История неоконченная, недописанная, недосказанная

                Это было сто тысяч лет назад, в другом измерении и не со мной.
                Я не умею так любить.


Ей было семнадцать. Позади осталась школа, дом и друзья. Было страшно и жутко интересно оторваться от всего этого, шагнуть в новый мир. Этот мир начался для неё на ступенях университета, огромного и тогда еще мрачного, как средневековый замок. Он напугал девочку своими колоннами, серыми стенами, мощеным двором, строгость которого не нарушали даже пестрые клумбы. Она еще пока не чувствовала, что полюбит это место больше всего на свете, но понимала, что очень хочет остаться там. Всё получилось, вступительные экзамены превратились в сплошной праздник жизни, город перестал быть совсем чужим и недоброжелательным, университет еще пугал, но уже не был столь угрюмым по отношению к ней, он принял нового жителя.

Остатки лета дома пролетели незаметно, пришла пора перебираться в Город надолго. Многие знают, как нелегко переезжать на новое место, где нет ни друзей, ни знакомых, ни мамы. Девочка как-то уж очень быстро смирилась с этим, потому что в первый же день встретила Его. Банальная встреча в кабинете у коменданта и бессонная ночь с мыслями о нём. Он был невероятно взрослым и красивым, безумно взрослым, бесконечно взрослым.
Странно, но оказалось, что он живет в соседней комнате. Так близко и безумно далеко. Невероятно хотелось ей подойти, поздороваться, но даже взгляда не смела она поднять в его присутствии, долго, слишком долго,  три дня. Потом они как-то невзначай они оказались в одной компании… И она снова была сражена им. Небрежной манерой общения, нежеланием принимать в свой мир чужих  людей, тем, что ушел не прощаясь, гораздо раньше, чем разошлась веселая студенческая компания. Казалось, что им совсем не по пути, что она не сможет приблизиться к нему даже на расстояние вытянутой руки, но, уже через несколько дней, она робко входила в его комнату, присаживалась на краешек кровати и смотрела, смотрела, смотрела, слушала и не могла наслушаться, надышаться им. Много лет спустя она осознала, что ему просто навилось ощущать себя полубогом, идеалом, человеком, который может управлять чужой судьбой, а в те дни она была счастлива только от того, что может находиться рядом с любимым человеком. Почти физическую боль доставляли ей визиты его девушки, она уже не помнила, что где-то ждет её парень, которого,  казалось когда-то, она тоже любила.

Никогда прежде в её жизни не было такой любви, такой боли, такого сладкого осознания того, что есть на земле человек, за которого можно отдать всё. А он улыбался, небрежно ерошил её волосы, разговаривал с ней ночи напролет, рассказывал о своих проблемах и отношениях, не желая слушать то, что хотелось сказать ей. Это была игра в одни ворота, но её почему-то устраивало какое-то нечеловеческое издевательство над собой, больная любовь, у которой не было ни будущего, ни надежды.
Видимо кто-то свыше пожалел неокрепшую душу и дал ей шанс подумать, они расстались на полгода. Он обещал писать, она верила в его обещания, хотя и знала, что цены им нет, просто не изобрели еще столь мелкую монету. Страдания, это всё, что принесла ей эта любовь, но она ни о чем не жалела, она честно ждала, искренне верила, считала минуты дни и часы, тихо плакала в подушку. Иногда она готова была рвать на части тех, кто пытался лезть в душу, иногда хотела выговориться, и  рассказывала о самом сокровенном совершенно неподходящим людям. Как ни странно, она писала письма своему парню, получала редкие ответы и была рада каждому его письму. Это не было самоутверждением за чужой счет, не было очередным актом мазохизма, это была другая жизнь, в которой не было места мыслям о самом любимом исчадии ада в мире.

Невероятно быстро забываются любимые люди в полной изоляции друг от друга, она ощутила это в полной мере примерно через три месяца. И от этой мысли стало как-то очень легко и захотелось жить, петь, мчаться на встречу жизни. Как только она отпустила своё сердце на свободу,  нашелся человек, которому захотелось отдать его, но она осторожно отошла в сторону, просто побоялась нового помешательства, решила жить для себя…

Свобода закончилась в тот же день, когда она обнаружила любимого сидящим на своей собственной кровати. Никогда прежде без особой нужды он не заходил к ней, тем более не ждал её. Сердце оборвалось и упало на кафельный пол общежития. Время понеслось назад, стирая месяцы расставания. И вот она снова растерянно моргающая абитуриентка, которая не может поздороваться с парнем с пятого курса. Он словно заколдовал её, ослабил чары на несколько дней, и еще туже затянул их петлю.
Был разгар зимней сессии, но это всё было совершенно не важно для них. Для него она была уже пройденным этапом, а для неё - первым серьезным испытанием в университете, но они одинаково отпустили её. Первый вечер вместе, действительно вдвоем, а не наедине с его рассказами. Им просто было что сказать друг другу. Ему изменила единственная и неповторимая, она случайно познакомилась с девушкой того, кому писала письма, они были одинаково несчастны, только она любила, а он не мог понять. Они говорили наперебой и не слышали друг друга. Он жалел её, она же просто и эгоистично была счастлива оттого, что нет больше соперницы, нет третьего, ржавого звена в этой цепи. Нельзя описать словами ту эйфорию, которую испытывала она, до позднего вечера валяясь на его кровати перед телевизором, то счастье, которое испытывала, когда он угадывал её желания и настроения. При этом они оставались просто друзьями. Скорее всего, она уже пережила, усвоила и успокоила свою любовь, а он и не смог бы полюбить девчонку, которая была для него «своим парнем», но им было хорошо вместе. Было до тех пор, пока на горизонте не возникла его бывшая – якобы раскаявшаяся, но совершенно не смущенная. И он расцвел, так, как цвела она при их встрече, после разлуки.

Боль и разочарование, слезы и боль, коктейль из боли и непонимания. Он порхал, готов был лететь на край света, сворачивать горы, осушать океаны, и всё это не для неё. Наверное,  было какое-то указание по этому поводу, так как он как-то уж очень резко оборвал все нити, прекратив общение с той, которая могла умереть от разлуки. Он очень просто простил измену и предал дружбу, хотя, может и правы те, кто говорит, что дружбы между мужчиной и женщиной не может быть…

Она снова училась жить без него, училась не искать взгляд любимых глаз, горящий какой-то одержимостью, не прислушиваться к шагам в коридоре, не пытаться уловить отзвук голоса того, кто не понял, не оценил её. Боль тесно переплелась с её чувствами и мыслями, без неё уже было бы невыносимо жить. В минуты тоски и отчаянья она садилась на подоконник, смотрела, как на стекле рисует картины первый весенний дождь, и писала, писала, писала… Чаще всего это были письма, в которых было много разных слов, но неизменно красной нитью пролегал вопрос: «Почему?» Ответа ждать было неоткуда, письма разлетались на клочки и вылетали в форточку, мгновенно намокая и падая в холодную слякоть. Иногда письма получались в стихах, тогда она не могла просто уничтожить их, а тщательно переписывала в тетрадку, и никогда, даже если очень хотелось, не меняла в них ни слова.

Сожгу в костре все эти мысли,
Все эти нежные слова,
Сожгу в физическом лишь смысле,
Забыть же я смогу едва…


Однажды она вскочила с подоконника, так словно внутри распрямилась туго сжатая пружина, ноги сами несли её к той двери, которую она не открывала уже много дней. Девочка прекрасно знала, что в этот день у него гостит Та самая, но это уже не могло остановить её. Видимо кто-то свыше снова проявил жалость, он был дома один. Растерянный взгляд, приветствие, глухое и отчужденное, судорожные движения, поспешные сборы, невозможно было поверить, что эти два человека когда-то весело хохотали вместе, это были совершенно чужие люди. Сказав пару бессмысленных фраз, она кинула на стол письмо, которое было зажато в кулаке, и ушла, тихо притворив за собой дверь. Сил не было даже на то, чтобы ею хлопнуть.
Он так и не уехал в этот вечер. Пришел в её комнату, прогнал оттуда любопытных соседок, присел рядом, помолчал несколько минут и неловко сказал: «Ну, прости меня. Я не понимал, как тебе больно. Я не специально, прости.» Она не могла плакать при нем, но и сдерживаться не могла, особенно после того, как он неловко прижал её к себе. И всё вроде бы было как прежде, но…

Странно, но она не испытала радости в тот день, когда при ней его девушка сказала, что уходит, уходит навсегда. Наверно, она уже просто не верила в то, что она может уйти. Как же это было правильно. Бесконечная череда расставаний и бурных примирений утомила её, она просто перестала обращать на них внимание. К тому же в это время появилась другая проблема – девочки на один вечер. Их было бесконечно много, лица мелькали, как в калейдоскопе,  неизменным оставался только его взгляд – насмешливый и задиристый. Он мстил Той, делая больно не ей, а девочке, которая не понимала за что ей всё это. Странно, что она продолжала терпеть и тянулась к нему еще больше. Он не скрывал, что это игра, что ни одна из тех, кто бывал в его комнате, не смогла бы стать для него единственной, но не мог объяснить, зачем он это делает.

Весна расставила всё по местам, вернула бывшую, разогнала непонятных, добила любящую. Началось лето. Снова появился дом, вернулись друзья. Даже тот, кто не писал писем и бросил её, изменил с другой, не сказав ни слова, пришел с повинной. Она простила, она умела прощать многое.
За летние месяцы сердце научилось биться ровно и спокойно, память тихонько покрывалась тонкой пеленой забвения, фотоальбом пылился на полке, притягивая, но не так сильно, что бы преодолеть её стремление забыть. Круговорот лиц и событий вытеснил любимый образ даже из снов, но она продолжала шептать подружке о нем, шептать, что ТАК у нее ни с кем не было и не будет. Она искренне надеялась на это, ей не хотелось больше любви через боль и унижение.

Первое сентября обещало стать серьезным испытанием. Она немного волновалась перед встречей и не знала, ждать её или опасаться. День был пронизан солнцем и теплом, университет весь светился, люди улыбались. Девочка тоже улыбалась, на душе вдруг стало удивительно спокойно, счастье переполняло её. Все так было похоже на первый день в Городе и так непохоже на него. Так же щебетали в тополях птицы, так же шумел в них ветер, но улица была родной, университет уютным и светлым. Она любила его всей душой, как человека, как живое существо. Он платил её тем же, и от этой взаимности было легко и весело. 
На четвертый этаж общежития  она летела через две ступеньки, забыв о тяжеленной сумке, просто не замечая её. Разочарование… Её комната была пуста. Именно в этот момент она остро осознала, как соскучилась по своим девчонкам. Странное ощущение пустоты и потери накатило на неё. В отчаянии девочка вышла на балкон. С высоты четвертого этажа смотрела она на улицы Города и думала, что в нем не может быть одиночества. Город понял, что она раскрыла его тайну, усмехнулся, и вытолкнул из маленького магазинчика её соседок. Пара веселых выкриков с обеих сторон, и она уже летит к лестнице, мчится на встречу к солнцу и ветру,  к друзьям. После солнечного балкона коридор казался особенно темным и длинным, она даже не поняла, откуда на ее пути взялся тот, встречи с кем она так боялась и так ждала. Невероятно, он обрадовался ей, как никогда, рванулся навстречу, впился в неё глазами, ей показалось, что даже был порыв обнять, прижать к себе. Тот, кого она мучительно любила и ждала в течение года, впервые сделал шаг к ней, подался телом и душой, а она кинула ему небрежное: Привет, расхохоталась и убежала прочь. Ей было легко, весело и совершенно всё равно, что он смотрит ей вслед, удивленно и растеряно. Она смогла просто пройти мимо, оставить его у себя за спиной, умчаться вперед, не взяв с собой ни крошки былой любви. Этим можно было гордиться…

Надо было бы прервать рассказ в тот момент, когда она была горда и довольна собой, оставить зыбкую иллюзию того, что маленькая девочка смогла побороть огромное чувство, но в жизни так не бывает. Ещё много раз сидели они по ночам на балконе и смотрели на звезды; она рисовала его портрет, а он восхищался тем, какой на нем красивый, хоть и непохожий; он водил её на прогулки; она жарила картошку и смеялась над тем, как он ночью ползает по полу в поисках батарейки, они жили не вместе, но друг для друга. Отчасти друг для друга. Нет смысла рассказывать о том, сколько раз возвращалась Та, сколько раз звонил Тот, сколько они снова переставали понимать друг друга, сколько ссорились и мирились. Очень много пережили они вместе, но не смогли бы сказать, было ли это так уж необходимо.

Прошло почти семь лет. Года три из них они не виделись, а последние встречи, редкие и нелепые, она вспоминала с горечью и стыдом. Они чем-то были похожи на то столкновение в полумраке коридора общежития: его желание и стремление, её резкость и отчуждение. Прошло практически  семь лет. Это безумно много для того, кому немного за двадцать и невероятно много для того, кому под тридцать. Они снова нашли друг друга, неловко, стесняясь, не понимая, зачем.
И снова получается, что история неоконченная, недописанная, недосказанная…