Ласковые жернова -30

После трех ходок уже и остальные носильщики бревнышек спотыкались. Скинув бревно у палатки, мужички заходили в нее - «сугреться». Виночерпий Витя щедро потчевал трудящихся из чайничка, который не пустел, будто в днище у него бил живительный родник.

Равиль с Петькой две елки могучие на бревнышки разделали. Взяли на плечо по одному и к палатке двинулись. Лыжня распахана. В одном месте бревно лежит рядом с лыжней - не смог кто то донести. Пришлось Пеньтюхову вернуться за ним. Под бревном яма круглая. Как оказалось след от Захаркиной головы. Он под этим бревнышком чуть не задохнулся. Ленька его спас. Выдернул его за лыжи из под бревна. Крепления на лыжах прочные - ремни из транспортерной ленты, резина вокруг валенок из камеры автомобильной.

После Ленька рассказывает.

- Иду… Смотрю - лыжи над болотом порхают. Думал, с браги «гонки» начались. Подошел ближе ноги из снега торчат с лыжами. Захарко лежит - голова под бревном. Руками гребет снег - буксует, вылезти не может. Выдернул. У него глазищи по ложке и дыхалку перехватило - снегу полный рот набилось. По хребту ему хрястнул - ожил.
Мужики пьяные в дугу. Браги еще полбака и фляга. Что делать?

- Улечу - вы тут запьетесь, - вслух рассуждает Равиль.

- Я вроде гадости этой напился. Прослежу, - успокаивает Пеньтюхов.

- Не уследишь. Может, вылить флягу то?

- Жалко.

- Конечно. Но делать что-то надо.

- Топографов позвать на помошь. Потом, этих…. Магниторазведчиков. Может, прибегут. Сказать, что на Новый год поставили, но до праздника не достоит брагулька. Если, мол, хотите - то прибегайте….

- Придется так и поступить. Вечером на связь выйду и созову «продайфуфаечников» на предновогодний шабаш…

- А за топографами то я могу сбегать. Что вечера ждать! Ты бы, пока я бегаю, замутил чего. А то жрать больно хочется…

На том и сговорились. Топографы с профиля только пришли, сырые ремки свои возле печ-ки развешивают. Петька чайку у них хлебнул. Закурил.

- Слышь, Володя…. - к Бугорку обращается, - мужики брагу на Новый год поставили.

- А мы не стали. Дежурить надо круглые сутки, а у нас некому. К вам на «хвост» сядем.

- Конечно…Только «садиться» поторопитесь. А то до праздника ничего не останется.

- Как? Еще три дня до Нового Года.

- А так… Мужики уже вчера начали «пробу снимать». Если хотите по-человечески Новый год встретить - идите сейчас.

- Шутишь…

- Нет. Я и сам вчера ею обожрался. Сегодня не лезет.

Вася-Хохол рядом с Пеньтюховым сидел молча, а тут сразу голос подал.

- То-то я сижу рядом, чую, от тоби чем-то бражным несет….

- А ты, харя хохляцкая, только и можешь чуять, - Мишка свой голос подал.

Больше уговаривать никого не надо было. Стали собираться. Петька их ждать не стал. На лыжи встал и через болото до «хаты» побежал. После чайку настроение поднялось. А легкий ветерок при малом морозце, ох, как бодрит. Даже представилсоь, что не через таежное болото он бежит по лыжне, а по лугам от своих Ершей вдоль Реки куда то вдаль, где на горизонте чернеет лес полоской притягательной….

А в палатке Равиль уже супчик «змеиный» из пакетов сладил и хлебает. В кипяток засыпал три пакета «Овощного» с копченостями, которые таковыми были лишь условно. Для навару банку тушенки отправил в варево. С тушенкой, как Витя однажды сказал, можно даже шишки есть.

Витя на спальниках стоит на коленях перед центральным колом остова палатки и что-то бубнит. Петька прислушался.

- Слышь…. Начальник…. Я знаю… Слышь, Харитоныч, не подведи….

Заговариваться начал мужик. Петька на кол луч фонарика навел. Там висит портрет Сеченова из журнала «Здоровье» вырванный.

- Надо же, - изумился - какой журнал популярный. Даже бичами почитаем и читаем.

Витю попыталсяч отвлечь от его «молитвы»

- Витя, ты что, медицинскому светиле молишься?

- Нет… Это Харитоныч…..

«Прореагировал, значит, не совсем съехал с катушек», - отметил про себя Пеньтюхов.

Доужинать, доесть свою миску хлебова Петька не успел. Пришли топографы. И началась карусель. Спящих растолкали. Поднялись вс кроме Гарика. Точнее и он проснулся. Даже слишком резво. Приспичила малая нужда. Пока валенки нашел, «резьбу сорвало» и штаны вмиг потемнели от хлынувшего потока. Гарик с валенками стоит и на штаны смотрит. Что-то придумал. Валенки надел все же и в спальный мешок полез. Видимо, чтоб в следующий раз не искать валенки. Запах мочи, ударивший было в носы обитателей берлогана, сразу же пропал, как только затолкал свои мокрые конечности Гарик в спальный мешок. «Благородство» его оценили достойно. И с того момента подавали Гарику «брагу в постель». Он еще раз попытался в дальнейшем вылезть по нужде из палатки. Но запутался в спальном мешке. Все же поднялся. Чтоб «пингвином» вылезть из палатки. Но снова «резьба» подвела. Теперь уже для «туалета» использовались и валенки.

(Да, господа алигархи, таким образом добывалось ваше нынешнее благополучие. Не было вас, не было комуняк, не было диссидентов, называющих Нашу Великую Страну лепрозорием и прочими гадкими словами, не деньги были мерилом достатка и человеческой цельности…
Нашли вам богатств ископаемых бичарки на многие годы, чтоб вы и ваша челядь еще долго проедала (другое слово просится - прости, Читатель, но нет другого слова, кроме крепкого матерка) их и жировала, жировала до полного разрыва ахидных утроб…)

Спустя пару часов пали «смертью героев» чуть не в обнимку и «грамотные электрики» и «хитрые топографы». После связи Равиль с Пеньтюховым пошли ночевать в палатку топографов. Магниторазведчики обещали утром выйти на «праздник». Вертолет пообещали только на послезавтра.

Когда уходили, «живых» в палатке уже не было. Храп стоны, ругань и разговоры во сне сотрясали палатку. Вонища стояла страшная. Пот, моча, бражный «выхлоп» - усугубляли картину «содома».

Утром пришли проведать питейство. Народу было - не протолкнуться. Ленька - завтра вертолет - тоже откололся от компании. В палатку зайти страшно. А уж сидеть в ней и подавно. Взяли колоду карт и втроем вернулись в палатку топографов. Уселись за преферанс. Так за картами, чаем и разговорами досидели до часа, когда надо было выйти на связь.

В палатке пиршество и не затихало. Одни падали, другие восставали «из мертвых», третьи шевелились и языками ворочали, но находились в промежутке между двумя этими состояниями. Пока Равиль разговаривал по рации (на это время «живых» выгнали в палатку-баню), Пеньтюхов в «емкости» заглянул - бак пустой, во фляге больше половины еще оставалось.

Утром в палатку вернулись до свету. Надо «гостей» выпроваживать. А то прилетит Харитоныч, а тут вся партия у одного «корыта» свинячится. Первым делом топографов отправили в свою палатку. Те не возражали - быстренько оделись и ушли. Но магниторазведчики уходить не желали. Предлагали варианты, чтоб остаться «допраздновать» Новый год. Уговорили тогда лишь, когда дали им на дорогу чайник с брагой.

Ушли и эти, слава Богу. На связь вышли, чтоб узнать - вылетел ли вертолет. «Обрадовали» - вылет задерживается до десяти утра, погоды нет. Стали на столе порядок наводить. Просто сгребли все в бак бражный пустой и выкинули в лес отбросы, а бак, чтоб не вонял, за палатку закинули.

Во флягу глянули. Прикинули, что после похмелки проспятся мужики и докончат к ночи зельюшко. К тому же и «гости» вернулись. Магниторазведчики дошли до леса и расположились - «по черепочке» принять. Чайник и приговорили. Благо, недалеко ушли - вернулся «гонец». Уважили.

Вертолет так и не прилетел. А «гости» так и не ушли. Еще раз вернулись повторить. Пришлось даже тащить одного из бедолаг.

Опять проблема - куда кодло спать укладывать. Натопили в «бане» печку, кинули кошму. Выделили тент, чайник браги и уложили спать. Чтоб не замерзли мужики, решили втроем - Равиль, Пеньтюхов и Ленька через три часа вставать ночью и в печку дров подкидывать.
Уже сами спать когда укладывались, Пеньтюхов подытожил.

- С утра докончат мужики флягу - там с пару чайников осталось - и можете лететь со спокойной совестью.

- Хорошо бы…

Но вертолет не прилетел ни назавтра тридцатого, ни послезавтра тридцать первого. Пришлось Новый год всем вместе встречать в палатке и «насухо». Что не очень огорчило. Во фляге из донных остатков выжали браги с чайник. Желающим хватило по кружке тяпнуть. На этом и успокоились.

А первого января решили вновь устроить «банный день».

- Башка чешется, спасу нет, - пожаловался Ленька.

Равиль тоже почесал свою - грязная, потому и чешется.
Пеньтюхов же знанием «косметологии» блеснуть решил.

- Я читал, что, если снеговой водой голову мыть, то она чесаться будет. Витаминов не хватает в такой воде и минеральных веществ.

Стали думать, где не снеговую взять.

Вспомнили.

- За болотом. Там, где дрова заготавливали. Чуть дальше в лес ручеек протекает. Раскопать его из снега. Флягой наносить - башку то мыть.

С утра занялись банными хлопотами. Те, кто совсем не в «предыздыхательном» состоянии был, с баней разбирались. А Равиль с Пеньтюховым пошли за водой. По лопате взяли - штыковую и фанерную. Флягу хотя и мыли после браги, но все равно дух от нее шел знатный. Думали - выветрится. Не выветрилась. Ну ладно. Все уже придышались: и те, кто злоупотреблял оной, и те, кто слегка приберегся.

Воду раскопали, а черпать нечем. Пришлось еще и за ведром бежать. Набрали воды во флягу - новая «беда» - по лыжне ее нести надо одному. Пришлось по очереди на горбу тащить.

На этот раз даже Гарик возжелал помыться. Он все дни так и не снимал валенки. Попытался было. Но такой дух пошел, что заорали на него - если снимешь, то иди под елку ночевать со всеми ремками своими моченными-перемоченными. Мало, что заставили валенок обратно натянуть, еще и штаны, чтобы навыпуск сделал.

Когда в палатку вернулись «водоносы», в ней творилось нечто. Захарко стриг у Гарика ножницами патлы и бросал на газету - прямо на портрет «Харитоныча-Сеченова», ибо другой бумаги в палатке уже не водилось. Затем, несколько раз порезав, Захарко еще и выскоблил Гарикову башку безопасной бритвой. Дыбясь над немытой около месяца харей, башка сияла после бритья снежной почти белизной.

В баню Гарика пустили последним. Воды ручейной не оставили - волос то нет, а лысину и снеговой можно помыть. Мылся «грек» долго. Еще и портки простирал вместе валенками. В бане и развесил все сушиться, потому что дух от них не улетучился, ибо стиркой Гариково действо можно назвать условно. Он лишь намочил тряпье да слегка мылом потер. Потом эту жидкость залил в валенки, побулькал ими и выплеснул содержимое валенка под печь.
Так и встретили Новый год. Почти по-людски.

Еще один день полентяйничали в палатке и снова принялись за работу. К середине января закончили участок. И снова ожидание вертолета. Зимой да еще в палатке это ожидание не очень приятно. На связь вышли: вылетает - спрашивают. Подтвердили. Давай в бешеном темпе все барахло таскать по болоту на площадку вертолетную Оставили только палатку стоять да печь в ней, чтоб сидеть и не мерзнуть. Но лишь послышится гуденье вертолета, сразу все в охапку и бегом на болото.

В первый день была «репетиция». Вертолет пролетел, но чужой. А уже все на болоте лежит. Темнеть начало. Продрогли здорово. Снова палатку на свое место ставят. Печку затапливают. Рацию подсоединяют и запрашивают - что да как. Объяснили - погоду поздно дали, а к ним должен лететь вторым рейсом. Не успел, ждите завтра.

Завтра почти та же история. По умнее поступили. В палатке сидят. Ждут. Печка топится. Сами в карты играют. «Ахвицера» - в преферанс; бичарки - в «буру» на предстоящую зарплату. К вечеру снова на ночлег устраивались. А это немало вещей надо обратно принести - спальные мешки, рацию с аккумулятором, посуду, продукты, чтоб сварить на ужин какое-нибудь хлёбово.

Дождались вертолета лишь на пятый день. Затарахтел где-то за лесом. Сперва лишь отдель
ными всхлипами. Но вот уже явственней и явственней. Ближе…. Ближе…. По звуку уже определили - Ми-4.

Из-за леса выпрыгнула «стрекоза». Круг над болотом. Посадка.

Перед отлетом дня за два пришел топограф Володя Бугорок. Письма принес, чтобы в поселке отправили. А уходя, шепнул Пеньюхову.

- Ты, Петь, как в поселок прилетите, сразу в аптеку сходи. Серо-ртутную мазь купи.