ПАПА продолжение

                ПАПА . (продолжение)
     Папа   никогда  не  надевал  боевых  наград,но  9 Мая  было  единственным  праздником  в  его  календаре. Папа  презрительно  величал  ветеранов "иконостасами",когда  они  цепляли  на  себя  ордена  и  медали.Он  на  дух  не  выносил  все,что  напоминало  о  войне.А  мои  допросы  пресекал  накорню.В  такие  моменты  он  ронял  голову  на  грудь,меняясь  в  лице,  молча  сглатывал и  тихо   произносил, скорее,сам  для  себя :" Не  дай  Б-г. Ничего  нет  ужаснее."
     Папиными  "железками"( так  он  называл свои  награды)  я  игралась с  молотком  в  руках. Я  их  хряскала  на  кувалде, отковыривала  ножичком  и  рашпилем их  бордовенькие,как  вишня,  детальки,грызла и  била  о  стенку.Может, так я  надеялась  уничтожить  папину  боль...Эти  железки ,быть  может,научили  меня  отличать  суть от  шелухи.
      Папа  не  культивировал  во  мне  изысканных  дамских  ухищрений,манер,норм  светского  этикета.А  наша  окраинная  улица-хулиганка  довершила  годам  к  пяти  мой  дикий  облик  "банды",как  папа  меня  называл.Улица  моего  детства  изобиловала  сорванцами  ,носившими  в  кармашках  не  белые  платочки. С  тех  еще  пор   щека  моя  носит  след глубокого  прокола  ножичком ,а  коленная  чашечка  навсегда  "подкована"  ударом  велосипедной  цепи.Зато  я  хорошо  знаю,что  самое  ужасное---это  быть  шестеркой.Папа  вырезал  мне самые красивые  луки  в  мире с  самыми  ядовитыми  стрелами  из  ошкуренного  клена.Папа  возил  меня  в  самый  настоящий  тир,где  мы  с ним  пуляли  из  мелкашки по  металлическим  уткам.Я  помню  до  сих  пор  победный  звук дробинки,  угодившей  в  цель.Трудно  сказать,какое  из  понятий  :  книга  или  мишень , вошло  в  мою  жизнь  раньше. Мы  с  папой   работали  чернорабочими  в  мамином  царстве  под  названием "НАШ   ДОМ".Мы  орудовали  серпом,рубанком, топором,пилой, трудились  над  жестью,оцинкованным  железом, деревом,стеклом .Мы  вместе  варили  смолу,борщ ,повидло и  маме  воду. Потолком  планеты  для  меня  было  вбить  гвоздь-сотку  в  бревно.Папа  обещал,что  тогда  я  стану  огнеупорной и  Колька  меня  не  победит.
        У  нас  на  улице  плакать  было  не  принято.А  я  и  плакала  только,если  папа  не  брал  меня  с  собой  на  рыбалку. Еще   за  неделю  до  процедуры  копания  червяков  надо  было  себя  вести подобающе: класть  папины  инструменты  и книги  на  их  место, а не  там,где  шлея  под  хвост  попала,не  бить  ногами  Серого-блямблямчика  за  то,что  закопал  в  песок  с  головой  живого  котенка,не вылетать  из  "угла  раздумий  о  дальнейшей  жизни"  через  секунду  после  отправки  в  него.А  самым  для  папы  смертным  грехом  было  перекладывание  мною  ответственности  за  свои  выходки  на  Кольку, "бо  Колька  сказав,пабегли,паца, натырим  яблука  у  дида  Василя".  Папа  с  затаенной  мольбой  глядя  мне  близко  в глаза, воспрошал  горько:
---Ты---курка?Ты--баран?
---Неее.
---Даже  кыцьки  разбегаются  каждая---в  свою  сторону,когда  их  гоняет  собака...
---То  кыцьки...
---Тем  более! Ты---человек!Думай,красиво  ли быть,как  все?!Как  стадо!?
---Все  крали,а  мне  низзя...
---Некрасиво---как  все.Тебе---нельзя,как  все.
    Папино  внушение  заканчивалось  просьбой  почитать  ему  вслух " с  чувством,с  толком"   "Угрюм-реку"  или  "Кобзаря".ОН  знал,что  сказки  противны  мне карамельной  их  ложью.В  них  ,вопреки  правде  жизни, сидели  и  чего-то  или  кого-то  ждали  напыщенные  царевны,а  придурковатые  принцы  только  и  делали, что  выдумывали  способ  подобраться к  этим  клушам,  в  то  время,как вокруг  бушевала,полная  приключений, запахов,красок,звуков  шальная  и  благолепная  разбойничья  жизнь.
      Прибирая  в  нашей  с  папой  комнате  нельзя  было  прикасаться  к  одной  вещи.Топор  лежал  под  папиной  кроватью  всегда,до  той  самой  поры,когда  коллеги  объявили  ему  приговор---рак.
        Сталин  посадил  папу  еще  студентом. После  Великой  Победы ,несколько  лет  спустя,Сталин  снова  объявил  папу   ВРАГОМ  НАРОДА.Терять  папе  было  нечего.Сокамерники  научили  "закосить   на  дурку".На  допросе  папа  выдрал  с  мясом  прибитую  в  полу  табуретеу  с  дыркой  посередине  сидения и  метнул  ею  в  голову  палача. Папу  били  досмерти  ногами, но  он   вышел, а  его  "подельники"  канули  навсегда  " без  права  переписки" .Если  бы   не  отъезд  в  Израиль,я  бы  никогда  не  узнала  от  сводного  брата  этих  подробностей  о  папе.Он   всю  свою  жизнь  ждал  их  стука  в  дверь.И  ждал  не  с  голыми  руками.---Это  свойство  передалось  мне,кажется, лучше  и  прочнее засело  во  мне,чем  остальные :  всегда  быть  готовой  к  бою.Мамино  многозначительное  "  ты   забываешься",обращенное  к  папе ,  было  способом    уберечь  меня от  осколков  редких  папиных  антисоветских  монологов,которыми  он  ,крайне  осторожно,  наполнял   мою  действительность,где  мы  все   проживали  немного  зеками,немного  изгоями,немного  людьми...