Сумасшедшая. Любовь
Темнота удар за ударом приближалась и поглощала меня. Я не боялась ее. Я редко чего-либо боялась. Подпрыгнув на невидимом помосте, с красивым переворотом окунусь во мглу. В ней будет вязко, но терпимо, первое время всегда кажется что невозможно дышать, но вот удар… Еще удар… Вздох…Мгновение паники…Короткий будто бы выдох…Еще немного и дыхание восстановится. Это повторяется каждый раз. Теперь мне легко скользить между воспоминаниями, моими ли? Не знаю. Этот диалог длится вечность или всего несколько секунд. Впрочем, не важно. Темнота учит меня прощать, забывать, любить, осознавать, но как-то по-своему. Больно. Странно. Необходимо.
Удар… Еще удар…
***
Негромкая расслабляющая музыка, приятно, но как будто мешает доделать что-то важное. Утро всегда с трудом выбивает людей из рук снов. Вдыхая любимый аромат кожи супруга, она окончательно проснулась и сладко потянулась, целуя мужа куда-то в плечо. Утренний душ, некое подобие зарядки – больше похожее на наклоны с чашкой в руках- приготовленная с вечера одежда. Все, можно и на работу. Она тихонько присела на край огромной кровати, вглядываясь в ,такие любимые и прекрасные, черты. Вот он на вдохе чуть-чуть улыбнется, подтянет одеяло, будто знает, что спать осталось считанные мгновения. Как загадочен мир чужих грез. Сказочен и неизвестен.
- Милый, вставай, пора на работу. - всего на секундочку он поежится и тут же вскочит с кровати. Кира могла часами смотреть, как ее муж собирается на работу. Она, словно тень, следовала за ним по просторной квартире и наблюдала, внимала, впитывала в себя каждое движение. Он всегда только сам варил себе кофе. Так рано ему редко случалось быть веселым и озорным, сейчас он был серьезным и статным, сильным мужчиной – добытчиком, львом, главой их маленькой семьи. Наконец сборы были окончены и они вместе поехали в офис – рабочий день должен был вот-вот начаться. Долгие простои в пробках, бубнящее радио немного душноватый салон и вот – «Холдинг N».
Кира снова взглянула на мужа, перед тем как открыть дверцу – такой же напряженный, сегодня важная встреча, выходит раньше девяти и не стоит и ждать. Было в нем что-то еще, необъяснимо странное и от этого притягательное еще сильнее. Она уже отвернулась и стукнула высокой шпилькой об асфальт, когда он сказал:
- Постой, Кир, если я ничего не путаю, сегодня год, как мы вместе… Я хотел сделать тебе небольшой сюрприз, но ужина не получится – много дел… Может… Ну… Ты простишь меня за небольшую компенсацию… - речь была немного бессвязной и нервной, что девушку безумно умилило. Тем временем он протянул дрожащей от волнения рукой маленькую бархатную коробочку. Ее охватил целый ворох чувств, и она бросилась обнимать и целовать своего мужа смущенного таким проявлением нежности вблизи холдинга.
- Спасибо, милый, спасибо! Я и не думала, что ты помнишь о такой суете в этот день! Ведь сегодня самый важный день в твоей жизни. Спасибо!
И еще раз сладко поцеловав его, она выскочила из машины, сжимая в кулачке маленькую коробочку черного бархата. Вещица будто грела ладонь и просила скорее открыть ее. Наскоро добежав до рабочего места, она бросила сумку на стол, и, не снимая пальто, устроилась в кресле, чтобы скорее рассмотреть подарок. Крохотный замочек щелкнул и открылся. На маленькой шелковой подушечке, пахнущей чем-то очень весенним и сладким, лежал золотой кулон: круглый и плоский, с изображением глаза, вместо роговой оболочки которого был циферблат часов с римскими цифрами. Стрелки отсутствовали. Из уголка глаза катилась слеза, даже еще не катилась, а просто набиралась. Кулон завораживал и был очень необычен. «Циферблат без стрелок означает, что мы всегда будем вместе, независимо от времени и пространства. А сам глаз – что он всегда любуется мной» - радостно подумала девушка и стала продевать свою любимую цепочку сквозь маленькое ушко кулона. Через минуту она уже застегивала карабинчик и кулон будто привычно лег ей на грудь, осторожно поднимаясь вместе с ее дыханьем.
Сняв, наконец, пальто и вдоволь налюбовавшись красивой безделушкой, Кира приступила к утренним обязанностям: проверка счетов, разбор накопившихся бумаг, бесконечные звонки, печати. Час за часом, вот уже скоро можно будет сделать перерыв и выпить кофе на маленькой кухоньке, а еще через час надо начинать держать кулачки за Ромку, чтобы совещание прошло успешно и должность коммерческого директора, после стольких стараний, все-таки досталась ему. Он заслужил, мой любимый, нежный, единственный, родной…
В дверь постучали, прервав ее красивую нить рассуждений.
- Входите!
В дверь ввалился довольно неряшливый региональный представитель, с каким-то ужасно жадным и пронизывающим взглядом холодных, почти бесцветных глаз. Он смотрел на нее, словно прикидывал, в какое место вонзить ей нож. В голове у Киры мигом все перепуталось, потемнело и стало безумно холодно. Озноб бил ее с такой силой, будто она прыгнула в прорубь. В кабинете все стало чужим и серым. За доли секунды она увидела тысячи теней по углам, услышала шепот десятка голосов, но не смогла разобрать их слов. Каждый вдох маленькими льдинками впивался в легкие.
Шорох рассыпавшихся листов бумаги несколько привел ее в чувство. Все чуточку прояснилось и добавило панического страха перед пришедшим.
- Кира Владимировна! Мне нужно подписать документы на вывоз техники в наше представительство. – он смотрел на нее в упор страшными ледяными глазами. «Я вижу его впервые. Кто пустил его сюда? Он… Убьет меня» - мысли проносились по кругу, когда она дрожащей рукой не глядя подписывала кипу бумаг, что он ей протянул.
- Спасибо, рад, что все получилось так быстро.
- Пожалуйста. Не забудьте закрыть дверь.
Мужчина кивнул, снова обдав ее ледяным взором, и вышел. Стоило ей прикрыть глаза, как все будто исчезло. Только голова разразилась ужасно болью. На минуту, не больше…. Она открыла глаза, в окно радостно заглядывало солнышко, и игриво отражалось в стеклах картин на стенах.
« Будто привиделось» - подумала она, как только поняла, что кабинет прежний и ее больше не знобит. Только кулон оставался холодным. Выходить в коридор не хотелось, поэтому Кира решила обойтись стаканом воды вместо чашечки кофе. «Вдруг я еще немного бледна после приступа, мало ли что подумают сотрудники».
Солнце поднималось все выше и заглядывало уже и в монитор, норовя помешать работе. День близился к обеду, и совещание мужа вот-вот должно было начаться. Хотелось сходить и обнять его, прижаться и прошептать, что все будет хорошо, и у него все получится. Сжать его руку, пожелать удачи. Даже хотелось бы присутствовать на самом мероприятии. Но Кира понимала, что все это может сбить его с мыслей, расслабить и не даст проявить характер и правильно расставить акценты в нужных местах.
На вечер, к любому исходу дела, у нее был приготовлен сюрприз для любимого. Она предвкушала, как встретит его на пороге квартиры, как обычно в халате, чтобы он ничего не заподозрил, проведет его в кухню, а там…. Вкусный ужин, свечи, и маленький подарок в центре стола. Сегодня и с работы можно уйти чуточку пораньше, чтобы все-все успеть! В мыслях о предстоящем вечере Кира засмотрелась в окно с легкой улыбкой. Там, внизу спешили тысячи маленьких человечков, именно такими они казались ей с высоты девятнадцатого этажа. Вокруг были только многоэтажки, и ее всегда радовало, что работает она так высоко, ниже и солнца-то не видно. Даже дорогие джипы отсюда смотрелись глянцевыми модельками. Спешащий город, суета. Офисные здания не приносили спокойствия в эту картину, ведь в них также все бегут, нервничают, стараются, работают. Как в муравейнике. Только небо было спокойным и очень ясно оттеняло город. Мудрое неспешное глубокое, полное тайных желаний и грез, огорчений и восхвалений, наполненное мечтами самих людей. «Еще бы море на горизонте» - подумалось ей. Во всех дальних видах она искала воду – символ спокойствия, и предмет ее нескончаемой любви.
Прервав ее рассуждения, в кабинет ворвался Сашка – один из главных партнеров Ромы по работе.
- Где?! Где его бумаги? Он, кажется, потерял свою речь! Ты знаешь где этот доклад? Может у тебя есть копия?
Почему-то комната окрасилась в багровые тона, как будто на закате. Все залило красным светом. От неожиданности перемены Кира выронила полупустой стакан. Вода и осколки окропили ее ноги. Замшевые туфли промокли, но, кажется, тут же высохли от жара, наполнявшего помещение.
- Ты что, есть у тебя доклад или нет? – Саша наступал на нее, в его глазах тоже был какой-то странный отблеск. А может и не отблеск? С каждым шагом он становился ближе. С каждым ударом ее сердца – опаснее для нее. Кира с трудом немного отступила назад. Он завораживал ее, пугал и тем самым словно заманивал в ловко расставленные силки. Она попалась, или попадется, или…
Вдруг в голове мелькнуло что-то похожее на слова «Попробовать откупиться», и она резко бросилась к сумке, где была копия доклада. Поскальзываясь в испаряющейся от жара воде, и звеня остатками стакана о паркет, она все-таки вытащила листки и бросила их собеседнику. Он поймал, но помедлил уходить. «Ему нужно больше, нужна я! Моя плоть и кровь» - эти слова повергли ее же саму в панику.
- Убирайся! – крикнула она, сама не узнавая свой голос. – Уходи! – хрипло повторила она, пытаясь ухватиться за что-нибудь подходящее для обороны влажными от волнения и тепла руками.
Словно далекое змеиное шипение до нее донеслись Сашины слова:
- Спасибо Кира. – и какой-то глухой стук двери.
Задыхаясь, она полезла открыть створку окна, как вдруг голова разлетелась осколками боли. Девушка схватилась за голову, поскользнулась и упала на пол. Совсем скоро она открыла глаза и глубоко вдохнула – воздух был чистым и свежим. Боли не было, только как-то противно саднило в области щеки. Закатная краснота исчезла. Все было прежним. Она встала с влажного пола, вытерла щеку – на ладони осталась кровь. Из глубин зеркала на нее смотрела темноволосая девушка с короткой стрижкой и широким порезом на щеке, в мокром платье и разорванных колготках. На груди отсвечивал золотой кулон.
« Что-то мне не по себе» - подумала она и пошла промывать рану.
В голове противно шумело, и главное было совершенно непонятно, что послужило причиной этой мигрени, и что же все-таки с нервами. Было непреодолимо страшно, что ее хотят убить или искалечить. «Может быть, таким образом кто-то хочет получить власть над Ромой? Может нельзя ему занимать высокой пост, или же меня убьют…». Страх накатывал постепенно, словно волна: отходил в сторону и снова возвращался в более сильной форме. Нужно было пойти в туалет и промыть рану. В коридоре было пусто, но за углом слышались голоса. Казалось – они произносили ее имя. Как только она повернула, то увидела троих сотрудников, замолчавших при ее виде.
- Ах, Кира Владимировна, здравствуйте! Помилуйте, что с вами? Давайте я осмотрю вашу рану! Может вызвать врача?
На коридор опустился какой-то мутный дым, мужчина тянул руки к ее лицу, которые видоизменялись и становились щупальцами. Голова болела, паника достигла максимальной точки. Не помня себя и крича что-то нечленораздельное, она бежала, прыгала через ступеньки, опускала глаза при виде встречных людей, рычала и прокладывала себе путь к спасению.
Оттолкнув секретаршу с жутким ревом, Кира ворвалась в зал переговоров и бросилась, не глядя ни на кого, к Роме. Упала к его ногам, измазав брюки кровью и слезами и, раскачиваясь, повторяла:
- Хотят убить, из-за тебя… Меня… Убить… Почему? Я… - она не сдвигалась с места, и боялась открыть глаза. Вокруг что-то происходило. Было какое-то движение. Рядом с Ромой, у его ног, ей было в первый раз за день спокойно. Все стало хорошо. Он присел рядом с ней и погладил по волосам. Кира что-то промурчала, открыла глаза, и муж отшатнулся от нее. В ее взгляде была страшная одержимость, безумие. Со странной улыбкой она нежно прошептала ему:
- Я люблю тебя, но все хотят меня убить. Все! Мне было так страшно… И я пришла к тебе. Ты ведь меня защитишь? – она раскачивалась и бормотала себе под нос. Рассказывала отрывистые истории, что произошли с ней утром. Говорила, что болела голова.
Вдруг в зал вошли какие-то люди в причудливых синих мягких костюмах. Киру затрясло, ведь они пришли за ней, в этом не было сомнений. Убийцы? Мучители? Стражники? Кто они? Она забилась, путаясь в одежде за Рому. Прижалась к нему и, проливая слезы, давясь истеричными всхлипами, повторяла:
- Не отдавай меня им… Пожалуйста, Ромочка, любимый, не отдавай меня им! Прошу, Умоляю!
Рома бестолково гладил ее по волосам и до конца не понимал что происходит. Он лишь кивнул санитарам, один из них обошел сзади и сделал Кире укол. Острая тонкая игла вонзилась и пропала, на ее месте осталось какое-то оцепенение. Голова закружилась.
- Не отдавай, Ромочка… - комната стала искажаться. – Прошу, умоляю…
Тихий щелчок и наступила темнота.
Так я сошла с ума…
***
Я привыкла просыпаться в той же позе, как засыпала. Тишина, разрываемая далекими приглушенными стонами и внезапными криками, больше не пугает меня. Иногда мне кажется, что я жила здесь всегда, или всегда по крупице шла именно к этой жизни. Это похоже на зазеркалье, оборотную сторону игральной карты – однообразное глупое существование: гримасы, приступы боли, отчаянье, сны… Чем больше я терплю, тем меньше времени остается в моей жизни.
Интересно, сейчас весна или осень? Мне не видно окна… Вообще я мало вижу: несколько лиц санитаров, белый потолок, стерильные стены и, если постараться и приподняться чуточку на локтях, то вижу свое тело, привязанное ремнями к койке.
Раньше мне приносили цветы. Я не видела их, но чувствовала их присутствие - они рассказывали мне истории… Как страдает мой Ромочка, как ждет меня домой. Какие у него красивые ухоженные руки… Только последний букет говорил невнятные слова о том, что его купила женщина. Должно быть, у нас дома теперь есть служанка – Ромочке тяжело справляться самому…
Когда цветов не стало, мне начали давать какое-то новое лекарство, и я стала видеть сны. Но и просыпаться стало сложнее, будто ночи стали намного длиннее дней.
Однажды утром мне вспомнилась какая-то глупая шутка из времен юности, и я начала хохотать громко и долго. Смех поглощал все вокруг меня, наполнял комнату забытыми образами пошлых анекдотов и студенческих шуток. Смех… Хохот… Гром…. Это распахнулась дверь комнаты. Мелькнуло лицо санитара, в руку коротко впилась игла. Я обиженно застонала, все еще захлебываясь порывами беспричинного смеха. Комната плыла перед глазами, осторожно раскачался потолок: вверх – вниз, будто пытался щелкнуть меня по носу. Улыбка поползла по лицу, потолок дразнился и смешил. Щелчок – и снова наверх, как откат волны. Щелчок – раскачивается сильнее. Щелчок… Удар… Еще удар…
***
Кира открыла глаза в непозволительно ранний час для воскресного утра. Будто пружина она потянулась и снова свернулась в клубок. Ромка тихо сопел и улыбался своим грезам. Она обожала моменты, когда можно было рассказать ему все, что порой кажется недопустимым, слишком сопливым и нежным. Когда он спал, девушка могла раскрыть всю душу, сказать, вспомнить, поделиться планами. В бодрой жизни ей было стыдно докучать подобными вещами любимому. Она осторожно положила голову ему на плечо и тихонько зашептала:
- Ромочка, через месяц будет наша годовщина. Целый прекрасный чудесный год, как мы вместе. 365 дней я просыпаюсь на твоем плече, тихонько украдкой наблюдаю, как ты варишь кофе и ерошишь волосы, когда задумываешься…
- Ну не так сильно я их взъерошиваю и вообще, это бывает очень редко. – с легкой сонной улыбкой произнес Рома.
- Ты подслушивал! – и она кинулась лупить его подушкой. – Как не стыдно! Слушать мои личные разговоры!
- Постой, ты, кажется, вначале ко мне обращалась, разве нет? – и он ос смехом уворачивался от карающей подушки.
- Я обращалась к спящему Роме, это совсем другой человек! – и ей вдруг расхотелось продолжать лупить его. Она рассмеялась и стала целовать любимого, как будто играя: то в лицо, то в щеку, то в ухо, то в нос, а он морщился и улыбался.
- Пойдем сегодня в пиццерию, как в студенческие времена? – предложил Ромка, приподнимая жену над собой, и разглядывая ее красивое озорное личико.
- Давай. Только без машины и по бокалу пива!
- Хорошо-хорошо, моя принцесска.
Он еще раз поцеловал ее, прижал к себе, почувствовал спокойствие и тепло родной души. В их доме было обязательное правило – никаких запертых дверей. Поэтому утренний душ закончился очень мокрым полом: Кира тихонько вошла в ванную и стала подглядывать, а когда была замечена, Рома начал бросать в нее пеной.
- Эй, ну я же теперь совсем мыльная!
- Отлично, теперь смываем. – озорно крикнул муж и направил на нее струю воды.
- Гляди, ты уже чистая! Можешь вытираться. – сказал он со смехом, разглядывая сидящую на полу мокрую девушку.
Через полчаса они все-таки приступили к сборам. Кира решила, что для пиццерии как раз подойдут джинсы, яркие кеды и кофточка с открытой спиной, так выгодно подчеркивающая иероглиф на левой лопатке. Рома тоже предпочел джинсы и пайту повседневному классическому костюму. Он бегло поцеловал жену в шею в прихожей, и они поехали в центр города.
В «Фиесте» как всегда было людно и шумно. Но именно так и хотелось причислиться к молодежному обществу, добавив собой немного шума. У окна был свободный столик, за которым Кира и осталась ждать супруга.
- Кира?
Она обернулась на знакомый голос и увидела старого институтского приятеля Олега. Девушка вскочила и обняла его:
- Ты откуда здесь? Я слышала, ты за границу летал, диссертацию писать или защищать…
- Да я вернулся всего пару недель назад, родных повидать, и обратно. Тяжело там без своих-то.
Рома возвращался от кассы с двумя бокалами пива, когда увидел, как Кира общалась с незнакомым ему молодым человеком. Она так заглядывала собеседнику в глаза, старалась уловить каждое слово… Рома очень хорошо чувствовал ее неподдельный интерес к этому юноше. Внутри него поднималось, обжигая, чувство какой-то первобытной ярости, жадной собственности, ненависти к ним обоим, безграничной ревности.
В этот момент Кира будто почувствовала его взгляд и, обернувшись, замахала ему, улыбаясь:
- Ромка! Иди скорее сюда! Познакомьтесь. Рома, это мой старый друг Олег. А этой мой любимый муж Роман.
Мужчины пожали друг другу руки. Кира что-то щебетала и задавала тысячу вопросов в минуту. Ее муж был отстраненным и серьезным, а Олег, кажется, был расстроен: отвечал невпопад и скоро ушел, сославшись на важную встречу. В «Фиесте» стало заметно тише, и шаги Олега гулко отдавались в Кириной голове. Один за одним, они будто стучали где-то в мозгу, удар за ударом… Удар… Еще удар…
***
За окном, кажется, шел дождь. Меня сильно тошнило. Видимо проснулась раньше окончания действия препарата, или может доза была превышена. Комната еще немного плыла перед глазами. Интересно, зачем мне тумбочка, если я все время лежу привязанная. А почему меня привязали? Наверное по ошибке… Нужно позвать на помощь и рассказать им, что меня дома ждут.
- Эй.. Эээй! – крик получался каким-то завыванием, - Эээй! – снова жалобное мычание.
Стало страшно и горестно. Я заплакала. Мне вдруг захотелось утонуть в собственных слезах, захлебнуться в них. Слезы застилали глаза, на лице их становилось все больше, но, все же, недостаточно, чтобы утопиться. Потом еще я начала всхлипывать, и все старания шли прахом – слезы скатывались на подушку. Это раздражало меня все больше и больше. Я злилась, рычала и, в конце концов, начала громко кричать и выть, призывая воду поглотить меня и лишить последних страданий. Меня накрывал собственный крик. Я захлебывалась пеной и, наверное, рвотой. Откуда-то издалека послышались шаги – цокот каблуков. Медсестра с отвращением заглянула в мое лицо.
- Кто позволил ей проснуться? Укол, живо! – цокот стал удаляться. Я закричала вслед:
- Отпустите меня домой! Прошу! – мой вой отражался от пустых стен и становился ужасным ревом. В руку снова впилась игла. Кто сделал укол? Что-то больно ударило меня по лицу. Кажется кожаный ремень. От боли я заплакала сильнее. Слезы жгли места непрекращающихся ударов. Больно. Страшно. Необходимо.
Удар… Еще удар…
***
Это утро было особенным. Кира проснулась от мягкого прикосновения к щеке. Открыла глаза и увидела любимого, раскачивающего на указательном пальце тонкую золотую цепочку.
- С Днем Рождения, засоня! – и он протянул ей украшение. В душе девушки начался целый фейерверк: такое счастье быть любимой, любить, быть рядом с самым лучшим человеком во вселенной. А в день Рождения вообще все чувства обостряются. Она резко села на кровать и обняла мужа, и тут же поморщилась от невралгии на левой лопатке.
- Ой, прости, я забыл, что, наверное, еще болит. Ты ведь только вчера ее сделала. Дай полюбуюсь, я аккуратно. – Рома осторожно снял небольшую повязку, скрывавшую свежую татуировку в виде иероглифа, означающего Любовь.
- Красота! Уже и воспаления нет! Краснота совсем ушла, можешь теперь всем хвастаться и гордиться.
Он поцеловал ее, застегнул на ней цепочку и повел завтракать. На столе красовалась глазунья с помидорами и сосиской, придающей форму сердечка. Сердце в груди у Киры снова подпрыгнуло и стало биться чуточку чаще. Она обняла мужа и даже не знала, как выразить всю гамму переполнявших ее эмоций. Наконец, нацеловавшись, Рома усадил жену за стол.
- Ешь скорее, а то остынет и будет невкусно.
Кира тут же набросилась на завтрак, дабы быть послушной, хотя бы в День Рождения.
- Ро-о-ом?
- Ммм? – промычал муж, заваривая чай.
- А расскажи мне, что ты подумал в нашу первую встречу?
- О-о-о! Я увидел тебя, спешащую куда-то, серьезную, и, как всегда, безупречную. Прекрасную… Подумал, что ты просто обязана стать моей женой. Перебежал через дорогу, и купил тебе огромный букет нежно-розовых роз. Мне показалось, что твой нежный образ ассоциируется только с ними. Я вернулся на ту сторону улицы, обогнал тебя, и пошел на встречу. Улыбнулся, и, отдавая розы, сказал…
- «Я хочу подарить вам незабываемую жизнь!» - продолжила за него Кира.
- Не перебивай, именинница, а то больше не буду рассказывать! – усмехнулся Рома, и продолжил: - А ты ответила – «насколько незабываемую?». Взяла розы и начала их умилительно нюхать.
Кира сидела над пустой тарелкой, мечтательно прикрыв глаза. Она заново пережила эту встречу и улыбнулась. Из комнаты донеслась мелодичная трель телефона. Девушка побежала брать трубку. Звонил Сашка – партнер и друг Ромы. Она весело смеялась его поздравлениям и называла его «Санька». Роме вдруг стало не по себе. В горле появился ком, и он будто почувствовал угрозу со стороны старого друга. Он ревновал безумно, бездумно и не мог, не хотел отдавать или делить ее с кем-то. Сам того не замечая, он выстукивал пальцами по столу, в замедленном темпе, какую-то мелодию. Кира вошла в кухню, закрывая телефон, и все еще улыбаясь. Ее муж по-прежнему был сердит и стучал по столешнице. Удар… Еще удар…
***
В палате будто стоял дым. Такой как на дискотеке, без запаха. Голова - казалось – взорвется от боли. В мозгу всплывали насмехающиеся образы. Какие-то ужасные монстры из фильмов, просмотренных украдкой от родителей в детстве. Все они обвиняли меня в чем-то. Некоторые смеялись, другие грозили убить и пугали. Я была где-то между границами снов и сознания. Меня тошнило, и может даже рвало, но я не чувствовала этого. Все эти люди в моих мыслях были недостаточно реальными для меня, как, наверное, и я для них. Я не могла пошевелиться, проснуться или заснуть. Я застряла там, откуда не выбраться. Мне не было страшно, смешно или грустно. Было просто плевать на все происходящее вокруг меня. Мои песочные часы, с крупными камушками вместо песка, отсчитывали время назад. Или вперед… К смерти. К концу. К полному безразличию. Камушек. Еще один следом. Удар… Еще удар..
***
Глубокий вдох, неспешный счет до десяти. Нет, лучше до двадцати. Расслабиться…
Из открытого окна доносятся трели птиц. Сегодня все воспринимается чуточку острее обычного.
- Сегодня двадцатое июня – моя свадьба. – тихо прошептала Кира и открыла глаза. Она стояла перед зеркалом, и видела себя перепуганной, но ослепительно красивой. На голове был почти прежний беспорядок, только теперь он назывался художественным, и стоил прорву денег. В волосах была белая роза, вплетенная тонкой лентой и окруженная дождем мелких страз. Платье было простым, непышным и больше напоминало обычный сарафан, перевязанный на поясе широкой атласной лентой. Туфли же на тонкой шпильке ловко дополняли образ самой обычной невесты.
Всего месяц назад Кира встретила своего нынешнего уже почти мужа. Она бросила все: не защитила свой готовый диплом, отвернулась от подруг и друзей, сбежала от родителей… Кажется, все ее знакомые осудили столь ранний брак. Да она и сама до конца не понимала, что так притягивало ее в нем. Через несколько часов она станет законной женой. «Как там говорят в клятве, в зарубежных фильмах: в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас?». Каждый вдох отдавался холодом в груди, как часто бывает при сильном волнении.
В дверь тихонько постучали, вошла Алена – подруга со времен детского сада. Она была одета в строгий темный костюм, как будто событие не вызывало у нее особой радости.
- Ну как ты? – спросила она.
- Трепетно. Знаешь, ведь каждый, пожалуй, думает в такой день – «Может это все зря?»
- Никогда не поздно отказаться. Банкет оплачен: гости и так поесть смогут, без особого повода.
- Алён, ну а ты бы разве отказалась? Разве смогла бы вот так сбежать? Бросить свою Любовь.
- Да никто бы не смог. Просто всегда есть те, кто жалеет потом. – Алена вертела в руках невесомую бутоньерку, изображавшую нежно-розовую розу.
- Он подарит мне незабываемую жизнь! – мечтательно произнесла Кира, набираясь мужества в собственных словах.
- Подарит… - со вздохом, словно эхо повторила Алена, рассеяно прилаживая бутоньерку на лацкан пиджака. – Ну, пойду я встречать жениха, держись!
Она поцеловала подругу, и выскользнула за дверь.
День был сумбурным: то бежал без передышки, то тянулся часами, ожидая услышать то самое «Да». Уже мужем и женой они стояли на обрыве, и пока фотограф и оператор бегали вокруг них, Кира любовалась колечком и слушала признания. Иногда от переизбытка чувств, вместо ответов, она просто целовала Рому. И весь этот день, с его переживаниями, был одним глубоким счастливым вздохом. Со всех сторон донеслось громогласное «Горько!», и многочисленные гости стали открывать шампанское с громкими хлопками. Кира всегда боялась, что пробка угодит в нее, и, поэтому, втягивала голову в плечи, пока не пройдут все залпы.
Удар… Еще удар…
***
Прежде чем открыть глаза, я, как нельзя более ясно, поняла, что больна. Не знаю, сколько я спала, но, очевидно, препарат выветрился или просто закончил свое действие. А пока не было приступов, никому и дела нет до меня. Я не хотела показывать, что проснулась. Мне нравилось думать и понимать, осознавать и, буквально, ликовать в душе – да, я больна. Значит я в клинике. Только, кажется, меня неправильно лечат. Наверное поведение было слишком агрессивное… Не понимала я только одного – как мне удалось заболеть, ведь это не вирус и не простуда. Голова не болела, но не хотелось бы доводить до этого, и я стала думать о погоде, о времени года… Мне казалось, что сейчас обязательно должно быть лето. Там, на улице, поют птицы и порхают бабочки, шумят листвой деревья…
Дверь осторожно открылась. Послышались тихие уверенные шаги – Рома. Его я узнаю по походке, шелесту костюма, дыханию, просто почувствую, что это он. В его руке был букет роз. Моих любимых – я чувствовала их аромат и слышала шелест обертки.
Рома стоял в нерешительности, и все-таки положил букет на тумбу. А сам присел на край койки и взял меня за руку. Еще немного он посидит, а после я скажу ему, что больна. Так хорошо чувствовать тепло его руки. Я скучала, тосковала… и тут Рома заговорил тихим голосом:
- Сегодня полгода, как ты больна. Врачи сказали, что это навсегда. Мы не сможем быть вместе. По закону я могу официально расторгнуть брак без твоего участия. – он помолчал немного, и продолжил более хрипло: - Я знаю, что виноват во всем этом. Моя любовь к тебе не имела границ, и я никогда не смог бы поделить тебя с кем-то. Мне нужна была ты вся без остатка. Я так ревновал! Всегда. Каждую секунду. А потом я купил тебе этот необычный медальон. Пожилой мужчина, продавая мне его, предупреждал, что у кулона очень сильное действие, и ты никогда не уйдешь от меня, пока будешь носить его. Но, видимо, на тебя он подействовал как-то иначе… Мне очень жаль…
В моей голове не было места ни слезам, ни жалости к себе. Он пришел, чтобы уйти. Говорит, чтобы очистить совесть. Забыл, что обещал подарить. Я открыла глаза и посмотрела на него. Его лицо выражало отвращение – он сам не понимал, зачем пришел. Мне хотелось умереть здесь и сейчас. Я знала, что вижу его в последний раз, и во мне поднималась злость, ярость. Обида, разочарование, осознание того, что жизнь кончена.
- Ты! Ты испортил мне жизнь! – захрипела я, и он в ужасе отшатнулся. – Ты! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты! Ты отдал… отдал меня им! Ты…
Я уже захлебывалась словами обвинений, рыданиями и собственным горем.
- Ты… Ненавижу…
В палату вбежали санитары – видимо Рома нажал кнопку вызова. Укол. И все поплыло перед глазами.
- Ты… отдал… меня… Ненавижу. – делая последнее усилие над лекарством, шипела я. И наступила темнота. Обняла меня и приняла в свои сети. Здесь не было места слезам и горю, только тихое сдержанное дыхание, как раз достаточное для поддержания жизни. И стук сердца. Удар…
***
- Ну как обычно, я ничего не успеваю! – пробормотала Кира, мечась по комнате в поисках мобильного телефона.
Она еле успела устроить беспорядок в коротких волосах, нацепила уже вчера одеванное платье, и со всех ног бросилась было в институт, но где-то потеряла телефон. Сыпля проклятьями уже абсолютно во все стороны, поминая Творца, многих мам и прочих знакомых личностей, она обнаружила любимца под подушкой.
- Вот сколько раз себе говорила: не болтай с Ильясом по телефону до полуночи! На следующий день ни бодрости, ни дисциплины, ни телефона. Кстати, надо встретиться с ним сегодня. – лукаво улыбнулась она своему отражению. И тут же подхватила папку с дипломом, сумку и выбежала из дома.
Мобильный разразился громким лаем – звонила Алена.
- Да!
- Привет! Ну где ты? Ты, может, решила остаться без диплома? – вопрошала подруга.
- Нет, просто никак не могла найти телефон. Я уже в пути… Только… Вот черт! На шпильке бежать неудобно! Прикрой меня еще минут двадцать.
- Хорошо, жду, целую.
- Ага, давай.
Кира быстро засунула телефончик в карман сумки, и стала сосредоточенно искать ровный путь своим туфлям, про себя проговаривая основные тезисы дипломной работы. И тут перед ней возник статный юноша с огромным букетом роз.
«Вот же стал! Не пройти, не проехать. Придется по ямкам» - подумал девушка, и свернула чуть в сторону, но тут же услышала:
- Я хочу подарить вам незабываемую жизнь! – сказал юноша и протянул ей охапку приторно пахнущих роз.
Когда она взглянула на него, в голове мелькнула какая-то тень. Секунды растянулись, и она увидела себя, сидящую на полу в крови. Потом себя же, в койке с ремнями, испачканную чем-то подозрительно напоминающим рвоту, бледную, с широким шрамом вдоль щеки. На фоне видений эхом звучали слова: «Не отдавай… Ненавижу… Ты… Отдал… Умоляю… Ты… Ромочка… Прошу… Ненавижу».
Вдруг время встало на место. Юноша протягивал ей омерзительный букет и улыбался. Она ухмыльнулась, взяла цветы, сделала два шага в урне и бросила букет в нее. Повернулась и сказала:
- Незабываемую? Оставь себе.
Развернулась и зашагала в институт, оставив юношу стоять в недоумении. Стук шпильки об асфальт был странно громким, и эхом бил в висках. Удар… Еще удар…
Я притормозила, закрыла глаза. Услышала стук сердца. Сделала глубокий вдох, улыбнулась, стряхнула странное наваждение и поспешила дальше.
Весь день мне казалось, будто я сделала что-то очень важное.
04.04.2009
Свидетельство о публикации №209042700326
С Уважением Дарина С.
Дарина Солнечная 04.07.2009 21:32 Заявить о нарушении