письмо

               
один
                И каждый считает
                виноватым другого,
                хотя сделать шаг навстречу
                это проще простого.
Брр…свобода! Непривычно. Сложно, даже невозможно насладиться ощущением того, что ты принадлежишь самому себе. Не вериться…Идешь куда хочешь и когда хочешь, делаешь, что тебе нравится, встречаешься с кем пожелаешь и можешь выглядеть, как считаешь нужным, просыпаешься в 11 и всю ночь слушаешь «Снайперов». Долой утреннюю зарядку, строгие костюмы, режим дня и 30 одних и тех же лиц каждый день! УРА, теплый ветер в волосах, мороженое в стаканчике, сосиски в тесте и пушистые облака, пляж, летние распродажи и голые коленки  - ЭТО июль.
Уже две недели каникул. Ника возвращалась домой…
  Как вдруг она вспомнила, что забыла опустить письмо.
«Прости меня. Я тебя люблю. Не уезжай в Москву.
Дождись меня. Я выеду 17 и буду у тебя через два дня
P.S. Встретишь на ж/д вокзале в 18:20 ;».
          Нео в Питер от Ники.
Забежав наспех домой, юркнула в свою комнату к письменному столу, где лежал запечатанный конверт с пометкой «срочно».
- Вероника, ты не забыла купить майонез? – услышала Ника голос отца, не успев зайти домой.
- Черт, - буркнула она в уже снова закрытую дверь. Пнула коврик под дверью со словами «лежачего не бьют» и выскочила во двор, держа в руках заветный конверт.
- Вот лажа, блин, когда все с меня слезут, «сделай то, сделай это…» И майонез я не ем. Черт, извиняюсь – Ника с разбегу в кого-то врезалась.
- Смотри куда идешь, мальчик. – Грузная женщина с двумя еще более грузными пакетами «выросла» перед Никой.
- Я – девочка, - сказала Ника и поправила кепку.
- Что за молодежь, на кого ты похожа, - тетка сжала плечо Ники. - Материшься, одеваешься, как пацан, я что, должна в угадайки играть… Тебе юбочка бы пошла. – Тетка сорвала Никину кепку, и оттуда показались длинные светлые волосы. - У тебя родители-то куда смотрят? Чего доброго свяжешься с дурной компанией, колоться станешь или заболеешь чем-нибудь. Вот в наше время… - и тетка завела видно давно заученную речь.
- Мадам, пустите, я опаздываю. – Попыталась вырваться Ника.
- Кто? Какая я тебе мадам, девочка. Да как ты со мной разговариваешь… - Тетка всплеснула руками, чем Вероника и воспользовалась.
Ника засунула руки в карманы по моде широких штанов и пошла дальше. Тетка от такой наглости завелась еще больше, вспоминая на весь двор свои последние лет 30.
- Если бы я была твоей матерью, я бы прочистила тебе мозги, помыла и одела прилично.- Услышала Ника за спиной крик тетки.
«Если бы она была моей матерью, я бы повесилась»- вспомнила Ника крылатое выражение из известного кинофильма и направилась в соседний с почтой магазин за майонезом.
Купив майонез, Вероника оказалась возле почты.
«Невзаимная любовь, одинокая игра…» - запела в телефоне Мара. «МАРГОрита» - обозначил дисплей Никиного мобильного.
- Алло, Марго. Чего? – вяло прогундела в трубку Ника.
Марго была мачехой Ники. Вероника считала правильным игнорировать мачеху, так как она была всего на 10 лет ее старше. И хотя Маргарита хорошо к ней относилась и всячески пыталась подружиться с ней, Ника предпочитала не пускать лишний раз кого-то к себе в душу. Кроме того, она до сих пор делала вид, что сердится на отца, что он женился на другой женщине, хотя давно его простила, ведь со смерти мамы прошло уже 7 лет. Она даже стала звать ее из вредности Марго, но родным понравилось, наверное, из вредности к ней. Единственное, чему искренне была благодарна Ника своей мачехе – Анечка, ее маленькая сестренка. ;
- Никуль, можешь забрать Анютку? Мы с папой по работе опаздываем, а за ней уже пора.
Ника прокляла все и вся, ругнувшись, она, конечно же, согласилась. Решив не заходить на почту, она скинула письмо в ящик на двери здания, даже не вспомнив, что на письме без обратного адреса нет марок.

Год назад Ника в Интернете познакомилась с девушкой.
Ника: любишь стихи?
Нео: Нет. В них романтики мало. Да и разве могут чувства зависеть от рифмы…
Ника: мне кажется, это зависит от  чувств
Нео: а ты пишешь стихи?
Ника: нет, только декламирую. «Я вам пишу…»
Нео: когда-нибудь я узнаю, что можно любить стихи, если их декламирует любимый человек, а пока я читаю…Фрая и Денежкину…
Ника: мне больше нравится Бах…
Нео: прочитаешь?;
Вероника сколько себя помнила всегда предпочитала мальчикам девочек. Родители, когда узнали, сначала хотели по психологам затаскать, но потом передумали: «Городок небольшой, узнают, покоя тебе и нам не дадут», - сказали они и решили действовать запретами. Ника действовала целенаправленно и уверенно, сначала сдался отец: «Не психует, не кричит, наверное, повзрослела…», а потом сдалась и мама: «Значит, ничего теперь не поделаешь». Марго же вообще отнеслась к этому нормально, порой даже прикрывала Веронику.
Ника: а  тебя в Питере кто-нибудь ждет?
Нео: кошка и подружка Тата
Ника: нет, кто-то любимый?
Нео: разве я оставила бы любимого человечка одного и уехала…
Девушку звали Надя, но она звала себя Нео. Рыжие кудряшки под кепочкой наискосок, курносый взгляд цвета летнего неба. Метр шестьдесят два наивной милости Нику сразили наповал.
Нео: беспроводная связь…летят слова, они банальны, нерифмованны, но все же…пишу как есть – моей тоски мельчает глубина. Спасибо, что ты где-то существуешь…
Ника: значит все-таки любишь стихи…почему же ты грустила и о ком тосковала?
Нео: грустила в одиночестве…тосковала о любимом человеке, которого никак не могу найти. Может быть, о тебе, еще не зная, что именно о тебе…
Нео была из Питера. В начале учебного года она приехала в город Ники учиться, потому что ее родители-археологи собирались в долгосрочную экспедицию, а здесь у нее жили бабушка с дедушкой. В местной тусовке ее называли не иначе как Питерская, и только самые близкие звали Нео.
Ника: я ревностью не брежу, я не шепчу заветное имя. Я не занят делами, я грежу о чем-то желанном, о завтрашнем дне рассуждаю, как будто о данном. Как будто вся вечность лежит у меня впереди. А сердце вдруг раз – и споткнулось в груди…
Нео: что именно тебя так задело, Ники?
Ника: ты…
После того, как у Ники появилась Нео, она перестала вращаться в тусовке. Тусовка хороша для одиночек: компания, выпивка, обсудить очередной приезд «Снайперов», случайный секс, но все знали, что отношения строить в тусовке бесполезно.
Нео: любишь осень?
Ника: раньше не любила, а теперь, наверное, люблю
Нео: а за что?
Ника: за Надежду…
Ника не учла только одного, когда ты бросаешь тусовку, это не значит, что она бросает тебя… люди в тусовке живут за счет чьей-то личной жизни, и чем она у тебя насыщеннее, тем менее личной она становится…
Нео: о тебе хочу думать – думаю о тебе, не хочу о тебе думать – думаю о тебе, о других хочу думать – думаю о тебе, ни о чем не хочу думать – все равно думаю о тебе…
Ника: и что думаешь…
Нео: думаю, что люблю
Ника была счастлива, Нео тоже. Это было ясно по сиянию глаз и никогда не сходящей улыбке. Цветы, поцелуи под луной, кафе, романтические вечера. Все как в кино, только взаправду. Полгода пролетели незаметно. Лучшие полгода в юной жизни Ники. Всегда такая нерешительная, она незаметно для себя стала уверенной в себе. Когда тебя любят, и каждый день тебе говорят какая ты красивая, добрая и милая, в общем клевая, охотно начинаешь этому верить. Когда любишь ты, все ярче, быстрее, лучше, прекрасней, красивее, в общем, все самое-самое, даже ты.
Но спустя полгода счастья, вдруг все пошло наперекосяк. Будто сглазил кто-то. И вот однажды Веронике с неизвестного номера пришла смс, где были указаны логин и пароль для входа в Интернет. Это оказалась анкета некой Мираж. В контакте у нее был всего один контакт – Ника узнала анкету Нео, ее мысли, ее фразы, ее признания в любви. Уже месяц Нео изменяет ей с какой-то Мираж.
Ника даже не думала ссориться и выяснять отношения с Нео. Она была разбита. Любовь свою она считала растоптанной и преданной. Сразу после этого она заболела. Во время этой депрессии Ника полностью разругалась с отцом, зато Марго всячески ее поддерживала и уговаривала дать шанс Нео. Но Ника злилась, что Нео даже не пыталась узнать, что с ней. Ей и в голову не могло прийти, что с Нео тоже могло что-то случиться. Вероники в школе не было три недели и за три недели не было ни одного звонка и ни одной смс от Нео.  Ника сгоряча поменяла номер и вернулась в тусовку. Там она узнала, что три недели назад Нео срочно вернулась в Питер, не дождавшись конца учебного года.
Ника стала пропадать в тусовке. Пару раз во время очередных пьянок она набирала номер Нео, но телефон был отключен. Тогда Вероника еще больше пускалась во все тяжкие.
Во время очередной вечеринки к Нике подкатила Марлена, которая давно за ней бегала, чем сильно ее доставала. Высокая и красивая, но с таким скверно-стервозным характером, она нисколько не нравилась Нике. Не успела Марлена открыть рот, Ника процедила:
- Мар, отвали, ладно?
- Ну, что ты такая злая, пупсик? Питерскую все забыть не можешь? – ехидно прошипела Марлена.
-  Не твое дело, - уходя, бросила Ника.
- Ну, как сказать,  ведь Мираж – это я, - крикнула вслед Марлена.
Веронике показалось, что она ослышалась. Она схватила Марлену и заглянула в ее ехидно- наглые глаза. Она так глупо и мерзко улыбалась, что Нике вдруг захотелось чем-то сильно тяжелым стереть эту улыбку.
- Ты и  Питерская? Никогда не поверю…- сказала Ника.
- Я и Чарли (моя бывшая)… Твоя Питерская чересчур правильная, чтобы изменять тебе. Мы с Чарли придумали вас так разыграть, а вы обе купились…Значит не судьба, Ник. – Ответила ей Марлена.
- Ну, ты – стерва, Мара. – Вероника оттолкнула девушку, схватила курточку и собралась уходить.
- Я думала тебе сказали, вся тусовка знала. – Крикнула вслед Марлена и откупорила бутылку пива. – Ну, черт с тобой.
С этого времени Ника всячески думала, как найти Нео. Значит им обеим подсунули, порочащие их анкеты, и ни одна из них не захотела поговорить с другой, и обе поменяли номера. В Интернете Нео больше не появлялась.
Оставался один последний шанс – убедить бабушку Нео дать ее питерский адрес и договориться с отцом, чтобы он ее отпустил на каникулах в Питер. Здесь ей снова на выручку пришла Марго, которая помогла убедить отца. Бабушка Нео дала Нике адрес, предупредив, что через 2 недели, вечером 19, та уезжает в Москву.
Ника написала письмо, которое, как она надеялась задержит Нео в Питере, иначе она просто ее не застанет…

Два
В отделе сортировки всегда было суетно. Только это отвлекало Зинаиду Львовну от тяжких мыслей. Работа кипела, народ сновал туда-сюда.
Вся работа Зинаиды Львовны заключалась в том, чтобы сортировать почту, ставить печати на те, которые написаны согласно стандарту, другие же возвращать отправителю, если, например, нет марок, не указан адрес и т.д. Работы теперь было не много, последнее время люди перестали писать письма, все большее общаясь по телефону и в Интернете.
Механически сортируя почту, она думала об одном и том же: «Пусть не подтвердится, только пусть не подтвердится».
- Теть Зин, вы че не выспались сегодня? Или вам плохо? – заглянула в кабинет операторша Аня.
- Давление, Анют. – Соврала Зинаида Львовна и украдкой смахнула слезу.
В свои 57 она считала себя счастливой женщиной.  Будучи 36 лет замужем за самым добрым и заботливым, по ее мнению, мужчиной и воспитав троих детей, она удовлетворенная своей жизнью собиралась в скором времени на пенсию. Но теперь, находясь в гнетущем ожидании звонка, она думала о том, что, возможно, он перевернет ее жизнь, и ее уверенность таяла с каждым ударом настенных часов.
Повторяя одну и ту же фразу, она первый раз в своей жизни готова была просить и умолять, но кого она не знала и поэтому просто повторяла ни к кому не обращаясь: «Пусть не подтвердится, только пусть не подтвердится».
Она всегда ждала прихода лета. Каждое лето они с мужем, Михаилом Викторовичем,  которого в шутку ласково звала Михал Виктрыч, ездили в отпуск. Это была своего рода традиция, передавшаяся по наследству и их детям, которые имели уже свои семьи.
Но это лето выдалось особенным. Михаил Викторович всегда отличался отменным здоровьем, но зимой оно его подвело. «И именно это, то, что здоровье пошатнулось мгновенно, может повлиять на дальнейший ход лечения, а точнее на его запоздавшую бесполезность», - сказали врачи, когда случился первый приступ. Вскоре случился второй.
Зинаида Львовна берегла мужа, как могла. «Но разве позволит «настоящий полковник» своей жене нести тяжелые сумки из продуктового магазина, разве откажет внуку и не построит с ним снеговика во дворе дома, или не поможет соседу собрать новый мягкий уголок?» - жаловалась с горькой улыбкой Зинаида Львовна старшей дочери.
Постепенно Михаилу Викторовичу становилось хуже, он не жаловался, храбрился, но Зинаида Львовна видела страдания мужа и уговаривала обратиться к врачу.  Местные врачи посылали в районную. «Скорее всего, рак» - определили там.   И добавили: «Слишком поздно», и послали в областную. На что муж отвечал: «Не поеду».
Зинаида Львовна не понимала отказа мужа, плакала и уговаривала. Он молчал, но однажды не выдержал. Подошел к ней, усадил к себе на колени, как 30 лет назад и сказал, спокойно и уверенно: «Зинушка моя, если осталось мне полгода, как врачи говорят, то хочу я их потратить не на анализы и незнакомых людей в белых халатах, а на семью свою. Хочу тебе еще пальто новое купить, посмотреть как первый внук в этом году школу закончит, в кафе новое с тобой сходить. Понимаешь?»
Больше о врачах не говорили. Так диагноз и остался на уровне «скорее всего». Но чем больше храбрился муж, чем увереннее он выглядел, тем тоскливее и холоднее становилось на сердце у Зинаиды Львовны. Как она ни старалась, но чаще и чаще она представляла свою жизнь без него. Думала: «Вот как внезапно заболел, так внезапно и умрет. Сегодня с внуками в прятки бегает, а завтра не станет. Что же со мной то будет? Куда ж я без него?» Каждую ночь просыпалась по нескольку раз и проверяла: «Живой, дышит…» и засыпала до следующего раза. Постепенно это вошло в привычку, и она уже не просыпалась, чтобы проверить, а прикасалась к его лбу, носу, губам во сне. Нет, не ждала она его смерти каждый день, даже наоборот. Она старалась быть рядом каждую свободную минуту, секунду, старалась найти повод к нему постоянно прикасаться, вытирала со лба пот, поправляла лацканы, приглаживала волосы. Но чем больше времени они проводили вместе, тем больше им его не хватало. Оказалось, что за 36 лет им еще столько всего нужно друг другу рассказать, они удивлялись, почему раньше говорили не о том. Чем больше она к нему прикасалась, стараясь оставить в памяти запах его волос, шеи, рук, тем меньше она его помнила. Порой на работе она начинала плакать, понимая, что совсем не помнит, как выглядят его руки или как пахнет его лицо.
Понимая, что без него не станет и его, она осознавала, что ничего не может изменить.
Когда случился третий приступ, мужа забрали в больницу. Если диагноз подтвердится, ей позвонят, если нет – муж заберет с работы.
И вот, ожидая своей участи, приговор которой принесет звонок из больницы, она перебирала письма.
«Срочно» - прочитала на конверте Зинаида Львовна и отложила.
Отложила, потому что на конверте не было ни марок, ни обратного адреса. Раньше письмо без марок переправили бы за счет получателя, но не теперь. Теперь это письмо оставят на почте, где оно пролежит положенный ему срок, а потом его попросту выкинут, ведь никто за ним не придет.
«Срочно» - было выведено красивым девчачьим почерком с завитушками и сердечко рядышком. Зинаида Львовна повертела письмо в руках. «Разве подростки еще пишут письма?» - рассуждала она сама с собой. – «Вдруг решается чья-то еще юная неопытная судьба»… Сквозь грусть, улыбнувшись, она достала десятку и пошла в зал на кассу. Ей ужасно хотелось сделать что-нибудь хорошее, словно она вымаливала заслугу для себя.
- Анют, наклей, пожалуйста, марки на этот конверт. – Подала Зинаида Львовна десятку и конверт.
- Конечно, теть Зин. Я сейчас обслужу и сама наклею. Вы идите, кажется, там у вас телефон звонит. – Улыбнулась операторша Аня.

Три
Рабочий день подходил к концу. «Пораньше отпроситься не удалось, опять Илюшка будет обижаться, что я его из садика последним забираю» - думала Анечка, разглядывая стоящую на столе фотографию. На фото они втроем: муж Борис держит мальчика 4 лет, их сына Илью, на руках и обнимает счастливую Анечку, свою жену. Эту фотографию они сделали три месяца назад, как раз перед командировкой Бориса.
Мама Ани была против ее выбора.
Семья Анечки была обеспеченной. Ее воспитывали строго, учили не судить о людях по одежке. Но, когда мама узнала, что Борис – сирота, воспитывался в детском доме, она ничего не хотела про него слышать. Парадокс в том, что мама смягчилась лишь тогда, когда увидела Бориса в форме военного. «Ну, хоть не тюфяк». - Решила мама, а потом стала придираться к форме.
- Будешь за ним по стране мотаться, жить всю жизнь в разных квартирах, он вечно на работе, а ты детей его воспитывай. Вышла бы за предпринимателя или экономиста, как все люди. Зачем же за военного выходить?
- Люблю. – Коротко поясняла Анечка.
Вообще-то Анечка была уверена, что маме не понравился бы ее муж, даже выйди она за президента. Проблема была в том, что кроме Анечки у мамы больше никого не было. Папа бросил их, когда Анечка еще не научилась ходить. Поэтому маме было бы удобнее, чтобы у Анечки тоже никого, кроме мамы не было.
Она, конечно же, хотела Анечке только счастья. Но так уж принято, что людям свойственно накладывать свои шаблоны на других. Особенно на своих детей. Когда-то Анину маму сильно обидел Анин папа. Так сильно, что мама стала считать всех мужчин отпетыми негодяями, которые приносят только страдания. А ей очень хотелось отгородить свою единственную дочь от этих страданий.
Анечка была маме благодарна за очень многое. Например, за детство, за воспитание, за моральные принципы, привитые мамой в это антинравственное время. Но часто Анечка чувствовала, что вместо уроков скрипки ей больше бы хотелось сказок перед сном, вместо правил этикета слов любви. Анечка никогда маму не укоряла, просто думала, что своему ребенку она будет дарить больше внимания и ласки, чем было у нее в детстве. Конечно, Анечка любила свою маму. Но любовь эта была скорее своего рода благодарностью за детство. Понимая, что родной и близкий человек, еще и бескорыстно любимый – Анечка училась любить по-новому. Когда появился Борис, она сразу поняла: «Люблю. Ни за что. Просто так. И это здорово!»
Анечка видела, что мама против не самого Бориса, а чувств дочери, теперь маме придется делить дочь с кем-то еще.  Все родители боятся времени, когда дети уходят из семьи. Для кого это страх осознать свой возраст, а для Аниной мамы – это был страх одиночества.
- Я против Бориса, - заявила мама.
- Я без него не смогу, - отрезала Анечка.
На следующий день они вместе с Анечкой пошли выбирать свадебное платье.
Два раза мама ссорила их с Борисом до свадьбы, но они всегда быстро мирились. Анечке казалось, что злиться на Бориса больше пяти минут она просто не в состоянии. Ощущение любви было выше всех других чувств и эмоций. Ей постоянно хотелось петь, улыбаться, шутить. Она могла беспричинно улыбаться, считая нужным делиться своим счастьем с другими людьми, а потом могла резко расплакаться, осознавая собственное счастье. Поэтому ссорились они с Борисом редко и недолго. Чаще всего из-за того, какие обои будут у них в гостиной, и как назвать второго сына.
Потом мама еще раз поссорила их после свадьбы. После этого Анечка и Борис решили переехать в другой район города и копить на свою квартиру. Анечка пошла на работу, Борис – на повышение.
Мама сдалась незаметно. Нельзя сказать, что безболезненно. Анечка не видела, как мама плакала по ночам, понимая, что трехкомнатная квартира для нее одной очень большая. Она оставила комнату дочери нетронутой и каждый день просиживала на кресле дочери по несколько часов за Аниными детскими книжками. Через месяц мама поменяла их трехкомнатную на однокомнатную для себя и двух- для молодоженов.
Они обязательно приезжали к маме минимум дважды в неделю и обязательно на выходные. Борис все умел по ремонту, был терпелив и обходителен. Маму это обезоруживало, она по-прежнему была недовольна, но перестала это показывать. После рождения Илюшки мама успокоилась. Она по-прежнему с Борисом вела себя чопорно и холодно, с Анечкой – укоризненно и неодобрительно. Но с Илюшей, она становилась той милой, доброй женщиной, заботливой, какой ее помнила Анечка, когда она была в возрасте сына.
Так они и жили: Анечка заканчивала институт и подрабатывала оператором на почте, Борис зарабатывал звездочки на погоны, Илюша у них ходил в садик, а в выходные они ездили в гости к бабушке, которая завела себе пуделя Генри.
Когда Борис уехал в командировку, Анечка сначала хотела поехать к маме. Но потом передумала, потому что в их квартире она подолгу любила перекладывать вещи Бориса, смотреть семейный фотоальбом, здесь все напоминало о нем и дышало им. Анечке ужасно не хватало Бориса. Три месяца он уже был в командировке и скоро должен был приехать. Но Анечке казалось, что время тянется ужасно медленно…но так ведь всегда бывает, когда любимый человек не рядом.
«Пора собираться домой» - подумалось Анечке.
- Обслуживаем последних клиентов и закрываемся, - крикнула зав. Наталья Ивановна. – Молодой человек, мы уже закрываемся.
- Мы быстро. – Услышала Анечка знакомый голос.
«Показалось, наверное. Как Бориски голос…Увидеть бы…» - подумала Анечка.
- Мама, мама. – Влетел в открытые двери счастливый и взбудораженный Илюшка.
- Илюш, ты что здесь делаешь? Тебя бабушка за… - Анечка осеклась. На пороге стоял Борис с шикарным букетом роз.
- Не мог там больше…без вас. Соскучился сильно. – Глаза Бориса сверкали любовью и нежностью, Анечка кинулась в объятия.
Уже вечером Анечка вспомнила, что обещала Зинаиде Львовне отправить письмо.
- Бориска, завтра утром отправишь письмо, когда на работу пойдешь.
- Конечно, Солнышко. – И чмокнул Анечку в лоб.

Четыре
Он встал, отряхнувшись от грязи и пыли, в его глазах не было ни слез, ни боли. По пути домой он думал, что скажет матери, почему вернулся со школы так поздно и в таком виде. А выглядел он действительно ужасно. Эти ребята здорово его отделали – у него было сильно разбито лицо, скорее всего, сломаны пара ребер и куча синяков. Будь этих парней трое или четверо он бы отделался легче, да и им бы посадил пару синяков, но их было шестеро и они были гораздо старше его.
- Так и скажу: «Просто не дал прикурить, вот и пристали. Я же не курю, мам, ты мне сама всегда говорила, что курение вредит здоровью», - он усмехнулся сам себе, – если бы знал как именно, непременно начал бы.
«Ниче себе в школу сходил…» - Подумал он. Прохожие шарахались от него, принимая за малолетнего наркомана или бродяжку. Собственно так он и выглядел. Так решить легче, чем предположить, что человеку плохо и предложить помощь. «Да, сейчас геройство не в моде», - думал Максим. Как в наше время могут пристать средь бела дня, и никто пальцем не пошевелит, не поможет, - «Вот так убьют, никто даже свидетельствовать не пойдет, побоятся».
Но ему все же помогли. Прохожий, мужчина в форме военного, заступился за него. Они не поняли и все равно полезли в драку. Тогда он пригрозился вызвать милицию.  Они еще помахали руками, рассыпали их сумки с вещами, но вскоре отвалили.
Мужчина поинтересовался не нужна ли ему помощь, он сказал: «Нет». Помог собрать ему вещи, мужчина ушел. Он собрал учебники, большинство из которых теперь годилось разве что для топки. Собрав свои вещи, обнаружил, что мужчина выронил письмо.
Максим побрел домой, решив, что вечером сам отнесет письмо на почту.

  Пять
Даша кинула в сумку плеер и попробовала ее поднять:
- Мм…тяжеловато…Ну, ладно, здесь Макс проводит, а там ребята встретят. – Удовлетворенно вздохнула Даша и села за комп.
На заставке как всегда Сережа Лазарев. Он же на обоях, в телефоне, в тетрадках, везде… Даша обожала группу SMASH, уже бывшую, и Сережу Лазарева в частности. Она знала все песни наизусть, всю его биографию, была на всех его концертах. Она была президентом его фан-клуба, помогала заниматься организацией концертов в своем городе и поддерживала связь с другими фан-клубами Лазарева. Очень часто она с другими фанатами ездила за ним по стране, когда у него был очередной тур. Вот и сегодня она собиралась в Питер, где завтра будет его гала-концерт.
Даша вышла в Интернет и связалась с президентом питерского фан-клуба Марусей.
Даша: Привет, Марусь, как подготовка?
Мэри: Привет, Даш. Все полным ходом, но твоей помощи реально не хватает!
Даша: Я сегодня вылетаю. Точно встретите?
Мэри: Непременно. Концерт уже завтра, а еще много делать.
    «Дождем смоет слезы, и, глядя на звезды, просто подумай обо мне» - на всю комнату пел Лазарев. Даша даже не сразу услышала телефон.
- Алло…
- Привет, дочь. – Это была мама. – Ну, как ты там? Все собрала?
- Да, мамуль, приеду, позвоню…я помню.
- И будь осторожнее…
- Как всегда. – Вяло и механически произнесла Даша.
- Когда самолет?
- Через три часа. Меня Макс проводит.
Дашину маму немного пугали такие увлечения дочери. Она буквально болела этой звездой. Ее даже таскали пару раз к психологу, но тот заверил, что это возрастное. Родители решили, пусть лучше будет Лазарев, чем алкоголь и наркотики. Поэтому отпускали Дашу в поездки, поставив условие, чтобы ее увлечения не мешали хорошей учебе.
Поговорив с мамой, Даша постучала в дверь ванной комнаты.
- Макс, ты скоро? Хватит мыться. Поторопись.
- Иду, Даш. – Услышала она голос брата.
Три часа пролетели незаметно. В аэропорту ее уже ждали ребята из фан-клуба. Среди восьми девчонок были два мальчишки, все возраста 13-15 лет.
- Даш, пошли. Уже посадку объявили. – Заторопились ребята.
- Иду. – Ответила, Даша. – Макс, приземлимся, я позвоню. – Чмокнула брата и взяла сумку.
- Слушай, Даш. – Остановил ее Макс. – Будешь в Питере, скинь письмо, ладно? Я другу обещал.

  Шесть
В Питере стоял дождь. Но даже пасмурным город был красив и величав. Кто не любит дождь, никогда не узнает, как выглядит город в отражениях луж. А там за пузырями и каплями чьи-то окна и зонты прохожих, следы бегущих людей и морды мокрых собак.
Никакой дождь не может смыть самые яркие чувства, никакие тучи не закроют солнце в глазах любимого человека. С любимым человеком даже в дождь тепло.
В офисе фан-клуба было суетливо. Кто-то вырезал, кто-то клеил, кто-то договаривался по телефону. На столе сохли уже готовые плакаты для встречи любимого певца, но работы еще было много. Времени было в обрез, ничего не успевали.
Про письмо Даша вспомнила уже на следующий день. Искать почтовый ящик было некогда, Даша обратилась к Марусе.
- Марусь, мне письмо надо было отправить срочно.
- Слушай, Даш, давай отдадим кому-нибудь. Там какая улица?
- Ленина, 13.
- Ленина, 13 недалеко от Толика. Может он согласиться занести письмо прямо в квартиру? – Вмешалась Алина, светловолосая симпатичная девушка.
- Хорошо, - согласился Толик, - завтра же занесу.
Алина улыбнулась Толику и передала Дашино письмо.
- Спасибо. – Поблагодарила обоих Даша.
На следующий день Толик пошел на Ленина, 13. Вообще, он готов был пойти куда угодно, лишь бы его Алина об этом попросила. Но к несчастью, из-за своей робости он не смел выказать ей своих чувств. Все, что он мог – это просто находиться рядом. Собственно поэтому он и числился фанатом Сергея Лазарева и поэтому постоянно там появлялся. На самом деле творчество Лазарева он особо и не принимал за творчество. Он ему определенно не нравился, ни как певец, ни как человек. Ему было все равно какой он и чем занимается. Но зато ему нравилась Алина, подруга его младшей сестры Кати. Они обе были в фан-клубе Лазарева. Уже четыре месяца, как Катя познакомила его с Алиной. Уже четыре месяца, как Толик перестал спать по ночам, грезя Алиной. По ночам ему снилось, что он – Сережа Лазарев, а Алина его девушка. К сожалению, Алина совсем его не любила. Она любила Лазарева. На Толика же совсем не обращала внимания. Темнее менее Толик изо дня в день ходил в фан-клуб. Он наслаждался уже тем, что просто был рядом с Алиной.
Подходя к 13 дому, Толик почувствовал в кармане вибрацию. Телефон определил незнакомый номер.
- Алло. – Сказал Толик.
- Привет, это Алина. – Голос был немного неуверенный, что совсем было не свойственно Алине. Толик не придал этому значения. Он весь растворился в любимом голосе.
- Привет, что-то случилось?
- Даша просила тебе напомнить про письмо. Не забыл?
- Не забыл, - ответил Толик, понимая, что Даша уже несколько часов как не в  Питере и никак не могла напомнить про письмо.
- А я вот недалеко от Ленина, хочешь, сходим вместе? – Неуверенно спросила Алина.
- Давай, - одновременно радость и робость охватила Толика. – Я рядом.
Встретились у 13 дома. Ребята дважды позвонили в домофон, но им никто не ответил. На улице снова начинался дождь.
- Что делать будем? – Спросила Алина.
- А давай подождем немного, все равно ведь дождь. А если не придут, я потом еще раз забегу. Завтра.
- Давай. – У обоих в голосе чувствовалась неловкость. Алина постоянно прятала глаза, а Толик смущенно теребил конверт.
- Хороший вчера концерт был, да? – Нарушил молчание Толик.
- Да. Очень. Хотя вообще-то, как обычно. Они похожи друг на друга. Ну, концерты эти…
Толик удивленно посмотрел на Алину. Оказывается и ей не очень нравится фан-клуб.
- Ну, у меня совсем другие интересы… - Закинула удочку Алина.
- Я вообще-то тоже туда хожу с другой целью… - Поддержал Толик. Он вдруг почувствовал себя увереннее. Ему все время казалось, что Алине кроме Лазарева никто не нужен и ничто не интересует. Но теперь он подумал, что может это просто ревность, и он многое не замечал. – Знаешь… - Начал Толик и засмущался…
- Знаю, - ласково улыбнулась Алина. – Иначе мы бы с Катей сами отнесли письмо. Разве ты не знал, что твоя сестра тоже живет недалеко от Ленина, 13?
У Толика от счастья закружилась голова. Оказывается…Счастье гораздо ближе, чем кажется. И все проще, чем усложняет жизнь. И дождь – это хорошая примета…
- А пошли в кафе посидим? – Предложил Толик.
- Пошли. Только письмо… - Алина повертела конверт в руках.
- А вон…Женщина в подъезд идет, попросим опустить в 47 квартиру и все.
- Конечно, - весело сказала женщина, беря письмо, - я прямо в квартиру занесу, тем более, что это мои соседи по лестничной площадке.

  Семь
Светлана буквально влетела в подъезд. Всю дорогу она думала о том, что, отпросившись пораньше с работы, она успеет приготовить праздничный ужин. Скорее всего, Дима не вспомнит про дату, 8 месяцев – это не круглая дата. Но Светлана об этом не думала, ей просто хотелось сделать маленький сюрприз, небольшой праздник своему любимому.
Спустя полгода знакомства, Дима предложил ей вместе снимать квартиру. Светлана не раздумывая согласилась. Постепенно ей стало казаться, что Дима стал холоднее, более вспыльчивым, менее романтичным. Света оправдывала его, приписывая это тому, что он просто привыкает к совместной жизни, к тому, что он лишился свободы.
Она же решила быть терпеливой за двоих, любила заботиться о нем, готовить его любимые блюда, быть ему и женой, и матерью, и любовницей.
И вот она летела домой, напевая любимую песню, с кулинарной книгой под мышкой и огромным пакетом продуктов в руке. Бежала, чтобы подарить ему еще один романтический вечер. На лестничной площадке она позвонила в 47, но там не открывали. «Позже занесу», - весело решила Светлана.
Она открыла входную дверь, скинула неудобные туфли. Она не сразу поняла, что в воздухе пахнет чужими духами и  женский плащ на вешалке не ее. Ее голова настолько была полна чудесных мыслей, что плохие долго боролись, чтобы их вытеснить. Наверное, так бывает. Хочется закрыть глаза и притвориться, что это не с тобой. Просто решить, что этого нет, показалось или просто сон дурной. Решить, а потом поверить.
Но факты – упрямая вещь. «Может, стоит позвонить, прежде чем приходить пораньше. Так хотя бы не больно», - подумалось ей.
Она открыла дверь в их единственную комнату. Длинные светлые волосы на подушке. Она же черненькая, а ему всегда нравились светленькие. Но все его подружки «королевы везде, кроме кухни», - говорил он. А она на кухне богиня…А он так любит поесть…
Светлана выскочила в коридор, наспех обулась, схватила ключи. Кулинарная книга осталась лежать на полу, туда же упали ягоды клубники из пакета. Она заметила, что до сих пор держит в руках письмо. Он даже не проснулся…
«Куда она поедет? – К родителям. – Закатить скандал? – Много чести. – Простит? – Нет. Даже, если никогда не разлюбит…Та девушка не единственная, Светлана в этом уверена…»
Она кинула письмо в почтовый ящик и вышла из подъезда…в неизвестность.

  Восемь
Инга всегда поднималась пешком. «С детства боюсь лифтов. Однажды провела половину Нового года в лифте, сразу полюбила пешком ходить», - заявила она как-то. Проходя мимо ящика, она увидела лежащее в нем письмо. «Надьке от родителей, наверное», - решила она и достала из ящика.
В дверь позвонили. Нео кинулась к двери:
- Инга, представляешь, я билет намочила, что теперь будет? – в возбуждении закричала Нео с порога.
- Да, ниче не будет. Все ж видно. Вот: 19 число, 18:35. Ну, ты, все равно, растяпа. – Укоризненно покачала головой подруге Инга.
Последнее время Нео была сама не своя. И Инге казалось, что это не столько из-за поездки, сколько из-за того, что случилось с Нео, когда она была у бабушки с дедушкой. Она особо не спрашивала, что же произошло, а Нео не рассказывала.
Инге давно нравилась Нео, но Нео ей сразу дала понять, что больше дружбы у них не получится. Инга же решила, что дружба – лучше, чем ничего. Так и вышло. Они стали отличными подругами, всегда друг друга во всем поддерживали. Во всем, кроме любовных дел. Инга ревновала Нео, и она это чувствовала. Поэтому старалась не расстраивать чувствительную Ингу.
О том, что случилось, Нео не стала рассказывать ни Инге, ни кому-то еще. Она сама себе боялась признаться в том, что поступила неправильно. Просто струсила. Нет, не того, что там  Ника ей изменила или обманула. Тогда она испугалась своих сильных чувств, своей первой, такой сильной любви. Она попыталась убежать. Но это также невозможно, как нельзя убежать от собственной тени. Когда остановишься, когда посмотришь страху в глаза, порой этого достаточно, чтобы страх превратился в силу. Однако, Нео все равно не вернулась.
А не вернулась она потому, что  на смену этому страху пришел другой. Страх, что Ника все-таки или сдалась, или обманула, или разлюбила. Ведь она ее не искала, не удерживала. Значит…
Остался только один выход. Бежать. Все-таки бежать. Но теперь уже не от страха, а от любви…
Сегодня 19. у Нео билет до Москвы. Там пересадка и до родителей. Они устроились и могут взять ее с собой, раз она не хочет жить у бабушки с дедушкой.
По пути в аэропорт обе молчали. Нео смотрела в окно, искала знакомые места, лица. Точнее и нужно-то только одно. Но…
Инга думала. Думала о том, что когда-то потеряла любовь. А сейчас теряет подругу. Думала о той, кто написал письмо Нео. Нет, не забыла она его отдать Нео. Просто не хотела. Боялась. Ведь в душе она всегда надеялась, что есть пусть маленький, пусть призрачный, но шанс быть вместе с Нео. А теперь это письмо одновременно может исполнить эту мечту и разрушить. Она поняла, что это письмо может оставить Нео здесь. Но это значит, что Инга всегда будет лишь подругой Нео.
Инга знала, что должна поступить правильно.
- Слушай, Нео. Забыла показать. – Инга подала Нео письмо.
- Спасибо. – Нео чмокнула Ингу в щеку. Инга почувствовала, что правы те, кто говорит, что счастье любимого человека важнее, чем твое собственное. Но правы и те, кто говорит, что человек даже в любви эгоист. И, борется, прежде всего, за свое счастье. Инга еще поборется за свое счастье, но уже с другой девушкой. Здесь же победило то, что оказалось важнее. А дружба оказалась важнее. Столько счастья в глазах Нео она никогда раньше не видела. Она улыбнулась:
- Ну, что?
- Мы же не в ту сторону едем. Самолет на Москву отменили. Инга, мы опаздываем на ж/д вокзал…