Музыка леса...

...Вогерт обернулся - сияние красных глаз пригвоздило его к поляне, которую он пересекал...

Тихий шелест подгнившей листвы под ногами сливался со свистом ветра в поредёвших кронах деревьев. Кое-где на деревьях ещё можно было заметить зелёные листья, но это была всего лишь агония лета...

...Из зарослей кустов послышалось сдавленное, но жуткое рычание дикого зверя...

Небо клочьми свисало над лесом и птицы в полёте прошивали его насквозь.
В тот хмурый день Вогерт был весел. В тот хмурый день Вогерт стал свободен...

...Рычание наростало, с ним наростала и сила ветра. Вогерт сунул руку в карман и побледнел... инголятора он не нащупал...

День не задался с самого утра: Эшли Вогерт едва успел заскочить в вагон метро, в тесном вагоне он остался один на один со своей астмой и чуть не умер, т.к. не мог дотянуться до инголятора. Приехав на работу, он узнал, что попадает под сокращение штата сотрудников. Раздался звонок и голос на том конце трубки сообщил о неисправной проводке в доме Вогерта. Он потерял работу и средства к существованию, утратил родной уголок в этом диком городе, он лимшился надежды, но он стал свободен...

...Дыхание Эшли стало прерывистым, частым, голова закружилась, а в глазах стало темно, словно в океанической впадине, куда он медленно погружался...

Теперь он стоял на улице с оживлённым автомобильным движением. Потоки людей спешащих по своим делам, то и дело вовлекали Эшли Вогерта в свои волны, и несли до тех пор пока его не перехватит новый, более стремительный и многолюдный напор утренней суетного города.
Эшли в душе смеялся над всеми этими людишками с их мнимыми беспокойствами и страхами...

...Он почувствовал всем своим существом прохладу сырой земли. Он хотел, но не мог встать на ноги, а может он даже и не хотел бороться за свою жизнь... он кашлянул раз, другой, третий... снова и снова грудь Вогерта вздымалась в порывае набрать хоть малые крохи воздуха (той субстанции, что всё ещё оставалась у Эшли, связывала его стальной нитью с этим миром, того вещества, которым мы все в равной степени обладаем с рождения), но  лёгкие не слушались его. Огонь поселился внутри. Он сжигал  Вогерта, и Вогерт угасал...

Он почувствовал на своих губах сладкий вкус - это была свобода. Вкус её был настолько сладким, что уже начинал казаться приторным и гнилым. От этой гнилихотелось бежать, но она была повсюду. Тощнота подкатила к горлу Эшли Вогерта. Он стал дышать глубоко, пошарив в карманах извлёк небольшой флакон и вдохнул аэрозоль. Стало легче... но тяжесть готова была навалиться на его плечи с новой силой. Она будто ждала его за каждым поворотом, за каждой витриной, за каждым углом... Вогерт решил идти только прямо, никуда не сварачивая, дабы избежать этой тяжести...

Заходящее солнце бросило свои последние лучи на поляну, где уже неподвижно лежало тело Эшли Вогнрта.Лучи проникали глубоко во тьму зарослей. И эти, освещённые богровым отблеском, заросли становились частью поляны. Там, на одной из ветвей дикой яблони на шнурке, ветром
оживлённая, кем-то забытая висела губная гармошка с двумя ярко красными светоотражающими наклейками по краям...

Эшли долго шёл по аллеям и скверам, по улицам и проспектам, по переулкам и по слякоти шоссейных обочин, но не изменил избранного им направления. Уже ближе к вечеру он вступил в лесистую местность. От усталости он еле передвигался по гниющемй листве (как ни старался, он не смог убежать от этого запаха). Взбираясь на возвышенность, Вогерт зацепился за корень дерева и кубарем скатился на другой стороне земляного вала... Взору его открылась небольшая поляна, которую обрамляли заросли дикой яблони...

Ветер  вновь усилился, и губная гармошка вновь разрыдалась реквием  по Эшли Вогерту... свобода - лучший повод стать зависимым от своих страхов...