11. 5. Всякая всячина-2

   Почитаешь газеты и обидно становится: кто с Высоцким был дружен, не просыхали неделями, кто самому Ботвиннику проигрывал, кто в ЦКовском санатории отдыхал. А я что – хуже других!
   И я начал вспоминать о своих встречах с известными людьми.

   Вот, например, Погребняк Яков Петрович. Мы с ним когда-то в одном цехе работали. Я был старшим мастером на механообработке, он – на сборочном участке. Были на “ты”. Толковый был парень, со временем мог бы стать начальником цеха. Но ему не повезло – заметил его какой-то киевский родственник. И пошло, поехало – секретарь горкома, секретарь обкома, секретарь ЦК КП Украины.
   Наша заочная встреча произошла, когда он был секретарём Львовского обкома.
   Я со своими сотрудниками приехали во Львов вечером, в это время обращаться на  завод за помощью по устройству в гостиницу было уже поздно. Был бы я один – что-нибудь можно было придумать, но нас было шестеро. Эх, нужно было заранее позвонить на завод! Хорошая мысля приходит опосля!
   И тут я вспомнил о Погребняке. Меня он к тому времени, конечно,”нэ знав, нэ знав, та й забув! ”. Но терять было нечего. Я позвонил дежурному обкома и сказал: - “Мы, шестеро специалистов, приехали для монтажа сборочной линии на заводе “Конвейер”. Не хочется беспокоить Якова Петровича, нашего земляка, и звонить ему домой (вроде бы у меня был номер его домашнего телефона!) – помогите устроиться в гостиницу!”
   Дежурный недовольно побурчал на тему о том, как нужно поступать в таких случаях и что обком не должен заниматься вопросами устройства в гостиницу, записал наши фамилии и, ничего не пообещав, бросил трубку.
   Через несколько минут раздался звонок из обкома, после чего внезапно подобревшая  администратор поселила нас в лучшие комнаты гостиницы “Львов”.
   Так что мой опыт общения с Погребняком – положительный...

   С Масолом, будущим премьер-министром Украины, я познакомился, когда он был начальником цеха на Ново-Краматорском машзаводе. Мы сидели рядом на техсовете в его цехе. Я успел лишь вкратце доложить проект реконструкции гальванического отделения, как инициативой завладели женщины – специалистки по гальванике из заводской лаборатории.      
   Переговорить женщин-специалисток невозможно!
   Нам с Масолом ничего не оставалось делать, как обмениваться ехидными замечаниями по их адресу и оценивать их возможности в другой, не связанной с гальваникой, области...
   Прошло лет десять. Возвращаемся мы как-то с Иваном Кузьменко из Москвы. Замёрзли как собаки – мороз 35 градусов, а мы в шляпах и без перчаток. Разделись в купе, чуть отогрелись. Иван накрывал стол, а я прошел по вагону к проводнику – насчет стаканов. В одном купе кричали грудные дети, а на второй полке лежал и ел яблочко Виталий Масол – директор Ново-Краматорского завода. Хотел было пригласить его к нам в купе, но передумал – а вдруг откажется, решит, что мы подхалимничаем, и испортит нам настроение на весь вечер. Да пошел он!
   Кто же знал, что он через несколько лет станет премьер-министром!
   Хотя, с другой стороны, водки как раз на двух хватило. Бутылка на троих – это было бы несерьёзно!

   Рыжков, премьер-министр Союза при Горбачеве, еще будучи главным инженером Уралмаша, приезжал на Ново-Краматорский завод. Он вместе с директором НИИ, в котором я тогда работал, обходил объекты новой техники, разработанные институтом. Я рассказал им об испытательном стенде своей лаборатории. Между ними завязалась оживлённая беседа, из которой я понял, что ни один, ни другой абсолютно не владеют вопросом, который с таким апломбом обсуждают. И ведь никаких “мне кажется”, “я думаю” и прочих интеллигентских слов-паразитов – всё изрекалось как истина в последней инстанции.
   Говорить с апломбом о том, чего не знаешь досконально – это черта характера, которая в полной мере проявилась, когда Рыжков стал председателем Совета Министров и получил возможность не только говорить, но и делать – и превратились в труху наши сбережения...

   С Кеннеди я лично знаком не был, как-то недосуг мне было в то время ездить в Америку, нужно было план выполнять.
   Но несколько лет назад гостил я у старшего сына в Роквелле, пригороде Далласа. Семья сына – единственная русскоязычная семья в этом городке. Как-то позвонила им какая-то женщина, их знакомая, но, узнав, что их нет дома, не положила трубку, а представилась как вдова Освальда. Да, да, того самого.  И мы с ней разговаривали часа полтора с небольшим перерывом. Она сказала, что теперь её зовут Mrs. Kennet Porter, у неё в связи с её прошлой фамилией возникали определённые трудности, когда она выдавала замуж дочь. Намекала на какую-то тайну в истории убийства Кеннеди, которая вот-вот должна быть раскрыта. Расспрашивала о жизни в России и с интересом слушала, чувствовалось, что тоскует.
   Мы с ней обменялись адресами, но переписка не получилась, муж у неё очень ревнивый...

   Ну, Алла Пугачева – это неинтересно.
   Пугачева была на сцене Нью-Йоркского Хантер-колледжа, а я в зрительном зале, в той его части, где билеты дешевле. Но она меня всё же заметила – она интересных мужчин не пропускает. А, может быть, совсем не поэтому. У меня был не театральный бинокль, а какой-то особенный, очень большой, он выглядел как спаренный автомат Калашникова. И по своей разрешающей способности он был ближе к телескопу, чем к театральному биноклю. Однажды, когда я, поднатужась, медленно поднял бинокль и поднёс его к глазам, она вздрогнула и начала петь дискантом. Потом,  успокоившись,  сказала: - Кто-то через подзорную трубу пытается рассмотреть, в парике ли я! В парике, в парике!
   А я совсем не на парик смотрел. Мне было интересно: за что её мужики любят, только ли за голос?

   Так что и я кое с кем из знаменитых людей встречался!