От такого удара невозможно оправиться. После него обычно приходит безумие. И я уже готов был отдать себя во власть сладкой и безмятежной пустоты, как воспаленный мозг царапнуло одно недавнее воспоминание.
Я сижу напротив добродушного толстяка, отрекомендовавшегося не иначе как Дьявол. Хозяин шикарного кабинета приветлив и учтив. Он с отеческой заботой приглашает к себе на службу очередного сотрудника. Новичку предлагается комфортабельное место работы — мир людей, и щедрая зарплата — жизнь. Жизнь! Вот оно! Во время нашей беседы я был уже мертв. Но Дьявол не делал из этого проблемы. Если бы захотел, он мог вернуть меня в мир голубого неба и яркого солнца. Выходит, это все-таки возможно!
Это было маленькое воскрешение. Из бестелесной унылой тени я вмиг превратился в плененную и от этого злющую крысу. Как крыса я не смерюсь, как крыса я буду снова и снова искать выход.
Как это ни странно, но образ крысы зародил в моей голове некое подобие мысли. Назвать это мыслью? Нет уж, увольте. Сознание кричало в испуге, а здравый смысл категорично отказывалось от такой авантюры. Есть вещи, которые невозможно осуществить никогда, потому что они ни то, что неосуществимы, они даже невообразимы. Но крысиное естество не запугать и не сломить. Крыса вцепится в горло каждому, кто стоит у нее на пути, будь это перепуганный подмастерье с башмаком в руке или извергающий молнии Дьявол.
Да Дьявол! Сейчас именно он стоит на моей дороге. Именно он контролирует ту единственную дверь. А значит, этот гад нарвался. Значит, я уже иду! 
Продолжением воинственного пыла стало дурацкое видение. Копошащиеся среди камней узники. Мимо них чинно движется высокое руководство, Дьявол, такой, каким я его запомнил, только в строительной каске и с сигарой в зубах. Позади него пяток демонов. Они все тоже в человеческом обличии. На головах у всех такие же каски, а в руках горные карты и толстые папки, полные отчетов, сводок и циркуляров. Вся компания оживленно переговаривается и то и дело тыкает плацами в разные стороны. Ход работ удовлетворяет владельца. Он доволен, вальяжен и расслаблен, он потерял бдительность. Болван! Он даже не догадывается, что над ним уже занесена моя карающая рука. Один прыжок и я вылетаю из-за камней. Разбиваю невесть откуда взявшуюся пивную бутылку и со зловещего вида розочкой кидаюсь в атаку. Я прижимаю стеклянный нож к горлу сатаны и зверски улыбаясь, шепчу ему на ушко: «А ну, дружок, выведи меня поскорее на свежий воздух».
— Алексей, что с тобой? — голос Дионы выдернул меня из сладкой неги.
— А? Что? — я удивленно моргаю глазами.
— Сперва ты весь трясся, а теперь идешь и улыбаешься, как человек, в голову которому забрались прожорливые термиты.
— Я в порядке, только задумался чуток.
Мне стало неловко от своей тупости. Нет, действительно тупо! Привидится же такое! Кинуться на самого Дьявола, прижать его, чтобы даже не смог пикнуть, а затем качать свои права. Ну, ты, брат, и силен фан-та-зи-ро-вать. Последнее слово я домыслил по слогам. Делал я это уже чисто по инерции. Мозг в этот момент был оглушен, ошарашен и парализован яркой как молния вспышкой.
Идея! Одни бы назвали ее аферой, кое-кто безумием, а мои старые друзья из флотского спецназа, наверняка просто будничной работой.


Глава 8.

Для осуществления задуманного плана информация была просто жизненно необходима. Отличная мотивация! Именно благодаря ей, жажда познания вскипела во мне с новой доселе невиданной силой. Понятно, великим алхимиком мне не стать, но основные этапы магического процесса следует уяснить хоть кровь из носа.
Первые шаги просты и понятны. Сперва добывался минерал под названием свинцовый блеск или галенит. Затем из него выплавляли чистый свинец. Далее увесистые свитки ожидал две разных судьбы. Большая их часть отправлялась прямиком на седьмой уровень. До транспортных лен в аду как-то не додумались. Их заменяла бесконечная череда грешников. Каждый нес столько свинцовых чушек, сколько позволяли его физические возможности. В цепочке спускающихся вниз людей попадались как накаченные атлеты, которые тянули охапки по шесть-семь слитков, так и чахлые старушенции, наподобие моей знакомой ведьмы, которые едва передвигали ноги согнувшись под весом парочки серебристо-серых брусков.
Вторая, меньшая часть добытого свинца предназначалась для производства особого магического вещества под названием философский камень. Не скрою, я был немало удивлен, когда услышал от ведьмы это название. Наверняка каждый из нас когда-либо слышал о философском камне. Не буду говорить за всех, но лично мне он представлялся в виде черного брильянта, посверкивающего на бархатной подушечке. Знаю, что его искали мудрецы всех времен и народов, но вот вопрос — зачем?  Как и большинство людей, я не имел об этом не малейшего понятия. А зря! Как оказалось, это очень ценная вещь. Всего щепотка тертого философского камня превращает в золото свинец или ртуть в пропорции один к тысяче. Во, красота!
Я получил такой удар плетью, что чуть не свалился с ног. Умеют бить, сволочи! Я метнул взгляд полный ненависти на кровожадно улыбающегося горбуна в черном. Вот сука, заметил все-таки! Ведь я зачерпнул всего пригоршню того черного порошка, которым заканчивается технологический процесс в пятом круге.
— Оставь, — ведьма укоризненно покачала головой. — Черный дракон тебе не пригодится. Не стоит без толку навлекать на себя гнев гоблинов.
— Расскажи мне о Черном драконе, — я разминал в руке с таким трудом добытый трофей.
— Ты, милостивый господин, забываешь, что я ведьма, а не алхимик. И мое ремесло духи всего сущего, а никак не свойства мертвых камней.
— А кто может знать? Есть здесь настоящий алхимик? — я взглядом пробежался по веренице людей, пытаясь высмотреть хоть один плащ с золотыми звездами.
— Видела я тут одного испанца. Звали его, кажется, Раймон… — старуха помедлила, — да, точно, Раймон Луллий. Раз пять мы оказывались рядом, вот он то и поведал мне ту историю, которую я сейчас пересказываю тебе.
— А последний раз, когда ты его видела?
— Давно, — ведьма пожала плечами. — Должно быть лет сто назад, а то и больше.
— У-у-у, — разочарованно протянул я. — Тогда на встречу с ним надеяться не приходиться.
Я с досадой выкинул бесполезный черный порошок. Увидев это, ведьма одобрительно кивнула:
— Черный дракон бесполезная для нас вещь, но вот когда пройдем весь шестой круг… — старуха уже в который раз перешла на заговорщицкий шепот. — В конце шестого круга не зевай. Хватай Красного льва и не беда, даже если тебя за это хорошенько взгреют.
— Слушай, бабуля, ты можешь говорить по-человечески?! Черный дракон, Красный лев, что за хрень такая?
— Опять ты кипятишься, уважаемый господин! — ведьма покачала головой. — Вроде не молод уже, а горячности как у безусого юнца.
— Ну, ты же знаешь, что времени у меня — совсем ничего! Как тут не горячиться?
Ведьма даже приостановилась, и бредущий сзади бородатый мужик в лаптях и косоворотке буквально уткнулся ей в спину. Судя по всему, старуха никак не ожидала, что ее рассказ возымеет на меня такое скорое действие. Я понял, сама бы она на побег ни за что не решилась, даже если бы наверх вела отполированная ногами беглецов лестница в каком-нибудь потайном туннеле. Скулить по утраченной жизни это одно, а бороться за эту самую жизнь — совсем другое.
— Бог тебе помоги, смелый господин! — в глазах ведьмы блеснула зависть. — Ради такого храбреца расскажу все, что знаю. Так вот… Черного дракона ты уже видел, а вот Красный лев это совсем другое. Это и есть тот самый философский камень, о котором я тебе давеча толковала. Выглядит он как камешки ярко-красного цвета. На том же шестом круге их мелят в порошок. Хочу заметить, что порошочек этот и хватать легче, да и глотать его гораздо сподручней.
— Глотать? На кой мне его глотать? — от одной лишь фантазии, что на зубах моих поскрипывает эта химическая дрянь, желудок тут же дернулся в непроизвольной конвульсии.
— Никак помереть боишься? — ведьма хохотнула. — Да ты не бойся, вреда от Красного льва не будет, а даже наоборот. Это лучшее лекарство, которое когда-либо в мире сотворено было. Оно все твои хвори за пару часов вылечит. Нога ведь у тебя, как я вижу, совсем плоха. Куда с такой бежать?
— Я думал, что в аду никакие лекарство не действуют, как не действуют, к примеру, и механизмы, — воспоминание о ране заставило ее вновь противно заныть.
— Это обычные лекарства не действуют. Красный лев — эликсир магический. Он и на земле, и здесь, в преисподней, одинаково хорош, —  ведьма призадумалась что-то припоминая. — Еще садовники Красного льва очень уважают. Закопают щепотку, к примеру, под молодую яблоньку, а она, глядишь, на следующий день уже и до раскидистого дерева вырастает. Затем пару часов пройдет, а яблонька то уже и отцвела, и плоды полновесные на ней соком наливаются.
— Сильная штука! — я уважительно покачал головой. — Жаль, что я не садовник.
Вмиг вспомнились кадры из детского мультика, «Джек в стране чудес», кажется. Вот бы и мне точно также. Зарыть в землю парочку чудесных бобов. Они и так растут быстро, а тут еще такой превосходный допинг как Красный дракон. Короче, через часок мост с того света был бы готов. Может, кто думает, что я ждал бы целый час? Ни за что! Как только росточек окрепнет, чтобы удержать вес слегка располневшей человекообразно обезьяны… Только эту самую обезьяну и видели!
— Опять ты в облаках витаешь, — проскрежетала ведьма. — Приготовься. Вот там, впереди, видишь каменные жернова? 
— Ну?
— Что «ну»? Видишь или нет?
Шагах в ста от нас действительно что-то вращалось. Тяжелый едкий газ, опускавшийся из пятого круга, клубился там словно его раздувал огромный потолочный вентилятор. В пору моего босоного детства такие вентиляторы устанавливали во всех продуктовых магазинах. Движению воздуха они вряд ли способствовали, зато мух разгоняли это точно.
— Вижу, — соврал я, чтобы не ударить в грязь лицом.
— На жерновах этих и перемалывают Красного льва. Мы пройдем близко, вот тогда-то его надо и хватать… теплым, прямо из-под самого жернова. Тот порошок, что уходит вниз по желобу, нам ни за что не достать. Тележки, в которые он ссыпается, стоят далеко, и рядом с ними постоянно кто-то слоняется, то ли гоблины, то ли сам Дагон — могущественный демон, главный смотритель адовой мастерской. А рядом с жерновом обычно никого нет. Так что это и есть самое удобное место.
Что ж, предварительный инструктаж я получил, теперь посмотрим, как все будет выглядеть на самом деле.
Жернова выступили из темноты как-то вдруг, внезапно. Так из тумана появляются зловещие прибрежные скалы. Да они и походили на скалы. Глядя на вращающееся каменное колесо размером чуть ли не с половину футбольного поля, я чувствовал себя мелкой и ничтожной букашкой. А оно, колесо — стихия, сверхъестественная мощь, не подвластная миру людей.
Однако, первые впечатления проходят очень быстро, и вскоре глаза выходца из двадцать первого века видели лишь две круглые светло серые плиты, лежащие одна на другой. Да габариты, да вес, да скрежет и грохот, но в остальном все просто как дважды два. Нижний жернов закреплен неподвижно, а верхний ползет по своему собрату, перемалывая все, что угораздит попасть между ними. Видел я такую систему, когда бывал в Кижах. Только рукотворные деревянные мельницы мололи никак не камни, и в движение их приводило совсем не сила человеческих ног. 
Да-да, именно сила ног! Несколько тысяч человек белками крутились в деревянном барабане, огромном как колесо обозрения. Люди не могли остановиться ни на секунду. Одному небу известно, сколько десятков, сотен, а может и тысяч лет продолжался их неистовый забег. Мир для этих несчастных теперь навечно состоял из надрывного до хрипоты дыхания, размеренного мелькания деревянного колеса, скрипа валов и шестеренок, скрежета и хруста переминаемой породы.
Надсмотрщиков возле колеса оказалось необычайно много. Все они уродливо гримасничали, выражая этим свое полное удовлетворение. Чувствовалось, что находиться здесь для них в настоящий кайф. И работа непыльная, и  развлечений хоть отбавляй. Главным аттракционом являлась стрельба из арбалета. Завидев сбавляющего обороты бегуна, охранники выпускали в него тучу стрел. Гоблины надрывно реготали, когда провинившийся, а зачастую и все его соседи, кидались в лошадиный галоп, вопя от боли. Тела их в этот момент были утыканы стрелами как шкура дикобраза иголками.
В порыве бессильной ярости я сжал кулаки. Хотелось разнести вдребезги, стереть с лица земли это адское устройство. Пусть пылающие бревна обрушатся на головы мерзких горбунов и сожгут их дотла, чтобы не осталось ни уголька, ни пылинки, ни самой памяти. С ненавистью глядя на грубо сработанные валы и шестерни, я и вправду принялся измысливать план. Машина то деревянная, гореть будет хорошо, весело так гореть. И починят ее ох как нескоро. Деревьев таких… Я смерил взглядом вал, идущий к жерновам. Сделан он был из пяти скованных между собой гигантских древесных стволов. Деревьев таких на Земле и не встретишь уже поди. Вырубили все давно, а если где и остались, то неизвестно, кто до них первым доберется слуги Дьявола или трудолюбивые китайские лесорубы.
Но чем больше мне хотелось поджечь адскую мельницу, тем больше нарастало убеждение, что от этого ничего не изменится. Узников бросят на другую, может даже более изнурительную работу, ну а меня… меня тут же перетрут на этих же самых жерновах.
— Приготовься, — толкнула меня ведьма. — Подходим.
То, что подходим, я видел и сам. Вращающийся жернов грохотал над самыми нашими головами. Как я не старался, но отделаться от страха, что многотонное каменное колесо вот-вот сорвется и прихлопнет всех нас, никак не удавалось. А тут еще и лезть прямо под него. Куда придется бежать я уже отчетливо видел. В центре нижнего неподвижного жернова чернела дыра, в которую и просыпался мелко перетертый красный порошок. Это была не тоненькая струйка, это был целый водопад алого песка. Извергаясь из жернова, он падал в пробитый в полу колодец. Каменная нора уходила куда-то вниз, должно быть уже на седьмой уровень.
— Принесешь мне чуток, — жалобно попросила ведьма. — Из меня то бегунья плохая, да и руки заняты. Ведь не могу я свинец бросить. Заметят сразу.
— Принесу сколько смогу, — пообещал я. После всего, что старуха для меня сделала, грех было не возместить должок.
— Не ходи, — рыкнула Диона. — Увидят, разорвут. Это неповиновение. Это кража их тайны. Демоны такое не прощают.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — я быстро осмотрелся по сторонам. — Да и нет никого. От горбунов нас закрывает край жернова. Так что можно рискнуть.
— Давай, родной, — взвизгнула ведьма. — Сейчас самое время.
Тридцать метров туда, тридцать обратно. Что может быть проще? Но когда ноги подгибаются то ли от боли, то ли от ужаса, когда перед глазами плывет туманная пелена, когда каждый удар сердца звучит как бой курантов, отсчитывающих мгновения твоей жизни, вот тогда тридцать метров превращаются в тридцать километров, секунды растягиваются в часы, а воздух загустевает словно упругая липкая смола. Но выбор сделан, назад дороги уже нет. Понимая это, ты обезумев рвешься вперед. Ты кричишь, заглушая страх и малодушие. Ты машешь руками, в тайне надеясь, что они вдруг превратятся в крылья. И, черт его знает, может тебе повезет.
Мне повезло. Я избежал хватки смертоносных когтистых лап, в спину не вонзился рой отточенных стрел, и упал я всего один раз, причем на самом последнем шаге. Не вставая с пыльного каменного пола, я принялся обеими руками хватать теплый алый порошок.

Все звуки тонули в грохоте вертящегося жернова, но движение у себя за спиной я засек сразу. Что-то кольнуло в самый уголок глаза, что-то необычное, что-то, чего не было раньше. Странно лишь, почему суматоха началась среди вереницы грешников, а не в рядах грозных охранников. Ведь если мой рывок заметили, реагировать должны именно они.
Не ожидая ничего хорошего, я обернулся. От увиденного сердце похолодело, и не просто похолодело, оно покрылось льдом и, кажется, перестало биться.
Ведьма вырвалась из колонны обреченно бредущих каторжников, подскочила к краю жернова и устроила там настоящий спектакль. Она что-то дико кричала и размахивала руками. Слитки свинца оказались брошенными на пол, и старуха ничуть не боялась наказания. Какое там наказание, ее впору награждать. Выполняя свой ведьмовский долг, она с жаром указывала на вора. Не сложно было догадаться, кто тот неудачник, позарившийся на сокровище подземного царства. Не оставляла сомнения и участь его ожидавшая.
Несколько мгновений я не мог пошевелиться. Оглушенный, раздавленный, скованный диким страхом, я продолжал стоять на коленях, сжимая в ладонях две пригоршни заветного красного порошка. Что делать? Оставаться на месте в ожидании страшной расправы? Бежать назад, кинувшись на ведьму и первым же подвернувшимся под руку камнем размозжить ей башку? Участь это мою не облегчит, но зато в свой последний миг я с чувством выполненного долга буду сознавать, что избавил мир от коварной, подлой гадины.
Эх, умирать, так с музыкой! Я вскочил на ноги и кинулся бежать. Только вот бежал я совсем не к ведьме, а в диаметрально противоположную сторону, в самый темный и глухой закуток, где зловещие жернова почти касались уходящей ввысь каменной стены. Не могу сказать как и когда в голове моей сверкнула спасительная идея, и была ли она спасительной. Все будет зависеть от моих актерских способностей и от тупоумия гоблинов. Кстати, как в первом, так и во втором я весьма сомневался. Но других вариантов все равно как-то не возникало.
До стены я успел добраться раньше, чем на месте событий появились жуткие персонажи с заряженными арбалетами наперевес. Повезло. Теперь следует сделать вид, что Красный лев меня интересует меньше, чем бабочку навозная куча, что я и в мыслях ничего такого не имел. Что вы, какой такой Красный лев?! В этот самый миг мой взгляд упал на кулаки. Боже мой, я по-прежнему сжимал в них две жмени красного порошка. Выкинуть, избавиться от главной улики? Жалко, из-за него то вся каша и заварилась. Ни секунды не колеблясь, я запихнул обе жмени в рот. Сначала одну. Глотнул. Затем вторую. Вторую уже пришлось пропихивать чуть ли не пальцем. Не смотря на все усилия, порошок сухой колючей пробкой стоял поперек горла. Ничего, сейчас мы его мигом вколотим внутрь.
Я закрыл глаза, изогнулся и что есть силы впечатался лицом в шершавую каменную стену, затем еще и еще раз. Ощущение было такое, как будто меня нокаутируют огромной боксерской перчаткой, на которую предварительно намотали метра полтора колючей проволоки. Боль и страх сопровождали лишь несколько первых ударов. Но потом я впал в настоящий экстаз, в котором уже не ощущаешь и не понимаешь абсолютно ничего. В голове помутилось. Оставляя кровавые отпечатки, я сполз по стене и упал на колени. Продолжать самоэкзекуцию уже не было сил. Я лишь скреб скрюченными пальцами серый грязный камень и жалобно скулил: «Домой! Выпустите меня. Я хочу домой!»
— Во, урод, мозгами двинулся! — слова за моей спиной произнесли скорее раздосадовано, чем зло. — Смотри, куда со страху забился!
— В первый раз что ли? — рыкнул другой более низкий и гортанный голос.
— Назад его, в колонну. Это овца не из нашего стада. Идет вниз, пусть себе и идет. Там с ним как раз и разбираются. А нам чего руки марать? — Старший из гоблинов расставил точки над «и». — И поводыря разыщите. Пусть получше присматривает за этим придурком. Предупредите, еще раз побежит, шкуру спустим с обоих.
Победа! Я позволил себе просто упасть на пол и, свернувшись калачиком, мирно затихнуть. Но сладостное забвение продолжалось лишь несколько секунд. Сильные лапы схватили меня под мышки и поволокли прочь. Видел я плохо. Застывшая кровь склеивала ресницы, а опухшие веки не давали глазам раскрыться. И все же я понимал, что с каждым шагом становится все светлее и светлее. Мы выбирались из-под жернова и приближались к тропе, вдоль которой горели факела.
— Кто его вел? — прорычал один из тащивших меня гоблинов.
— Я, — донесся сдавленный рык Дионы.
— Следи за ним. Сделает хоть шаг в сторону, на куски порвем и его, и тебя. Ты нас знаешь.
С этими словами меня бесцеремонно швырнули вперед. Сжавшись, я готовился упасть на острые камни, но бухнулся на мягкую и теплую шерсть. Диона подставила свою спину. Опять Диона, моя верная, почти боевая подруга.
— Сейчас… я только немного приду в себя и встану, — разбитые губы едва шевелились.
— Ты не такой тяжелый, как я думала. Некоторое время я смогу тебя везти. Но все же не забывай, я не верховая лошадь.
— Сейчас… сейчас я встану.
Бессвязно бормоча, я пытался протереть залипшие глаза. Голова удивительно быстро прояснялась. Раны перестали кровоточить, как будто кровь из них перекрыли одним общим вентилем. Синяки чувствовались небольшими уплотнениями, но совсем не болели. Чтобы избавиться от подсыхающей кровавой корки, которая склеивала глаза, пришлось хорошенько поплевать на руки, а затем размачивать бордово-бурые комья. Процедура немного не эстетичная, но, думаю, за нарушение этикета меня никто не осудит.
Как это ни странно, однако уже через несколько минут я сделал первые шаги. Сперва робкие, а затем все более и более уверенные. Я даже чувствовал некоторый прилив сил, и… О небо! Разбитая вдребезги нога начала неправдоподобно быстро подживать. Внутри разорванной штанины я увидел молодые волокна восстанавливающихся мышц. Шевелясь как клубок дождевых червей, они медленно, но уверенно покрывали оголенную кость. Чудеса, да и только! Выходит, ведьма не солгала. Выходит, магический порошок все-таки работает!
Ведьма! Я вдруг вспомнил о «доброй женщине». Куда же подевалась эта старая сука? Испытывая дикую первобытную жажду крови, я стал оглядываться по сторонам.
— Ищите кого-нибудь? — Идущий рядом старик криво усмехнулся в длинные седые усы.
— Да уж, потерял тут одну свою знакомую.
Я искоса глянул на незнакомца. Вижу его впервые, как, впрочем, и весь остальной народ, уныло плетущийся рядом. Из-за моих злоключений мы с Дионой порядком подотстали от давешних соседей по этапу.
— Сведение личных счетов тут не приветствуется, поскольку мешает магическому процессу.
— Вы все видели?
— Видел. Моргана остается верной себе.
— Моргана? — я только сейчас сообразил, что не потрудился узнать имя старухи.
— Ведьма, — подтвердил старик.
— Зачем она это сделала? Я ведь спас ее. И за все это такая благодарность!
— Ведьма, — на этот раз старик уже говорил явно не о профессии, а о характере моей давешней знакомой.
— Удовольствие, значит, получает, паскуда! — с презрением я сплюнул под ноги.
— Не только лишь одно удовольствие, — мой сосед перехватил поудобней слитки, которые нес. — Если дело выгорит и удастся кого-нибудь подставить, Моргана получит приз — сердце растерзанного по ее милости грешника.
— Сердце? — от отвращения я скривился.
— А чего вы удивляетесь? В умелых руках человеческое сердце сильная штука. А у Морганы, уж поверьте, руки умелые.
Слова незнакомца меня насторожили. Еще один знаток местных тайн и традиций. А кто его знает, может этот господин, не смотря на благородную, можно даже сказать располагающую внешность, ничем не лучше ведьмы? Осторожно, краем глаза, я стал изучать старика. Узкое вытянутое лицо окаймляла пышная седая борода. Ну, прямо Дед Мороз. Хотя нет. Лоснящееся, счастливо-дебильное лицо новогоднего персонажа не шло ни в какое сравнение с испещренным морщинами ликом старца. Высокий лоб и испытывающий взгляд внимательных карих глаз выдавали в нем человека незаурядного ума и таланта. Так мог выглядеть отшельник или монах, проведший большую часть жизни среди книг и манускриптов. На вывод о священнослужителе наталкивал и темно-коричневый балахон. Некогда опускавшийся до самых пят, сейчас он изорвался и едва-едва прикрывал тощие старческие лодыжки. Старик был босой, однако шагал он так ровно и с таким достоинством, словно не замечал впивающихся в ступни острых камней.
Как я ни силился, но так и не смог угадать ни национальность, ни социальную принадлежность, ни род занятий моего собеседника. Я снова и снова бросал на старика быстрые цепкие взгляды, а он, перехватывая их, лишь устало и снисходительно улыбался. В конце концов, незнакомцу надоело:
— Не мучайте себя, молодой человек, все равно не отгадаете. Вам никогда не доводилось встречаться с людьми подобными мне. Их просто не существует в вашем времени.
— И кто же вы, если не секрет?
— Секрета никакого нет. Я Раймон Луллий, философ, алхимик и маг.


Глава 9.

Раймон Луллий! Честно говоря, не думал, что эта загадочная личность действительно существует. О нем говорила ведьма, а с некоторых пор я был склонен ей не доверять. Хотя странное дело, рассказ о чудодейственном философском камне оказался чистой правдой. И технологию изготовления золота Луллий тоже полностью подтвердил, правда, с некоторыми дополнениями, но их то Моргана могла просто-напросто не знать. О возможности или невозможности побега я решил мага не расспрашивать. Зачем понапрасну расстраивать человека? Его то тело уже лет семьсот как превратилось в прах. А вот мне следует поспешить.
Да, я не доверял ведьме, но доверял себе, своему разуму и своему инстинкту. Воскрешение возможно если тело еще в товарном состоянии. С логикой здесь все в порядке. Значит, принимается за безоговорочную правду. Дальше. Дьявол предложил обмен — жизнь за мою беспутную душу. Он сказал, что делает это предложение всего один раз. Почему? Потому, что злопамятная сволочь и ублюдок, не прощающий отказов? Или все гораздо сложнее? Может спустя несколько дней грозный властитель подземного мира просто чисто технически не сможет выполнить свою часть договора? Более правдоподобно второе. Раз так, то все сходится. Факты сами собой выстраиваются в идеальную логическую цепочку с вполне понятным окончанием. Каким? Черт побери, да у меня осталось максимум два дня!!!
— Так вы говорите, что соотношение этих двух компонентов абсолютно не влияет на ход процесса?
Задавая свой очередной вопрос, я едва справился с накатившей паникой. Еще час-другой и наши с Луллием пути разойдутся навечно. А я еще так мало знаю. Я еще даже не нащупал ниточку, за которую можно ухватиться.
— Если в реакции участвует избыточное количество Красного льва, в этом нет ничего страшного. Золото получится даже быстрее, чем при пропорции один к тысячи.
— А если на одну часть порошка взять полторы тысячи частей свинца?
— Золото получить не удастся, — алхимик заявил это категорично, со знанием дела.
Не удастся! Ага, нужной дорогой идете, товарищи!
— Ну, а если, например, один к тысяче ста? Или один к тысяче пятьдесят? Откуда взялась пропорция один к тысяче? Уж больно цифры в ней ровные и красивые.
— Вы правы, конечно, для удобства данные округлили. Оставили кое какой запас, так… на всякий случай, принимая во внимание тупость и нерадивость местных ремесленников. Но в целом пропорция рассчитана, чтобы для превращения в золото максимального количества дешевого свинца потребовалось минимальное количество дорогого в производстве универсального эликсира.
— Философского камня? — уточнил я последнее понятие.
— Именно его, — согласился Раймон Луллий. — Эликсир это мое собственное название данного вещества.
— Значит, точной границы вы не знаете, — прокряхтел я сокрушенно.
— Молодой человек, ну скажите на милость как ее можно выяснить? — алхимик улыбнулся. — Вы же видите, как тут все организовано! Эликсир грузится в вагонетки насыпом, и говорить об особой точности не приходится. Одна тележка с недогрузом, другая с перегрузом. Пятьдесят фунтов туда, пятьдесят сюда. Все на глаз.
— Ну, это здесь. А как вы поступали там, на верху, когда еще были человеком и колдовали в своей лаборатории?
— В лаборатории…
Луллий как то сразу скис и начал неопределенно осматриваться по сторонам. То ли искал кого, то ли наоборот боялся, что нас подслушают. В конце концов, он вплотную приблизил свое лицо к моему и, пристально глядя мне в глаза, поинтересовался:
— А вы умеете хранить тайну?
— Могу, — мой ответ последовал незамедлительно и без малейшего колебания.
— Поклянитесь, что никому не расскажете.
— Чтоб я здох! — любимая клятва оказалась наготове.
— Хорошо.
Луллий удовлетворенно кивнул, однако, все равно продолжал молчать. На лице его отражались сомнение, растерянность, а может даже и страх. Ему просто необходим был толчок.
— Вы сомневаетесь в моей честности? Я человек благородный и мое слово тверже алмаза. — Пришлось тут же разыграть сцену уязвленного дворянского самолюбия. Наверняка во времена, когда мой собеседник еще ходил по земле, благородное сословие именно так реагировало на проявленное к нему недоверие.
— Что вы, что вы! — алхимик поспешил меня успокоить. — Дело совсем не в вас… Дело во мне.
Я не стал ничего говорить. В душе мага происходила внутренняя борьба. Это сразу заметно. Не зная в чем причина, одним неверным словом я мог обидеть, оттолкнуть, замкнуть его и тем самым обрубить свою единственную путеводную нить.
Но старик оказался крепким. Он справился как со своими душевными муками, так и с нерешительностью:
— Я стар. Вся жизнь отдана науке и просвещению. Мое имя известно миллионам людей, и поэтому очень тяжело… — готовясь к главной части, он помедлил. — Очень тяжело признаваться в том, что я солгал. Солгал всему миру.
Я продолжал молчать, гадая к добру такие откровения или нет. «Солгал всему миру» это что значит? В моем трактате «О росте волос в носу» закралась ошибка на станице сто тридцать шесть. Или — я упал с лестницы и последние двадцать лет жизни уже ничерта не соображал и не помнил, даже как звали мою любимую мамочку. Как бы там ни было, я терпеливо ждал.
— У меня ничего не вышло, — прошептал Луллий сдавленным голосом. — Золото не удалось получить не из свинца, не из ртути.
— Обидно.
Мне действительно стало обидно. Я потерял эксперта. Что стоит маг-неудачник? Что он может объяснить, если сам ничерта не знает и не понимает?
— Однако я шел по верному пути! — старик поспешил реабилитироваться. — Все, что происходит здесь, это увеличенная копия моего магического процесса. Во многом я оказался прав. А рецепт получения эликсира вообще один к одному.
— В чем же отличие? Почему вы так и не получили золото, а здесь его разливают без счета, прямо как минеральную воду в пластиковые бутылки?
— Трудно сказать.
Старик весь поник. Показалось, что слитки свинца, которые он нес, стали весить в два раза больше, так он сгорбился, так тяжелы стали его шаги.
— Неужели, за семь веков вы так и не вычислили, где именно закралась ошибка?
— Увы, — на Луллия было жалко смотреть. — Единственное объяснение, которое приходит на ум, это сверхестественность золотообразующего процесса. Здесь заканчивается химия и начинается магия. Причем, не те жалкие фокусы, которыми грешили как я, так и  многие из моих коллег. Здесь господствует магия самого высокого недоступного человеку уровня.
Да уж, задачка! От злости я заскрежетал зубами. Одно дело разузнать последовательность смешиваний и нагреваний цветных порошков, и совсем другое разобраться в магии. Причем, как на первое, так и на второе у меня осталось аж целых два дня!
Кстати, о времени. Если немедленно не изобрести надежный способ измерения времени, то всем моим потугам грош цена. Я уже сейчас практически утратил счет часам. Даже не знаю сколько я здесь. Думаю, что сутки. Но это лишь мои субъективные ощущения. А как там и что на самом деле? И привязаться абсолютно не к чему. С горем пополам можно было попробовать ориентироваться по физиологическим потребностям организма. Но их попросту нет. Есть и пить хочется просто жутко, но, увы, нечего. Спать? Ага, поспишь тут! Ходить в гальюн? Если не пьешь и не ешь, то на кой хрен тебе гальюн? Короче, полный временной коллапс.
Чем больше я думал, тем все более беспросветным виделось будущее. Ответы на самые главные, жизненно важные вопросы так и не находились. Естественно… а чего еще можно ожидать? В аду я всего ничего, а уже разинул пасть на его самые сокровенные тайны. Не бывает такого. Мне и так несказанно повезло. Многие и за тысячу лет не узнают того, до чего я докопался всего за несколько часов. Но с другой стороны не узнают они только потому, что и не хотят ничего узнавать, потому, что смирились, потому, что опустили руки. Я же совсем другое дело. Я крыса. Пока существует хотя бы один, хотя бы призрачный шанс я буду бороться и искать, искать и бороться!
Вокруг становилось значительно светлее. И дело было совсем не в пылающих горнах и не в возросшем количестве факелов. Свет этот шел из самих недр, словно там пряталось еще одно солнце.
Подойти к обрыву и заглянуть вниз я долго не решался. Не балдею, знаете ли, от высоты, а от высотищи и подавно. Да и сам край доверия не внушал — растрескавшийся, сплошь усыпанный мелкой скользкой щебенкой. Бр-р-р, надо быть полным идиотом, чтобы туда соваться!
Ну, значит, я идиот. Поздравив себя с этим почетным званием, я стал меленькими шажками подбираться к пугающей бездне. Конечно, ради праздного любопытства я туда бы в жизни не сунулся, но тут совсем другой случай. Чтобы просчитать свой следующий ход я должен знать, что там впереди. И рассказ Луллия меня не устраивает. Лучше он пояснит все потом, но сперва… сперва я увижу это собственными глазами.
Можно стоять в окне шестнадцатого этажа и с ужасом представлять, что вот-вот грохнешься вниз. Ноги становятся ватными и норовят зацепиться за идеально ровный подоконник. Руки леденеют, их невозможно  оторвать от судорожно сжимаемой оконной створки. В голове водоворот, в горле рвотный спазм. Но страх высоты моментально отпускает, когда взгляд фокусируется на твоей купленной за кровно заработанные денежки «восьмерке». Она припаркована внизу, на том самом месте, где еще каких-то десять лет назад на уютной детской площадке резвились детишки. Однако что там с моим обожаемым автомобилем? С этого шедевра техники, произведенного умелыми вазовскими танкостроителями, какая-то шпана свинчивает практически новые, откатавшие всего три сезона колеса. Кошмар! Вмиг забывается все. Ты отпускаешь бесполезную в борьбе с авто грабителями раму и остервенело машешь руками, извергая при этом самые изощренные ругательства, подобающие данному моменту. Но одновременно с попытками отпугнуть мерзавцев, ты зорко наблюдаешь. Мозг вновь чист, ясен и вовсю пытается запомнить приметы преступников. Так полагается. Прибывший на место происшествия милицейский наряд должен спросить, если не забудет, конечно. Но ты им напомнишь, обязательно напомнишь. Иначе какого черта ты сейчас стараешься, уже практически выпрыгнув из окна. А высота? Какая нахрен высота! Гра-а-а-бят!
Моя теперешняя ситуация до боли похожа. Ощутив под собой глубину, в которую останкинская телевышка ухнет без следа, я по идее должен был покачнуться и в страхе отпрянуть назад. Но не отпрянул. Околдованный и парализованный, не отрываясь, смотрел на текущую в глубине золотую светящуюся реку. Исток она брала немного ниже того места, где я стоял, полкилометра, не более. Прижавшись к стенке исполинского колодца, извиваясь яркой спиралью, солнечный поток уходил вглубь, где и впадал в сияющее огненное море.
Я все глядел и глядел. Разум говорил, что подо мной тысячи тонн расплавленного металла, но почему-то он не воспринимался как что-то пугающее или опасное. В золотистом сиянии я видел свет родного очага, уют, покой и любовь. Огненно-рыжая девушка прижималась ко мне своим нагим обжигающе горячим телом. Ее взгляд полон ласки, ее руки нежны, ее губы сладки как мед, ее дыхание…
— Молодой человек, отойдите от края, сорветесь ведь.
Более отвратного голоса я не слышал никогда в своей жизни. Грубый, наглый, алчный. Этот человек — он недруг. Он пришел, чтобы отнять мой прекрасный мир, в котором царила гармония, нежность и любовь. Мир, в котором я купался в ласках моей рыжеволосой богини. Нет! Не допущу! Не дам! Я развернулся и ринулся на голос.
Мой напор был яростен и неудержим. Горячность, достойная пацана, застукавшего приятеля, шмонающим карманы своей, оставленной в гардеробе, куртки. Так бывает. Вмиг накатит и ты готов убить подвернувшегося под руку, в общем-то и не особо провинившегося человека. Старому испанскому магу могло изрядно достаться, но я поскользнулся. Нога поехала по мелкой щебенке. По-дурацки взмахнув руками, я грохнулся лицом вниз. Удар оказался достаточно сильным, чтобы сбить пелену наваждения. Выходит, иногда все-таки полезно биться лбом. Мозги проясняются, и ты снова начинаешь трезво глядеть на мир. Луллий перестал быть обидчиком и изувером, посягнувшим на мое самое сокровенное сокровище. Он снова превратился в безобидного старикашку, глядящего укоризненно и вместе с тем сочувственно.
— Голова закружилась, — смущенный я постарался как можно быстрее подняться на ноги.
— От чего? От высоты или от ненависти?
Холера тебя забери! Он что, и вправду маг? Мысли читает что ли?
— Золото, молодой человек, золото, — Раймон Луллий горько покачал головой.
— Что золото?
— Оно лишает разума.
— Глупости. Это все лишь металл, — категорически не верилось, что недавнее наваждение связано с золотой рекой. Стресс, психоз, усталость, но никак не колдовство.
— Магический металл, — старик не сдавался.
— Вы бывали на восточном золотом рынке? — в голову пришел хороший аргумент. — Там этого золота хоть отбавляй. Но люди почему-то с ума не сходят. Одни равнодушно тюкают молотками по золотым пластинам, другие часами бродят в поисках какого-нибудь завалящего колечка. Все чинно, спокойно и пристойно.
— Сколько золота на самом крупном восточном рынке? — Луллий криво усмехнулся. — Тысяча фунтов, может две. Пыль. А под нами сейчас все золото мира! Против его магии не устоит никто.
— Я тоже слыхала, что внизу творятся страшные вещи.
В разговор Диона встревала крайне редко, в основном лишь слушала. Оно и понятно. Мозг львицы не мог сравниться с мозгом человека. Даже спустя две тысячи лет она лишь достигла уровня десятилетнего ребенка. Этакого почемучки, глядящего на мир широко раскрытыми пытливыми глазищами. И вот сейчас эти самые глаза смотрели на меня испуганно и затравлено. От этого взгляда по коже сразу побежали крупные мурашки.
— Ну, выкладывай. Что за слухи такие? — готовясь к неприятностям, я внутренне подобрался.
— Там, внизу, люди теряют свой человеческий облик и превращаются в ужасных монстров. И еще… — львица боязливо прижала уши. — Еще говорят, что они пожирают друг друга.
Какая прелесть! Мне только подобной радости и не доставало! Я вздрогнул, но постарался, чтобы никто из моих спутников этого не заметил.
— Безумие, алчность и злость. Золото беспощадно.
Луллий твердил и твердил свое заклинание, но я его не слушал. В голову впервые пришла мысль, что место под названием «Ад-8» для меня до сих пор остается черной дырой. Вначале расспрашивать не хотелось, вначале было все равно. Затем нахлынул калейдоскоп событий: Юрий, ведьма, золото, Луллий… А вот сейчас хорошо бы узнать, «там, внизу», это предназначенный мне восьмой круг или все-таки каннибалы проживают этажом ниже?
— Диона, — стараясь успокоить львицу, я потрепал ее по грязному загривку. — А куда ты меня ведешь? Как выглядит этот самый восьмой круг?
— Я иду с тобой только до седьмого, потому что работаю в седьмом круге. Что там дальше не знаю. Это ты увидишь сам.
Новость веселее некуда! Я так привык к своей спутнице. Мне порой даже стало казаться, что мы знакомы не несколько часов, а несколько лет, что она никакая не львица, а мой старый верный друг.
Я горько улыбнулся таким мыслям и почесал Диону за ухом. Скорее всего, дело тут не в дружбе и привязанности, скорее всего, мне просто боязно оставаться одному. Ничего не зная, ничего не понимая, я сразу превращался в слепого беззащитного кутенка, тыкающего нос в самые неподходящие места. Но видать тут ничего не поделаешь. С миром мутантов и людоедов мне суждено сражаться один на один.

 
Глава 10.

Седьмой круг встречал нас аркой, выполненной в виде огромного человеческого лица. Маска смеялась, и было в этом смехе что-то от звериного оскала, что-то ненавистное, уничижающее, кровожадное. В душу каждого взглянувшего на нее определенно должен был закрадываться страх. Но страха не было, был дикий панический ужас. Причем исходил он совсем не от перекошенного разинутого рта. Исходил он от глаз, ибо полны они были слез.
В полном молчании мы переступили порог нового, очередного пыточного зала исполинской подземной тюрьмы. На душе жутко, пусто и безисходно. Это место как будто само по себе источало страдания, боль и неприкрытую агрессию. Проходя все предыдущие круги, я такого не испытывал. Там была каторга, жуткая чудовищная каторга со всеми ее тяготами и жестокостями, ну а тут… Тут дело обстояло гораздо хуже. Казалось, что сами стены, сам воздух препятствовали жизни в любой из ее форм. Подземелье гигантским не останавливающимся ни на мгновение насосом выкачивало последние капли и без того иссякших сил.
Ощущения моего мозга всецело разделяло бренное тело. На него вдруг навалилась неестественная слабость. Дыхание забивала отдышка, к горлу подкатывала тошнота, в башке неприятное головокружение, на губах привкус металла. Руки и ноги словно покалывали крохотные иголочки, как бывает на высоте при недостатке кислорода. А может и впрямь что-то не так с воздухом? Я присмотрелся к другим обитателям этого жуткого места. Как они тут живут-поживают?
Ох, лучше бы не смотрел! Все узники оказались тощими как скелеты, с серыми высохшими лицами и впалыми глазами. Передвигались они, наклонившись вперед, словно едва успевали подставлять непослушные ноги под потерявшие равновесие тела. Короче, призраки, а не люди. Глядя на все это, мне жутко захотелось подбежать к краю обрыва и рыбкой сигануть вниз.
У-у-у, что-то ты, друг любезный, раскис! Поддался всеобщему унынию, грузу разочарований и неудач! А между тем ведь еще не все потеряно. Шансов не так много, но все же они остаются, крохотные, призрачные, но шансы. Так что разуй глаза и хорошенько смотри по сторонам, запоминай и анализируй. Приказав самому себе, я стал вертеть головой на триста шестьдесят градусов.
 Технологический процесс седьмого уровня оказался незатейливым и понятным даже такому дилетанту магического ремесла, как я. Свинец, доставленный при помощи живой транспортной ленты, загружали в черные закопченные тигли и плавили. В каждый сосуд с расплавом добавляли по две вагонетки красного порошка, а затем смесь тщательно мешали до тех пор, пока по ее поверхности не начинали гулять золотые волны.
На первый взгляд все просто, но это лишь только на первый взгляд. Главная сложность заключалась в противоречии — колоссальное по размерам производство основывалось на применении примитивных, чуть ли не доисторических механизмов. Однако без них тут было не обойтись. Иначе как перемешать тысячи тонн расплава? Как затем сбросить его в кипящую золотую реку? Вот и соорудили скрежещущих, ощетинившихся деревянными шестеренками монстров, размерами с пятиэтажный дом. И, конечно же, всю эту первобытную машинерию приводили в движение все те же, усталые человеческие руки. Оно и понятно, ад доканывал тех, кого не доконала жизнь.
— Вот и пришло время прощаться, — со вздохом проговорил Луллий. — Я дошел до границы. Теперь меня ждет обратный путь. Это как бесконечный не останавливающийся ни на секунду маятник, туда-сюда, туда-сюда.
Я посмотрел вперед, туда, где приговоренные к вечной каторге носильщики избавлялись от своей тяжелой ноши. Узники вереницей продвигались по узкому перешейку, ограниченному с оной стороны краем пропасти, а с другой руслом золотой реки. Чтобы добраться до тигеля людям вначале предстояло перейти через неширокий мостик без перил. Перекинутый через огненную реку мост переходил в невысокую эстакаду, которая в свою очередь заканчивалась грубой каменной платформой у самого края тигеля. С нее то и осуществлялась загрузка.
Швырнув ненавистные слитки в глубину огромной окутанной огненными языками чаши, грешники спешили назад. Опять эстакада, мост, перешеек, а дальше обогнув исток выдолбленного в полу канала, каторжники пересекали широкую террасу седьмого круга и ныряли в какой-то зловещий темный портал. Все было устроено так, чтобы носильщики свинца не попадали в зону работы механизмов и не путались под ногами у персонала седьмого круга.
Кивнув в сторону видневшегося вдалеке ненасытного черного жерла, тысячами глотающего согбенные человеческие фигурки, я шепнул старику:
— Это что, путь наверх? — Ответ для меня был чрезвычайно важен. Я должен спросить, пусть даже этот вопрос и вовсе не походил на теплые слова прощания.
— Угадали. Путь наверх. Да будет он проклят! — в словах алхимика послышался затаенный страх и отчаяние.
— Не понимаю. Объясните. — Я вцепился в руку старика.
— Сатана решил, что вечный каторжный труд ничтожно малое наказание для нас, грешников. Именно поэтому он и создал бессмысленное жестокое испытание, которое истязает наши души. Вот эту самую безжалостную «лестницу позора».
Больше Луллий не успел ничего сказать. Прощаясь со мной, старик слегка замешкался и остановился у подъема на мост. Эта была его ошибка, непростительная ошибка. К испанскому магу тут же подскочил взбешенный охранник. В седьмом круге гоблины сдали свои посты другим еще более отвратным тварям. Трехметровый красный циклоп повалил вопящего от страха Раймона Луллия. Придавив жертву к полу, он заставил ее открыть рот и запустил туда свои крючковатые когтистые пальцы. Послышался отвратительный хруст. Монстр одним рывком вырвал старику язык, а заодно с ним и всю нижнюю челюсть. 
— Болтать не будешь, — проревел безжалостный палач трубным голосом. — Вставай и работай, а то хуже будет.
Луллий повиновался со всей поспешностью, на какую только было способно его изможденное старческое тело. Стоя на коленях, он собирал оброненные слитки. Кровь ручейками лилась из страшной раны. Она стекала по остаткам пышной седой бороды, заливала грубый коричневый балахон и красными кляксами густо марала серебристо-серые куски металла. Видел ли кто человека, у которого оторвали нижнюю часть лица? Нет? Ну и лучше этого не видеть. Я тоже отвернулся.
— Смотри, так будет и с тобой,  — циклоп сильным рывком развернул мою голову. — Так будет с каждым из вас, если будете плохо работать? — одноглазый монстр заревел во всю глотку, обращаясь уже ко всем остальным грешникам, ставшим свидетелями этой ужасной сцены.
От голоса чудовища люди шарахнулись как от прогремевшего рядом взрыва. Шарахнулись и почти бегом кинулись к разогретому тиглю. Они бросали туда слитки и, не снижая скорости, мчались к чернеющему в стене туннелю. А циклоп все стоял и стоял у края тропы, демонстрируя всем проходящим зажатую в руке окровавленную человеческую челюсть.
Скотина! Ублюдок! Убил бы, разорвал бы на куски! В бессильной ярости я сжал кулаки. Но просто так с этой тварью не справиться. Единственное что мне под силу, так это показать, что не испугался, что я человек, а не тварь дрожащая.
Повинуясь этому желанию, я кинулся к Луллию. Старик уже сгреб в одну кучу все оброненные слитки, и даже почти обхватил их руками, однако сил, чтобы поднять свою многокилограммовую ношу у него совсем не осталось. Я подхватил испанца под мышки и, превозмогая боль и усталость, поднял на ноги, затем помог поудобней пристроить непослушные свинцовые чушки. В этот миг наши глаза встретились. Никогда не забуду этот взгляд. От него в душу заползала такая горечь и тоска, что хоть волком вой. Это был взгляд гордого и сильного человека, у которого вмиг отобрали всю его волю, гордость и силу, все те последние крохи, которые узник хранил и лелеял многие века своего ужасного заточения, все то, что помогало ему держаться и не потерять рассудок. Всему этому теперь пришел конец.
— Я им устрою. Я им, сукам, не языки, я им кишки повыдираю, — тихо пообещал я Луллию. На прощанье стиснул трясущиеся стариковские запястья, кивнул и, глядя только себе под ноги, пошел прочь.
Циклоп не пытался меня остановить или наказать. Я двигался в нужном направлении, предписанном свыше. Кроме того я все еще не входил в его так сказать юрисдикцию.
Голова буквально кипела от противоречивых мыслей и чувств. Впервые в жизни мне страшно хотелось, чтобы строка «это есть наш последний и решительный бой» оказалась правдой. Сейчас бы забыть о страхе, схватить какую-нибудь каменюку и кинуться на одного из этих одноглазых выродков. Вон их сколько здесь в округе, выбирай любого. И пусть я проиграю, пусть меня разорвут на клочки, только бы пришел долгожданный конец и забвение. Ага, размечтался! То-то и оно, что никакого конца не будет. Этот кошмар продлится вечно.
Покинув цепочку людей наполнявших первый тигель, дальше мы брели лишь вместе с Дионой. Когда на горизонте замаячил вторая разогретая чаша львица произнесла: 
— Алексей, настал мой черед прощаться, — Диона прижалась к моей ноге как собака. — Мне было хорошо рядом с тобой. Ты сильный, ты настоящий мужчина и воин.
— Да, я понимаю, — моя рука опустилась на голову зверя и легонько поскребла мягкую шерсть. — Я буду тебя вспоминать.
— Я тоже, — львица протяжно зарычала. Была бы собакой, то наверняка заскулила, а так только этот тоскливый гортанный рык. — Тут нет тропы, но ты иди вдоль золотой реки. Тебе туда. Мое же место вот здесь.
Диона показала взглядом через реку, туда, где в глубине мрачной террасы располагался довольно высокий каменный помост. Круглая грубо сработанная эстрада возвышалась над уровнем пола метров на десять. В ее центре помещался огромный деревянный ворот. Вцепившись в затертые, засаленные рукояти его вращали несколько сотен изнеможенных грешников. Среди них были и животные. Здоровенный бурый медведь и пара волков. Хомуты на их шеях крепились все к тем же рукоятями, и четвероногие создания наравне с людьми тянули их, изо всех сил напрягая исхудалые облезшие тела. Вращение от ворота через систему деревянных шестеренок и валов предавалось к паре железных веслообразных мешалок. Опущенные во второй от входа тигель, те медленно перемешивали кипящее золотоносное варево. Конструкция второго тигеля не являлась единственной и уникальной. Все плавильные чаши седьмого круга имели сходное устройство и сходный едва держащийся на ногах персонал.
— Прощай, — львица последний раз глянула мне в лицо и стала подниматься на арку моста.
— Прощай, подруга, — пробормотал я себе под нос, ощущая полное и безграничное одиночество.

О том, что позади что-то происходит, я смекнул сразу. Мимо пронеслись два разъяренных циклопа. Могли и растоптать, не отскочи я вовремя в сторону. Но монстры даже не глянули на неожиданную помеху. Все их внимание занимали события, происходящие невдалеке от входной арки, той самой, в виде вопящего человеческого лица. Там, кажется, собралась нечистая сила со всей округи: циклопы, прыткие карлики, многорукие инфантильные горбуны и прочие твари, поименовать которых у меня просто не хватало фантазии. Все они галдели и ругались. Некоторые наиболее разгорячившиеся бестии даже пробовали завязать легкую потасовку. Особо в этом преуспели два седых старых гоблина, по тревоге прибывших из соседнего шестого круга. Причину всей этой перепалки я, само собой, не знал, однако, любой дурак понял бы, что происходит что-то экстраординарное, выбивающееся из размеренного адского бытия.
Заинтригованный я остановился. Да-да, именно остановился. Нечистой силе сейчас было явно не до меня. Вся она в полном составе убыла на место технологического сбоя. О сбое несложно было догадаться. Два старых гоблина снова и снова указывали на металл, булькающий в огромной толстостенной чаше. Находясь уровнем ниже, я, естественно, не мог заглянуть внутрь. Ну, хоть тресни, не мог! Рискни я даже взобраться на одну из находящихся поблизости деревянных конструкций, это тоже бы ничего не дало. А как хотелось знать! Как много я бы отдал за один только взгляд, за один намек на разгадку!
К счастью платить мне не пришлось. Фортуна смилостивилась и сама предоставила мне шанс. Один из циклопов приволок откуда то длинный толстый железный прут, на конце которого крепился глубокий черпак. Вещь совсем не магическая, а даже очень и очень знакомая. Наверняка каждый человек хоть раз в жизни видел репортажи со сталелитейного комбината. Вот именно такой штуковиной доблестные сталевары и берут пробы из доменной печи.
Один из гоблинов зачерпнул раскаленный расплав, а затем потянул его наружу. Затаив дыхание я ждал, что произойдет дальше. Ничего магического снова не произошло. Гоблин просто взял и выплеснул содержимое черпака на плиты загрузочной платформы. В свете факелов лужица блестела чистым серебристым цветом. Естественно желтоватый свет огненных языков оставлял на ней свои мерцающие отметины, но этот блеск ни в коей мере не мог сравниться с сиянием драгоценного металла.
Неужели?! Сердце радостно екнуло. Я таки углядел слабинку в адской индустрии. Выходит, золото — оно не куриный бульон, может и не свариться. Теперь бы выяснить причину. Кто напортачил? Изготовители философского камня? Вряд ли. Этот же самый порошок сыпали и в другие тигеля. В них то золотообразующий процесс прошел без сучка и задоринки.
Тогда, может, схалтурили кочегары? Железная кастрюля осталась не достаточно разогретой и… Ерунда! Свинец расплавлен и легко поддается перемешиванию. Мешалки так и летают в нем.
Что же тогда? Что отличает первый тигель от всех остальных, точно таких же, успешно и безотказно производящих самое дрянное вещество в мире? Эх, жалко, что я так мало знаю. Окажись рядом Луллий…
Правда, старик теперь вряд ли что-либо расскажет. Перед глазами всплыли кадры недавней жестокой экзекуции. Скорчившееся тело испанского мага, его округленные от боли и ужаса глаза, его трясущиеся руки и везде кровь, кровь, кровь! Кровь на лице, на одежде, на полу, на этих проклятущих свинцовых слитках… Вот тут меня словно током ударило. Вот оно! Вот что отличало первый тигель от двух десятков других, точно таких же. Человеческая кровь! Всего несколько капель горячей человеческой крови попали внутрь, и это разом перечеркнуло всю магическую формулу.
Я не знал, что делать со своим открытием. Поможет ли она мне? Как, где и когда его можно будет применить? Вопросы, одни вопросы. А ответов нет. В голове до сих пор не сформировалось даже намека на хоть какой-нибудь, хотя бы самый завалящий план.
Если план не возник до сих пор, то в ближайшем будущем и не возникнет. Почему? Да потому, что в ближайшем будущем я буду очень и очень занят. В ближайшем будущем я буду бежать как заяц. Огромные черные крылья промелькнули на фоне горящих горнов и факелов. Велиал! Ну, как же, экспертная комиссия прибыла на место происшествия. Самое неприятное, что рядом с этим самым местом оказался и я, старый «друг» могущественного демона.   
Пригибаясь словно под пулями, я припустил вниз. Здесь, на узком открытом перешейке одиночество, уязвимость и полная беззащитность чувствовались особо остро. Опасность подстерегала на каждом шагу и исходила она от всего, абсолютно от всего! На пути у меня могли оказаться истосковавшиеся по жестоким игрищам надсмотрщики, крылатые демоны получали великолепную одинокую, медленно ползущую цель, с левой стороны зазевавшегося путника поджидал скользкий растрескавшийся край глубокой пропасти, а справа в каменном канале вскипали раскаленные, готовые изжарить, испепелить волны. 
По мере того, как в золотой поток опрокидывались все новые и новые тигеля, он становился все более глубоким и полноводным. Умом я прекрасно понимал, что это совсем не река и в ее каменных берегах уж точно не плещится живая и прохладная влага, однако помимо воли взгляд постоянно цеплялся за светящиеся в полумраке волны. Забывалось, что это разогретый металл. Казалось, что передо мной воды играющего в лучах солнца горного ручья. Хотелось зачерпнуть эту золотую благодать и долго-долго переливать ее из ладони в ладонь, любуясь блеском и огранкой сверкающих капель.
Но вдруг что-то царапнуло глаз. Что-то черное медленно плыло невдалеке от берега золотого потока. Это как заноза в мягком и нежном теле, и я буду не я, если не вытащу ее оттуда. Почти наверняка я бы полез в расплав голой рукой… Но бог миловал, вернее, не бог, а какой-то человек в рваной набедренной повязке. Он перехватил мое запястье и отрицательно покачал головой:
— Не лезь, останешься без руки.
— Пусти, — я сбил захват. — Мне надо.
— Точно надо? — мужчина буравил меня пристальным взглядом.
Мы смотрели друг на друга всего несколько секунд, но этого хватило. Я пришел в себя. Я позабыл о проклятом золоте. Однако, продолжал помнить о продолговатом предмете, плывущем среди золотых волн. Мне действительно он был очень и очень нужен, этот старый, поржавевший, кованный еще вручную гвоздь. Скорее всего, вывалился он из какого-то деревянного механизма. Попав в расплав, гвоздь не пошел ко дну, так как плотность железа значительно меньше плотности золота, и не расплавился, поскольку железо более тугоплавкий металл. Остроносая заточка поплыла по огненной реке, чтобы попасть ко мне, чтобы стать оружием в моих руках.
Мысль об оружии сразу вдохновила. Я тут же кинулся вниз по течению, стараясь не упускать из виду металлический стержень. Параллельно с этим я искал чем бы его поддеть. Ага, вот! Продолговатый, словно огурец, камень попался на глаза. Подхватив его, я лег на живот и свесился над раскаленным потоком. Я не чувствовал жара. Судорожными рывками я подталкивал гвоздь все ближе и ближе к берегу. 
Ну, вот, наконец, он и у меня! Я натянул на ладонь рукав от своей засаленной тельняшки и подхватил железный стержень. Черт, горячий! Разогретый металл прожег ткань, и, чтобы уберечь пальцы, я кинул гвоздь на пол. Все равно обжегся. Я дул на покрасневшую ладонь и тихо матерился. То ли крепкие выражения в этих местах выполняли функцию магических заклинаний, то ли проглоченный мной красный порошок все еще продолжал действовать. Как бы там ни было, боль быстро утихала. Удовлетворенный своим чудесным выздоровлением, я не стал тратить время даром. Присев на корточки, камнем стал счищать с острия еще не до конца застывшее золото. Несколько усердных скребков и старый ржавый гвоздь стал напоминать роскошный средневековый стилет. Сантиметров двадцать в длину с узким лезвием и блестящей от налипшего золота рукояткой.
Ожидая пока мое оружие окончательно остынет, я поднял голову. Незнакомец в набедренной повязке стоял рядом и пристально глядел на меня.
— Ты не такой как все, — наконец произнес он. — Ты будешь бороться до конца.
— Ты мне поможешь? — я смотрел на этого человека, а в голове сами собой зазвучали слова ведьмы: «первые грешники… следует отыскать первых грешников».
— Помочь себе можешь только ты сам. У каждого свой путь, и учитывать опыт предыдущих удальцов не только бессмысленно, но и смертельно опасно. Я могу дать лишь один-единственный совет. Не доверяй своим глазам, а доверяй чувствам и инстинктам. Помни, самая дальняя и глубокая пещера на деле может оказаться самой близкой и безопасной дорогой к свободе.
После этих слов фигура мужчины потеряла четкость и стала быстро таять. На его месте словно из пустоты материализовались два красных как раки силуэта.
Господи, боже мой, как мне осточертело бояться, хитрить, юлить, прятаться и пресмыкаться! Взыгравшая человеческая гордость вызвала прилив бешеной ярости. С поистине звериным ревом я подхватил с пола поблескивающий золотой огранкой гвоздь и как взбесившийся бультерьер прыгнул на грудь одному из циклопов.
Никогда не пользовался холодным оружием. Это наверняка очень жутко и мерзко вгонять отточенную сталь в чье-то теплое и живое тело. Ощущаешь, как под напором руки рвутся кожа и мышцы. Однако, сейчас я не чувствовал ничего подобного. Я бил неодушевленное существо, я сражался с самим злом.
После третьего удара в горло циклоп практически выбыл из борьбы. Неведомо, возможно ли убить это адское отродье, но серьезно ранить, как выяснилось, мне оказалось вполне по силам. Монстр упал на бок. Он все еще пытался защищаться, но делал это как-то вяло. Видать, мое оружие все-таки угодило в одну из жизненно важных артерий. По крайней мере, кровь из горла чудовища хлестала настоящим фонтаном.
На какое-то мгновение мне показалось, что я смогу победить. Один противник готов. Сейчас вот точно также я уложу второго. Но не тут-то было! Не успел я и глазом моргнуть, как мощные лапищи схватили меня за горло и как пушинку вздернули над землей. В этот самый момент я и понял, что чувствуют висельники, когда петля намертво стягивает их шею. Но это лишь цветочки. Судя по настроению моего палача, в дальнейшем мне предстояло насладиться еще и «прелестями» четвертования.
— Оставь его! — властный голос прозвучал откуда-то из темноты затуманенного сознания. В тот же миг хватка мощных рук ослабла, и я аморфной медузой шлепнулся на пол.
Этот голос… Его я уже слышал, и совсем недавно. Я помотал головой и попытался прогнать туман застилавший мозг. В голове просветлело. Подняв голову, я попытался рассмотреть стоящую передо мной темную фигуру.
Велиал! Ну, конечно же Велиал! Этот гад не мог упустить такой подходящий случай, чтобы не свести старые счеты.
Однако, демон не спешил разделаться со своим плененным врагом. Он насмешливо изучал меня словно подопытную крысу. Когда взгляд горящих багровым огнем глаз коснулся заточки, которую я все еще сжимал в руке, демон слегка улыбнулся.
— Ты обзавелся оружием, человек? Интересно. Такая изобретательность! — Велиал скривил обиженную гримасу. — Но неужели ты и в самом деле думаешь, что этой вот занозой сможешь хоть как-то повредить мне? Мне ведь стоит лишь пальцем пошевелить…
— И что… что ты можешь мне сделать? Чем напугать? Я и так мертвец! И мене уже все до лампочки! — нервы сдали, и я принялся орать словно истеричная женщина. —  Ну, иди! Иди, убей меня! Разорви, разотри, ты ведь этого так долго желал!
— Убить? — демон захохотал во всю глотку. — Глупый человечишка, да я уже сотни раз мог растереть тебя в пыль. Но не сделал этого. Я охранял тебя, следил, чтобы никто из моих верных псов не причинил тебе вреда.
— Зачем? Почему? — что-то не верилось во внезапно вспыхнувшую любовь коварного демона.
— Спрашиваешь, зачем?
Велиал начал стремительно увеличиваться в размерах. Как зловещая виселичная перекладина он навис над моей бедолашной головой.
— Так вот, знай же, — воздух звенел от громоподобных слов демона. —  Знай же, ничтожная мокрица, телесные муки слишком малое наказание для тебя. Я выполнил волю моего повелителя, я сберег тебя для гораздо большего истязания. И оно уже ждет тебя.
Велиал вмиг принял свой прежний человекоподобный облик. Затем он как бы между прочим распорядился:
— Эй, дружок, проведи клиента, а то еще чего доброго заблудится. В нашем элитном санатории на берегу озера Коцит его уже порядком заждались.
Прежде чем выполнить повеление, уцелевший в потасовке циклоп, потянулся к зажатому в моей руке гвоздю.
— Оставь, — Велиал заметил это и картинно махнул рукой. — Это мой милостивый подарок. Посмотрим, как этот червяк распорядится своим оружием, — при слове «оружие» демон хохотнул.
Циклопу не стоило повторять приказ дважды. Он сгреб меня в охапку словно ворох осенней листвы и поволок вниз. Я не сопротивлялся. Силы оставили меня, как впрочем и надежда.