Экстремалы - Таджикистан - Фанские горы

Мы - три приятеля, московские художники, решили встряхнуться и отправиться путешествовать.
- Я хочу туда, где тепло, - заявил Виталий.
На дворе стоял сентябрь месяц.
- А я не был в Средней Азии, - сказал Олег.
- Согласен! – сказал я. – Махнём в Самарканд. Там тепло, фрукты, памятники старины, экзотика!
(В то время это был Советский Союз.) Так и решили.
В Самарканде мы неделю восторгались его достопримечательностями, посетили музеи, а потом нам захотелось на природу. Так мы оказались в Таджикистане, в Зерамшанской долине на Пенджикентской турбазе.
Утром первого дня мы сидели на её террасе, увитой виноградом, где прямо над головой висели его гроздья, и наслаждались таджикской дыней. Перед нами на стене была карта области с маршрутами туристских походов.
- Какой маршрут выберем? – спросил Олег.
- Я – никакой, - сказал Виталий. – Мне и тут хорошо. – И он принялся за очередную порцию дыни.
Во двор турбазы въехал небольшой грузовик, и трое парней стали забрасывать в него тяжёлые рюкзаки.
- Куда едете? – подошёл я к одному из них. Парень указал в сторону гор.
- А вам куда надо?
- Да нам всё равно, - ответил я. – Нам всюду интересно. Мы туристы. Возьмите нас.
Уже через десять минут мы с Олегом в кузове машины мчались неведомо куда. По сторонам дороги были фруктовые сады, вдоль её росли серебристые тополя, а вдали на юге маячили Фанские горы. Олег без устали щёлкал затвором фотоаппарата. Через несколько часов пути машина доехала до предгорья и остановилась. Дальше вверх по ущелью по берегу горной речки шла узкая тропа.
- А можно нам пойти с вами? – спросил у спутника Олег. Ехать обратно нам не хотелось.
- Мы альпинисты, а вы… - парень мельком взглянул на нас. – Пожалуй, до горного озера доберётесь. Там красиво. Вам понравится.
Идти в гору по скалистой тропе, когда рядом головокружительный обрыв в бурлящий поток, для нас, москвичей, весьма непривычно. Но охота пуще неволи.
Я старался в обрыв не смотреть. Иногда приходилось карабкаться в гору на четвереньках, хвататься руками за камни, за корни елей и подтягиваться. Мы пыхтели. Но крепились и упрямо лезли всё вверх и вверх... Отступать было некуда. Сами напросились.
Через каждые полчаса альпинисты, жалея нас, останавливались, а потом и вовсе понесли наши рюкзаки. Это плюс к своим огромным и тяжеленным!
К вечеру мы, таким образом, забрались на высоту два километра над уровнем моря и очутились на большой поляне среди гор. Здесь кое-где лежал снег. Мы очень устали, от высоты болела голова. Кроме того, были легко одеты и мёрзли. Утром, в жаркой долине, мы, конечно, не могли предполагать, что вечером будем мёрзнуть на снегу. Наши поводыри разожгли костёр, накормили нас, поставили свою палатку, и мы завалились туда спать. Где спали они, я не знаю.
Следующее утро стало одним из самых ярких впечатлений всей моей жизни. Над Фанскими горами поднялось солнце. Сразу потеплело. Небо было почему-то светло-зелёным. Такого же цвета была и вода в незамёрзшем небольшом озере. По его берегу росла причудливо изогнутая Аларга, корявое деревце с серебристым стволом и розовой древесиной. Из неё делают карандаши. На солнце снежные отроги гор стали золотистыми, а в тени почти фиолетовыми. Я достал планшет с бумагой и нарисовал всю эту красоту цветными мелками. Олег взахлёб фотографировал.
- Что это за снежная вершина? – спросили мы у альпинистов.
- Это Чимтарга, высотою четыре с половиной километра. Мы туда, - ответили они.
- А зачем? – задал я наивный вопрос.
- Интересно, - ответил один.
- Мы – экстремалы, - добавил другой, - любители новых, сильных ощущений.
«И мы, кажется, тоже», - подумал я с гордостью.
Днём мы расстались с нашими заботливыми друзьями. Они отправились дальше вверх, а мы с Олегом – вниз.
К вечеру мы вышли из ущелья и оказались в долине, на том самом месте, где вчера высадились из машины. Дальше шла ровная дорога вдоль реки, но уже стемнело. А скоро стало и совсем темно. Пришлось двигаться медленно, буквально ощупью, ориентируясь на далёкий лай собак и огоньки кишлака. Лай неуклонно приближался и наконец стал грозно раздаваться прямо перед нами. Собак мы в темноте не видели, но знали, что это огромные лохматые среднеазиатские овчарки, которые охраняют стада овец. Они снежного барса или тибетского волка могут испугать. Мы, конечно, тоже испугались и стали от них пятиться.
Тут я умудрился свалиться с речного обрыва. Упал удачно, не в воду, а на спину, на песок. Собачий лай прекратился. Овчарки сделали своё дело, отогнали нас от кишлака и удалились куда-то. Наступила тишина. Только вода в речке рядом со мной журчит... Она вела себя совсем иначе, чем в ущелье. Там злилась и пенилась, а здесь была ласковой. Лежу, отдыхаю, смотрю на звёзды. Хорошо! Слышу, Олег зовёт меня, но как-то негромко, неуверенно:
- Лёня, ты где?
А мне отвечать не хочется, лень. Помолчал ещё. А он снова:
- Ты живой?
- Нет, - отвечаю. – Я уже в раю! Наслаждаюсь!
Нашёл он меня по звуку голоса, помог выбраться на берег. Собачьего лая, к счастью, больше не было слышно, и мы пошли по дороге к кишлаку. И вскоре постучались в первое же светящееся оконце глинобитного домика у дороги.
Хозяйка сразу нас впустила, и мы очутились в тёплом небольшом помещении, окружённые оравой ребятишек всех возрастов. Мы тут же роздали им печенье, остававшееся у нас в рюкзаках ещё с Москвы. Из наших объяснений хозяйка поняла только одно слово «Москва» и закивала головой. Она накормила нас лепёшками и напоила кислым молоком. Это была ещё молодая женщина в синем платке, халате и с коралловыми бусами на шее. Огонь от очага освещал лицо таджички снизу, и это было необычно. Несмотря на усталость, я встрепенулся и за десять минут нарисовал мелками её портрет. Как это бывает в минуты душевного подъёма, портрет получился удачным. Теперь я его показываю на всех своих персональных выставках.
Позднее пришёл хозяин. Он был тоже в халате, подпоясанном платком, и в чёрной четырёхугольной тюбетейке. Он постелил нам на деревянной террасе какие-то шкуры. Наша спальня оказалась на столбах и нависала прямо над рекой. Олег сразу уснул. А я лежал, перебирал в памяти последние события и думал: как много ярких впечатлений было всего за два дня! И ещё: как много на свете хороших людей! Смотрел на звёзды, на серебристые под лунным светом снежные вершины, и слушал ровный рокот воды под нами.
И вдруг я вспомнил! И даже приподнялся и сел. Так ведь здесь, в этих самых Фанских горах, оставил своё сердце замечательный бард Юрий Визбор! Слова его известной песни –
                «Я сердце оставил в Фанских горах,
                Теперь, бессердечный, брожу по равнине.
                И в тихих беседах, и в шумных пирах,
                Я молча мечтаю о синих вершинах».

«Так вот они, эти синие вершины, прямо передо мной!» - подумал я. Мало того. От турбазы в Фанские горы ведёт только одна дорога, одна туристская тропа. Значит, мы поднялись в гору на чудесную поляну по той же тропе, по которой прошёл и Визбор! Всё точно:
                «Лежит моё сердце на трудном пути,
                Где гребень высок, где багряные скалы…»

А на поляне, среди снежных вершин, мы пережили тот же восторг, что и он. Так вот куда завела нас судьба! И ещё: решил, как смогу, буду путешествовать! Это же так здорово! Потом уснул.
Утром старенький рейсовый автобус повёз нас обратно на турбазу.
- Ну, как съездили, туристы-авантюристы? – приветствовал нас Виталий.
- Хорошо! – ответили мы.
Он сидел за завтраком. На том же месте, где мы его оставили, и в той же позе, и опять ел дыню. Словно двое суток, которые были для нас огромными, промелькнули на террасе турбазы мгновенно, не оставив никакого следа, кроме дынных корок.
- А ты как провёл время? – спросили мы Виталия.
- Прекрасно! Лучше не бывает, - ответил он.