Ясные глаза

  Кириллу было семнадцать, когда его родители развелись. Они объявили ему об этом, и он с трудом поверил – уходить, когда прожили рядом, когда пробыли друг другу родными столько лет – разве такое возможно? Кому теперь они нужны? Слишком тяжело будет принять нового человека с такой большой памятью, с таким тяжёлым сердцем. Быть с того этапа, когда вы больше видели по отдельности, чем ещё предстоит увидеть вместе – страшно. Страшно знать, что у человека была целая жизнь – с радостями и болями – без тебя. Без тебя. И ведь вряд ли родители не попытаются начать новую жизнь. Они рискнут – примут чужого человека с миллионом событий за его спиной. Но как же можно развестись, когда они из расплывчатой, будто несуществующей, юности шагнули в это сверхскоростное пространство – жизнь – вместе? И всё было общим – все впечатления, все люди, все открытия и разочарования. Как можно оставить свою руку, свои глаза?

И всё-таки они приняли решение. Кирилл в тот год готовился к поступлению в медицинский институт. Поступить туда, где готовят будущих борцов за чужую жизнь, во все времена было сложнее, чем в любые другие учебные заведения. Потому, наверное, что сложнее и ответственнее такая учёба. Впереди – такая работа – отводить от человека занесённую над ним в смертельном захвате руку бога.

Кирилл, несмотря на сложные отношения в семье, сумел хорошо подготовиться, и поступил. Отец, узнав об этом, позвонил ему, чтобы поздравить и предложить встретиться.
- Сынок, я, конечно, должен сказать, что когда-нибудь ты меня поймёшь и тогда простишь. Но я желаю тебе, больше всего хочу того, чтобы ты никогда не понял, как становятся чужими. Чтобы подобная ситуация всегда тебя дико возмущала – и твоя семья была бы крепостью. Не понимай меня, нас. Но прости, я виноват, - говорил он при встрече.
- Пап, я не знаю, что должен тебе ответить… - Кирилл, напрягая глаза, часто моргал, плотно сжимал губы –   пытался сдержать накапливающийся комок обиды в горле. 
- Я понял, что ты на стороне мамы. И считаешь её жертвой. Это не так, но и не важно, в общем-то. Оставайся при своём мнении, но не игнорируй меня. Прошу тебя.
Кирилл молчал.
- Я хочу общаться с тобой, знать, что происходит в твоей жизни… - сбивчиво продолжал отец. – Я чувствую, что ты меня ненавидишь и не желаешь со мной встречаться. Да? – он спросил, всеми клетками, взглядом, интонацией, всем собой надеясь услышать опровержение.
- Ладно, пап, - Кирилл встал со скамейки, поднимая упавшую папку. – У меня ещё занятия сегодня.

Он ушёл, оставив растерянного, поникшего, задумчивого мужчину одного. Отец не знал, что всё-таки ответил сын. Может, ушёл, чтобы подумать? Может, никогда уже не придёт, считая его предателем?

Кирилл посчитал, что отцу от него что-то надо – помочь физически, финансово сейчас или в будущем. «Отец ушёл первым – значит, он виноват. Он мне не нужен, а я ничего ему не должен. Пусть сам живёт, раз так смело решил изменить жизнь. Предатель. Авторитетом, героем для меня был!» - горько твердил себе Кирилл. Одной встречи было достаточно – с тех пор Кирилл перестал отвечать на звонки отца. Мать, даже если редко и общалась с отцом, то Кириллу об этом не говорила. Старалась забыть сразу же, как только отец заканчивал разговор или уходил. Забывала – будто и не было его, будто вместо него – чужого и бывшего – пустота в пространстве и времени. И не о чем было говорить Кириллу. А отец всегда просил передать их сыну, чтобы он подумал, чтобы не обижался, чтобы согласился поговорить. В общем, отца в жизни Кирилла больше не было.

***

В октябре, выходя из университета после занятий, Кирилл столкнулся на лестнице с девушкой из своей группы, Анной. Они часто разговаривали, в основном, о медицине – во время перерывов, в столовой садились рядом, шли вместе до остановки. Они почти ничего не знали друг о друге, просто обсуждали мировые новости науки, проблемы современной медицины – сложно даже поверить, что два очень молодых человека могут часами говорить на самые серьёзные темы, не касаясь популярной музыки, кино, университетских сплетен:

- Привет. Как тебе новый преподаватель? – начал он разговор.
- Мне кажется, не хуже предыдущего. Только имя у него сложнее, - улыбнулась она. – Знаешь, я сегодня вычитала, что немецкие медики добились отличных результатов в… - они, как и всегда, перешли на тему науки.

Так продолжалось в течение нескольких месяцев. Лишь зимой в их отношениях появилось больше тепла, и они постепенно стали общаться дольше, рассказывать что-то о себе, стали общаться не как будущие врачи, а как простые молодые люди, которых интересует очень многое в мире. Одногруппники, то ли слишком занятые учёбой, то ли совершенно занятые жизнью вне её, как будто не замечали этой дружбы. Или действительно не замечали, не обращали внимания, и ожидаемых колких шуток и нескромных вопросов Кирилл и Аня не слышали в свой адрес.

Однажды, ожидая нескорого начала занятий, ребята заговорили о своём детстве. Рассказывали друг другу смешные случаи, школьные будни, вспоминали, как выбирали свою будущую профессию.

- Помню, я заболел ангиной. И мама повела меня к врачу. Я тогда маленький был, лет шести. Врач был добрый, с мягкими глазами и приятным голосом. Он осмотрел меня, выписал лекарства и стал рассказывать, что мне нужно себя беречь, тепло одеваться, чтобы не расстраивать родителей. И потом спросил: «Ну, ты запомнил мои правила?»
- А ты, конечно, его не слушал, а мечтал поскорее сбежать из этого кабинета, где так ужасно пахнет хлором и лекарствами? - понимающе спросила Аня, в глазах которой играли огоньки детской хитрости.
- Ну… Можно и так сказать. Но, отчасти, я его слушал. Я хотел ответить, что запомнил, но неожиданно для себя спросил: «Доктор, а где находится душа? Вот когда человека разрезают – она где-то там, в центре, около сердца?». А он мне говорит:
- Ты умный мальчик. Дети обычно не задают таких вопросов врачам. Они обычно нас боятся, - он комедийно сморшил лоб и угрожающе свёл брови.
- Вы же лечите, а не кусаетесь. Я вас не боюсь. Так где? Вы её видели? – настаивал я.
- Ты смелый. – Доктор засмеялся. – Нет, я не видел. Я ведь не хирург. Никого не режу, только детей лечу.
- И мы с мамой ушли, - продолжал Кирилл.- Вот ты, кстати, как думаешь, где душа? Или её вообще нет?
- Ну… Это требует сложного изучения. Мы с тобой врачи, нас учат, что души нет, что всё объясняется законами физики и биологии. Думаю, она есть. Смотрела фильм, в котором рассказывается, что тело человека после смерти становится легче на 21 грамм. Предполагается, что душа покидает человека. Ты тоже, наверное, видел это кино. Ты что, так до сих пор и задаёшься этим вопросом? – похоже, Аня задумалась над этой мыслью.
- Да. Я читаю книги, и фильм тот смотрел. Всё думаю… Но так вот, пока я не забыл. – Кирилл рассказывал с азартом, погружаясь в рассуждения о сути человека. – Я в тот же день, после посещения врача, у мамы тоже спросил про душу. Она сказала, что душа в глазах – твоих и моих. Что душа в крошечных глазах у муравья, в понимающих глазах собаки, что душа кошки ярче – и потому светится в ночи. Душа, как она мне объясняла, не в сердце живёт, а в глазах. И поэтому её не видно, когда человеку делают операцию. Знаешь, я, кажется, всё равно не поверил. Думая об этой, скорее, философской, религиозной проблеме, чем медицинской, я пришёл в наш институт.
- А у меня всё гораздо прагматичнее. Я пришла сюда, потому что это наша семейная профессия… Ты фантазёр. Неужели ты надеешься, что сможешь загнать душу в какие-то рамки – материальные и мыслительные? Сможешь объяснить, что есть душа, или показать её?
- Я хочу решить это прежде всего для себя. А вдруг я смогу? Люди сотни лет изобретали крылья, а потом пришёл человек и сконструировал самолёт. Кто-то один решает то, что не могли сделать многие. Не сочти это за хвастовство, пожалуйста, или за самомнение. Это мечта. Я совсем не уверен, что добьюсь чего-то в решении этого вопроса, просто очень надеюсь на это. И мне радостно постоянно о чём-то думать, интересоваться, спорить с собой и окружающими на эту тему, быть в поиске ответа. Когда ещё искать, если не в нашем возрасте?
- Как раз – не в нашем. Оглянись. О чём думает чуть ли не каждый первый студент? О деньгах, развлечениях, о местных слухах, о том, куда пойти сегодня ночью. Кто сейчас ищет смысл жизни и кому интересно, сколько весит душа? Ты ошибся со временем, - расстроено, с горечью говорила Аня.
- Такие люди всегда были. И всегда были мыслители и учёные. Разве не так? Просто количество людей с каждым годом всё больше – и, соответственно, недумающие люди встречаются чаще в обществе. Больше свободы в доступе к информации, чем, например, 50 лет назад, – мы видим слышим о нравственно погибающем поколении чаще. Всё логично. И всё на прежнем уровне, - убеждал он.
- Определённая доля логики здесь есть. Но если мы опоздаем сейчас, никакой логики не хватит, чтобы оправдаться перед профессором. Пошли. Нам пора, - она встала со скамейки, направляясь к входной лестнице.

С тех пор у молодых людей появилась ещё одна тема для бесед – философия и душа. Когда люди общаются так долго, так преданно внимают друг другу, вместе ищут ответов – дружба может стать чем-то большим. В случае с Кириллом и Аней произошло именно так.  Однажды осознали, что им не обязательно говорить о чём-то конкретном, просто молчать – неплохо. Просто вместе идти молча – радость. Они влюбились.

В какой-то из дней Аня предложила Кириллу познакомиться с её родителями:
- Тем более, они врачи. Тебе будет интересно с ними – многое расскажут из своей практики. Ты очень похож на моего отца – вы быстро найдёте общий язык.
- Да, я совсем не против, - вполне искренне обрадовался Кир. – Они сразу спросят, насколько серьёзные мои намерения? – хитро поинтересовался он.
- Нет, что ты. Они ничего не будут спрашивать. Знают, что мы сами разберёмся и, когда посчитаем нужным, сами скажем им обо всём. Они будут общаться с тобой как с человеком, которому я верю, который мне интересен и дорог. Без каких-то соображений о наших перспективах.
- Я надеюсь, что ты не ошибаешься на их счёт, - улыбнулся он, беря Аню за руку. – И я рад, что мы верим друг в друга, что мы вместе. Спасибо тебе… Я тоже поговорю с роди… с мамой и назначу день встречи. Она у меня замечательная, - почему-то печально пробормотал Кирилл.
- Ты всегда уходишь от разговора, когда я спрашиваю о твоей семье. Но сейчас ты ведь можешь сказать мне. Ты упомянул, что у тебя нет отца. Ты всегда говоришь это резко, коротко – он вас бросил, да? – Аня ласково, с теплом взглянула в глаза молодому человеку. – Но, мне кажется, что ты упоминал также, что он умер… Только не рассказываешь ничего о нём.
- Я его почти не помню, и потому рассказывать нечего. Он не бросал нас. Его фотографий у нас не так много, и мама слишком тяжело переживала эту потерю.  Предпочитает не говорить о нём, чтобы сохранить как можно дольше в себе всё, что с ним связано. Это я так думаю. А он… Он был лётчиком-испытателем. И храбро погиб во время выполнения одного из заданий. Ты знаешь, это часто у них случается. Никто не застрахован. Даже Гагарин так погиб, - Кирилл сосредоточенно смотрел в небо, будто надеясь увидеть там последнее мгновение жизни отца. – Ну, вот теперь ты всё знаешь. Прости, если обижал тебя своим молчанием. Мне сложно говорить о нём.

Аня Кириллу не поверила. Что-то в нём было ненастоящее, когда он рассказывал про отца. Слишком заученно, слишком правильно всё. Может быть, он и сам верит в то, что говорит. Матери часто лгут детям, что их отцы лётчики, космонавты, геологи и покорители севера. Так положено говорить, чтобы детям было не обидно, что у них нет папы. Зато папа – герой. Пусть погиб – но он герой, спасал мир. А Кирилл стесняется своего живого отца, их бросившего – и повторяет при надобности детскую сказку про геройски погибшего папу. Аня думала о том, чтобы убедить Кирилла, что он напрастно так ведёт себя. Однако, обижать его своим недоверием – решила, что не стоит. В конце концов, ничего не изменится. Какая разница, что там в его прошлом? В любом случае, лжёт он или говорит правду, отца всё равно нет в их жизни. Так случилось.

***

- Мой ясноглазый сокол, ощущаешь последние месяцы строгой университетской жизни? – говорила Аня возмужавшему улыбающемуся Кириллу, своему мужу.
- А ты? Да ведь мы уже давно в больнице проводим больше времени, чем на студенческой скамье. Как-то и нет выпускного настроения… Ну что, пойдём домой? Кто сегодня из нас готовит ужин? Я точно уверен, что ты, - победно заключил он.
- Вместе. Вместе. Я знаю, - Аня взяла его под руку.
- Я забыл, а почему ты называешь меня соколом? Обычно все придумывают более ласковые прозвища – солнышко и зайчик. А?
- Потому что у тебя невероятно яркие глаза. Ты знаешь об этом? Не такие, как у других людей… Поэтому, ты моя собственная ясноглазая птица.
- Хм… Согласно нашей теории о сущности души, - Кирилл сделал шутливо-серьёзное лицо, поправив несуществующие очки, - хм… позвольте заметить, что во мне тогда живёт душа кошки, а не птицы, как вы сказали до этого. И поэтому – я твоя личная яркая кошка, - Кирилл обнял Аню, засмеявшись.

***

- Аня, нужно сообщить отцу…
- У тебя есть его номер? Я позвоню. – Аня кивнула, не смотря Кириллу в глаза. Сделала вид, что всегда знала, что его отец – жив, и совсем не лётчик-испытатель. Не время сейчас задавать какие-то вопросы.
- Как же так? Я хирург, меня уважают и коллеги, и пациенты, а я не спас собственную мать…
- Не кори себя. Тебя не было в городе, ты всё равно не успел бы на операцию, и вообще… Так случилось. Ты совсем не виноват. У неё, всё-таки, возраст. Так должно быть.
- У каждого врача есть своё кладбище… Не думал, что моё – будет таким.
- Ты знаешь, что эти слова о пациентах. А её ты не лечил. Нам всегда твердили, что видеть смерть – наша профессия.
- Вот именно. Я даже не успел побороться за неё!
 Кирилл отвернулся, сжал лицо рукой, пытаясь сдержать слёзы. Куда-то пошёл, через несколько минут вернулся, говоря:
- Вот номер. Скажи ему. Не пытайся говорить мягко, жалея его. Скажи сухо и чётко. Он не достоин каких-то дополнительных эмоций.

Аня посмотрела на Кирилла – так тяжело воспринимающий смерть чужих людей, сейчас  он был разбит окончательно. Врач, уже давно практикующий, а продолжает страшно винить себя во всём. Его взгляд был сейчас тусклым, и в нём лишь слегка угадывался прежний карий блеск.

***

Прошло несколько лет.
Следующая встреча с отцом произошла у Кирилла Александровича в больнице. Отец заболел.  Кирилл не хотел его лечить, но понимал, что обязан. Как дань памяти матери, всё-таки она посвятила мужу столько лет. И он последний кровно-родной ему человек – детей у них с Анной до сих пор нет, и вряд ли уже будут.

Операцию делал он. Отец скончался. Не по его вине. Просто так случилось. Организм… Отцу было уже 80.  Вот так…

Перед операцией они разговаривали. И Кирилл его простил – отец объяснил все причины расставания, рассказал, что всегда любил его и очень переживал из-за того, что сын с ним совсем не общался. Кирилл нашёл отца через десятки лет, и в тот же день потерял его.
Спустя неделю – Кирилл не проронил ни слова за это время – он сказал своей жене:

- Знаешь, я понял. Помнишь, наши разговоры о душе? Пока нами кто-то дорожит – в нас живёт душа. И нам нужно поддерживать тех людей, кто нас любит. А я не поддерживал. И нам нужно дарить кому-то жизнь – не пациентам, а детям, своим детям. И тогда душа – тот светлый огонь в глазах – теплится в нас.  Во мне никто не горит. И я – не согреваю ничьи глаза. Это всё наказание – за мою вспыльчивость, самоуверенность, эгоизм. Я считал, что только я знаю, как жить! Я смело судил всех, включая самых близких! И тебя укорял, а ты всегда преданно держала мою руку, не споря, не обижаясь. Зачем, зачем я живу? Я ничего не смог сделать для мира. Скольких пациентов спас? Единицы. А сколько погубил – не сосчитать…  И тебе не смог подарить детей. Прости меня. Я не достоин этого мира. Я не имею права созерцать печальные и счастливые лица людей. Я ничтожен.

Он вышел из комнаты, не дав себя успокоить. Закрылся в своём кабинете. Весь вечер и ночь Анна ожидала услышать выстрел – у Кирилла был пистолет. Но этого не произошло.

На следующий день он проснулся слепым.