Безвременье

Котёночек величиной был с мышку. В комнате полупустой (то есть почти без мебели) я с ним играл: я перед мордочкой его усатой пальцем шевелил, он крохотными лапками пытался ухватиться за него. Потом вдруг эти начались толчки, и кто-то из соседей, пробегая мимо, возбуждённый и испуганный, дверь приоткрыв мою, позвал меня: “идёмте”, – и  убежал… Я потерял котёночка. Куда он, глупый, несмышлёныш, забился, спрятался?..  Пол, стены, потолок, как при землетрясении, дрожали. Стёкла  звенели в рамах. Гарью запахло с улицы. Что это? Всё же явь или кошмарный сон?..

Когда вчера я ехал в стареньком трамвае, был он пустой. За окнами – безлюдье, всюду – развалины… Был поворот крутой. Трамвай, ужасный скрежет издавая, его преодолевал. И страшно близко вдруг стена разрушенного дома проплыла. Пустые окна в ней зияли, как глазницы в иссохшем черепе. И сквозь одно такое жёлтым глазом, слепя, смотрело солнце. Ярко желтели одуванчики в траве, сирень благоухала, яблони роскошным белым цветом глаз радовали. Голубые небеса белесой дымкой были подёрнуты слегка…

Сегодня этот же трамвай забит был до предела. Но я не сетовал. Как сетовать, когда так близко столько женщин в лёгких летних одеждах, и они касаются тебя, ты их касаешься!..       
Мы ехали теперь по тем районам, что ещё не подвергались бомбардировкам…    

Постепенно вагон пустел. Освободилось место возле меня (где я стоял). Я сел. Сначала наблюдал за крупной женщиной. Высокой, в меру полной, в полупрозрачных чёрных блузке и короткой юбочке свободной. Она стояла у окна с двумя другими женщинами. Те всё своё значение в соседстве с ней теряли. Я чувствовал вокруг себя присутствие врагов, то есть самцов-соперников!..

Когда же вышла женщина, мне ничего не оставалось, как смотреть в дверной проём – его не закрывали сломанные створки. Мы ехали теперь мимо лугов и пустырей. Вдали виднелись круглые цистерны, формой своей похожие на юрты. Юрты на солнце вспыхивали ртутью…   

Работа в этот день опять не состоялась: долго сидели мы и марки ждали, но не привезли их, и тогда нас распустили. А пока я умывался в туалете, все разошлись.

Из раздевалки же моя исчезла сумка. Заглянула уборщица. Я ей сказал об этом. А она сказала, что, возможно, сумка моя в ресиверной, и объяснила, как туда попасть.

По лестнице крутой, из металлических ступеней и перил, я вниз спустился. Долго ходил по коридорам в поисках ресиверной. На дверь наткнулся, приоткрытую слегка. Сквозь щель её пар пробивался. Дверь распахнув, за ней нашёл я голых женщин. Те мылись. А одна сидела над решёточкой в полу, откуда белый пар в неё струился. Сидевшая сказала мне, что это баня, отделение для женщин. И тогда я извинился и хотел уже уйти, как вдруг увидел среди женщин и мужчин: двух стариков и молодого совсем парня на костылях. Сидевшей над решёткой я сказал: “а почему же в женском отделении мужчины?” А она: ”так это старики и инвалиды, приравненные к женщинам!”…

В общем, нашел, в конце концов, я злополучную ресиверную. Сумка моя действительно там находилась…

На обратном же пути домой, в окно трамвая глядя, я подумал: да, неплохо было бы работу мне сменить.

Май-июнь 1999