Ласковые жернова -29

Следующий день был посвящен подготовке к работе. В первую очередь лыжи подгоняли - каждый под свою ногу по своему умению в соответствии со своей бестолковостью. После обеденного чаепития установку по профилю растянули. Вперед поставили самого опытного - Витю с питающим электродом. К тому же он прошедшим летом рубил эти профиля. Поэтому в путаной их «географии» должен разбираться. Они, топографы, рубили их, руководствуясь правилом: «элетррики люди грамотные - разберутся». Поэтому, противореча теории относительности - параллельные линии не пересекаются, - нет-нет да сходились, касаясь затесками. И чтоб «грамотные электрики» не запутались, на затесках были намалеваны стрелки с указанием направлений профилей. На некоторых таких пересечениях было и вовсе просто сделано. Срубленная кора деревьев на затеске была приколочена гвоздями (самыми ходовыми - 120 мм.) обратно к дереву. Всю эту премудрость ни Пеньтюхов, ни Равиль пока не ведали, хотя слыхали про всевозможные козни топографов. Поэтому на роль ведущего и был поставлен Витя.

Следующим - тоже с питающим электродом другой линии заземлений - шел Леня. Он, электрик грамотный (уже без кавычек), по замыслу «хитрой стратегии» должен меняться с Витей местами, ибо переднему предстояло идти по «целине» и мять лыжню. Снег в декабре глубокий и рыхлый. Ноги по колено проваливаются в него. А ведь надо еще и электрод тащить да периодически загонять его в землю, пробивая ледовую корку на открытых местах, где верхний слой почвы не намного, но промерзает.

Витя и Леня шагали налегке. Батареи, питающие линии, тащили в драных рюкзачках задние - Гарик и Захарко.

Третьим в этой «шесть голов - одна веревка» шел Пеньтюхов. У него в руках был тоже электрод, но уже измерительной лини. И журнал для записи полевых измерений.
Равиль с прибором и измерительным электродом шел за Пеньтюховым. Прибор висел у него на груди и болтался на ремне, закинутом за голову.

Проползет это «диво ползучее» полсотни метров и останавливается. Дружно втыкают работнички свои электроды сквозь снег и мох до сырой земли и ждут, покуда Равиль отсчеты возьмет и Петру продиктует. И дальше. Четыре отсчета надо Пеньтюхову записать всего. Сразу он три заносит в журнал, а четвертый в голове держит, ибо записать не успевает. Умные электрики - Витя с Леней - как только услышат четвертую цифирку, хватают электроды и ломятся по профилю. Если Петру писанием заниматься, у него, или провода выдерут, или изматерят его вычурно.

В первый день работали до темноты. Часа три получилось. Но и этого достаточно было, чтоб обнаружить «прореху» в своей «стратегии». Витя валился в снег глубоко. Пока протопчет себе на шаг снег, полминуты проходит. Витя мокрый весь, а остальные стоят и замерзают. И даже с подменой не получается идти хотя бы со скоростью десять шагов в минуту.

Вечером стали думать, как проблему решить. И решили. Сначала надо пройти по профилям и натоптать лыжню. Хотя бы раз. По такой лыжне идти намного легче. С утра встали по двое на профиль и пошли топтать лыжни - от одно магистрали, увязывающей концы профилей, до другой. По одной визире ушли, по соседней вернулись.

Много не выиграли. Но зато мерзли на измерениях «колхозом» и потели на «топтыжной» работе вместе. За три дня по шесть профилей натоптали, за пять их отработали.
Затем снова - два дня по заваленным снегом профилям летней рубки, когда затески то ныряют под наклоненные лапы елей, то прячутся под налет инея, ползали, путаясь в отметинах, указателях и прибитых щепках. Кроме электроразведочных профилей в промежутках меж ними были еще и визирки для магниторазведки. По ним провода таскать не надо, но путаницы от них было вдвое больше. Бывает, что и не заметишь, как с одного профиля на другой перескочишь, а с него на следующий. Пока поймешь, что не туда забрел, да пока обнаружишь, где на магниторазведочный профиль перескочил, столько лишнего намнешь, что обидно чуть не до слез. Да мало того, сам запутаешься, так еще и кого-нибудь из соседей с пути собъешь. Мало, что сам намаешься, еще и матюгов наслушаешься в свой адрес.

Через неделю после прилета «электриков» пожаловали баре-топографы - на соседнем участке профили рубить. Они тоже на краю болота высадились. Против островка, на котором «банда» геофизиков расположилась, в лесу. Во главе топографов Володя-Бугорок. С ним двое - Миша и Вася-Хохол.
Володя с Мишей - опытные работяги. А Вася - новичок. Он больше с геофизиками шлындал по лесам в конце связки не то балластом, не то веригой. И вот решил поменять свое бичевское амплуа. Еще летом примазался к топографам. Те его приняли - мужик то нормальный. Только бухтоват малость. Но в лесу кто без причуды. Поставили его магнитные профили рубить. Коренные - для электроразведки - Володя с Мишкой рубят, а Васю инструктируют.
- Вставай меж нами и параллельно нам иди да затески лепи на деревьях. Приближаться начнешь к нашим затеска - отворачивай. И так два километра, покуда на магистраль не выскочишь.

Вася все понял. Так и брел затески налево и направо лепя. Два километра этих у него метров через пятьсот кончились. И он, свернув под девяносто градусов, выскочил на затески Мишки - мол, на магистраль. И сидит - ждет, когда товарищи выйдут на магистраль и зададут следующий профиль. Товарищи на магистраль вышли. Чай попили в ожидании Хохла. Вздремнули даже. Нет бурокоза. Пошли искать. Август был в лесу - время благодатное. Сморило и Васю. Володя с Мишкой охрипли, покуда доорались до спящего Василия.
Все же понял Вася кое-что. И худо-юдно-бедно профильки рубил - где поправят, где и получится. Фраза про грамотность «электриков» им и высказана была после того, как вернулся после топтания профиля Витя Семин.

- Четыре зарубки на елке, - возмущается, матерно умножив втрое написанную фразу. - Указатели на них налеплены - лешак не разберет, - и снова нецензурное долгое междусловье. - Шел-шел по этим указателям и снова к той же елке вышел.

В это время Равиль с топографами по рации болтал. Витя у него трубку попросил и стал Васе высказывать все, что о нем думал «в самой изысканной манере культурного общения» бича и моремана.

- Нечистый тебя за руку что ли водил, Вася? Зачем ты вообще к электроразведочным профилям подходил?

Вася речугу Вити выслушал и произнес многозначительно.

- Нечистый…

- Это как?

- Так… Брага созрела аккурат, - а дальше треск пошел в эфире.

А Витя и не слушает, что там Хохол сказать пытается. Сам, не дослушав ответа, в трубку кричать начинает. Так и говорят навстречу. Все же «нервенный» запал у Вити раньше кончился. Он замолк и передал трубку Равилю. Треск в эфире прекратился и явственно, почти дикторским тоном Василий и подытожил свою оправдательную речь.

- Вы, «электрики», люди грамотные, а прочитать написанное не можете…

У «электриков» от неожиданности челюсти отвисли. Надо ж,- как лестно о них хохляра отозвался. Но с другой стороны, как те надписи прочитать или даже разглядеть: они где инеем покрыты, где под наклоненными лапами елей спрятаны. Не то, что прочитать, найти их целая проблема. Завозмущались было. Хотели Васе в ответной речи высказать свои «слова благодарности». Но Равиль рацию выключил.

А выражение то на всю жизнь в лексикон Пеньтюхова корявыми буквами вписалось. Как погаснет свет где-нибудь или сделать надо что-то по электрической части, так и всплывают слова Василия, со временем обрамившись тоном телевизионного диктора Кириллова.

- Электрики - люди грамотные….

Бывает, и не к месту всплывает в памяти словесная эта шелуха из целой коллекции фраз лозунговых, накопившихся в голове Пеньтюхова. Но эта и еще про «колхоз - дело добровольное» на самом верху пеной дыбятся в кипящем котле пеньтюховского мыслительного варева.

Мороз слегка сжалился над шаромыжной братией. С утра градусов двадцать, к полудню еще меньше. Лыжи по набитому следу скользят легко, будто на прогулке по лесному пригородью. Одно удовольствие. Витя Семин из загашника ружьишко откопал. Незарегистрированное, понятно дело. Да и к чему эта регистрация, если даже, имея охотничий билет, охотиться согласно некоей инструкции запрещено. Но кто этот запрет блюдет в лесных чащобах. Какого придурошного инспектора или запретчика в такую одремь занесет отымать ружья. Да и какой закон у нас писан для исполнения, а не для нарушения его? Потому ружья были во всех подразделениях: и в таких вот пещерно-геофизических, и в «культурных» партиях геологов-«дачников».

Наладив ружье, отныне Витя с ним не расставался. Зверью самопалка Витина не угрожала, но «птичка», вроде бестолкового рябчика, вполне могла угодить под залп «артиллерии» «продайфуфайщика» - так звали геофизиков в Геологе за их всёпропиваемость.

Поутру идет связка «электриков - людей грамотных» по профилю. Все ладно, все ходко. На вырубку выходят.

Отсчеты Равиль с прибора снял, Пеньтюхову продиктовал, а движения связки нет. Что-то произошло - чувствуется. Но вот провод дернулся пару раз и ослаб. Голову поднял Пеньтюхов, видит, Витя на вырубке змеем выкручивается из проводов и своего «ружжа». Сразу же понятно стало - зачем он это делает. У него почти над головой сидит на березе глухарь и с любопытством таращится на непонятное шаромыжащееся чудище.

Стащил Витя наконец с себя ружью. При этом шапка с его головы свалилась на снег. Воротник вздыбился с одной стороны ощипанным крылышком. Прежде чем пальнуть, Витя еще и к «связке» обернулся. Мало этого, еще и прокомментировал действо громким шипящим не то возгласом, не то шепотом.

- Тихо…. Глухарь….

Ружье вскинул. А глухарь - тварь свежемороженая - смотрит, как на него два ствола наводят и не улетает. Пеньтюхов смотрит на это дивище, напрягся весь внутренне, готовясь к «дуплету» - а иного он даже и не мог представить. Рот даже приоткрыл. Слыхал, что если этого не сделать, то оглохнуть можно. Ждет, когда же Витя жахнет. А тот медлит почему-то. Петру показалось, что больше минуты уж пялится охотник через мушку на дичь. А выстрелов все нет и нет.

Глухарю тоже, видимо, надоело разглядывать бестолкового охотника, играя с ним «в кошки-мышки». Чего доброго еще пальнет. Снялся с сучка, на котором сидел, и полетел через вырубку к чернеющей вдали кромке леса.

Витя ружьем махнул и стал материться, сотрясая вырубку и тишь лесную изысканной бранью. Он тоже не мог понять, почему ружье не стреляет. Дошло до него, что курки не взвел, лишь когда глухарь, удалившись, превратился в жирную точку-кляксу на фоне серого неба.
Сначала матерился один. Но потом к нему Леня подошел, тоже пару фраз высказал об охотничьих талантах Вити. Ружье отнял и скомандовал, чтоб Семин на его место встал. Да еще и вослед съехидничал.

- Ты, Витек, наверное, китобоем был. В них и слепой не промахнется…

Закинул ружье за спину. Выдернул электрод и потянул «шесть голов - одна веревка» дальше….

Десять дней отработали, задумали банный день устроить. Рядом с палаткой «шестиместкой», в которой бедовали-выживали, установили палатку поменьше - четырехместную. Снег из нее выгребли, а на землю лапнику набросали толстым слоем. Чтобы жарче в бане было, сверху два тента накинули. На печке бак с водой горячей до кипения довели. Задумка такая - горячую воду черпать для мытья и тут же снегу добавлять, чтоб «баланс водный» сохранялся. Мылись по двое.

Одни «отстрелялись», воду вновь до кипения доводят и следующая пара ныряет в жаркое чрево бани. Парится, конечно, в такой бане не получится, но грязь с себя и копоть смыть можно - и почти до кожи.

Даже топографы пришли дружной троицей. Четыре захода получилось. Помылись все - кроме Гарика.

Отказался, мол, я, человек южный, в бане вашей заколею. Никто не возражал, не уговаривал - « колхоз - дело….». Каждому фрукту своя овощ, а греку баня в тайге. И наоборот. Попади русский наш северный человек в Грецию зимой - он и в январе, винца накушавшись, в Эгейское море залезет. Грека же сколько ни пои - в Ледовитый океан не загонишь и силком. Менталитет это, братцы. А он, как натура, против не попрешь…

Приближался Новый Год. Равиль собрался в поселок. Перед самым отлетом к нему жена приехала - на восьмом месяце беременности - отчаянная, как декабристка. Кое-как устроил ее в общаге Равиль и сейчас волновался, как она там. Знакомых никого. Ленька тоже с ним собрался. Говорит - к невесте. У Пеньтюхова сразу аналогии в голове - вспомнил, как в армии механик-водитель с его установки к невесте просился. Каких только вывертов ушлый хохляра не придумывал. И дошел до того, что к Пеньтюхову подъезжать стал, когда ему после удачных пусков на полигоне отпуск объявили. Мол, ты все равно пропьянствуешь в своих тундрах, а мне судьбу надо устраивать. Пеньтюхов глянул на наглеца тогда, может, впервые в жизни жестко и прямо так, что проситель вдруг сделался каким то пришибленным и жалким. Отпуск выпросил-таки «жених», но не женился. Почему это вспомнилось? Ленька то все делал основательно. Как-то по мужицки ладно. Какие могут претензии к работнику? Петр так и не нашел этому объяснения путнего. Может, оттого так подумалось, что недалеко по времени отдалился он от службы армейской, к которой всю последующую жизнь отношение его было двояким. С одной стороны - специальность воинская - великолепная практика для него, как для геофизика; а с другой, «дедовщина», которая лишь слегка потрепала его не столько телесно, сколь дерьмом на душе отложилась тем, что не единожды промолчал и ушел в сторону, когда надо было плевать и бить в рожи поганые. А дерьмо из души, а не из кишок долго выносится, может, всю жизнь….

Оставались в палатке четверо. Пеньтюхов за старшего. В праздник и оставшимся хотелось чуть «расслабиться», но надежды, что пришлют хотя бы бутылку на двоих, Ленька уничтожил разом.
- В прошлом году на Новый год буровики сгорели и теперь с «этим делом» ведется борьба нешуточная. Так что, мужички, чаек вам на праздничек и «какава»….

Один лишь Семин не придал значения этим словам. А спустя минуту стал уже к начальникам подъезжать.

- Слышь, начальники, у нас дрожжи есть ведь…

- Ну-у…

- Так я это…. Бадеечку замучу брагульки….

Кто ему возразит? Улетающие из сочувствия, а остающиеся от желания испить зельица в светлый праздник – все согласные.

За неделю до Нового года Витя «зарядил» две посудинки - сорокалитровую флягу и такой же бак из нержавейки, в котором топили за печкой воду. Для сбора же талой воды задействовали эмалированное ведро. Установил брагодел «бадеечки» за печкой - так, чтоб грело, но не обжигало. Тут же и проблема возникла - надо постоянно печь топить.

Разрешилась «проблема» просто. Профилирование закончили. К ВЭЗам (электрическое зондирование) приступили. А на этой работе и пятерых достаточно. Так что бражный смотритель (им стал, конечно, сам «профессор» Семин) выявился автоматически. Хотели сперва по очереди дежурить - сутками, но от этой идеи отказались. Получится, что кто-нибудь проспит процесс брожения, зелье замерзнет и спросить не с кого. Витя на роль смотрителя согласился легко. И четыре дня кочегарил исправно - и тепло поддерживал, и еду готовил.

ВЭЗы отработали за эти четыре дня. До вылета на праздник Равиля с Ленькой оставалось еще день или два. Эти дни решили посвятить заготовке дров. Мол, брагу за один день не приговорить - дня четыре потребуется. И дрова заготавливать некому будет. Так и замерзнуть можно.

Решили этот вопрос, когда с профиля возвращались. К палатке подходят, из нее Витя выползает - шапка набекрень, в руках чайник.

- Здорово, мужики… Давайте пробу снимем…. Я тут вот уже налил малость….

- И попробовал…

Что попробовал, было заметно. И очень. В палатке, едва раздевшись, по кружке браги хватили. Сладенькое пойло получилось. Витя даже посетовал, мол, ошибся в рецептуре - сахару переложил, а дрожжей не доложил. Обмишулился, дескать, простите.
Простили. А за это и по второй…. Потом по третьей…

После второй Пеньтюхов почувствовал, что не так уж и пустовата брагулька. После четвертой все в радужном сиянье стало видеться. И палатка уютным теремком в лесном сказочном лесу показалась. И бичарки - то ли милыми братьями-разбойниками, убежавшими от помещиков в глушь; то ли царевичам-королевичами, сосланными в дебри злым правителем. А печка вдруг превратилась в огненную пасть чудища, в утробе которого гибли от поеду неудачливые богатыри да красавицы писаные. Среди последних мелькнули искаженные лица - Тоньки, Надюшки Марковой, Юльки, Веры…. Сжало у Пеньтюхова сердце от того, что гибнут все милые ему красавицы. Слезы вдруг по-детски двумя ручьями потекли из глаз. Но это и отрезвило на миг его. Глянул по сторонам - не смотрит ли кто на него. Не смотрят. И вытер тыльной стороной руки слезы, размазав их по не мытой с банного дня физиономии…

После и вовсе запели нескладным хором. В любви стали признаваться друг другу и в веч¬ной дружбе. В тесноте палатки Витя попытался «Цыганочку» сплясать. Но запутался в собственных ногах и упал за печку. Как не обжегся об ее раскаленные бока - удивительно. Видимо, и правда какая-то сила хранит пьяных в их хмельной круговерти, а с другой стороны, толкает их на новые «подвиги», играя с чумовыми, как с куклами.

Один Равиль не участвовал в «оргии». У него забот и без браги предостаточно - и как у начальника, и как у мужа, чья жена неизвестно где и как проживает. А с брагой после двух чайников такое завертелось…. А что будет дальше? Их этих «чайников» - посчитал - еще примерно двадцать…

Утром растолкал Пеньтюхова.

- Петь, ты не бурокозь сегодня хотя бы.

- Не буду, - пообещал. И, как вспомнил, вкус зелья, передернулся даже.

Вездесущий Витя меж тем уже колдовал с чайником за печкой, черпая литровой кружкой брагу.

- Слышь…. Слышь, начальники….

- Уймись, чума….

Все же «причастились мужички» - по кружечке тяпнули. После чего потрепанные до того, но после выпитого взбодрившиеся, легко согласились заготавливать дрова.
На лесном островке все сухие елки выпилили. Придется таскать их через болото. Равиль с Пеньтюховым пилу прихватили и отправились на «лесоповал», наказав мужикам, чтоб шли следом.

С болота лес просматривался отлично, как на панорамном фотоснимке. Высмотрели елку помощнее и напрямик к ней стали протаптывать лыжню. Вблизи елка оказалась не то, что большой, но даже могучей - в добрый обхват. Нижние сучки поотшибали березовым колом - «шутильником» и стали подпиливать.

Ухнула елка и завалилась, по редколесью сучками топорщась. Быстренько в два топора пообрубили сучки и стали на бревнышки пилить дерево с таким расчетом, чтобы его мог один человек нести. Отпилят одно и столбиком в снег ставят рядком, от пенька начиная.

Наконец и «шерпы» появились, тяпнувшие в отсутствие начальственного ока по кружке. Равиль с Петькой уже пяток бревнышек отпилили, на последнем сидят - курят. Подошли мужики к бревнам, торчащим из снега - начиная с последнего на плечо закидывают и в обратный путь торопятся. У них свой резон - еще приложиться к чарке. Витя, как самый главный носильщик, от вершины бревнышки ему не пристало брать. Он от комля решил нести. Но спьяну принял пенек за бревно. Обхватил его. Петька хотел его одернуть.
Но Равиль его опередил.

- Помолчи, - кратко и тихо проговорил.

Петька на его глянул. Равиль снова.

- Туда смотри, - и в сторону пенька кивнул.

Витя похоже не две кружки браги приговорил. Пень обнял и пыжится выдернуть из снега.
Равиль его еще и шпыняет.

- Уже тяпнул с утра, бревнышко поднять не можешь… - а сам смехом вот-вот подавится.
Пеньтюхов и вовсе встал и отошел, якобы нужду справить. Стоит и от смеха пуговки в нужном месте расстегнуть не может.

А Равиль не перестает пенять Семину.

- Наверное, целый чайник в одиночку приговорил, как конь. Сухую чурку поднять не можешь.

- Сейчас, начальники…. Сейчас… С духом соберусь… - и снова с пеньком обниматься.

Сжалился Равиль над ним.

- Ладно, Витя, оставь эту нам. Бери следующую.

Но Витя уже в раж вошел.

- Из прынц - цып-па ун-несу….

Мужики уже вернулись, а Витя с пеньком воюет. Не дошли метров пятьдесят, увидали диво-дивное, хоть и «повторили» после первой ходки по кружечке, но сообразили, что Витя вытворяет, за животы похватались.

Вышел пар из Вити. Посмотрел по сторонам - смеются все. Над чем? Дошло. Плеваться стал.

- Вы, начальники, только и можете, что над работягами глумиться. Надо вас опять, как в семнадцатом году, раскулачивать.

Взвалил легко бревнышко, на котором пред тем сидели «начальники», и пошел вполне ровно. Да еще и запел, угрожающе.

Вставай, проклятьем закаленный,
Весь мир рабочих и господ….

Мужикам сказали, чтоб Витя больше не приходил. Дескать, пусть борщи заваривает, если сможет, а раньше не падет «проклятьем закаленный»….