Историология евразийства

Абсолютизация любой идеи ведет к ее самоуничтожению, к ее бессмысленности и бессодержательности. Идея, дав универсальный инструментарий мировоззрения, методологию, может включить в себя остальные идеи, которые становятся относительными.

Идея о том, что все относительно, есть тоже абсолют – это есть абсолютизация научного нигилизма.
 
Обоснование теории относительности в физике в начале XX-го века есть
достижений материалистической науке. Сейчас эта теория критикуется, но на текущий момент, 13.04.09,  она пока не снята новой эмпирико-научной универсальной системой, хотя попытки есть: О. Репченко, Г. Перельман, Е. Кутузов. К принципу относительности А. Эйштенйна в методологии науки ХХ-го века позднее, в 1926-м добавился принцип неопределенности
В. Гейзенберга.

В эмпирической науке (на методологическом уровне) часто неопределенно даже то, относительно чего оно (нечто) относительно. Однако принцип относительности, как методологический принцип у Н. Бора обязательно сопутствует принципам дополнительности и инвариантности, а не абсолютизируется  относительность всего ко всему). Это парадоксийный хаос в теоретических (то есть блок экспериментально более или менее обоснованных предположений) фундаментальных картинах (космологиях) физической Вселенной, можно интерпретировать как  факт недостаточности исключительно эмпирико-инструментальных методов познания реальности.

Отчасти из-за того, что фундаментальная наука переживает кризис целей и методов своего бытия, некоторые ее основные тенденции (то есть принцип относительности и неопределенности), по аналогии и инерции,  перешли в гуманитарную сферу – философию, историю, социологию, антропологию, биологию – говорят о релятивисткой биологии, социологии и т.д.

Марксизм сегодня можно назвать теориейотносительности в экономике.

Дарвинизм – теорией относительности в биологии.
 
Фрейдизм  – теорией относительности в (нефизиологической) психологии.

Теософию – теорией относительности религии.

Постмодернизм — теорией относительности в искусстве и философии.

Ницшеанство – теорией относительности морали.

Либерализм – теорией относительности свободы.

Евразийство позиционирует себя как прогрессивное философское направление, включающее в себя все концепции и методы познания, имеющие место быть в истории человечества. Винегретный энциклопедизм, изысканные теоретические метафоры, гносеологическая всеядность, наигранный ироничный скепсис на любые доктрины, которые не проходят по партийному фильтру, и способность включать в свою систему гуманитарные аксиомы всех идеологий, религиозных и философских концепций – вот как можно охарактеризовать гидру современного евразийства. Принцип относительности позволяет ему подстраиваться под любую область знаний и метод познания.

В религии евразийцы теософы, в науке они политики, в искусстве они скорее неоакадемисты – то есть псевдоконсерваторы, использующие означенный выше методы мимикрирования. По своей сути в эстетике евразийцы традиционалисты постмодерна. В своем эклектичном, смутном представлении о смысле истории они постмодернистичны, то есть, они скрыто отрицают всякий смысл в истории, но внешне это выглядит как осмысленный ими концептуальный ход развития традиции в классических образцах культуры народов мира. В политике они естественно «философы» и «ученые» – в зависимости от того, что выгоднее.

Самое интересное заключается в том, что названый выше противоречивый набор позиций евразийцев в науке, религии, эстетике и есть философия евразийства.. Собственная философская система евразийства все-таки сводится наверно к следующему.
противоречие, не ясно философская система есть или все же нет
философия в строгом смысле и философия в попсовом смысле – избыточность формулировок

Актуализация, точнее политизация пассионарности культурных архетипов социума  под идеологическую конъюнктуру современнности. То есть заказчик идеологической интерпретации текущей исторической конкретности, будь то легитимная власть, или стохатические группы влияния, лоббирует вытеснение из иррациональных пластов этнической, политической, культурной, расовой, конфессиональной, социальной, классовой  самоидентификации страт тонко и конъюнктурно мифологизированых комплексов мотивации к идеологически запрограммированному изменению их идентичности.  Поэтому любое, прежде всего глобальное, в масштабах комплекса государств, социальное потрясение будет  нравственно(!) оправданно именно через исторически «необходимый» (в связи со сменой общественно-экономической формации, с переходом в «постинформационное общество», с наступлением эры Водолея, со сменой цикла осевого времени и т.д.) пассионарный скачок (под эту пассионарность будет переосмыслена вся история, и переподобраны нужные для выгодного контекста факты).

Хотя Л.Н. Гумилев не был евразийцем, так же как К. Маркс не был марксистом, но введенная им в оборот «пассионарность» – это такой же фетиш у евразийцев, как «прибавочная стоимость» у марксистов. Евразийцы считают, что они могут идеологизировать культурно-антропологическую матрицу (однако сама эта «матрица» нередко результат натянутых художественно-спекулятивных измышлений тех или иных представителей евразийства) социума и предложить ему комплекс политических мер, на реализации которых и готово паразитировать евразийство в любом «самоочевидном» формате.

Итак, если задаться целью определить  евразийство как  философскую систему в совокупности систем мировой философии,  то наверно его можно определить как философию историологического постмодернизма, или, может быть, снятие классического постмодернизма. Постмодернизм в философии достаточно диагностирован (постмодернизм – маниакальное поклонение ничто и его символам, но не просто через нигилизм – через отрицание всего (это слишком старо) – а через утверждение что все что можно отрицать, есть отрицательное и может только отрицать все что не есть оно (все отрицает все), и остаются лишь отношения, а не сами объекты, которые и есть объект постмодернизма, сущность этих отношений есть абсурд, и само существование их абсурдно, и нет ничего того что соединяют эти отношения. То есть абсолютизация иррационального абсурда отношений как единство наличное бытие в нигилистически отрицаемой реальности объектов этих отношений), чтобы рассматривать его отдельно, и хотя евразийцы с наивным презрением говорят о вреде постмодернизма для современной цивилизации, сами они и по форме и по содержанию являются его продолжателями. Философия и культура эволюционируют, и в этом нет ничего удивительного.

Теперь по существу о «светлом будущем», которое пропагандируется евразийством.

Прежде всего, обещается гармоничное цивилизационное домостроительство в масштабах планеты. Счастливое сожительство семьи наций при справедливейшем распределении материальных благ, использовании наиболее оптимальной экономической модели в каждом отдельно взятом этнокультурном ареале. Политтехнологическое сглаживание межрасовых и межконфессиональных напряженностей. Философия взвешенности и компромиссов.  В общем, высокодуховный мультикультурный мир – очередной рай на земле (на частностях вроде принципа планетарного доминирования евразийского континента, позиционирования русских как системообразующий нации и т.п. не целесообразно останавливаться подробно). Во всем этом просматривается либеральная демагогия о толерантности, о всеобщем выигрыше вместо взаимных уступок, чуть ли не теория успеха, и постмодернистская экзистенциальная абсурдность в которой пребывает рефлексия реальности в мировоззрении евразийства.

При этом, евразийство является неконструктивным мировоззрением: оно говорит о том, что неправильно на его взгляд, но не о том, как достигнуть декларируемые им цели. В принципе это и есть демагогия.

Теперь немного о феномене евразийства как об историческом явлении. Я говорю об отечественном, а не о западном (умеренном) евразийстве, которое можно причислить к «научному» просто как философо-антропологическую теорию, а не охарактеризованную выше философскую систему. Думается, что если наше евразийство это вариант отечественного постмодернизма, то действительно как полюс идеологического тяготения, как система по наследству отрицающая все немарксистские идеологии (либерализм, капитализм), и сам марксизм, это исторический преемник антагонизма (диалектики если хотите) либерализма и марксизма. Исторически (феномелогически) евразийство это синтез идеологий марксизма и либерализма в их противоположности, то есть внешне (на уровне риторики) отрицающее и то и другое, но методологически (именно методлогически, а не как иначе) оно является и тем и другим одновременно.Это историческая оценка феномена евразийства. И естественно она разнится с тем, как евразийство само себя определяет и сознает.

В заключение, описав основные параметры этой новой универсальной идеологии можно сказать, что евразийство это маргинальная идеология образованщины. Действительно все интеллектуалы от евразийства будучи творческим ресурсом за неимением более или менее незаезженной идеологии держатся пока равновесия между внесистемной радикальной идеологической оппозицией и реальным конструктивным участием в политико-культурном созидании существующего фактически общества в том числе его власти, и ждут случая когда настанет все же историческая определенность, когда они смогут все же понять к какому традиционному идеологическому (марксизм (тотальность-план-социализм-коммунизм), либерализм (индивидуализм-хаос-демократия-капитализм), консерватизм (умеренность-оптимальность-соборность)) течению они себя будут причислять.