Случай в Анголе. Очерк

   Для моего приятеля, лётчика, воздушные трассы Арктики, и Антарктиды – дело обычное. Некоторые его полёты, в Антарктиду, например, считаются уникальными и до сих пор непревзойдёнными в мире. В общем – ас, в самом полном значении этого определения. Но на байки о своей работе скуп, да и вообще – не очень разговорчив. Однажды, всё же, я упросил его рассказать что-либо о полёте из разряда экстремальных. Уговорил. Но рассказал он не о северных трассах, а о другом, видимо более наболевшем. Причём, имени его попросил не называть.

   - Я работал тогда в Институте гражданской авиации. Исследовательские работы прекратились после 1988 года, и стали мы, как и все вокруг в ту пору, «делать деньги». Одним из заказчиков была ООН. Летали и в Югославию, и в Африку по линии мировой продовольственной программы, Красного креста, оказания гуманитарной помощи. Кстати, если спросить моё мнение об этих программах, то всё это муть. Это сейчас многим становится ясно, а нам ещё тогда видно было. Этот бизнес – самая настоящая большая политика и экономика, а попросту – отмывание денег. Мы иногда оказывали «срочную» помощь тогда, когда она никому не была и нужна. Вот как в случае, о котором расскажу.

   В Анголе тогда шла гражданская война между НПЛА и УНИТА. ООН решила оказать помощь и тем, и другим. Была договорённость: один рейс с продовольствием делаем к одним, один – к другим. Ну, или у них в договорённости произошёл какой-то сбой, либо кто-то каких-то денег не поделил, но только местные племена решили сорвать это дело. Где-то в начале 1992 года на самолёте Ан-32, полностью загруженным мукой,  садимся мы на аэродроме города Уитчи, в Анголе. Уже заруливали к аэропорту, и вдруг самолёт оттуда обстреливают. Я – командир. Моментально разворачиваюсь, даю полный газ и быстрее с этого перрона на взлётную полосу. Обстрел продолжается, но мы взлетаем.
 
   Только в воздухе увидели, что у нас есть проблемы. Во-первых, ранило штурмана, задело ногу по касательной. Во-вторых, идёт утечка гидравлики из системы самолёта. Что касается ранения штурмана, так ему ещё и повезло, хотя и приличный кусок мяса вырвало. Потому как оказалось (после приземления выяснили), обстрел производился из крупнокалиберного пулемёта патронами со смещённым центром тяжести пули. Такая пуля, если бы чуть под другим углом попала, могла и ногу оторвать напрочь. Это нас ещё мешки с мукой защитили, спасли, можно смело сказать, полностью устранили рикошет пуль внутри фюзеляжа самолёта. А что касается утечки гидравлики, так это стало проблемой для всего экипажа: когда при посадке нужно будет выпускать шасси и закрылки – неизвестно, выйдут ли, хватит ли жидкости? Не будет тормозов – останавливаться придётся только реверсом винтов, хватит ли посадочной полосы? Ну и, наконец, не будет управления передним носовым колесом. А самолёт-то – загружен под завязку!

   Но связь работала. Связались по радио с диспетчером: идём назад в Луанду, готовьте аварийную посадку. В общем, умения хватило, на полосу сели, хотя и сошли в конце пробега с неё, самолёт уткнулся-таки носом в землю. Правда, без разрушений, но аварийно. А когда самолёт осмотрели, сами ужаснулись – 93 пробоины в фюзеляже! Причём, и в корпусе двигателей пробоины были. Но не подвели, не отказали, работали нормально. Слава Богу – в топливные баки ни одна пуля не попала.

   К нам потом все иностранные экипажи, что были там, как к выходцам с того света подходили, по плечам хлопали, поздравляли. Помню, шведы подошли и единственное сказали: «Гуд эй рафт!». Хороший самолёт, значит. И абсолютно все поражались: как мог этот самолёт с такими повреждениями лететь? При разных других недостатках преимущество нашего планера перед всей иностранной техникой было очевидным.

   Ну, а для меня этот день – 5 апреля – стал вторым днём рождения. Только что, 30 марта, у меня второй сын родился, 8 апреля у меня день рождения. Такая вот череда дней рождений и подарков получилась.

   Естественно, нас поощрили, премию выдали, не без этого. Хотели ещё по линии ООН отметить, даже бумагу какую-то выдали. Но потом там много чего произошло, стало не до нас.

   А по поводу работы нашей техники и экипажей в ООН хочу добавить следующее.
 
   Нам нравилась эта работа, потому как ООН всегда честно и в срок платила деньги, в отличие от многих коммерческих структур. И ООН наша техника устраивала из-за её надёжности и неприхотливости. А те катастрофы с нашим транспортом, которые были в Анголе, например, они произошли отнюдь  не по техническим причинам. Но американцы! Вот кто был и есть наш мощнейший конкурент. Где бы мы ни работали: в Югославии, в Африке – там везде присутствуют американцы на самолётах военно-транспортной авиации: Геркулесы, Си-141, Си-5. Их гораздо больше наших, и они активно захватывают рынок. Причём, без зазрения совести пользуются методами и дозволенными, и недозволенными. Например, они нас полностью вытеснили из Анголы.
 
   Подкупив кого надо в местном департаменте, американцы у очередных ангольских властей пробили запрет полётов над Анголой самолётов Ан-12 и Ан-26, выполнявших там ранее основной объём работ. Мотивация смешна до бесстыдства: не у всех антоновских самолётов продлён ресурс, и прочая ерунда. Как будто нельзя было в работе оставить те самолёты, у которых ресурс был, да и продлить его – это пара пустяков. И американцы на бывшее наше место всовывают свои старые Боинги, которые ни в Америке, ни в Европе летать не могут. И это при том, что себестоимость перевозки одного килограмма груза на Боинге-737 дороже ровно в два раза, чем на Ан-12.

   И ещё. Департаменты гражданской авиации тех стран (США) всегда поддерживают свои национальные авиакомпании. Российские же, наоборот, – палки в колёса вставляют: «имеют место военные действия, летать небезопасно, полёты российских самолётов запретить». Военные действия там (Ангола, Судан) и в самом деле идут в том или ином объёме. Но давайте спросим наших лётчиков, сидящих в Туле или Курске, и получающих три тысячи рублей в месяц, а то и совсем безработных – что им лучше: летать с риском в Анголе и нормально зарабатывать или на родине получать подачку? Ответ, по-моему, будет однозначный. Туда никто никого насильно не гонит, а все рвутся добровольно, причём стоит очередь. Да ещё и в очередь не так просто попасть. Те же американцы. У кого есть работа дома, они в эти точки и не идут. А кто пришёл – конечно, не от хорошей жизни. Но они всегда так работают, уже много десятилетий. Борются за этот рынок и лезут туда только по той причине, что там можно заработать денег. Себе, и для государства.