Отпуск в Тамани. Уже история. 3. Море

...Давным-давно здесь были острова, вокруг бушевало море. Море отступило, получился Таманский полуостров. Острова превратились в грязевые вулканы, остатки моря стали лиманами. Прошли тысячелетия, море пожалело свое дно, которое сделалось сушей, решило забрать его обратно. Сантиметр за сантиметром отвоевывает оно территорию. Город Гермонасса наполовину под водой, домик, где останавливался Лермонтов, тоже поглотило море.
На крутых берегах разбиты огороды, сады висят над морем. Берег рушится, кусок земли летит вниз. Что делает человек? Переставляет забор чуть подальше от края.
Под ногами, вперемежку с камешками и ракушками, валяются глиняные черепки, ручки амфор, днища горшков, кусочки зеленой эмали... Высокий песчаный берег хранит немало тайн. Говорят, это некрополь, город мертвых. Попадаются выбеленные временем человеческие кости. Счастливцы находят хазарские колокольчики и медные кувшины.
Возле самого берега безмятежно плавает чайка, взъерошила белые с черными крапинками крылышки и перебирает красными лапками. Мелькает между камнями неизвестное животное с закрученным вверх голым хвостом.
***
В Таманский залив заходят дельфины. Покажется в туманной дымке хвост, «Дельфины! дельфины!» — закричат на пляже. Дельфины подплывают совсем близко, показывают спины, ныряют. «Да нет, — это не дельфины, — говорят какие-то серьезные подростки, — Очень уж большие. Это касатки!» «Что вы, ребята, какие здесь касатки?!» — вмешивается в разговор толстый господин. Каждый, однако, остается при собственном мнении — Тамань!
Сегодня море в камке, то есть полно водорослей. Одни считают такую воду вредной и грязной, другие говорят, что она самая чистая и полезная. Спрашиваем мнение хозяйки. «Да, да... Нет, не то, чтобы грязная, но бывает чище...»
***
Прозрачные медузы качаются на гладких, маслянисто-бархатистых волнах. Их много, больших и маленьких, бесцветных и с фиолетовой каймой — невозможно зайти в воду: медузы коснутся легонько щупальцами, и задетое место жжет, как после крапивы.
Через пару дней медузы исчезают, появляются божьи коровки. Кишмя кишат, их, наверное, не меньше, чем камней на берегу, ногу некуда поставить, и они пребольно, до волдырей, жалят. И ничего тут удивительного: что божьи-то да еще коровки кусаются! Под древним таманским солнцем всё живое разрастается и принимает несвойственный ему вид. Акации здесь высокие и толстые со стручками как плоды адамова дерева; сосны с еловыми шишками; слизняки и жуки-носороги размером с добрую мышь; гуси похожи на уток, петухи — на кур; собаки таинственного происхождения — черные, элегантно поджарые, с пушистыми хвостами и длинными, как у зайцев, ушами; кошки прямо-таки нечеловеческого ума, и т. д., и т. п....

2001.