Таёжный секс

               

                Ю. Фельдман.

Таёжный  секс



    -   Несмотря на Вашу рубашку в ромашках и сандалеты, служите Вы а, может, уже и отслужили в Органах, и судя по татуировке на руке, скорее всего, на Севере, а глядя на Ваш чудный самодельный наборный мундштук, не исключаю, - подарок какого-то заключённого. Я не очень ошибся?
Мой сосед с усмешкой взглянул на меня:
-  Откуда такая догадливость, уважаемый Шерлок Холмс?
-  Скорее уж доктор Ватсон, потому что я – врач, ну и Органы мне известны не понаслышке.
-  Бывали у нас?
-  Бывал, бывал. Сидеть, правда, не довелось, не служил, хоть и приглашали. А консультировать приходилось. Вредность у Вас слишком велика, никакими окладами и процентами не окупается.

-  С вредностью у нас всё в порядке. Вы, наверно, ещё и по моим офицерским брюкам судите?
-  По ним меньше. Давно заметил - есть какая-то неуловимая печать или печаль в глазах тех, кто долго работает с заключёнными. Если не возражаете, давайте знакомиться, похоже полтора суток вместе ехать.
-  Возражений не имею.  Владимир Иванович, или лучше Владимир.
-  Меня звать Илья.

  Мой попутчик среднего роста, коренастый, начинающий полнеть, лоб с большими залысинами, лицо круглое, крепкое, почти без морщин. Глаза карие, цепкие, присматривающиеся. Охотно улыбается, но всё равно добродушного впечатления не производит. Мы в купе вдвоём. Отпускной сезон лишь начинался, и вагон был полупустым. Быстро нарезали закуску, сходили за стаканами. Сосед достал бутылку армянского коньяка с кучей звёздочек и удивился, что я решительно остановил его на половине стакана. Он же налил себе полный.

  Выпили за знакомство, и выяснилось, что едем мы оба в отпуск. Он в свой санаторий МВД в Сочи, а мне, ввиду приятной случайности, досталась путёвка на турбазу, но всё же на юг, где тепло,и к морю.
 Было это в середине переменчивых восьмидесятых годов.  Мой собеседник видно обладал хорошим аппетитом и умел выпить. Стакан коньяка почти никак  на нём не отразился.
-       По какой части в медицине служите?
- По венерической, но немного и по кожной. А Вы?
- Ну, теперь понятно, зачем Вас к нам приглашали. А я закончил политучилище в  Сосновой Поляне и всю жизнь отслужил в Исправительно-трудовых учреждениях, короче, на передовой борьбы с криминалом. Сейчас – замначальника по политчасти в одной из колоний на Медвежке.

-   С рецидивистами что-ли?
-   Так точно, с  ними.
-   Чем же занимается, простите, с такими политработник? Может, перевоспитываете?
- Считается, что да. Стараемся, чтобы не забыли, что они люди. Рассказываем, чем живёт страна. Среди них полно малограмотных, тёмных, одичалых. Работы много, толку маловато. Рутина. Ладно, доктор, не будем о грустном, поговорим лучше с бутылочкой, что коньячку киснуть. Ну-с, за удачный отпуск! – Он подмигнул и хохотнул.
 -  Налейте чисто символически, у меня на коньяк аллергия. Скоро чихать начну и зачем  добро зря переводить. А Вы пейте, расширяйте свои сердечные сосуды. Ну, ваше здоровье, и чтоб  женщины любили!
-  Спасибо, Илья, определённо не помешает. За несгибаемость всегда, а не только по утрам, когда не до него.

       Постучались в дверь. В купе заглянула молодая, крепенькая, быстроглазая проводница.
-  Чаёк пить будем? – пропела она, казалось, предлагала не просто чай, а нечто более лакомое.
-   Будем, будем, – дружно вдохновились мы.
    Девушка  улыбнулась, нарисовав ямочку на щеке, и, махнув короткой косичкой, исчезла. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, видно отпускные наши мысли были весьма схожими.
-  Чаще в зеркало поглядывать надо, Володя. Вы что, полтинник уже разменяли?
-  В прошлом году. Дослуживаю.

 Мы грустно пошутили и, как нередко бывает у случайных попутчиков, охотно поделились воспоминаниями о своих молодых годах и мужских успехах.
  Вошла проводница с чаем. В ответ на наши шутки, комплименты и предложение посидеть, угостить вкусненьким, отвечала со снисходительной полуулыбкой, мол, говорите, дяденьки, говорите и, оставив аромат юности и дешёвых духов, исчезла.
  -  Вот так то! От ворот – поворот. Послушай, Илья, может перейдём на «ты?»
-   Почему ж нет? По рукам!
-   По такому поводу надо срочно прикончить бутылочку, зачем божественному напитку выдыхаться!

   Выпили, закурили. Сосед, расстегнул рубашку, расслабился и стал меньше похож на военного одетого в гражданское. Я, сдерживая подступающий чих, тоже немного опъянел и Владимир казался мне чуть ли не приятелем. Мужские разговоры, особенно дорожные, чем бы ни начинались, неизбежно переходят на женщин.
-  Знаешь, глядя на нашу проводницу, вспомнилась мне похожая на неё девчонка и  случай, который я, видевший разное, и поверь, очень страшное, не могу почему-то забыть.  Так вот В то время заканчивал я учёбу и был командирован на практику в один лесной ГУЛАГ. Рассказывать?

-   Конечно. Меня, как пьяницу к вину, тянет к необычным людям и нестандартным ситуациям.
-   Так ты, может, того, книжки пописываешь?
-   Нет пока. Давно чувствую, пора. Может когда и соберусь.
-   Обещай, если и напечатаешь эту историю, то не раньше, как лет через десять, чтоб я мог спокойно на пенсии ковыряться на даче.
-  По рукам. Так начинай же!
-  Ну, любопытный, слушай. На Севере России имеется такой край – Коми называется. Земля богатая - уголь и нефть, есть рыбка ценная и олешки, но основное – лес. Как писал один зековский поэт: «Один лишь лес кругом, один лишь лес, да человечьи слёзы». А кто лес пилит – рубит, заготавливает? Они, конечно, зеки. Значит, есть и лесное управление лагерей. И вот туда – то направляют меня, молодого офицерика, сразу после окончания училища политработником, воспитателем. Что я тогда в конкретной жизни колонии и психологии заключённых понимал? Да, считай, ничего. Теоретик. А  происходило это вначале правления Брежнева и романтика шестидесятых ещё не выветрилась. Я ещё на полном серьёзе мечтал, что начну их перевоспитывать, и они, раскаявшись и перековавшись, дружно вольются в ряды строителей нового общества. Вот. И направляют, однажды, меня на лесоразработки - выяснить настроение заключённых, как они себя трудом перековывают, на что жалуются, и нет ли там подрывных антисоветских настроений.

  В марте день заметно прибавился, снег в тайге под солнышком голубел и, проседая, таял. Едем мы, значит, втроём на списанном, провонявшем бензином, армейском вездеходе. Мои попутчики, пожилой, как мне казалось, старлей, тоже политработник из колонии, и сорокалетний  старшина – водила, человек местный, бывалый. Болтаем по дороге о разном. Старлей меня поучает, воспитывает, значит. Вдруг, водитель что-то заметил и от удивления аж присвистнул.

-  Смотри - ка, кого там в наш медвежий край занесло?
И действительно, на перекрёстке дорог, обозначенных на снегу лишь лесовозными и тракторными следами – одинокая фигурка, похоже женская. Подъезжаем ближе – девчонка, точнее девушка, вроде нашей проводницы. Темноглазая с небольшой татарской раскосинкой, румяная. В платке, тулупчик в талию, валенки, варежки. Улыбается, рукой машет, остановитесь, мол. Картина, прямо скажем, для мест, где только лес да зеки, странная. А она и не испуганная, да и непохоже, чтоб заблудилась.

-    Залезай.
    Она быстренько забралась к нам.
-   Ты что здесь делаешь?
-   Так, гуляю.
-  Как тебя сюда занесло, случаем, не заплуталась?
-  Не-а, меня подвезли.
-  Откуда ты?
-   Сейчас из Москвы, второй год учусь в институте. Сама уральская. Я к тётке на пару дней заехала.
-  Каникулы, что-ль?
 -  Да, вроде того.
-  Не страшно в лесу, здесь же зеки, волки?
-  А у нас в Нижнем Тагиле кто? Я привычная. Волков бояться – в лес не ходить. Здесь же кругом люди работают.
-  Смелая ты!
-  Какая есть! Привыкла с малолетства за себя постоять.
-  За себя постоять, за другую полежать, - усмехнулся водитель, звали которого Иван, и, приметливо взглянув на девушку, грубовато спросил,-
-  Ты, случаем, того, не подзаработать приехала?
-  Ну.
-  Подбросить?
-  Угу! Я вам заплачу, -  и глаза в сторону.
-  Хм, молодая, да ранняя. Похоже, не впервой?
-  Второй раз.
-  Все мы, коли не первые, так вторые. Ну, да ладно, не моё дело. Каждый живёт, чем может.

 Девушка с вызовом, -
-  А ежели, я в Москве кругом одна, и не то, что я от кого, мне домой ещё посылать надо, там мать с четырьмя ртами, а отец-молодец усвистал, адреса не оставил. И самой тоже одеться-обуться не хуже тех, столичных, что за мамами-папами …
    Водитель примирительно, -
-  Да я так, ладно, не обижайся.

 Какие-то смутные догадки носились в моей голове, но я не мог или, может, не хотел поверить о чём речь, и не знал как спросить, да и выражение лица девушки не располагало к беседе.
-  Тебя куда?- спросил Иван.
-  Не знаю. Ты тутошний, тебе видней.
-   Понятно.
Повисла тишина. Минут через двадцать вездеход остановился.
-  Здесь высажу, через три часа на том же месте. Опоздаешь – съедят девочку серые волки.
-  Не пугай. Сколько там человек?
-  Бригада. Не больше тридцати.
-  Управлюсь.
-   Успеха! - и хмыкнул
-  Пошёл ты, знаешь куда!

 Водитель тронул машину. Она, не оглядываясь, быстро пошла навстречу визгу бензиновых пил и стуку топоров. Несколько минут мы молчали. Наконец, я не выдержал, -
-  Объясни мне, Иван. Я ничего не понял.
-  Чего объяснять. Заработать приехала. Девчонка лихая, хотя по правде, опасность не больно-то велика.
-  Она что, под целую ораву зеков ляжет?
 Он хохотнул,
-   Свезло мужикам.
-   Ну и ****ища! С таким невинным видом и совсем молодая!
 Во мне всё бушевало и клокотало. Рушилось моё представление о женщине - мечте, матери, сестре, любимой. Своего опыта было мало, зато романтического из книг, хоть отбавляй.

-  Не торопись, лейтенант. Сюда профессионалки не долетают. Видно, её в Москве крепко припёрло, а здесь за три часа она заработает больше, чем стипендию за год. И никто ничего не узнает. Конечно, одна на её месте будет в Москве лапу сосать и скулить, другая чужим детишкам за копейки попки подтирать, а такая бедовая… Нет, я её не осуждаю, хотя свою дочку за такое прибил бы.

    Я обратился к коллеге, -
-   Ну, а ты что скажешь?
  Он отвернулся и внятно прошептал,
-  Я ничего не  видел и ничего не слышал. Понятно?
-  Иван, откуда у них там деньги? Как это всё происходит? Не лето, холодина ведь.
-  Деньги на зоне всегда есть и немалые. А происходит - однажды я подглядел: «роскошная» постель из пропотелых телогреек на снегу, изголодавшиеся зеки совершают по очереди мужское дело за несколько секунд, деньги бросают в ушанку. Проще и не придумаешь. Подсмотреть хочешь?
-  Нет, что ты! И часто подобные пташки сюда залетают?
-  Да нет, не часто.
         
  Разговаривать не хотелось. Мы посетили две порубки, побеседовали с бригадирами, раздали письма, и поехали назад. Холодало. Она ждала нас там, где расстались. Только не стояла и не улыбалась, а сидела на корточках, лицо серое с синевой. Заметив нас, медленно распрямилась и какой–то неловкой, деревянной походкой подошла к машине. С трудом забралась и встала согнувшись.

-   Садись, в ногах правды нет.
-  Нет уж, лучше постою.
  Она  промёрзла, дрожала всем телом, и зубами выбивалв дробь.
-  Ну, как? – спросил я.
-  Тридцать три.
-  Что такое тридцать три?
-  Тоже же самое, что «ну, и как».
-  Понятно.
-  Зачем тогда попусту языком чесать.
-  Тебя как звать?
-  Может ещё точный адрес и номер комсомольского билета?
-  Надо же как-то к тебе обращаться.
- Ладно, зовите Ниной. Горячего попить нет или хотя бы покурить? Промёрзла до костей.

 Мы налили ей чаю из термоса и открыли пачку армейских сухарей. Её дрожь поначалу усиливалась тряской вездехода, но она всё же попила, от сухарей отказалась. Понемногу согревалась, по-прежнему сидя на корточках и отвернувшись.
-  Не противно?
-  Ух, репей! Других вопросов нет?
-  Парень -то у тебя есть?
-  Ну, есть. Дотронуться боится.
Она грустно усмехнулась,
-  Знал бы...
 И вдруг с решимостью и злостью,
-  Всё равно я в Москве прибьюсь, и ни в какие тагилы и ухты во век не вернусь!

   Жизнь возвращалась к ней. Она растёрла варежкой щёки, порозовела.
-  Подбросьте, пожалуйста, до автобусной остановки,  дальше я уж сама.
Что мы и сделали. Перед тем как захлопнуть дверь, она сунула  что–то Ивану в карман.
-  На бензин и выпейте за меня. Пока, не поминайте лихом!
     И скрылась, как растаяла в набегающих сумерках.

-  Знаешь, Илья, сколько уж лет прошло и чего я только в тайге не повидал! Нет, больше не встречал я той Нины, но иногда вспоминаю и пытаюсь понять – что же это такое? Только с годами сужу её уже не так, как тогда, в молодости.
Мы помолчали.

    Прошло много больше обещанных мною десяти лет, сменилась эпоха. На днях, случайно, наткнулся я на телепередачу: голая, сильно накрашенная девица давала интервью. Она – победительница соревнования, проходившего на живописном испанском острове Майорка. Состязались представительницы прекрасного пола – кто удовлетворит больше мужчин за определённое время.
-  Нет, - кокетливо скосившись вещала на всю Европу чемпионка, - публика меня не смущала, даже наоборот.
-  Знает Ваш любимый о такой победе?
-  Ну, конечно!
-  Что заставило Вас принять участие в этом шоу?
Она пожала плечиком, погладила пальчиком ленту победительницы и снова приклеила теле - кино улыбку,
-   Хобби у меня такое…

 И вспомнился мне давний разговор в купе поезда Ленинград – Сочи  про ту отчаянную девчонку и таёжный секс.

        КОНЕЦ
                1999г .Штутгарт.