Дуэль

Они стояли лицом друг к другу. Каждый сурово вглядывался в ненавистные черты противника. Один - стройный с аристократическим лицом, второй - высокий, среднего телосложения, неуклюжий. Оба не прекращали поединка взглядов. Голубые с живыми искорками пламени и зелёные с темноватой каёмкой вокруг зрачка. Руки сжаты в кулаки. Кажется, одна секунда и неминуемо произойдёт битва.
Весь 11 "Б" в полном составе смотрел на развернувшуюся внезапно картину. Каждый со своей точки зрения рассматривал случившееся.
Вот на мертвенно бледных лицах одних можно было прочитать искренний страх, другие с улыбкой радовались предстоящему зрелищу, Васька Бойцов доедал припасённую со второй перемены булочку, его нетерпеливо толкал в бок Димка Зайцев и, цепляясь за ветхую куртчонку Бойца, тащил того в сторонку,
чтобы Васька не мешал своим противным чавканьем окружающим; девчонки, закрыв руками рты, с округленными от удивления глазами наблюдали за сценой, но никто из присутствующих не смел нарушить той странной тишины, повисшей в воздухе, что въедалась своими коготками в душу человека. Всё это напоминало сюжет немого кино, где герои разговаривают, но звук не доходит до ушей телезрителей, они могут только предполагать, что же происходит на самом деле, или же читать по субтитрам.
Оторопелые выпускники, давным-давно забыв про урок литературы с вечно визжащим и недовольным учителем, готовым на всё, дабы унизить и доказать этим свою правильную точку зрения, замерли, боясь лишний раз вздохнуть.
Словно наперекор напряжённому безмолвию послышался нетерпеливый шёпот:
- А Гришка-то, Гришка...
И снова все молчат.
Вдруг аристократ, окинув взглядом собравшуюся публику, сделал последний шаг к противнику. Тот посмотрел на него с высоты своего огромного роста и гаденько усмехнулся.
Дальше теряется в быстроте происходящего и гомон, и крик, и шум, и одобрительные вопли голосистого Бойцова "вперёд". Всё мешается в действии из двух участников, двух лидеров, двух соперников. Не понятно, где чей удар, где чей хрип и абсолютно непонятно когда закончится дуэль.
Гришка Литвинов, тихий хорошист, известный всем, как ярый боец против несправедливости, который неоднократно с улыбкой отвечал на все колкости, Гришка, который своей природной красотой и кошачьей грацией мог сравниться, пожалуй, только с известным артистом, сейчас с исказившей прекрасное личико гримасой злости, не видя перед собой более бывшего одноклассника, молотил долговязого Славку Вариводу, известного в школе, как хулигана и задиру. В свои 16 с половиной лет Славка не раз просиживал по дню в милиции, не раз срывал уроки и не раз ввязывался в щекотливые ситуации. Выросший в строгой правильной семье, он так и не научился манерам, хоть иногда в словах Вариводы и прослеживалась толика вежливости, даже гуманизма. Но сейчас, словно раненый зверь, у которого пытаются отнять самое дорогое в жизни, Варивода с силой, присущей разве что взрослому мужчине, героически отбивал нападения. То и дело в воздухе свистела то аккуратная ладонь Литвинова, рассчитывающая траекторию из миллиметра в миллиметр, то широкая лапища Вариводы, летящая наугад.
Запах крови и пота пропитал комнату насквозь. Старая заброшенная мастерская едва ли видала за годы своего существования такое преставление и, скрипя полуразвалившимися партами, на которые облокотились остальные ученики, чтобы не пропустить ни мгновенья захватывающего побоища, громко возмущалась, хотя кряхтенье стульев и столов навряд ли слышал хоть кто-нибудь из любопытных зрителей.
Вдруг из массы кричащих одобрения людей оторвалась маленькая фигурка. Её заметили не сразу. Но когда подлетевшая, словно фурия, малышка начала разнимать озлобленных гладиаторов, это развеселило народ 11 класса ещё больше.
Буквально повиснув на Вариводе, царапая и пиная того изо всех своих девчоночьих сил, она таки добилась своего: процессия остановилась. Недоумевающий Славик, почёсывая истерзанную спину, косился на Наташку Самойлову, заучку, зубрилку, "Совесть", как её называли однокашника меж собой, серую мышку, которую иногда даже не замечали, Наташку, которая всем своим маленьким сердцем ненавидела Гришку Литвинова.
11 "Б" потерял интерес к драке и с азартом, присущим игрокам покера, ждущим очередной удачи и богатого выигрыша, ждал, что же случится дальше.
А полноватая, вечно всего боящаяся отличница, будто и не видя интереса к своей скромной маленькой персоне, направилась распластавшемуся в неестественной позе Литвинову, которого Варивода легонько шмякнул на пропахший опилками и хлоркой линолеум. С пугающим выражением огромных синих глазищ, она подходила к Гришке, который, потеряв интерес к происходящему, зевал и вертел головой, стараясь, видимо, найти в помещении что-то, что бы ему понравилось или запомнилось.
- Сейчас... - говорила одна подружка другой, а та кивала, подтверждая.
- Сейчас...
- Литвинов! - он повернул курчавую голову к Совести, - Зачем? - и чуть тише, - Гриш, ты как? И упала на колени рядом с парнем.
Так вот она какая, ненависть?
Минута.
Все затаили дыхание.
Рядом с парочкой неожиданно раздался грубоватый рассерженный голос:
- Я же говорила, не надо. Вечно делаешь всё по-своему! - и Конфетка, очаровательно улыбаясь, заставила героя подняться на ноги.
Ещё одна невольная участница немого кино. В короткой юбке, с килограммом краски на лице и в просвечивающейся кофте, звезда бальных танцев, избранница красавца-Литвинова, Конфетка возмущённо похлопала искусственными ресницами и погрозила Вариводе тонким пальчиком с разукрашенным длинненьким ноготком, мол: "Попробуй только ещё раз подойди!", а потом засеменила худенькими ножками к пылко влюблённому:
- Дурачок, ты мог бы пострадать! Смотри, какой он огромный! - звонко верещала та, из-за которой у Литвинова останутся синяки на долгую неделю, отталкивая потихоньку Самойлову от Григория, а после исчерпывающей речи взяла радостного победителя за руку и гордо вывела из комнаты.
Остальные, в тайне благодарные Конфетке за прекращение дуэли, выбежали следом.
В грязной от пыли мастерской Наташка всё так же, прислонившись к шкафу с отлетевшей год назад дверью, сидела на холодном полу, глядя куда-то в окно, устало провожая взглядом стаю отчаянных белых птиц, цугом летящих в тёплые края.
Лишь Славка Варивода перед тем, как крадучись выйти, задержался и посмотрел на Самойлову с откровенным уважением и восхищением в своих наглых, видавших виды глазах.

 конец