Букет сирени

       Он обнимал ее так нежно и ласково, словно теплый летний ветер обнимает воздух. Уста шептали о том, что эта женщина - богиня и лучшее земное существо на всей планете. Его крепкая мужская рука была самым ярким воплощением мужественности для нее, ибо рядом с ним она чувствовала защиту и покой. И снова ясная улыбка озарила ее ангельское личико при виде желанного и светлого взгляда любящих глаз. Они долго лежали на траве под открытым небом, и свидетелями их крепкой любви были звезды и ночные облака, переплетающиеся между собой также плавно и заманчиво, как человеческие судьбы. А, в частности, судьбы этих двух людей, которым было необыкновенно хорошо вместе! Ей больше не было страшно, и не было важно ничего. Она больше не пряталась от холода и дождя, потому что знала, что любой холод природы не помешает ей ощущать летнее тепло в своем сердце, любимом и родном для другого, дорогого ей сердца.
- Тебе не холодно?
- Нет.
- Тебе не страшно?
- С тобой мне не страшно ничего!
- Ты больше не помнишь боли и страдания?
- Это в прошлом.
- Ты любишь меня?
- Да, очень сильно.
- И я люблю тебя. Одна ты затмила весь мир собою!
- Мне хорошо с тобой.
- Мне тоже. Я всегда буду рядом. И не брошу тебя…
       Терпкая тишина полузабвения! Биение двух сердец, раздающихся на всю Вселенную. Широкие объятия ночи… И цветущая сирень под ее балконом, где когда-то виднелись тени двух, сокровенно любящих друг друга людей. Сирень была для нее символом вдохновения и чувственности. Тонкие ветви ее распускались по весне и продолжали цвести долгое время. И с каждой весной куст становился пышнее и дышал трепетом солнечных лучей, беззаботно играющих на темно-зеленых листьях его ветвей. А он был рядом. Он всегда был талисманом ее израненной и искренней души, пострадавшей от своей искренности. И она слышала шепот ветра и шепот любимого, шептавшего ей на ухо те слова, которые она всю жизнь мечтала услышать: мы с тобой единое целое, ты очень нужна мне, мы всегда будем вместе, я люблю тебя, люблю…
       Люблю… - повторило эхо за распахнувшимся от ветра окном ее одинокой комнаты. Она открыла глаза и почувствовала влажные от слез ресницы.
     Одна… - теперь повторяло эхо. Вновь иллюзии! И комната внезапно наполнилась пустым звоном пронзительного одиночества. Его нет. Это был сон. Всего лишь сон. Один из таких, который можно пережить, как саму жизнь и прочувствовать каждую деталь так, как это случается наяву. Тяжелое женское рыдание наполнило комнату. И предыдущий день четко всплыл в ее памяти, тотчас развеяв глупую эйфорию несбывшейся мечты - мечты всей ее юности, приснившейся в эту дождливую ночь. А его не было! Его просто не существовало…
       Минувший день был настоящим адом для нее. Новость о беременности, и осознание того, что отец будущего ребенка был самым ужасным воспоминанием в ее жизни, отравившим ей душу ядом лжи и притворства, и скрывшийся в неизвестном направлении. Он не желал даже выслушать ее, дать ей возможность рассказать о том, что прерывать беременность было уже поздно. Для него это не имело значение. Пять убийственных историй любви и шесть лет, выброшенных из жизни и потраченных на безответные чувства, ложь, унижения, оскорбления и боль. Она помнила каждое резкое слово, брошенное ей вслед, каждый физический и моральный удар, который приходилось терпеть в течение этого времени ради жалкой надежды и веры в светлую любовь. Но не суждено было прочувствовать это. И сон лишь в очередной раз рассказал ей о том, что так бывает, но не вселил в ее душу веру в подобные чувства наяву. Разочарование в мужской половине человечества до конца убило в ней еще оставшиеся силы и почти перегоревшие желания.
         Одна она знала, сколько слез хранит ее подушка, насколько холодна ее привычная постель и пустая, забытая людьми квартира.
         А под окном по-прежнему цвела сирень, и каждый раз, когда она выходила на балкон, то блаженно вдыхала ее запах. И каждый раз видела перед собой полузабытые очертания лица, нахальную улыбку, хитрые темно-карие глаза и ленивую руку, протягивающую ей потрепанную и запылившуюся ветку. Она проклинала и ненавидела эту сирень за всечасно возвращавшиеся воспоминания, и любила ее лишь за то, что он, подаривший ей одинокую ветвь, был в ее судьбе очередной безжалостной, грубой, но последней ошибкой.
             Был ли смысл жить ради ребенка, которого ей предстояло выносить и сделать таким же несчастным, как и она сама?! Был ли смысл в сотый раз пытаться изменить свою жизнь, после горькой душевной травмы, жестоких обид и после того, как душа ее постарела на 20 лет?! Ощущение того, что жизнь прожита, не покидало ее. Ежедневные успокоительные перестали оказывать необходимое действие. И мысль сделать давно задуманный шаг, не покидала ее.
           Только внутренний голос беспрестанно твердил: «Не сдавайся. Ты должна пройти этот путь до конца. Держись. Так нужно. ты должна знать цель жизни. Ты должна любить жизнь, какой бы горькой она не была. Не сдавайся!»
           Однако, первый солнечный луч, проникнувший в ее северную комнату, тотчас скрылся за рядами, до сих пор не развеявшихся туч. Он только успел слегка озарить очертания милой, хрупкой девушки с длинными до пояса, золотыми волосами, светло-зелеными глазами и грустной, прощальной для неба улыбкой. Пристальный и тоскливый взгляд был устремлен в небеса, у которых она мысленно просила спасения. И, глядя на ее тонкие, почти детские ручки и светлый ангельский облик, красивое лицо и стройную фигуру – разве можно было поверить в то, что она совсем одинока и до боли утомлена жизнью?! Поверил бы самый жалкий глупец, судя по ее внешности, или самый смышленый мудрец, вглядевшись в этот тоскливый болезненный взгляд. А лицо ее, меж тем, до сих пор хранило следы ударов и ненависти, обрушившиеся на ее наивно любящую душу. Ведь любви никогда не было. И настоящих друзей не было. И понимающих и принимающих искренность и доброту людей, тоже не было. А он всего лишь приснился. Сегодня. Просто вымышленный, несуществующий. Приснился таким, каким она никогда не видела его. И, проведя в ожидании долгие годы, так и не встретила его - такого. Это был последний сон. Продолжения ему не будет. Она так решила.
        Бегло проводив взглядом небо, уже надоевшую сирень и прямые, не пересекающиеся дороги в своем дворе, она решительно подошла к столу, наполненному различными предметами, достала упаковку неизвестных таблеток и налила воды в стеклянный стакан… А дождь продолжал монотонно стучать по карнизам, не умолкая ни на минуту…


Звонок в дверь, на который нет ответа. Повторный звонок. Еще четыре…
Он знал, она была дома, и был уверен в том, что ждет. Ему снова хотелось лгать и смотреть на то, как она нежно внимает его сладкой лжи, при этом, показывая, насколько трепетно верит сказочным словам или пытается верить, потому что любит и ждет.
Он был уверен, что она не находила себе места со дня их последней встречи, которая была, кажется месяца три назад. И в тот миг, он, знал, что собирается в очередной раз заставить ее поверить в свое возвращение и фальшивую любовь. Но длительное молчание в ответ на его приход вызвало у него подозрение и странное беспокойное предчувствие.
          Замок очень быстро слетел с петель, после того, как интуиция подсказала ему, что-то неладное. И при виде того, что прежде ему даже не приходило в голову, он замер, затаив дыхание. Минуту, а, быть может, две, он смотрел на нее, как прежде красивую и необыкновенную, любившую его девушку, которая никогда не сможет узнать о его приходе. Глаза ее были широко раскрыты и стеклянный взгляд, направленный в потолок, еще хранил следы не потраченных слез… А рядом лежал расколовшийся на мелкие осколки стеклянный стакан, который она выронила при падении. Склонившись над нею и не решаясь ничего сделать, он долго и тяжело дышал. Взгляд его упал на записку, в которой говорилось о том, что в подобной жизни не может быть смысла… Он не верил своим глазам. И только пронзительный крик нарушил тишину. В те роковые минуты ему показалось, что его слышал весь мир, вся планета и даже Вселенная! Только она одна не слышала! Было слишком поздно, и слова уже были ей не нужны.
- Дурочка! Что же ты наделала?! А как же ребенок? Прости меня! Я вернулся! Я пришел, слышишь?!
       И  только эхо глухо отзывалось от стен. Она ничего не говорила. Она уже не могла слышать и знать. И казалось, теперь неподвижное лицо ее выглядело свободным и не одиноким…
       За окном не было видно солнца. Темные тучи давно затянули небо, и вместо мелкого дождика, начался ливень. При каждом ударе грома он резко вздрагивал, но так и продолжал сидеть возле нее, не меняя положения и места, возможно, еще пребывая в состоянии шока. И в третий раз, взяв ее холодную руку в свою, и бережно прижав ее к своей небритой щеке, он только в тот миг стал осознавать горечь потери. Она была единственной, любившей его так, как не могли любить другие – беззаветно, искренне, неистово, жертвуя всем во имя любви.
       Ветер заметно усилился, и за окном внезапно послышался сильный треск. Вздрогнув от неожиданности, он подошел к окну и увидел сломанные ветки сирени и согнувшийся напополам куст, большая ветвь которого лежала на земле, и цветы уже не были по-прежнему яркими и насыщенными. В них погасла жизнь, которую она постоянно вдыхала теплотой своего сердца, так и не узнавшего истинной любви…


А где-то далеко, быть может, на краю света, маленький мальчик, еще не научившийся лгать, искренне протягивал маленькой девочке, еще не научившейся любить по-настоящему, маленькую ветвь едва зацветшей майской сирени… Они оба еще только учились любить…