Часть II. Пять с плюсом. Глава 3 Даник Исаев

                Часть вторая.

                "ПЯТЬ С ПЛЮСОМ"

                Глава 3

                Даник Исаев

 
     Даник – это сокращение от Данияр. Даниилом он стал потом, после крещения. Родился он в Казахстане, в городе Алма-ате. Один из его прадедов был полковником Сибирского Казачьего Войска, служивший и осевший в Туркестане. Другой прадед, по семейной легенде, был богатым кочевым казахом, владел множеством стад, лучшей в степи юртой,  мог съесть целого барана и умел спать в седле. Дед был старым большевиком со сложной нерусской фамилией, которую от Даника в детстве скрывали, но которая упоминалась в  одном из изданий Краткого курсе истории ВКП(Б), позднее изъятого из библиотек и уничтоженого. Другой дед был ссыльный белогвардейский офицер, дворянин, образованный, красивый человек. В ссылке зарабатывал на хлеб учительством. Таким образом по крови Даник был  наполовину русским дворянином, казаком и офицером, на четверть благородного рода казахом и на четверть обрусевшим евреем. Правда о последней составляющей он узнал, только когда вырос. Мать – православная, отец – нейрохирург. Сам Даник считал себя русским и конечно был прав, потому что люди – не собаки или лошади, для которых важна чистота породы, а существа духовные и сами могут решать представителями какого народа являются.  А может быть все мы одного народа, человеческого?
     Профессиональный революционер  Ильи Моисеевича Бердин был осуждён на 10 лет каторжных работ и пожизненную ссылку за антигосударственную деятельность, неподчинение властям и соучастие в убийстве жандармского офицера во время событий 1905 –го года. Партийная кличка Гранитов, Илья Михайлович Гранитов. Впоследствии, после победного Октябрьского переворота стал одним из ответственных работников ВЧК. Работал с Дзержинским. Интересное совпадение – отец профессора Ковригина, любимого преподавателя Даника в университета, и  Илья Гранитов, его дед, когда-то  дружили. Кровь бунтаря-революционера наложила отпечаток на характор Даника. Для него не было безусловных авторитетов. Он всё подвергал сомнению и ради достижения цели, был готов терпеть лишения и страдать.
      Крупный, с иконописной внешностью  ссыльный Гранитов, непривыкший к суровому климату Сибири и тяжёлому физическому труду, на каторге подорвал здоровье. В ссылке, на поселении было намного легче, но и там, в азиатских степях он продолжал болеть.
     Семья недавно ставших оседлыми казахов, в доме которых он снимал комнату и столовался, отнеслись к нему как к родному и жалела. Места было много. Во дворе дома стояла юрта, где предпочитал жить хозяин. Кочевать он устал, но от привычек отказаться не мог. В доме спать ему было душно. К тому времени,  с ним осталась только жена и  младшая дочь. Все старшие дети жили своими семьями. Жена ночевала с ним. Так что в доме и оставалось-то только двое – красавица Айкюль и худой, с горящими чёрными, умными глазами,  больной постоялец. Айкуль с матерью лечили его отварами степных трав и кумысом. Выходили, вернули с того света. Постоялец окреп, перестал кашлять, стал ещё более красив и заговорил. Знал он очень много и рассказчиком был прекрасным. Шестнадцатилетняя Айкюль слушала его завороженно. Она была влюблена и от любви стала ещё более хороша. Он был благодарен и испытывал к ней нежность. Айкюль радовала его своей простотой и наивностью. Рядом с ней много переживший Илья чувствовал себя особенно сильным и умным. Что было между ними, можно только догадываться.
     Тут грянул Октябрьский переворот. Власть рухнула. Постоялец  получил письмо и срочно уехал. Он не знал, что должен родиться ребёнок. Она не знала как его найти, терпела упрёки и лишения, как могла растила сына и просто ждала своего героя, который обещал вернуться и увезти её в большой город. Одинокой матери было всего семнадцать лет. Вскоре она заболела скоротечной чахоткой и умерла, так и не дождавшись. Родители были стары и слабы.  Двухлетнего малыша приняли в свою многодетную семью старший  брат, Нарсултан с женой. Племянник стал их сыном. В неразберихе начала двадцатых годов с бумагами было много путаницы, особенно при регистраци спепняков. Документы часто выписывались со слов, потому что других источников просто не было. Когда приехали русские начальники, мальчика записали как младшего сына Нарсултана. Других родителей он не помнил. Смутные воспоминания о глазах юной красавицы, полных любви к нему, малышу, согревали его всю жизнь, особенно в трудные минуты, но не связывались с понятием мать. Он вырос младшим в десятке братьев и сестёр. Красивый, умный, добрый.
     Товарища  Гранитова закружила в кровавом танце гражданская война, где он был комиссаром полка. Ранение. Госпиталь. Направление в органы ВЧК, в Москву. При первой возможности, попытался найти Айкюль.  Тяжело переживал известие о её смерти. Сомневаться не было оснований. Глубже разбираться не стал. На могилу не поехал. Айкюль не вернёшь. Новая служба не оставляла времени для сентиментальности. О ребёнке он ничего не знал. Семья позор покойной Айкюль скрывала.
      Позднее он предпринял ещё одну попытку раследования. Из показаний одного из обвиняемых косвенно следовало, что в начале 1918 года в Алма-Ате некая Айгюль была беременна, ребёнок родился и выжил. Дальнейшая судьба его неизвестна. Имена, место и время совпадали. Это мог быть его сын. Старший следователь по особо важным делам НКВД тов. Гранитов включил все рычаги, но не успел. Тучи над ним уже сгущались. Готовилась новая «плановая» чистка аппарата НКВД. Гранитов был близок с Ягодой. Этот факт окончательно решил его судьбу. Он был арестован, вместе с группой других вредителей и врагов народа, пробравшихся в боевой отряд партии, скорым революционным приговорён к высшей мере и вскоре расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой. Однако понимая, что его ждёт, незадолго до ареста, он рискнул попросить своего друга, так же отвенственного работника аппарата НКВД, закончить начатый им поиск и если его сын действительно жив, помочь ему, чем сможет. Друг оказался мужественным и честным человеком. Не предал, принял риск на себя и выполнил всё, что обещал. Он нашёл Назарбая, удостоверился, что тот действительно сын погибшего друга и незаметно наблюдал. Обнародование связи Назарбая с расстрелянным врагом народа могло ему сильно навредить, если не совсем поломать жизнь. Несколько раз негласно помогал, когда завистники писали на талантливого Назарбая анонимные доносы. Но так получилось,  что особенно помогать и не пришлось. Назарбай шёл по жизни достаточно удачно. Звали друга и сослуживца Ильи Гранитова – Лавр Иванович Ковригин и был он отцом  Егора Лавровича Ковригина, профессора, с которым в своё время судьба сведёт Даника в университете. Старший Ковригин уйдя на покой поделился с сыном этой романтической историей и, так как был человеком слова, попросил не терять из виду  семью Назарбая, «племянника», как он его называл. Сын выполнил обещание, данное отцу. Данияр действительно заинтересовал младшего Ковригина и он начал помогать ему, одновременно негласно способствуя решению некоторых государственных вопросов.
     Итак, мальчик родился в июле 1918 года. Вырос он удивительно красивым и крепким. В Назарбае удивительным образом проявились и ужились лучшие черты двух столь различных культур.  Еврей по отцу и казах по матери. Смесь семитской и азиатской красоты. Но он об этом ничего не знал, вплоть до тяжёлых дней, предшествующих смерти своего приёмного отца, которого он знал единственным настоящим. Чувствуя приближение смерти, Нарсултан сказал приёмному сыну правду.  Тот тогда уже был взрослым, состоявшимся, тридцатипятилетним мужчиной, хорошим врачём, счастливым мужем и отцом семейства.
      Илья Гранитов, физический отец  Назарбая, был репрессирован и расстрелян как враг народа во время одной из Сталинских чисток руководства ВЧК-НКВД.  В 1953 году, когда произошёл этот разговор, «великий вождь» был ещё жив и родство с врагом народа было реально опасным. Поэтому тогда Назарбай никому не расссказал об услышанном. И только много позже, когда культ личности был безвозвратно осуждён и большинство жертв тирании реабилитированы и окружены почётом, поделился семейной тайной со своим  младшим сыном, Данияром, когда тому исполнилось шестнадцать лет и он получил паспорт.  Было это в 1976 году.
      Даник просто принял к сведению. Дедушку-революционера он не знал. Дедушку-казаха никогда не видел, так как родился через 7 лет после его смерти. Бабушку не помнил,  та ненадолго дедушку пережила. Родные или приёмные, они были для него только фотографиями и рассказами близких. Романтическая история любви. Трагедия. Сломанные судьбы и загубленные жизни. Известная фамилия, встречающаяся в учебниках новейшей истории СССР. Всё это было очень далеко, не было частью его реальной жизни, не имело практического смысла и волновало не больше, чем интересная книжка. Но может быть, полученный от матери-казашки, в нем жил интерес к восточной мудрости, неосознанное, созерцательное ощущение духовности Вселенной. А кровь Ильи  Бердина дала цепкий ум, целеустремлённость,  практическую хватку в делах и тягу к Святой Земле.
        Ещё одно интересное совпадение. Обвинительное заключение по делу о контреволюционной деятельности бывшего белого офицера Михаила Георгиевича Лебедева, деда Даника по материнской линии, подписывал его дед по отцовской линии, в то время старший следователь ВЧК Илья Михайлович Гранитов. Архивы сохранили свидетельства.
       Михаил Гергиевич Лебедев, 1890 года рождения, потомственный тамбовский дворянин из мелкопоместных, по семейной традиции – военный, боевой офицер, артиллерист, хороший математик. За плечами Питербургский университет и артиллерийская школа. Повоевал на германском фронте. В 1916 году попал под газовую атаку. Был тяжело отравлен, выжил, но по конца не оправился. Больные почки и слабые  лёгкие сопровождали его всю оставшуюся, некороткую жизнь. Но он не унывал, приспособился жить с тем телом, какое ему досталось. Незнающие историю его жизни, никогда не сказали бы, что этот стрйный, подтянутый, собранный и готовый к действию человек не совсем здоров.
      После госпиталя, был направлен для поправления здоровья в длительный отпуск, который намеревался провести в фамильном имении под Моршанском. Однако отдохнуть ему удалось недолго. В Питербурге произошёл государственный переворот. Преданный всеми, Государь-император отрёкся от престола. Вековая русская монархия рухнула. Обломки докатились до Моршанска. Вспыхнувшие бунты всколыхнули и выпустили на волю злые, разрушительные  силы. Их усадьба была сожжена и разграблена. Семья чудом сумела бежать и устроилась временно на кварттире в Тамбове. Временное стало постоянным и единственно реальным. Через короткое время пало и временное правительство. К власти пришли комиссары. Михаил Лебедев был ещё лишком слаб, что бы воевать на чьей-либо стороне. Кроме того, и это было главным, он, потомственный русский офицер, не мог воевать против своего народа. Это было и против присяги и против совести. Пусть народ заблуждается, пусть народ безумен, пусть он совершает страшные поступки под влиянием безбожной власти – всё равно, это его народ, он часть его и никогда не поднимет оружия против братьев. Его пушки стреляли и будут стрелять, если придётся, только по врагам отечества. Бунты должна усмирять полиция и жандармы. Это их работа. Он присягал на верность государю-императору, которого больше нет. Другой присяги он не давал и давать не собирается. Из России никуда бежать не будет. Это его страна. Смутные времена пройдут, а Вера и Отечество останутся. Может быть, без Царя,если Господь такое попустит, как бы ни трудно было такое себе представить.
       Победствовав какое-то время, Михаил Георгиевич устроился работать бухгалтером в артель инвалидов, где уже трудилось немало бывших военных, пострадавших на германском фронте. Там его и арестовали через два года по не имевшему ни малейшего основания обвинению в антисоветской деятельности и саботаже. Якобы он специально искажал учёт, чтобы артель производила меньше товаров, нужных трудовому народу. Люди в кожаных тужурках руководствовались не фактами и законом, а революционным чутьём и разнарядкой спущенной сверху. Михаил Лебедев не скрывал фактов своей биографии и несомненно являлся элементом классово чуждым, буржуем, белогвардейцем, которому надо ответить красным террором.  Гражданин Лебедев к аресту отнёсся спокойно. Отвечал на все вопросы следователей. Не терял присутствия духа и даже свойственного ему доброго юмора.  Был вежлив, доброжелателен, собран. Ложные обвинения признавать отказывался. Ничего противоречащего совети не подписал. Лишения и давление переносил стойко. В результате случилось чудо. Его не расстреляли – может быть норма оказалась выполненой, а перевыполнять не хотели, чтобы в другой раз норму не повысили, или по какой-то другой причине, но революционный суд  для ни в чём не повинного инвалида Германской войны ограничился двумя годами лагерей и бессрочной ссылкой в Казахстан.
       Так, в в конце 1922 года, одинокий Михаил Георгиевич Лебедев, в возрасте тридцати двух лет, оказался жителем  Алма-Аты. Вторая удивительная вещь – ему позволили работать учителем математики в школе. И что уж совсем удивительно, через много лет он стал заместителем директора этой школы и оставался им вплоть до ухода на пенсию в 1956 году, то есть почти попал в нижнее звено местной номенклатуры. Директором он не стал лишь потому, что не был членом партии.  Ему много раз предлагали, но он спокойно, отказывался, отговариваясь своей недостойностью и другими пустяками. Власти с этим от него отстали. Человек он был уважаемый. Почти все – учителя, ученики, родители, начальники его любили. Старшекласницы безответно влюблялись. Его не отпускали на пенсию до 65 лет. Просили оставаться и дальше – но он сказал нет. Такова притягательная сила мужества, верности и благородства. Неисповедимы пути Господни!
     Но это было позже. Русский город-крепость Верный, впоследствии переименованный в Алма-Ата, был основан русскими казаками. Казаки продолжали жить там и охранять рубежи  и порядок в Туркестане, вплоть до падения Империи. Казачье войско не приняло революции. С боями казаки отступали до границы. Многие погибли. Многие ушли на Харбин и растворились в иммиграции. Это мужчины. Женщины не воевали. Привязанные к земле, хранили дом и семью. Так случилось и с семьёй полковника казачьего войска Григория Тельникова. Он, вместе с тремя взрослыми сыновьями-однополчанами воевал, сколько мог. Потом оказался в иммиграции, полностью отрезанный и от родины и от женской половины семьи – жены и трёх дочерей. В утешение оставалась только беспочвенная надежда когда нибудь вернуться...  Женщинам предстояло выживать одним.    Две старшие дочки вышли замуж. Не то чтобы по расчёту, но и не слишком привередничая. На счастье, не ошиблись в выборе. Обе семьи сохранились и прожили благополучно,  даже временами счастливо. А на что большее можно надеяться в этой жизни?  Земля, принадлежавшая семье, отошла к колхозу. У матери остался дом. Она стала брать жильцов со столом, немного шила. Позднее смогла устроиться в школу учителем рукоделия.  Младшая дочка подрабатывала редкими уроками музыки и рисования. Иногда делала переводы. Этим и жили, с верой, любовью и надеждой на лучшее.
     Дарья Григорьевна Тельникова, или просто Даша, была в семье самой младшей, милой и всеми любимой. До начала смуты, она успела закончить женскую гимназию, хорошо пела, играла на рояле, участвовала в любительских спектаклях, немного сочиняла и рисовала акварелью. В общем была существом милым, одарённым, интересным и в общении приятным. У неё были поклонники, многие звали замуж, но она ждала своего принца. И в возрасте двадцати двух лет она его дождалась.
     Одним из постояльцев Екатерины Платоновны Тельниковой оказался ссыльный Михаил Георгиевич Лебедев. Он сразу пришёлся ко двору. Женщины в доме привыкли видеть рядом настоящих мужчины- офицеров. Находящийся в очень продолжительном отпуске по состоянию здоровья несуществующей гвардии поручик Лебедев без сомнений и преувеличений именно таковым и являлся. Обе женщины неосознанно стали относиться к нему, как к главе семьи. Он не уходил от ответстенности и помогал, чем мог. То что через несколько месяцев он сделал предложение красавице Даше и она его приняла – было естественным и единственно верным развитием событий.
      Через положенное время после регитрации брака, незаметного венчания и скромной домашней свадьбы в семье Лебедевых родилась здоровая дочь Лида,  Лилия Григорьевна Лебедева. Могла ли она быть некрасивой?  Потом родился сын. Больше детей у них не было.
     Как полагается, в семь лет Лида пошла в школу, где работал её отец. Это было лучшая школа в городе. В этой же школе, в соответствии с недоступным человеческому разуму высшим замыслом, в то время учился в шестом классе лучший ученик и надежда школы Назарбай Исаев. Они наверняка виделись, но не были знакомы – слишком велика была разница в возрасте.  Точнее сказать будет так: Лида была знакома с Назарбаем, а он с ней нет. Она видела его в школе, о нём шептались девчёнки, рассказывал дома отец. Он же просто знал, что у Михаила Георгиевича есть дочка-младшекласница. Симпатичная, как многие дети её возраста.
     Назарбай с золотой медалью закончил школу, когда Лида была пятикласницей.  Сразу после школы он без труда поступил в медицинский, блестяще его закончил и вскоре стал очень хорошим и редким врачём-нейрохирургом. Впоследствии он получил положенные учёные степени и звания, но и без них его очень ценили. Его умная голова и удивительные руки помогали тем, от кого отказывались столичные светила. В клинику, где принимал и оперировал доктор Исаев попасть было непросто. Люди ждали очереди годами. Доктор делал, что мог, но в сутках только 24 часа. Впоследствии разработанные им методики  освоили ученики и помогли очень многим.
     Но всё же Назарбаю и Лиде суждено было познакомиться, и очень близко. Вот как это случилось.  Друзья уговорили Назарбая пойти на выпускной вечер в родную школу, которую они закончили 5 лет назад, в 1935 году.  Должен был собраться весь их класс. Пришло меньше половины – кто-то жил в другом городе, кто-то был занят, кто-то не испытывал желания возвращаться в прошлое. Да и тем, кто пришли, говорить было особенно не о чем. Поахали с постаревшими учителями. «А вы помните?» «А ты помнишь?» За редким исключением, хвалились, завидовали, злорадствовали, скучали. Назарбай совсем было скис, но тут увидел девушку и понял, что значит любовь с первого взгляда. Это было как удар, как электрический разряд, он помимо воли шагнул к ней, не отрывая глаз, хотел что-то сказать, и онемел, что было ему совершенно не свойственно. Девушка улыбнулась обнадёживающе, помогая, как старшая. Он сразу оттаял,  заговорил и так и не замолкал в течение всего вечера, до тех самых пор, пока не проводил её до дверей дома и не сдал с рук на руки начинавшему волноваться Михаилу Георгиевичу. Да, это была выросшая дочь Михаила Лебедева, красавица Лидия. На следующий день они встретились снова, потом опять и вообще очень редко расставались, до того счастливого дня в конце августа, когда получив разрешение родителей Лиды (ей было только 17 лет) услышали от чиновницы в отделе ЗАГС «Объявляю вас мужем мужем и женой». Венчаться, что хотели бы родители Лиды, в сороковом году было негде, да и не безопасно.  В мае 1941 у них родилась первая дочь, а в июне началась война. Сын-погодок родился  весной 1942. В это время Назарбай уже был военным хирургом, спасал жизни раненых солдат в прифронтовом госпитале.  Назарбай честно прослужил «от звонка до звонка», хотя имел право на «бронь» ( как тогда говорили) – освобождение  от призыва по семейным обстоятельствам. Именно на фронте он приобрёл практический опыт нейрохирурга, оперируя черепные ранения и травмы позвоночника в полевом госпитале.
     Увлечённая любовью и подготовкой к свадьбе, Лида,  по настоянию родителей и не без влияния Назара – так она звала своего жениха – всё же подала документы в Историко-архивный. Она увлекалась историей и очень любила книги.  Так Лида стала библиотекарем и проработала в мире книг всю жизнь.
     После войны, в 1946 году у них родилась двойня, мальчик и девочка. Они решили – хватит. В то время и четыре ребёнка уже было очень много. Многие семьи ограничивались одним. Однако у Высшего начальства было другое мнение и в начале 1960 года  Лидия Михайловна неожиданно забеременила, а в декабре, в возрасте 37 лет, родила здорового мальчика, которого назвали Данияром. Счастливому отцу было тогда уже 42 года. В семье шутили о непорочном зачатии и Божьем даре. Может быть так оно и было?
     К этому времени 19-летняя старшая дочь Исаевых, Гуля,  уже была замужем, и более того, родила прекрасных двойняшек, которые оказались почти на год  старше своего дяди Данияра. Это обстоятельство так же дало пищу для внутрисемейного юмора и обещало немало смешных ситуаций в будущем.
     Таким образом, Даник родился последним, младшим ребёнком в многодетной семье известного врача. В то время в Алма-ате такие семьи среди «интеллигенции» были уже редкостью.У него было две старших сестры, два старших брата и два старших  племянника.
     Сестра Гуля и её муж Карим - добрый, трудолюбивый, любящим семью и детей человек, и стали во многом родителями для Даника, потому что папа и мама, хотя очень любили  «последыша» и уделяли ему, сколько могли, внимния, но сначала были заняты, много работали, а потом стали пожилые, больные, усталые и не могли быть с  Даником такими, какими бы он хотел их видеть. Даник очень любил их и жалел, но так сложилось.
          Специальность у дяди Карима была для Алма-Аты экзотическая. Он работал в Академии наук, но не подумайте что академиком или каким-то доктором наук, нет, он бым механиком самого высшего разряда и обслуживал разное сложное оборудование, которое ученые постоянно ломали. Самое интересное заключалось в том, что он отвечал и за телекопы в астрономической обсерватории, расположенной в горах, недалего от Алма-Аты, выше знаменитого высокогорного катка Медео и всяких горнолыжных курортов. Дядя интересовался звёздами и даже подарил Данику очень полезную для начинающих интересоваться астрономией книгу Ф.Ю. Зигеля "Сокровища звездного неба". Даник не всё в ней понимал, а дядя не мог ответить на все его вопросы. Однажды он взял Даника с собой и мальчишка впервые увидел звёзды вблизи. Это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Теперь Даник бредил поездками в обсерваторию. Дядьке было не жалко и он часто брал его с собой. Даник ему нравился. Дядьку за   рукастость, сообразительность и безотказность в обсерватории уважали. Юный «будущий коллега» нравился им тоже. У него появились старшие друзья – бородатые, чудные астрономы.  Они впервые объяснили Данику устройство звёздного неба. Друзья – астрономы, сами люди увлечённые и ищущие, они смогли зажечь Даника и научили его учиться. Он даже какое-то время поработал в обсерватории в должности лаборанта. Добрые люди подготовили его к поступлению в университет и дали рекомендацию, как уже работающему по специальности.  Поэтому  Даник смог с первого раза поступить на почти недоступный  для мальчишки из провинции физический факультет Московского Государственного Университета по специальности «Астрономия».  Больше всего времени проводил с ним самый молодой  научный сотрудник обсерватории  Артур Чонгаров. Часы и дни проведённые с этим удивительным человеком, его замечательные рассказы, Даник запомнил на всю жизнь.
     Даника тянула широта, энциклопедичность. Астрономия была для него только дверью в тайную комнату, где хранятся тайны устройства Вселенной. Он  неосознанно старался впитать все доступные знания, к какой бы области они ни относились У него вовсе не было какой-либо предвзятости в выборе путей и способов познания Мира, лишь бы они вели к цели.
     Ему с детства было дано понимать людей, видеть  в них хорошее и уметь прощать. Он искал и ценил талант в других. Если был выбор, предпочитал слушать. Никогда не уходил от ответов на прямые вопросы. Отвечал коротко, ясно и, насколько мог, по существу. Если волновался, становился косноязычным и, словно экспонат исторического музея,  краснел. Любил петь, никогда не отказывался, если просили, но продолжал, только если слушали. Ему нравилось общество людей открытых и чутких,  и именно такими были его друзья. Гитарой он владел средне, голос у него был негромкий, пел только о том, что чувствовал, всегда одни и те же несколько песен, но так, что слушатели невольно начинали вибрировать с ним на одной волне.