Галерея

И каждый из нас в ней картина,
в той самой галерее жизни...

                Пролог

В мире существует множество вещей, которые радуют людей. Кто-то просто смотрит и умиляется, кто-то действительно приходит в неописуемый восторг, ну а кому-то как мне абсолютно безразлично это ишкуштво-шмишкуштво, будь это хоть музыка, хоть скульптура, ну или, в конце концов, живопись.
Именно поэтому я согласился на просьбу Фрэнка очень холодно, да и несколько нехотя.
Дом Дожи был небольшим отдельным от большого куска Франции островком и не смотря на всю свою красоту он не вызывал у меня никаких эмоций кроме: Эээм…
На мобильнике вновь заиграло La Valse Damelie и еще пару секунд я специально не брал трубку.
-Да, - спросил я щёлкнув пластинкой слайдера.
-Артем, вы на месте?
-Угу. Условия те же?
-Как обычно. Три картины, каждая в своём зале. Каждое полотно по два с половиной и если успеешь в срок, бонус прилагается.
-Bien.

Телефон скрылся в боковом кармане джинсов, а моя рука уже тянулась к дубовой ручке входной двери.
Окраина, окраиной, но дом запустили до состояния полного апофеоза.
Вдохнув глоток прохладного осеннего воздуха, я переступил через, казалось бы, родной порог.

Ах да, где мои манеры…я забыл представиться!
Артём Крайз - chasseur de tr'sor.



                Картина I: Жёлтое Сердце.

Вас никогда не посещало чувства некого непонятного и необоснованного спокойствия?
К моему удивлению в доме было чисто и опрятно лишь местами в углах пробивались клочки паутины, а на подоконниках лежала серая пуховидная пыль. Стены были оббиты недешевыми деревянными панелями и украшены множеством тканей, занавесок и прочей мишуры.
Комнат было четыре, картины три. Логичный вопрос - зачем четвертая?
“Ладно, с этим разберемся потом, а пока приступим”.

Через пару секунд я уже ковырялся в замочной скважине дубовой тяжеловесной двери, потому что как попросил заказчик - «чтобы всё было аккуратно, подчеркивая аккуратно!”.
Звонкий щелчок и моему взгляду предстала небольшая комната, три на три метра, абсолютно без окон и любых других проявлений солнечного света.
Кто говорит, что дешёвые туристические фонарики на алкалине давно устарели?
Небольшие манипуляции и маленький золотой диск упал на какой-то цветной отрывок, на стене. Когда диск сделал полный оборот по всей поверхности, стала вырисоваться чёткая картина обстановки, простите за тафталогию – картина.
Несмотря на мою профессию, я был человеком верующим, взяв в руки топор, я перекрестился, поцеловав ребро указательного пальца на котором виднелся старый крестовидный шрам.
Взмах…и что-то остановило мою руку,…
Казалось бы, обычное масляное полотно - плещущий океан, золотистый песок, кроваво-красный закат, отвесная скала, и…



“Остров Кайо Ларго, белая как самый чистый снег полоса рая в Карибском море. Считается что небо на всех одно, но это не так – над Кайо оно таким, каким хочешь видеть его ты.
Но не всё рай, где нет чертей.
- Флягу. Ножницы. Бинт.
Ларгосского работника колотило будто бы под ударами тока.
 - По дороге дайте ему еще обезболивающего, - сказала Алли протягивая сверток двум мужчинам державшим носилки.

Ещё одна спасённая из сотен жизнь, последняя…человеческая.

Когда все ушли, Алл смахнула каплю пота со лба и, забросив остатки бинта и медикаментов в сумку, сняла шлёпанцы и зашагала по белому и теплому, но все, же не обжигающему песку.

Не смотря на такую сложную и тяжелую не физически, а душевно работу она успела полюбить это место, успела полюбить просыпаться от теплого дыхания ветра в створки окна, успела полюбить спасать людей, успела полюбить прохладные Карибские вечера, но не успела полюбить…

Внезапно вдалеке, где-то за широкими крыльями пальм слышался тихий рык. Сначала Алл продолжала идти, не обращая внимания, но сделав еще пару шагов несколько настороженно, бросила сумку и побежала, перемешивая серебряную пыль.

В зеленых, немного подсохших от солнца кустах, лежал раненный, с пробитым бедром Лев. Единственное что он мог делать это лежать на спине и тихо, будто скуля рычать. Алл подходила ближе, боясь, что зверь наброситься на нее.

Но люди боятся не каких-то ситуаций, а самого страха зная, что страх это страх.

Её руки погладили льва по золотистой, с медным оттенком гриве, а губы шептали:  - Не бойся маленький, все хорошо. Тише, Тише…
Она чувствовала это тёплое золото внутри себя, у самого сердца.

Внезапно тихое скуление превратилось в глухое, грудное мурлыкание и в ту же секунду девушка вырвала занозу, закрывая рану ладонью. Животное лишь мотнуло головой, взмывая тропическую крошку в воздух.
 - Вот и всё мой хороший, а теперь полежи.
Через пару секунд она вернулась с ватой пропитанной какой-то мазью, которой забила рану. Алл обняла медную копну и с каким-то непонятным спокойствием задремала.
Уже темнело, девушка проснулась от песка сполна набравшегося в рот. Рядом не было никого, лишь её сумка и развесистая тропическая пальма.
“Присниться же…солнечный удар, наверное…”
Немного очухавшись она побрела до своего скромного бунгало в трёх километрах от небольшого и единственного на всём острове посёлка вспоминая то тёплое и необычное чувство что она чувствовала рядом с тем львом.

По ночам побережье Карибов начинает играть новыми доселе неизведанными для первопроходцев красками. Небо притворяется нежной, фиалково-пестрой ватой, месяц, будто серебряный серп, разрубает небо где-то посередине, а песок остаётся таким же тёплым но по ночному прохладным одновременно.
Алл проснулась от тихого, срывающегося на рык мурлыкания. Ноги сам от интереса повели её до окна, за которым сидел, смотрящий на неё своими алмазными глазами лев и тихонько мурлыкал как маленький котёнок.
- Подожди маленький мой я сейчас!
Через пару секунд , она вновь обнимала его золотую шерсть и мягкую гриву, а красный как детский леденец язык слюнявил и облизывал её щеки, и для неё не было больше счастья чем-то самое “львиное золото” у сердца…
Оно придет вновь и вновь, но однажды всё будет не как обычно, не как мы хотим, а как должно быть.
Каждый её день сводился к ожиданию вечера, тяжелые дни спасения люди пролетали как секунды, а минуты с ним длились часами…
Но снова ночь, она подходит к окну, и там нет ничего кроме холодного тропического серебра и тяжелой будто отколовшийся булыжник тоски на душе…
Алли бежала босиком не жалея ног, грустный хрусталь скатывался по щекам и падал на песок оставляя за собой влажную крапчатую дорожку. Вдалеке во всё тех же кустах слышался тихий подавленный рев, будто бы плакал человек…
-Маленький мой, что слу…
Ей больше не надо было слов…
В брюхе животного зияла открытая рана с кусками свинцовой дроби, из которой в несколько струй бежала кровь, выпуская в воздух одну, бесценную львиную жизнь…

После этого никто больше не видел прекрасную девушку Алл, лечившую кубинских детишек и взрослых от “райских” недугов и бытовых ран. Самолет с экспедиторами который прилетит за ней через месяц не найдет ничего кроме пустого бунгало и кучи разбросанных вещей.
Однажды ларгосские рабочие найдут на окраине острова растерзанные останки группы неизвестных браконьеров.
А по ночам над райским Кайо Ларго, будто с небес будет слышен лишь рёв одинокой львицы Жёлтое Сердце..."

Промедлив ещё пару секунд, руки всё же нанесли удар по раме, но он был нанесён настолько ювелирно, что сталь проскользнула по ребру, высвобождая масляную душу из старых, затхлых оков.
“Ну, вот одна треть сделана”
Короткая отрывистая улыбка проскользнула на моих тонких губах, но как появилась – так и исчезла.
Моя рука подхватила падающее полотно, пока другая уже держала раскрытый тубус. Опять же заказчик попросил быть осторожней, поэтому гобелен я заворачивал не торопясь. Крышка глухо хлопнула, и еще раз оглядевшись на теперь абсолютно безжизненную комнату, я вышел прочь.

Вам интересно, почему я стал охотником за сокровищам (да, да звучит пафосно, но на деле…).
Обычное детство в панельной хрущёвке с мамой и двумя сестрами. Зарплата в 5000 рублей на четверых и пустой холодильник. Вдобавок осознание того, что если не вырваться то так и закончишь инженером на подшипниковом заводе с зарплатой едва хватающей, на те самые соевые котлеты, которые будет готовить моя милая усатая пышка жена. Одиннадцать классов, троечный аттестат и путёвка в ПТУ парикмахерш….
Попрощавшись с друзьями, сестрами и матерью я отправился покорять столичную. Там РУДН, три курса с отличием и путёвка во Францию на учёбу по обмену, там же и дополучил злополучное образование.
Ну а какие дороги открыты выпускнику с такой бумажкой как:
Diplome universitaire de technologie?
Любые! Только для начало надо было найти работу…
Так я и познакомился с Фрэнком.




                Картина II: La rose bleu clair

Одна позади, две, а точнее три впереди. Время есть, но не стоит о нём постоянно думать, а иначе как с мужскими трусами – пока не полезешь туда чтобы убедиться, что там что-то есть, ничего не мешает, а стоит хоть раз подумать и что-то начинает постоянно свербить.
Следующая комната была по коридору налево, свет тоненькими полосками заливал старый пошарканный паркет, на стенах лозами свисало какое-то экзотическое растение плавно переходящее и опутывающее дверь второй комнаты. В моём рюкзаке можно было найти все, начиная от зубочистки, заканчивая картиной в два с половиной куска зеленых. Охотничий нож не был исключением, поэтому проблем с буйной растительностью не возникло.
К моему удивлению только корни и держали двери.
Ноздри сами стали втягивать сладкий, будто карамельный эфир, витающий в воздухе овальной комнаты. Разница с предыдущей комнатой была видна моментально, множество резных будто бы кукольных окон, вазоны с цветами, шикарный, но подсохший и немного пропахший затхлостью палац, и картина…еще одна…
Этот гобелен был раза в полтора больше предыдущего и рассматривать его было проще из-за обилия света:
Множество пастельных линий изображали какую-то французскую улицу, похоже, Монмартр. Вдалеке, в перспективе виднелась гладкая, будто бы наполированная брущатка, высокие развесистые фонари, аккуратные не повторяющиеся домики и лишь один выделялся из них – невысокий будто бы сгорбленный цветочный магазинчик с немного перекошенной и выцветшей надписью Mille Fiori. И худощавый старичок в очках половинках, темном пропахнувшим пыльцой фартуке и красной, от чего-то посиневшей на кончиках лепестков розой в руках…

“Франция, Париж, Монмартр.…Эти слова звучат как музыка, как прекрасная летняя лёгкая и неповторимая музыка. А что может быть лучше и уместней в этой атмосфере – конечно же, любовь!
Любовь, стихи, музыка, и, в конце концов, цветы!
Именно поэтому все прозвали Франсуа Парри – продавцом любви.
Старая лавка его отца со временем преобразилась в небольшой и уютный магазинчик Mille Fiori. Как только лёгкая стеклянная дверь приоткроется, а колокольчик издаст короткую трель, приветствую нового клиента – в разум тут же врывается сотня запахов: Розы, фиалки, гладиолусы, лилии, герберы, гвоздики, пряности, и главный аромат – аромат витающей в воздухе нежности и тепла.
-Доброе утро Франсуа!
-Здравствуйте мсье Леранс!
-Сегодня мне нужно что-то особенное для старушки Лиз, у неё день рождения, - сказал, улыбаясь, высокий худощавый мужчина в сером костюме и деревянной резной тростью.
-Секундочку…
Франсуа исчез за кипой огромных букетов и через пару секунд вернулся обратно шелестя прозрачной упаковкой с аккуратно приделанным белым бантом и золотистой нитью.
У старика лишь открылся рот от того насколько был прекрасен букет.
-Да ты просто волшебник! Сколько с меня?
-Мсье Леранс, просто передайте моё искреннее поздравление своей мадам.
-Что вы, что вы…спасибо мсье Парри! Как говорил мой отец:” Donn’ - reviendra enti’rement”
Франсуа лишь вновь искренне улыбнулся и провёл старика довольным взглядом.

Вот так проходит каждый день продавца любви. Множество цветов и чувств которые дарят они. Крупица счастья в океан немного прогнившего и серого мира. Но тут вечер, улицы Монмартра оживают и приобретают другие краски, а тому самому продавцу любви преподносится главный подарок в его жизни…
-Ну что Кви будем закрываться?
Так ласково Франсуа называл свою птичку, висевшую под потолком магазинчика.
Он наклонился к прилавку в поисках таблички Est ferm, как вдруг колокольчик вновь издал короткую, еще более короткую, чем обычно трель. Мужчина поднял голову, но никого не увидел. Зато кое-что услышал – детский плач.
Франсуа подошел к корзине с малышом и, посмотрев ему, в разноцветные глаза-бусинки его губы смогли прошептать лишь одно слово:
- Le Cadeau…

Шли годы, малыш рос. Постепенно он стал помогать уже не молодеющему Франсуа. Магазинчик угасал и терял прежний колорит, но тёплая семейная атмосфера всегда сохранялась в доме продавца любви.
Как-то четырнадцати или пятнадцатилетний Кадэо спросил отца:
“-Отец, ты продаешь цветы и это прекрасно, но почему люди на улицах называют тебя продавцом любви? Ведь любовь не продается!
На что немного поседевший, но всё с той же доброй улыбкой на губах Франсуа отвечал:
-Знаешь Кадэо, посмотри за окно, что ты видишь?
-Я вижу темную но пестрящую иллюминацией улицу.
-Еще?
-Серебристо-лимонную луну которая светит и одновременно греет, людей гуляющих по Монмартру, целующиеся парочки, еще…
-Сын знаешь почему люди влюбляется в друг друга, дарят то самое лимонное тепло друг другу, искрящие броские взгляды, нежные, но бесценные прикосновения?
Кадэо лишь промолчал, продолжая поливать цветы.
-Потому что я продаю им то, без чего аромат любви не будет столько сладок, прикосновения не будут столь теплыми, а молчаливые секунды будут казаться чересчур многословными – цветы. Но если забывать поливать цветок семя, которого ты зародил его лепестки начнут мёрзнуть и увядать.”
Он окончит школу, неплохой парижский университет, но однажды повстречает свою первую и, по всей видимости, последнюю любовь. Она ворвется также неожиданно, как в жизнь простого продавца цветов Франсуа Парри когда-то ворвался сам Кадэо.
Он будет бегать к ней каждый день, принося небольшой, но всё же прекрасный букет красных собранных стариком Франсуа роз, и так и не познакомит её с ним.
Он будет убегать тогда, когда отец будет просить остаться на пару минут и помочь с магазинчиком, а усталый Франсуа будет надевать свой фартук и, сметая очередную кучу листьев и шипов грустно напевать себе что-то под нос.
Как-то он придет и попросит у отца денег на кольцо, захочет сделать предложение любимой.
-Держи Кадэо,здесь полсотни франков, но постой! А как же цветок!?
А он лишь отмахнется, выйдет прочь, и забудет позвать Франсуа на помолвку
Пройдет много лет, у него родятся дети, он переедет на окраину Франции, и проведёт свой остаток жизни так как хотел, но каждый день он будет задумываться над тем, что чего-то всё-таки не хватает, но в рутинной суете вновь будет забывать об этом.
А старик Франсуа, каждое утро будет садиться у своего такого же сгорбленного и подсохшего магазинчика, как и он сам. На деревянную, немного скрипящую скамейку, глядя на просыпающийся лимонный диск, и будет держать ту самую красную розу, замерзшую от одиночества, как и его сердце…”
Картина не отпускала моего взгляда ,будто бы тянула к себе и говорила со мной, но на сей раз рука не дрогнула. Рама висела на загнутом гвозде, который пришлось вырвать с “мясом”.
Когда я начал резать дешевую пенопластовую рамку(хм…а издалека выглядела дороже) как пачку масла, моя рука случайно коснулась полотна и на секунду мне показалось что прямо сейчас я стою рядом с тем старичком с картины и тепло, будто по дружески ложу руку к нему на плечо. Очки половинки повернулись, а два печальных, разделенных осколка седого сердца смотрели на меня.
Я резко одёрнул руку и глотнул немного приторного воздуха комнаты.

“Вот чёрт, привидится же такое…”

Просидев в оцепенении еще пару секунд, я достал дешевый баллончик Taft-для волос и стал равномерно наносить его на оголённую пастель.

“Пару минут, и можно будет заворачивать.”

Фрэнк был обычным тридцатипятилетним американским мужиком с абсолютно гладкой, как яйцо головой, небольшим пивным животиком и порой дурацкой, но всё же дружелюбной улыбкой.
Мы познакомились в одном мексиканском текила-баре, когда Фрэнк в огромном сомбреро и почти опустошенной бутылкой текилы в одной руке. И кастаньетой в другой, танцевал сальсу на капоте какого-то спорт-кара и при этом, цыкая языком, думал, что он кактус. Я заплатил свои последние полторы сотни, чтобы этого лысого койота не упекли в Carcel.

На утро он, долго извиняясь, сказал, что знает как меня отблагодарит, попросил оставить свой номер, и не обманул. К вечеру на телефон позвонил некто: ”Яотфрэнка” и предложил одно небольшое дельце на пару тысяч.
А какие у меня были варианты, да и кто откажется так неплохо наварить на том, чтобы спереть что-то и откуда?
Но откуда я знал, что это антикварные письмена из городского музея?!





                Картина III: Время


Ну что ж, оставалась последняя картина и мини-десерт для моего любопытства.
Чем дольше я бродил по дому, тем чаще меня что-то щекотало в глубине души. Дом стал уже как родной, мне казалось, что я знаю каждый угол, каждую паутинку на стене! Вдалеке я увидел миниатюрную дверь из толстого мутного стекла – ни ручек, ни скважин…вообще ничего!
“И что теперь?”
Над головой возник, будто мультяшный жирный и кучерявый вопрос. Пару секунд…и вот стеклорез аккуратно размещен прямо в центре прохода. Хруст, треск и раздражающий многих звук метала по стеклу.
На другом конце меня ждали последние два с половиной миллиона, правда не в денежном эквиваленте, но это, разумеется, лишь вопрос времени. Сначала сумка, потом и я сам оказались в комнате с зеркальными стенами и потолком занавешенные тугим плотным сукном.
“Холодный молчаливый бетон под ногами и куча закрытых зеркал вокруг – похоже на психушку…”
Оставалось сорвать ткань и понять где же искомая реликвия.
В углу виднелась тугая, завязанная как праздничный бантик портьерная ткань. Я почувствовал себя ребёнком на новый год, только вместо коробки с машинкой или, например игровой приставкой, меня ожидала кое-что, посолидней.
Одно движение и моему взгляду предстала будто бы объемная окружающая меня в серых тонах картина:
Тихая ночная улица, тусклый свет одинокого фонаря. Автобусная остановка со спящим на ней бродягой, блики машин и автобус. Небольшой с пуговками фарами автобус, небольшая кабина и единственные открытые двери с невысоким пареньком тянущем руку к густому серому туману, стелющемуся по асфальту…

“Обычный город, обычные люди, казалось бы, обычный вечер…
Мы все живём в такое время, где сложно представить жизнь без достижений современной техники – будь то авто, компьютеры, мобильные телефоны и т.п. Во всём этом мини хаосе в голове начинается буквально каша из топора.
Люди становятся меркантильными и ленивыми, забывают некоторые важные вещи, некоторых важных и ценных людей, ценность которых измеряется не мешком стодолларовых купюр, а небольшим свёртком человеческих чувств. Мы начинаем смотреть на качество ткани, а не на цвет глаз. Мы слушаем звук его авто, а не голос. Мы ласкаем дорогую мебель вместо того чтобы просто коснуться его руки…

Илья не любил подаренное ему авто которое пылилось в гараже, он не любил велосипеды, считая их несколько громоздкими и насовсем пригодными для постоянного движения, он любил ролики…
А почему нет? Удобный и скоростной вид транспорта, если за спиной рюкзак то место для них найдётся и там, но порой приходиться изменять своим вкусам и пользоваться общественным транспортом. Сегодня у него выдался неудачный, если даже не утомительный день. И еле успевая, он сел, в последний вечерний автобус тут же заняв место у окна, вглядываясь во множество фигур бесцельно бредущих по улицам, не понимающих чего они сами хотят, но смело заявляющих, что жизнь у них плохая, а где-то там она лучше. В ушах играли пуговки наушников и потихоньку накатывала лёгкая дремота, как вдруг кто-то сзади постучал его по плечу.
-Что та…
На него всё той же широкой и безумной доброй улыбкой, все теми же грустными, но одновременно задорными глазами смотрел его лучший друг детства о котором он не слышал ничего с окончания школы.
-Ну, привет дружище.
-Йо, мон! Как ты?
-Если честно то я удивлён точно также как и ты. Далеко путь держишь?
-Домой. Пара остановок отсюда. А ты как? Как учёба, работа? Чем вообще занимаешься?
Илья пододвинулся, указав другу на рядом с ним свободное место, но собеседник лишь устало улыбнувшись, отрицательно кивнул.
-Да ничем особенным, учусь как обычно, по вечерам подрабатываю. Вообщем на жизнь хватает. Что не звонишь?
-Да ты знаешь, номер где-то завалялся, потом переезды, поступление, сессия, кое-какие дела, ну и так далее…
-Понятно.
Воцарилась неловкое секундное молчание.
-Может, зайдем ко мне, выпьем по пиву, расскажешь как ты, а?
-Нет, Илья, спасибо. Мне сейчас выходить.
Он хлопнул его по плечу с тем самым теплом из детства и ,у него не нашлось слов. В голове пробегали мутные, какие-то чуждые, и одновременно близкие флэшбэки из детства. Но он не мог вспомнить, как его зовут. То ли Саша, то ли Костя. А может Ринат?

На следующий день он сядет в автобус в такое же время и снова встретит его. Они перебросятся парой фраз, вспомнят что-то из детства, первую учительницу, задорно посмеются. Илья вновь позовёт его к себе домой, но незнакомый друг вновь откажется под предлогом спешки.

На третий день, встретив его он, тут же попросит телефон, они вновь перебросятся парой фраз и вновь он откажется от приглашения, но перед уходом скажет:

-Не откладывай звонок на потом-потом может наступить слишком поздно.

Илья вернётся домой, бросит телефон с записанным номером на стол и как обычно забудет.
Потом подхватит не то грипп, не то простуду и пару дней пролежит дома. В один из рабочих дней, в вечерней толкучке, вдалеке, почти на другом конце автобуса он увидит его. Попытается прорваться сквозь толпу, ухватить его за руку и сказать:”Постой дружище!”
Но тот лишь торопливо поспешит к выходу. Илья остановится на подножке, вытащит телефон, трясущимися пальцами найдет тот самый безымянный номер и, услышав женский голос, вспомнит что его зовут Миша…

-Алло.
-Да, здравствуйте я могу услышать…Мишу…мы учились вместе…я его друг. Друг!
-Вы, что, издеваетесь?!
-Простите, просто он дал мне этот номер и…
-Он не мог вам его дать! Миша погиб полгода назад в автокатастрофе…

Рука невольно выпустила телефон, губы лишь ловили свежий вечерний воздух, а рука, которая указывала на невысокий, но какой-то родной, по детски тёплый силуэт, пыталась поймать лишь густую дымку, расплывшуюся по ночной дороге.

Ты не спешишь, боясь не опоздать,
И ты не медлишь, не боясь быть первым.
Но стоит лишь поистине ценить тот миг,
Когда душа твоя полна надежды…”

Блики фар в темно-зеркальном асфальте, густая дымка, люди…
Всё казалось настолько реально, даже гораздо реальней предыдущего случая с полотном. Но внезапно блики погасли, гудение стихло, и теперь среди сотен зеркал я выделялось только одно: Небольшое прямоугольное, с закруглёнными краями зеркало с легкой мутноватостью на поверхности.
Не отрывая взгляда, я протянул руку, касаясь зеркального тумана. С трудом перебарывая желание вновь гладить зеркало, я достал всё тот же охотничий нож. Сталь коснулась миллиметрового расстояния между зеркалами, и под приложением небольших усилий зеркальное полотно потеряло связь с камнем стены и начало падать вниз.
Ловким движением руки я подхватил выскальзывающий из рук зеркальный туман но края были настолько острыми что со скрипящим хрустом разрезало кожу ладони и с глухим, будто деревянным стуком упало на холодный бетон.
“Вот чёрт!”
Ни трещин, ни осколков, ни сколов…всё тот, же гладкий овал лежал на полу.
“Эмм,…похоже, вечер забав и неожиданностей продолжается”
Буквально на корточках я подполз к разворошенному рюкзаку и стал судорожно искать хотя бы намёк на бинт. Сгодилась и запасная футболка.
Теперь следовало придумать что делать с загадочной зеркальной картиной. Но как она нарисована, что я, ни черта не вижу кроме каких-то серых кудрявых клубов?! Конечно, другие зеркала, наверное, находятся под определённым углом отражение, как-то проецируя картину и…
Рассуждения стоит оставить всяким философам, мое дело в другом.
Где-то в недрах своего безграничного рюкзака мне удалось найти аккуратно сложенный кусок шелка который в аккурат подходил под находку. Все также осторожно, и с некоторым трепетом я стал укладывать зеркало рядом с небольшим тубусом и деревянным узким коробом.
Ещё пара секунд упаковывания и собирания и мои ноги вели меня на встречу к последней(я, по крайней мере, надеялся что последней) загадке.
Дело сделано – теперь немного личного интереса.

За музеем музей, пара частных домов толстобрюхих богатеев, неплохой заработок…мечта!
Ну, за исключением постоянных ран, ссадин, свинцовой дроби в заднице и опаленных волос.
Фрэнк познакомил меня с еще парочкой “добрых” и не желающих мараться самим людей.
По утрам пара километров по городу, вечером скромные, но уютные бары и немножко хереса. Раз в пару месяцев небольшое дельце и вновь свободное время. Я знаю всех – меня не знает никто.
В принципе меня не удивил очередной ранний звонок Фрэнка(он любил звонить по утрам и взведённым голоском говорить мне о том что у него есть выгодное дельце и никто кроме меня не справится лучше!),но на сей раз его голос был как никогда серьезным.
Речь шла о каком-то старинном доме на окраине и нескольких раритетных не то картинах, не то скульптурах. Подробности как обычно у заказчика – лысый койот был лишь связующим звеном между нами.
Заказчик был немногословен и говорил с необычным акцентом, но его биография не моё дело. Аванс вперед, немного снаряжения и можно работать.



                Эпилог: Краски

И вновь пустой паркетный коридор, немного затхлости, смрада, и семь с половиной миллионов за спиной…
Мой разум говорил:
“Бросай всё к чёрту и иди за деньгами! Если такой любознательный, купи энциклопедию!”
А душа и страсть к авантюрам:
“Ты чего парень, бросай всё иди туда! Бабла еще заработаешь, а такое не повторится”
И что мне прикажете делать?!
Разум ничто – желание всё.
И вот я бреду к аккуратной резной двери, каждый шорох эхом отдается в ушах, а сердце бьется в ритм шага. Глоток плотного смрада и рука легла на стальную вытянутую ручку.
Дверь открылась абсолютно бесшумно, перед глазами предстала небольшая уютная комната с камином, в котором тихо тлели угольки, мягким чистым паласом, абсолютно голыми стенами и креслом-качалкой, в котором ритмично покачивался невысокий, среднего телосложения мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти, с седой аккуратно выстриженной седой бородкой, потертых джинсах и футболке. Незнакомец поднял взгляд и заговорил своим тихим, теплым баритоном.
-Здравствуйте молодой человек. Не часто у меня бывают гости…
Мужчина взял черный уголёк с газеты на полу и подбросил в огонь.
-Ну так по какому поводу ваш визит?
Пару секунд я молчал недоумевая от несколько домашне-отеческой атмосферы.
-Собственно…эм…обычное любопытство. Я живу тут недалеко и решил посмотреть дом, потому что мы с другими учёными из нашего научного центра хотели бы повести раскопки вокруг чтобы…
-Не стоит перевирать молодой человек. Кстати как вас?
-Дилан.
Рюкзак сам соскользнул с плеч и навалившись на мои ноги нашел себе удобное место около двери.
-Опять ложь. Не стоит начинать новое знакомство настолько недоверчиво. Я Винсент Хайс.
Мужчина поднял указательный палец правой руки, пока левая наливала немного изумрудной жидкости в хрустальный приплюснутый бокал.
-Пьете?
Голова сама по себе лишь отрывисто качнулась.
-Ну, так вот. Присаживайтесь, располагайтесь, а я вам сам расскажу о вас то, чего вы не желаете рассказывать мне.
Ноги сами будто сахарные довели меня до мягкого кресла напротив мужчины и заставили усесться.
-Вам чуть больше двадцати, но немного не дотягиваете до тридцати. По вашему едва заметному акценту, который вы почти научились скрывать, кажется, что вы откуда-то из Польши, Латвии или России. Вы не учёный – вы авантюрист, о чём говорят ваша свободная, удобная одежда и рюкзак с чем-то походным и необходимым. Глаза отражают вашу доброту и простоту, но в застенках видна толика одиночества. Вы зашли сюда из-за любопытства, которое я считаю нужно поощрять.
Мужчина задумчиво посмотрел куда-то в сторону, и, повернувшись ко мне опять заговорил:
-Вы можете задать мне абсолютно любой вопрос – ответом, на который не будет ложь.
-Простите – меня зовут Артем. Но, тем не менее, я ничего не понимаю!
-Ничего, скоро поймете. Так какой вопрос?
-Кто вы, и что вы делаете в одиноком полузаброшенном доме с какими-то загадочными и даже мистическими картинами, от которых меня буквально передёргивало и всё казалось таким реальным! И почему ими интересуются толстосумы из аге…
-Это уже не один вопрос юноша, но я постараюсь ответить на них.

Я никогда не был художником, не знал всей этой: перспективы, аллюра и прочей мишуры. Моя миссия для общества – менеджер во французской фирме по продаже навигаторов и прочей техночуши.
Была у меня и красавица жена – Дэбра. Всё как у людей – свадьба, кольца, пьяный вдрызг тамада и обезьянка с гармошкой.
Через пару лет родился Жак. Спустя еще три года Дэб подарила мне Лукаса.
Жизнь была не сказать, что хороша, но на хлеб и бокал вина хватало.
Но знаете – никогда не бывает что-то хорошо, пока не будет что-то плохо…
Через год Дэб сильно заболела – рак спинного мозга. Протянула еще пару месяцев и умерла у меня прямо на груди. На руках у меня остался пятилетний Жак и годовалый Лукас. Приходилось сутками работать не покладая рук. Я сел на стакан и тогда же впервые в жизни нарисовал.
Сроду в руках не держал ни карандашей, ни фломастеров, ни красок, да и максимум мог нарисовать палочных человечков. Но тут что-то нашло, и когда я проснулся после очередной попойки обнимая одной рукой свои гениталии, а другой масляное полотно я понял что нарисовал…
Это была картина тоски, памяти и любви о Дэб. И я назвал её Желтое Сердце.
Артём вы знаете, что бывает с красками от времени? Правильно они выцветают, теряют прежний блеск, колорит…душу что ли?
Так и моё сердце – потускнело и ссохлось.

Шли годы, ребята росли. Я бросил пристрастие к алкоголю, нашел более удобную и немного более высокооплачиваемую работу. Картину забросил на самую пыльную полку до лучших времён.
Время течёт как сухой песок, меняются реалии, но порой дети забывают всё то хорошее что мы для них делаем.Жак уехал на юг Канады на заработки и не вернулся, лишь изредка поздравлял с днём рождения. Лукас в одном из турне нашел молоденькую гречанку и тоже уехал куда-то в Никосию или Халкидики.
Остался я и немного лёгких наркотиков. День за днем, немного эйфории, немного блевотины на диване и вновь в забвение абстрактного царства. После очередного четырёх вагонного экспресса мои руки нашли немного завалявшейся пастели и дикими, но будто бы мастерски отточенными движениям замазали девственный холст.
Наутро же я проснулся как новенький. Ничего кроме абсолютного желания смыть весь снег, принять душ и пойти куда-нибудь в осенний парк кормить голубей.
Знаете, я впервые в жизни почувствовал себя независимым, лёгким, свободным…
Деньги – сухая ветошь. Дорогое авто – желание увеличить моральные яйца.
Вот скажи, а что тогда ценить на этом сферообразном папье-маше с картонными размалёванными человечками?
Я продал свою элитную квартиру, немного не новое, но все, же неплохое авто, и купил участок на окраине с небольшим ветхим домиком. Своими руками переделал все комнаты. Вы спросите для чего мне столько пустого помещения, если я одинок? Для того что у меня только и осталось – для памяти.
Жёлтое Сердце я поместил в небольшую, но уютную комнатушку закрыв всё своё горе в девяти квадратных метрах. Картину леденящей печали, которую я нарисовал под кокаином или “Синяя Роза Печали” была закрыта в южной всегда солнечной и зелёной комнате.

Знаете, что бывает, когда ты понимаешь, что теперь одинок? Ты понимаешь, что теперь тебя абсолютно ничего не держит в этом мире, да и после себя ты вроде чего-то оставил. Ты начинаешь жить для себя, не ища чего-то нового, а довольствуешься минувшим…
После тех творческих приступов, я решил сесть за краски всерьез. Но мне было не интересно просто марать полотна пушистыми кистями и порошками, я хотел чего-то необычного, а может и глупого. Немного стекла, песка, лака и высокой температуры.
Третью комнату я всю покрыл зеркалами, потому что когда люди смотрят в зеркало, они будто бы смотрят в душу собственному страху, пороку, достаткам и недостатком. И среди сотен этих зеркал я повесил свою картину – Время.
Вы спросите, почему время?
Время – это скользкая и текучая масса, порой она густая как нуга не способная пропускать чего-то лишнего, а порой несётся, как река не давай оглянуться вспять. Если сегодня ты сделаешь что-то, то завтра или послезавтра, а может через пару лет оно вернётся как луч, отражённый от зеркала.
Теперь я уже не мальчишка, руки порой трясутся, глаза немного подводят, поэтому я провожу в этой комнате большинство своего времени у тихо потрескивающего камина в мягком велюровом кресле-качалке и вспоминаю былое за бокалом прохладного хереса или виски, листочком бумаги и тонким пожеванным карандашом.
Винсент провел рукой по волосам и осушил изумрудный бокал.
-Знаете Винс, я бы хотел перед вами извиниться. Просто извиниться.
-Но за что Артём?
-Порой люди делают глупости осознанно, а порой случайно. Мы живем, так как хотим жить, и в целом это правильно, но всёгда есть что-то не так и не впопад. Неприятная мелочь сменяется приятной, радость разочарованием и мы не пытаясь зреть в корень, а тихонько катимся дальше по протоптанной заранее тропинке.
-Похоже моя тропинка кончится обрывом.
Старик улыбнулся и бросил еще один уголёк в камин.
-Думаю, мне стоит идти.
Я поднялся с низкого размашистого кресла и подошел к валявшемуся на полу рюкзаку с примотанным к лямкой тубусом.
-Мне кажется это ваше.
Тубус, шелковое полотнище и хрустящий короб лежали на деревянной овальной столешнице.
-Да вы неплохо преуспели молодой человек. Но сейчас вы сделали то что считали нужным – не украли у старика кусочек его памяти. Присядьте, выпейте, составьте мне компанию.
-Благодарю, но думаю не стоит.
-Понимаю, понимаю…
Винс похлопал меня по плечу будто немного напакостившего ребенка.
-Прощайте Винсент. Приятно было с вами познакомиться.
-Au revoir Артём, будьте счастливы.
Я развернулся к входу с облегчённым рюкзаком доставая из кармана слайдер, как вдруг старик окликнул меня.
-Постойте, у меня для вас кое-что есть.
Старик покопался в немногочисленной кипе бумаг и достал небольшой пожелтевший свёрток.
-Это вам, вспомните о старике Хайсе когда будет время.

Знаете порой приходиться что-то менять. А порой и забывать. Но я никогда не забуду того старика с безумными искрящимися глазами, сухими, мягкими трясущимися руками, но тёплым и ритмичным, бьющимся против такта жизни сердцем.
- Это вам мсье Хайс.
Я сорвал, белую простыну, с небольшой, с ладонь картины и поставила её на постамент рядом с надгробием.
Внезапно в кармане завибрировал телефон, не отрывая взгляда от картины я достал мобильник:
 - Да Клэр, скоро буду. Скажи маме с ребятами, что через минут двадцать. Просто заехал навестить одного старого друга.
Красное зарево закатилось за заоблачную вату, дотягиваясь до меня лишь обрывками своих алых ладоней. На картинке был изображен немного седой мужчина сидящей в небольшом покачивающемся кресле и молодой немного чумазый невысокий парень с рюкзаком на спине. Они жали друг другу руки смотря на потрескивающий в камине огонь.
Старик нарисовал эту картину еще за год до нашей встречи на клетчатом желтоватом листке карандашными набросками.
-Вы были правы Винс, порой стоит что-то менять…