Бестселлер на троих. Стамбул город души

ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ

Прекрасная страна любовь…
Яне казалось, что если придумать эту страну и поселиться в ней с настоящим другом, то жизнь будет такой, какой ее придумали. Ведь друг существует, он дышит, ходит, смеется и огорчается, живой, одним словом. Достаточно быть вместе. Очертить круг и сказать: «Это наш мир». Увы, счастье всегда идет рядом с мечтой, горе одно, и в нем нет места никаким иллюзиям.

Нет? Так давайте придумаем!

Невысокий, с темными горящими глазами, с подстриженной, как на византийских мозаиках бородой, человек проповедовал новые взгляды на любовь.
- Menage en trois*... Брак вдвоем отжил. Это ветхозаветный брак. Он отменен Новым Заветом, - волновался и кашлял, шаркал туфлями и теребил надетый женский халатик Мережковский.
- На смену заповеди «Да будет плоть едина» пришла новая «Да будет дух един. Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы», - раздавался женский голос, то ли соглашающийся, то ли спорящий.

Зинаида Гиппиус наслаждалась беседой и насмешливо поглядывала на мужа-прозаика. Вечером ей предстоит свидание с мужем-поэтом, и это настраивало на литературный подвиг...

Спустя лет сто читал мемуары зубров серебряного века начинающий писатель, выступающий под псевдонимом Осень, и спорил с воображаемой возлюбленной Яной.

- Ты, Яна, слишком воздушна. Ты идеальна!
- Это из-за того, что у нас в основном виртуальный роман?
- Да. Мне нужна настоящая женщина.
- Если тебе придется выбирать из нас, ты будешь руководствоваться инстинктом или инструкциями?
- Дорогая, я иду на бестселлер, у меня инстинкт успеха.

Вечером Осень взял за талию молодую виртуальную подругу, тонкую до прозрачности. Он излагал программу женитьбы, отправляя, как в горячке, файл за файлом по электронной почте.

- Всю жизнь я разочаровывался в друзьях, начальниках, правительствах. Только с тобой я очаровываюсь с каждым днем все больше и больше. Мне не скучно с тобой!
- Но ведь я издергала тебя несправедливой ревностью, сценами?
- Я прощаю. Ты сняла с меня проклятие неполноценности. Я перестал бояться женщин.
- Ты слишком много думаешь о своей потенции. Уверяю тебя, женщина смотрит в глаза с бОльшим интересом, чем на половой орган.
- Да нет же! Пол имеет первостепенное значение. Вот и ты, дух, но ведь ты женщина!

Он устроился на краешке стула, вытянув длинные ноги под столом. Он улыбается, как ребенок. Радуется, что создал музу, тщательно выписал портрет на бумаге. Муза уже существует, и они вместе в трех шагах от славы! Представил себе писатель, как ходит где-то, разговаривает, смеется, целуется с другими его слава.

- Нет, послушай, ты должна быть со мною всегда. Не надо чужих губ. Мне достаточно, что чужие глаза смотрят на тебя.
- Вот как! Я, конечно, принимаю тебя противоречивым. Но сейчас ты несешь вздор. Ты требуешь, чтобы я была женой для тебя, а не для себя?
- Да, я должен быть удовлетворен, чтобы мне не было плохо, а не потому, что ты хочешь иметь меня своим мужем.
- В таком случае я буду вещью, красивой и бездушной. Я буду инструментом для удовлетворения твоего инстинкта!
- Нет! Я сумею разбудить желание в близкой мне женщине, у нас не будет никаких комплексов. Добившись успеха, мы раскрепостимся и в постели.

Осень смотрит, как муза, пособница его славы, бродит по комнате, заглядывает в компьютер, перебирает бумаги на столе. Вот сунула нос в корзину с бельем, приготовленным для стирки. Раздался звонок. На пороге появилась московская гостья, знакомая по литературному сайту. Она – интересный автор и даже близка самому по стилю. Но Боже, как крупны ее формы! Как неловки движения и неуверен взгляд, при зычном голосе и сигарете во рту. Писателя смертельно пугает дремлющий инстинкт.
- Простите, я забыл Ваше настоящее имя, я помню только псевдоним.
- Да что скрывать: муза я. Вот, принесла билеты в Турцию, как договаривались.

Прежде, чем перейти к повествованию о самой поездке, в результате которой и родилось нечто, позвольте изобразить состоянии героини. Без знания ее смятенных чувств и благородных порывов трудно найти логику в этом рассказе. А ведь последовательность и железная логика – одно из условий настоящего произведения.

НЕУДАЧНОЕ МЕСТО ПОВЕСТВОВАНИЯ, ТОЧНО ПАРОДИЯ

Итак, на горе шамана Яна просила у духов соединить ее с любимым. Свершилось.
Вот уже больше года связь с не молодым, но подающим надежды прозаиком, неразрывна. Так магия переходит в мистику, внутреннее единство даже смерть не способна нарушить. Колдовство от бессилия, а Яна стремится управлять духами.

Наступает весна, и любовь природы еще больше объединяет. Теплый ветер ласкает Яну вместо любимого. Она слышит прикосновения на щеках, на глазах, на ладонях.

Когда Яна терзалась ревностью, какая-то сила выталкивала ее на улицу. Заставляла смотреть на небо в звездах. После прогулки Яна успокаивалась. Любимый входил в ее существо, чтобы она почувствовала космос.

Однажды перед сном она мечтала о встрече и поцелуе. Он будет таким долгим, что Яна расплакалась, не выдержав напряжения. Закрыла глаза и заговорила.

- Послушай, мне мешает быть счастливой то, что ты такой легкий, невидимый и ветреный. Ты ускользаешь, ищешь других. Ведь я все равно не отпущу!
- Какая ты смешная! Представь себе меч, как у богатырей. Огромный и беспощадный. Вот я пронзил тебя им на две половинки!

Яна подошла к зеркалу. На нее смотрели два лица. Одно темное, злое, недоверчивое, некрасивое, старое. А другое смеялось, и было молодо, как весна.

У Яны есть кот. Он приходит всегда к хозяйке, когда она заболевает. Ложится на живот, урчит. Кот не просто греет или сам греется – ведь кошачий люд из рода потребителей – он испускает благодать. Яна чувствовала луч, ведущий к любимому, когда кот лежал на ее теле. Шерсть животного искрилась любовью, и Яна знала, что дух рядом.

Яна стала любить по-настоящему не сразу. После первой физической близости, которая состоялась во время туристической поездки, возлюбленный прятал от ее нападающих глаз поникшее орудие, стеснялся. И доверия не было между ними довольно долго. Писатель по-осеннему уводил взор свой внутрь, не пуская туда никого, даже женщину, с которой почти переспал. Почти – потому что Яна так и не поняла: было или не было?

Душа Яны упорно добивалась скрещения взглядов. Она требовала внимания. Устраивала истерики, «дергала». Литератор продолжал защищаться. Путь к славе тернист, писатель слишком долго изучал одного себя и не умел раскрываться другим.

Яна ворожила. Она подолгу стояла перед зеркалом и обращалась к светлой своей половине. Лицо превращалось в березу, склонявшуюся дружелюбно, доверчиво и кротко. И Яна знала, что сбудется, о чем она просит.

Произошла долгожданная встреча. В этот раз Осень не помчался в душ сразу после кратковременного и почти воздушного слияния, а оставался некоторое время лежать рядом. Яна прильнула к распластавшемуся на спине любимому. Ее рука покоилась между длинных и сильных ног, соприкасаясь с кожицей мешочка, самого нежного и значимого места, начала начал. В этот момент и родилась идея о путешествии в Стамбул, город души.

Яна пообещала, что купит путевку на двоих. Сейчас она чувствовала весеннюю ласку, кошачью благодать и беззащитность своего пока не признанного гения.

Осень терзался творчеством. Он должен воссоздать атмосферу Константинополя 20-30хх годов прошлого века. Детектив встал именно из-за отсутствия живых впечатлений.

ПЕРВАЯ ПУБЛИКАЦИЯ КАК ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Поездка удалась! Впервые писатель создал путевые заметки, которые взял глянцевый журнал и оплатил. Это уже полпути к славе, ведь настоящие писатели получают деньги, а графоманы платят за публикации. Правда, нашлись критики, обвинившие Осень в легковесности, бессвязности, отсутствии причинно-следственной связи. «Автор прыгает по временам, не понятно, о каком городе идет речь. Это не путевые заметки, это какая-то пародия на них», - утверждал крупный обозреватель высокооплачиваемого глянца. «Ну что ж, работа у него такая – где деньги, там и критика!» - смирился Осень.

Он написал рассказ о настоящем Стамбуле, вернее, Константинополе, с его Голубой мечетью, султанским дворцом и Мустафой Кемалем. Последнего представил настолько живо, что читатели увидели загнутые вверх черные усы первого президента Турции.

Усы Ататюрка получились не просто черными, а яркими, как вороненая сталь. Усы не походили на лохматые, беспорядочно висящие отростки какого-нибудь славянина или рыжую поросль рябого диктатора с Кавказа, усы Кемаля летели, устремляясь ввысь, напомаженные восточными экстрактами. Усы президента не опускались, когда он пил любимый кофе на яичном желтке, они игриво топорщились, когда Мустафа целовал ручки танцовщиц и задумчиво реяли во время длинного рабочего дня в своем кабинете. Кемаль вел поразительный образ жизни: мог гулять всю ночь, щекоча усами красавиц, после первой утренней молитвы уже появлялся на посту. Поразительная работоспособность была у мусульманского Петра Великого!

Это было произведение о Византийской державе с ее сожженными сокровищами – знаменитыми античными статуями, с сохранившимся изображением греческой богини, а также с заговором против отца Турции. Не удалось избежать и упоминания о двух повешенных, а также и об одной американке нимфеточной красоты. Разве можно представить бестселлер без педалирования и этой темы, волнующей настоящих мужчин?

В Старом городе за Яной увязался один турок. Она привела его на хвосте в кафе, где ждал писатель. Осень обрадовался: это же удача, бесплатный гид и переводчик!

Вскоре они втроем оказались рядом с мечетью, в прохладном помещении, где курили наргиле вместо папирос с анашой. От запаха последней некуда было деваться в душном и пыльном Стамбуле.

Бронзовое морщинистое лицо переводчика было непроницаемо. Какая-то туристка заглянула в кофейню, щелкнула Османа цифровым аппаратом. Ни одна мышца лица турка не дрогнула. Два немца вели переговоры со служкой мечети о цене одноразовых бахил. В конце концов немцам надоело торговаться, и они разулись, оставив ботинки на улице. Сверкая носками с большими дырами на пятках, зашли в храм.

Переводчик Осман объявил, что покажет все достопримечательности Стамбула, включая константинопольские бани, ипподром, сооруженный в 203 году, он считается самой древней постройкой в городе. Вдоль центральной оси Ипподрома стояли монументы и статуи, привезенные сюда из разных стран. Сохранились три: 20-метровый Египетский обелиск, Змеиная колонна из храма Аполлона в Дельфах и 32-метровая колонна Константина. И все это можно увидеть, если Осман получит сорок евро, необходимые ему, чтобы забыться.

Осень засомневался: на иждивении Яны не очень забудешься, он ответил турку, что не считает себя обыкновенным туристом. Его волнует прошлое. Писатель спросил, откуда родом Осман. Лицо нового знакомого, несмотря на многочисленные морщины и невероятную схожесть с персонажем романа, евнухом Эсмеральдой, не было турецким. Осман закатал рукав и показал татуировку, изображающую фашистскую свастику. Писатель насторожился, но переводчик успокоил. Оказалось, он родом он из Бомбея, из семьи факира, погибшего во время Второй мировой войны. С тех пор он всю жизнь, как цыган, движется на запад, чтобы отомстить за смерть отца-индуса. Осман утверждал, что ему так много лет, что он помнит довоенный Бомбей и даже войну с басмачами в Средней Азии.

Опытным взглядом писатель определил, что сидящий перед ним собеседник уже принял какую-то дозу. Но чего? Неужели так действует кальян?

Сорокоградусная жара отзывалась в кофейне глухим эхом. Духота, черный кофе, фантазии Османа, кстати, прекрасно говорящего по-русски. У Яны закралось подозрение, что он – бывший афганец, мистифицирующий русских туристов.

Впрочем, о себе он не говорил много, зато рассказал про те самые сгоревшие скульптуры, наделавшие так много шума в культурном мире. Там, возле Ипподрома, сохранилось уникальное древнее сооружение - "Подземное водохранилище". Образованное в результате извлечения строительного камня, водохранилище стало главным источником воды для Стамбула на долгие годы. Большая часть колонн базилики взята из античных храмов. В дальнем конце подземелья основанием колонн служат два мраморных блока с рельефным изображением античного чудища - змееволосой Медузы. Это место полно чертовщины. Экзальтированные туристы описывают свои ощущения как восторг, дикий интерес к истории, восхищение, лёгкая безосновательная паника.
Именно там спрятаны сокровища, включая скульптуру античной богини. Вести раскопки в этом месте запрещено: если начать копать, будет разрушен Старый город.

После Первой мировой войны, когда английские военные корабли стояли в Босфоре, иностранцы пробовали вести археологические раскопки. Были найдены старинные медные монеты и предметы быта античности. Но Мустафа не зря крутил свои вороные усы. Его пушки разогнали интервентов. На месте раскопок остался лаз. Но таинственные силы не пускали никого к сокровищам: каждого, пытавшегося проникнуть под землю, настигала кара Аллаха. До сих пор старожилы утверждают, что Кемаль победил тогда благодаря заступничеству Всевышнего.

До Второй мировой войны в Старом городе появился юноша с прекрасным лицом. Он говорил по-турецки с акцентом, но прекрасно по-английски. Молодой человек купил заброшенную лачугу, расположенную рядом с тем местом, где копали англичане. С этого времени юноша начал вести скрытную жизнь. Но кого можно удивить этим на Востоке? Всю войну Турция вела скрытную жизнь, уходя в себя глубже и глубже.

Днем двери хижины прекрасного юноши были заперты, но по ночам они отворялись. Как уверяли соседи, страдающие бессонницей, они частенько замечали странную возню в доме. На улице метались тени, пропадавшие и вновь возникающие рядом с убогой лачугой. Греческий сапожник видел своими глазами людей, под покровом ночи выносящих какие-то предметы из хижины. Никто не верил старику, ведь именно сапожник пустил по городу слух, что у Ататюрка вместо одной ноги копыто.

Но когда из дома вынесли два сундука старинного вида - деталь, замеченная даже в  потемках – к лачуге стали присматриваться и другие компетентные лица. Тогда, в тридцатые годы, в Стамбуле шныряли шпики. В каждой кофейне сидели уши, в каждой мечети стреляли глаза, а на базаре уши сливались с глазами, образуя подобие лица с такими же усами, как у Ататюрка.

Скорее всего, именно греческий сапожник выступил на базаре с обличительной речью. Он открыл врага – если молодой человек плохо говорит по-турецки, если он приехал из-за границы, если купил дом именно там, где копали англичане, значит, это или сумасшедший или агент иностранной разведки, но скорее всего, руководитель восстания против любимого Мустафы! В любом случае опасность исходит из домика, расположенного рядом с жильем грека. Авантюрой запахло в воздухе. Торговцы оживились: авантюра всегда вкусно пахнет, то есть деньгами.

Грек есть грек. В одну из лунных ночей он просунул свой длинный греческий нос между щелей лачуги. Заточив как следует «ятаган», на самом деле сапожный нож, запрещенный к ношению среди бела дня, грек бесшумно, как тень какого-нибудь Софокла или Аристотеля, проскользнул в рассадник.

В греческом зале, выставленный на всеобщее обозрение фатум как субстанция, уже стал мировым брендом. По воле фатума или судьбы случилось так, что именно в этот вечер шел по Стамбулу молодой Осман, прекрасный и легкий, воздушный в своих юношеских мечтах. По воле фатума или судьбы случилось так, что именно в этот вечер пришла телеграмма в небольшой отель, расположенный в старой части города. Телеграмма на чистом турецком сообщала, что молодой индус, обкурившийся опиумом, направляется в сторону лачуги.

То была весенняя ночь – Стамбул кричал, как мартовский кот, свистел, как треснувший патефон, вонял кальяном, испражнениями и духами, которыми поливал свои усы Ататюрк.

Индус-переводчик, бывший афганец, синяк-долгожитель – много еще эпитетов мог бы привести писатель Осень, если бы захотел нарисовать портрет собеседника в турецкой кофейне – различил среди всех звуков ночного Стамбула один. Это был крик женщины. Крик шел из-под земли! Отчаянный, дикий, такой, какой можно было услышать только во время великой турецкой резни. Вдруг протяжный вой сменился щелчком. Он прозвучал конкретно, как может прозвучать только выстрел. После этого роскошная восточная весенняя ночь опять взяла свое: закричали коты, засвистел патефон, завоняли кальян, испражнения и духи. 

Дверь опасного дома оказалась отворенной настежь. Внутри горела керосиновая лампа. В центре лачуги зияла дыра. Глубокое подполье было расположено посреди комнаты. Подземный ход вел напрямую к сокровищам, которые искали англичане. Индус-переводчик, бывший афганец, синяк-долгожитель и так далее – успел различить при мерцании лампы мраморные лица, гармоничные и холодные, правильные до безобразия, то есть потери образа. Только рука античного мастера могла сотворить идеал! Пока не потух огонь в керосинке, которую прихватил с собой Осман, он успел увидеть и ужаснуться тому, что лежало у его ног. Рядом с античными статуями находились два тела – первое принадлежало греку с заточенным ножом, а второе – женщине в мужском одеянии. При последнем издыхании керосиновой лампы, чихающей и грозящей погрузить замершего от неожиданности Османа в непролазную темноту – можно было различить девичьи, полудетские черты очаровательной покойницы. Золотые волосы беспорядочными волнами бежали по грязному полу. Нежная грудь была обнажена и отчетливо виднелась под разорванной мужской рубашкой. Лицо с простодушным, детским выражением, застыло в недоумении. О смерть, ты остановила прекрасное, законсервировав и обнажив самое сокровенное – прелесть юной женщины. 

Выходец из Бомбея, молодой и чувствительный Осман, должен был немедленно забыться. Исходя из этих побуждений, он опустошил карманы прекрасной незнакомки, нашел там доллары и золотую пудреницу. После этого он в глубокой темноте, на ощупь, пробрался в дом, закрыл погреб, вышел на улицу, запер дверь снаружи – ключ по воле фатума или судьбы был оставлен в замке. Осман спешил к китайцу, продавцу опиума.

Утром переводчик без возраста, живая достопримечательность Стамбула, пришел домой счастливым и хорошо отдохнувшим. Даже увиденное по дороге не испортило его счастья. На мосту в виду всего Босфора трепетали, как флаги, тела двух повешенных. В лучах восходящего солнца блестели купола мечетей, белая крыша сераля. Народ благодарил Аллаха: очередная попытка покушения на Ататюрка пресечена. Заговор раскрыт, преступники казнены.

Между тем в Турции, как и в России, сгущались сумерки. Дым наргиле развеялся. Яна спросила у писателя, думает ли он, что в рассказе старого наркомана есть какая-то логика, уж не говоря о правде? Осень открыл глаза, смотрел на Яну долгим взглядом лунатика. «Неужели ты спал?» - возмутилась муза.

Вот так и был написан бестселлер. Яне пришлось отдуваться за своего писателя. Поэтому не удивительно, что произведение насквозь алогично, его могла сочинить только женщина!


* Брак втроем