Учитесь штюденты, пока я жив!

Сразу после новогоднего загула, мы с моим закадычным дружком и соседом по парадному Саней Монахиди, нанялись на работу в фирму по обслуживанию лифтов, соблазнившись заманчивой зазывалкой, услышанной нами по местному радио.

До этого, закончив школу и благополучно провалив вступительные экзамены в университет, мы подались в иную фирму, которая занималась изготовлением и монтажом вентиляционных труб. Вот только работать нам там довелось недолго, поскольку хозяин умудрился за те полтора года, что мы там пахали, не только загубить крепко стоящий бизнес, но и продуть в казино все материалы и оборудование, нашу зарплату за последние два месяца, крутой кабриолет «SAAB», загородный дом и даже, как поговаривали, собственную жену. В результате его непреодолимого желания заполучить все и сразу, мы все, во главе с нашим незадачливым шефом, оказались на улице. С той лишь разницей, что в отличие от нас, он теперь бомжует и шарится по мусорным контейнерам где-то в районе городского рынка.

Через пару недель, когда мы немного пришли в себя от состояния полной оторопи, вызванной отсутствие денег и выше описываемыми событиями, мы с Саней, услышав доносящийся из динамика старенького приемника, стоящего на кухне его квартиры, весьма понравившееся нам объявление. Низкий с придыханием женский голос, от которого у меня начала кружиться голова и по телу пробежал сладостный озноб, просветил нас по поводу того, что есть, оказывается перспективная, нужная людям, а главное, весьма сармачная профессия – электромеханик по лифтам. Зазывалочка показалась нам настолько заманчивой, что рано поутру следующего дня мы отправились по адресу, записанному Санькой на клочке старой газеты, где должна была находиться вожделенная нами фирма. Мы очень спешили в то утро, поскольку были уверенны, что, найдя нужный нам дом, нам доведется вступить в кровавое ристалище с возбужденной толпой претендентов, ломящихся в офис за получением вожделенных вакансий.

Но как-то все прошло более чем буднично и даже скучно. Сидящий на входе пузатый сонный дядька в камуфляже отправил нас в отдел кадров, где мы написали заявление. Там же нас просветили на тему того, что бы мы на первые три – четыре года на большую зарплату особо «губу не раскатывали». Как оказалось, та самая зазывалочка, давеча услышанная нами по радио, была пропета сладостной радиосеренной не для таких как мы с Саней оболтусов и неумех, а для механиков со стажем и высокими разрядами. Впрочем, даже то, что нам предложили, нас, в общем-то, на первое время устроило. В конце концов, нам  с Саней было совершенно «по барабану». Нам просто нужно было где-то перекантоваться, желательно при этом, получая еще и зарплату, до тех пор, пока не начнутся вступительные экзамены в университет. Мы ведь с ним твердо решили получать высшее образование, а не шастать по загаженным всякими подпитыми уродами лифтам, гремя в стужу и жару сумками с инструментами.
 
Вторым действием таинства вступления в славные рады ордена лифтовиков, была беседа с инженером по технике безопасности, который, сурово глядя нам в лицо, поведал нам о всяких ужасах таящихся в страшных глубинах темных лифтовых шахт.

Слушая его ужастики, у меня все время на языке вертелся вопрос о том, сколько же процентов из числа вновь принятых на работу юных электромехаников доживает до седин и заслуженной пенсии. Судя по его расскажу мне казалось, что эта цифра не должна была превышать тридцати – сорока процентов. Тогда вполне понятно полной отсутствие ажиотажа перед офисом этой конторы. Впрочем, задать свой вопрос я так и не решился и под напутственное замечание нашего сурового служителя нашей же безопасности о том, что всегда, днем и ночью, зимой и летом, не говоря об осени и весне, следует помнить, что лифт это вертикальный транспорт. После чего нам торжественно были вручены направления на медкомиссию.

- И всегда помните! Лифт – сурово смотря нам в глаза, предупредил нас напоследок инженер,– он, как и любой иной транспорт может покалечить, если не убить, то есть привести к летальному исходу, как нерадивый обслуживающий персонал, так и случайного, зазевавшегося пассажира. А этого делать нельзя!

- Нельзя, так нельзя. – со вздохом сожаления сказал Сашка.

- Но мы будем стараться! – пообещал я тебешному инженеру.

Потратив неделю на медкомиссию, мы предстали пред мутные очи лысого, толстого и совершенно уставшего от жизни начальника первого участка, Петра Олеговича Павловича, которого все за глаза называли по первым буквам его ФИО – Поп. Впрочем, обладая сильным, но совершенно бесцветным голосом, он вполне оправдывал свое прозвище, потому как мог, часами, монотонно не повышая и не понижая тона, не расставляя хоть какие-нибудь смысловые акценты проводить утренний инструктаж или «раздалбывать» кого-то из электромехаников за простои лифтов.

Поп сразу присвоил нам с Саней по второму разряду и определил нас в ученики к проработавшему на фирме не один десяток лет механику, у которого мы и должны были набраться профессионального, а главное, как наставлял нас Поп, житейского опыта.

Наш гуру лифтового дела оказался весьма длинным худым мужиком, звали которого Леонид Васильевич Маслов. Как мы вскоре выяснили, он обладал весьма добродушным и покладистым характером, мало вязавшимся с его звериным оскалом, который ему предавала выпирающая нижняя челюсть. Вид он всегда имел несколько помятый, что вполне относилось как к его одежде, так и к несветлому лику его, как будто всегда припорошенному пылью. Но, в тоже время, на нем всегда были надеты до зеркального блеска начищенные старые, но со стоптанными каблуками, туфли.

- Странный он тип этот Маслов! – подумал я, внимательно рассматривая при нашей первой встрече его дряблую, пробитую сетью мелких морщин кожу на лице с сеточкой и узелками мелких сосудиков и во мне сразу возникло стойкое отвращение к моему напарнику и учителю. Мужику скоро на пенсию пора, а его иначе как Леха, а то и просто Лепа никто не величает.

Как того и следовало ожидать, Леха наш, оказался самым заурядным пропойцем. Впрочем, он обладал одним неоспоримым достоинством, которое все же не позволяло впасть ему в ту категорию совсем «конченных», носящих гордое звание «ханыг». Постоянно поддерживая себя «в градусе» он, тем не менее, никогда не напивался, что называется до «зеленых соплей». Обычно после всеобщего утреннего сбора бригады, который работяги между собой называли молебном, созываемого для получения инструктажа, сведения о простоях и начальственного нагоняя, мы отправлялись на закрепленные за нами лифты. По дороге Леха обязательно пару раз «нырял в метро». Есть в нашем городе такие небольшие подвальчики – «наливайки», которые народ прозвал «гадюшниками» и где, как выражался наш духовный и электромеханический лидер, он «пробивал дыхалку» и поправлял здоровье крепленым вином местного разлива. Знатоки вино это иначе чем «шмурдяком» или «чернилом» не называли, поскольку видом, вкусом и букетом оно ни как не напоминало благородный, воспеты поэтами продукт. Но зато оно безотказно, кого с двух, а кого и с одного стакан «клало шо тот пулемет». Но Леха наш, зная коварные свойства шмурдяка и проявляя невероятную силу воли и стойкость духа, от зависти к обладателю оного вспороли бы себе животы последние японские самураи, дабы не нарваться на очередь с того самого пулемета, позволял себе только «соточку» за один «нырок».

Как-то раз, когда на дворе стоял уже веселый теплый апрель, Леха изменив, казалось раз и навсегда сложившейся традиции, купил три бутылки пива и поволок нас в городской парк. Деревья стояли еще голые, но уже начинали цвести черешни и в воздухе временами возникал еле уловимый мягкий аромат ворвавшейся в город весны.

Мы расположились на скамейке и принялись, потягивая пенистое зелье, созерцать зады трех баб, которые, согнувшись в три погибели, высаживали цветочную рассаду в большую кучу, парящей на весеннем солнышке земли, превращая ее в парковую клумбу.

- Пришла весна, за нею лето. Спасибо партии за это! – глубокомысленно провещал Ленька Маслов и шумно, с бульканьем, глотнул из бутылки пиво.

- Что, что? – не понял Саша.

Маслов достал из мятой пачки кривую сигарету, закурил и выпустил в весеннее благоухание серо-сизую струю вонючего сигаретного дыма.

- Да была в свое время такая присказка. Давно это, правда, было. Тогда еще «Совок» крепко стоял. За все тогда партии спасибо говорили и лично Леониду Ильичу. Комуняки все обещали, что вот-вот америкосам задницу надерем! Вот и надрали, мать их…! – Ленька опять шумно приложился к бутылке. – Зато теперь пива хоть залейся. Я как-то в «Центральном» решил посчитать, так насчитал аж тридцать сортов пива, да бросил это дело…. Класс! – он опять пустил дымную струю. – А тогда пиво – оно пиво и было. Только два вида – бочковое и бутылочное. И все! И оба «Жигулевское». Да и вкушали его только по большим революционным праздникам.

Ленька положил рядом с собой на скамейку свою видавшую лучшие времена кожаную кепчонку, подставляя на прогрев, под весеннее солнышко, густо покрытую веснушками плешь. Он опять приложился к бутылке, шумно вливая в себя остатки пива.

- Вот блин! – лениво текли в моей голове драные мысли. – Неужели пройдет лет двадцать – двадцать пять и я тоже стану таким же, как и он, лысым пропойцей, с мешками под глазами и мутным взглядом ничего не выражающих, рыбьих глаз!? Неужели и у меня будет такая же, похожая на кусок мятого серого пергамента кожа!?

Во мне закипала дикая ненависть и мне даже захотелось ударить Леньку. Сильным Hook-ом снизу, или как там еще называется этот удар, так что бы лязгнули и вылетели его желтые зубные протезы, что бы потекла кровь из разбитых губ и носа. Я даже представил себе его беспомощно валяющегося на асфальте с удивлением на испитом лице и с обидой в голосе лепечущего.

- Ты это что!? За что ты меня так!?

Да не за что! Просто так! Я даже не знаю, что на меня нашло. Бред како-то!

- А пиво сейчас, конечно же, лучше чем тогда было. И выбор теперь есть… – продолжил свою глубокую мысль Леня.

- Леха! – подал голос Сашка. – А ты, сколько лет в нашей конторе работаешь?

- Да я и не считал! Лет, пожалуй, двадцать с гаком будет. Я после армии сюда пришел. Она тогда это не частная лавочка была, как сейчас, а СРСУ! Специализированное ремонтно-строительное управление. Солидно! Отработал я тогда года два, потом ушел. Романтики захотелось… Молодой я был тогда, блин! На права сдал, за «баранку» сел. Все вокруг было простым и понятным и потому казалось скучным и так хотелось чего-то эдакого…! Чего? Да я и сам толком не знаю. Сначала на «ГАЗоне» рысачил, потом на автобус пересел. Думал на дальнобой перейти. Да по пьяне залетел.., права менты отобрали. Слава Богу, тогда без аварии обошлось, а то бы еще и подсесть на пару лет мог.

Маслов посмотрел бутылку на просвет и на его лице отразилось сожаление. Он еще раз внимательно проверил, не осталось ли внутри еще хоть немного вожделенной влаги и, убедившись, что его надежды тщетны, с раздражением метнул бутылку в ближайшую, стоящую в метрах семи от нас, урну.

- Ишь ты! – восхитился он сам собой. – Попал блин! Не зря говорят, что мастерство не пропьешь. Я ведь в молодости в баскетбол играл. КМСа даже выполнил. А как в армию призвали, то я у нас тут в спорт роте служил, за округ играл… Поговаривали что даже в сборную, возьмут, да не срослось что-то там… наверху.

Он сделал неопределенный жест рукой.

- Ну а как права отобрали, - продолжил он после пауза – меня, как водится, на яму сослали, слесарничать. Да я не захотел и из гаража уволился. Права уже так больше и не восстановил. Вот и вернулся опять лифчики ремонтировать. – он коротко хохотнул собственной незатейливой шутке.

- А разряд-то, какой у тебя? – продолжал расспрашивать Саша.

- Разряд…? – переспросил Леха, - Разряд у меня третий.

- Блин! – удивился я – Ты ж, сколько лет уже тут пашешь, а все не сподобился  разряд нормальный получить!? Я был уверен, что у тебя шестой или, по крайней мере, пятый!

- Да нет, – уныло промямлил он – не срослось как-то… Я ведь бухать начал, «по черному»… Жена тогда от меня ушла…. Так я больше и не женился.… Много всяких баб потом было. Но все как-то…

- … не срослось – съехидничал я.

- Не срослось.… Все больше так, по пьянее…, в койку – и разбежались! А что б жить вместе. Что б для души..., семью там создать..., так нет!

- А что так? – спросил Саня.

- Да так как-то… не срослось… – он безвольно уронил плечи и по его щеке поползла слеза.

Странное чувство, смесь жалости и презрения охватило меня.

- Врет же, паскуда! – подумал я. – Не срослось у него! Как же! Бухать надо было меньше, вот и срослось бы все. Правду говорят рожденный пить – трахаться не может! Конечно же, у него с женщинами проблемы.

- У меня, тогда как раз на лифте напарник погиб. Как сегодня, тепло тогда было… Да, как сегодня… двадцатого… – продолжал он монотонным голосом. – Звали его Мишаня Лесик. Я тогда, как раз когда все это с ним случилось, из машинного помещения через чердак к нему на лестничную площадку шел. Мне тогда казалось, он меня позвал. Тогда казалось, что слышал его голос, а сейчас вот не уверен. Может только показалось. Я когда отходил от машинного помещения, слышал, как двигатель включился.., на малой скорости… И крик потом. Я и не понял по началу, что это он кричал. Вы то уже знаете, что в машинном помещении ничего толком не услышишь, когда из шахты кричишь, а на чердаке и подавно. А тут что-то вроде как услышал. Видимо в последний момент он сильно крикнул. Ну а когда я на лестничную площадку пришел… – он опять достал очередную мятую сигаретку и дрожащими пальцами сунул ее в рот.

- А когда пришел на площадку, - продолжал он, закурив, - то все уже было кончено! Лифт вверх пошел и его между крышей кабины и дверным проемом затянуло. Пополам его разрезало и по стенке шахты буквально размазало. Я прихожу, а там кровищи… и запах. Я этот запах крови и парного мяса до смерти не забуду! Подхожу я, значит, и вижу – только ноги его торчат. Меня тогда прямо столбняк прихватил. Стою, на эти ноги его смотрю, с места не могу сойти. И тут одна из них дернулась. Я сдуру было, решил, что он живой еще и давай его за ноги тянуть. А тут какая-то баба из квартиры выходит…, как увидала и давай визжать. Что дальше делал, не помню. Только этот визг ее в ушах так до сих пор и стоит.

- А как его туда затянуло? – спросил я.

- Да хрен его знает! Меня тогда и в прокуратуру и «Котлонадзор» так тягали! Затрахали просто! Воде как нашли, что он перемычку на цепь безопасности и дверные блокировки поставил. Видать ему не удобно было, кабина слишком низко стояла. Вот он и решил ее приподнять. А у него в тот день как раз горло болело. Вот я и думаю, что он кричать не мог и мне потому и не крикнул.., ну что бы я ее приподнял. Мне ведь из машины сподручней было… Да и не доорешся там, с больным-то горлрм… Вот он и перевел лифт на ревизию.

- Ревизию..? – переспросил Саша.

- Да вы что, не знаете? – удивился Леха. – Это же пульт на крыше кабины. Становишься на крышу кабины, переводишь на управление с крыши и можешь ехать по шахте куда надо.

- Да знаем, знаем! – ответил я. – Мы же с тобой уже по шахте пару раз катались. Только ты не называл это «ревизией».

- Разве!? – удивился Леха. – Ну, теперь знать будете!

- А дальше, что было? – нетерпеливо спросил Саня.

- А что дальше? Похороны были…! Вдова его на меня как на врага смотрела… Просто жуть!

- Ну, хорошо! – во мне появился нездоровый интерес – А чего же это он не отскочил в сторону? Лифт же на этой ревизии хреновой на малой скорости, насколько я помню, идет. Времени вроде хватает и на то что бы сообразить, что происходит и на то что бы отскочить?

- Правильно! Только помнишь, там торчит концевой выключатель. Блокировка на двери кабины. Мы ее вэкашкой зовем. Так вот у него куртка за эту вэкашку зацепилась и он, видимо, не успел отскочить.

- А тебя чего таскали? Ты ж тут вроде и не при делах? – продолжал я.

- Не при делах…, - он раздраженно махнул рукой, – но таскали, так что думал, все…, посадят! Все буквально по секундам выспрашивали, что делали, как стояли, куда шел, что чего кому говорили. Да оно и понятно! Человек-то ведь погиб! И была там еще одна непонятка. До сих пор мозг себе парю! Там ведь лифт идет пока на кнопку жмешь. Отпустил – и кабина останавливается. Почему же он кнопку не отпустил? А если все же отпустил, то почему лифт не остановился? И потом почему между этажами остановился? Так и не выяснили, что там за хомут приключился. Ни прокуратура, ни комиссия наша с управления, ни «Котлонадзор».

- А ты как потом смог на лифтах-то работать!? Я бы, после такого напряга, точняк уволился бы! – воскликнул Саня.

- Да я поначалу тоже собрался было увольняться, да меня тогдашний наш начальник управления Дунаев остановил. Сначала в отпуск отправил, потом к Попу на участок перевел. Я ведь, до того случая, на третьем участке работал. Хороший был человек это Дунаев. Жаль, через год после этого дела на пенсию его ушли. Не из-за этого случая конечно. Но когда уже поперли, то конечно припомнили и это.

- Ну а дальше…? Дальше что было? – опять проявился мой нездоровый интерес.

- Так я и говорю! Похороны. – Маслов явно стал от наших вопросов раздражаться. – Потом одна прокурорша все меня трясла. Все мою вину найти пыталась. Такая прилипчивая, дотошная стерва оказалась. Что да как раз по сто переспрашивала, все показания мои сравнивала. Да по закону не было моей вины. А чисто по-человечески мне до сих пор хреново. Все думаю, если бы я тогда из машинного помещения не пошел к нему или наоборот пошел бы раньше? Может быть, сообразил бы рубильник вырубить или может, его успел бы оттуда вытащить? Вот от этих дум у меня чуть крыша тогда не съехала. Пить я тогда начал крепко. Да так уж и не остановился.

Леня опять уронил голову и шмыгнул носом. Наступила тягостная пауза. Я посмотрел на моего дружка и он скривил мне в ответ многозначительную рожу – видал, мол, как оно в жизни бывает!

- Ладно.., пацаны! – после паузы сказал наш наставник. – Пошли. Нам тут Поп работенку подкинул. Надо в одной конторе под сдачу инспектору лифт подготовить. Мы эти лифты вообще-то не обслуживаем. У них свой механик был, да на прошлой неделе уволился. Вот Поп попросил подмогнуть, премией наградить грозился. Вроде как ремонт на одном из них сделать и инспектору сдать. Да там делов, только пыль везде пообметать, проверить, как ловители срабатывают, да в журнале расписаться. Тот механик за своими лифтами следил. Лялечка, а не лифты!

По дороге Леха немного оживился и рассказывал нам уже всякие забавные байки из его непутевой жизни лифтового механика.

- Я когда работать тут начал, так у нас на участке были женщины обходчицы. Их тогда в отдельную бригаду свели. Рулил ими Семен Маркович… - Леха на секунду наморщил лоб, - Вот зараза! Фамилию его вспомнить не могу. Маланец хренов! Вот говорят, что они все больше по тылам, да в эвакуации ошивались. А этот с 42 го и по самый конец войны на фронте отбарабанил. Ему героя за Сталинград дали. Сам он ничего не рассказывал, а потом о нем в газете прочитали. Ох, тогда наш парторг, да профорг как ужаленные забегали! Как же, тут такой герой, а они ни ухом, ни рылом…! За такое тогда запросто могли снять штаны и набить морду! Ну, это в фигуральном смысле выражаясь.

- Да, я читал, что там, даже медали редко кому давали, а героя, так вообще… - блеснул я эрудицией.

- Так вот, этот Семен Маркович, - продолжал Леха – был как петух в курятнике. Лифты он знал слабенько, но все, перед бабами своими, из себя крутого всезнайку механика корчил. Но гонял их справедливо, хотя работу с них по-взрослому спрашивал!

Леня остановился и показал на старый четырехэтажный дом, на ложном портике, которого красовалась надпись постройки –1897.

- Я уже к тому времени лет пять как у Попа на участке монтулил! – продолжал Леха. – Так вот как-то прохожу я мимо этого дома, а из парадной вылетает этот Семен Маркович, какой-то весь не в себе, всклокоченный и, заикаясь, зовет в машинное. Я тогда чуть в штаны не наложил! Испугался. Думал опять, не дай Бог, несчастный случай. Так нет. Открывает Семен Маркович передо мной дверь в машинное помещение, весь трясется и на гэть голую девку мне показывает. А та стерва бухая, лыка не вяжет, на двигателе как тряпка висит и сама явно с движка слезть не может. И самое главное, нигде ни одежды, ни обуви нет. А на вид – ну школьница! Хотя уже все при всем! – И Леха сделал несколько волнообразных движений, показывая на себе, какое у нее это «все при всем» было и где оно «как полагается» располагалось.

- А Семен Маркович – продолжал посмеиваясь Маслов – вокруг нее скачет, ручками все так взмахивает, да причитает:

- Как вы, голубушка, сюда попали? Это режимный объект! Посторонним вход категорически запрещен. Ой-ой-ой! Ай-ай-ай! Я, мол, сейчас милицию вызову!

- А эта сука паскудная – продолжал Леха, – чего-то там мычит, да только на движке дергается. Ей, видать, проушина ремболта в живот или куда еще сильно давила, а сползти вниз не позволяла. Я быстренько рубильник рванул. Не дай Бог, думаю, эта паскуда еще сильнее дернется, да под шкив залетит. Ее тогда на куски точняк покоцает. Мама крикнуть не успеет!

- Вот блин козел! – промелькнуло у меня в голове. – Как самому по пяне в койку – так все ОК! Это нормально… А тут, видите ли, «сука паскудная»!

- Короче, – продолжал тем временем развеселившийся Леха – вызвали ментов. Те прискакали и только на ней взглянули, тут же ее узнали. Она оказывается у нас в порту, шалава этакая, за бабки с моряками трахалась. Вот ее какие-то три моремана сняли и с ней в нашем машинном покуролесили. Мы тогда еще долго всей бригадой Семена Марковича подкалывали. Мол, что же ты друг наш ситный, шум на весь город поднял, ментов напряг? Надо было самому сначала попользоваться. Потом с товарищами по бригаде поделиться. Глядишь, и прижилась бы у нас в бригаде дочь полка.

- Ну и чем все это дело закончилось? – поинтересовался я

- Да как обычно…! - пожал плечами Леха. – Забрали ее, добры молодцы к себе в околоток... Не знаю, что с ней там было, но я потом ее пару раз встречал в городе. Она, конечно же, меня не узнала, или делала вид, что не узнала. Кто их там этих баб поймет!

А в прошлом году, как раз перед Пасхой, я как-то ее опять встретил. Тогда наш механик, который лифты в горсовете обслуживает, приболел малость…

- Михалыч, что ли…? – проявил осведомленность Сашка.

- Он самый! – с легким раздражение ответил Леха. – Он у нас блатной, «белая кость». На «молебен» утром не приходит. Сразу на место, в горсовет рысачит. Там конечно неплохо, всего семь лифтов всей зоны обслуживания. Да только сидишь там как Бобик на привязи. Отлучиться никуда нельзя. Впрочем, ему пенсионеру, это в самый раз…

Так вот, меня Поп и попросил там пару дней поторчать, пока Михалыч не оклемается, да за лифтами тамошними приглянуть. Ну, я как-то в обед решил к ним в их исполкомовскую столовку сбегать. Смотрю, а мне навстречу по коридору эта самая коза идет. Такая фифа стала – и не узнать так сразу. Прикинута, ухожена, зачесон – волосок к волоску, в ушах цацки сверкают! По коридору идет – что тот броненосец плывет! Не подойдешь. Я даже остановился, что бы челюсть с полу подобрать. Конечно же, возраст уже… сколько лет-то с тех пор прошло. Но все равно выглядит шикарно! Мужики, видно было, на нее оборачивались, да все облизывались. А она, я ж говорю, что тот броненосец!

- Работает она, что ли там? – удивился я.

- Да я и не понял! Работает или по делу туда приходила. Да мне и без разницы. Эта фифа не по мне, ни при каком раскладе! По нынешним временам, лучше от таких держаться подальше.

Так болтая не о чем, мы подошли к большому серому зданию с кучей разнообразных табличек возле парадного входа. Первый этаж, как это теперь водиться, был сдан под несколько магазинов, хозяева которых, в силу своего нуворишного понимания красоты, аляписто подремонтировали каждый свой кусочек фасада, да пробили в старых стенах разнокалиберные проемы для магазинах дверей. Ну а дальше в этом здании.., что называется «трава не расти»! Многочисленные государственные конторы по старой совковой привычке прятались за облупленной штукатуркой разрушающегося фасада. Так что две дамы-кариатиды, не смотря на свирепые от натуги выражения каменных лиц, вид имели весьма глупый, поскольку, воздев к небу руки, подпирали уже пару лет как несуществующий, обвалившейся балкон.

Мы вошли в арку парадного и поздоровались с тамошним лифтером. Нам с Саней уже было известно, что это бывший наш электромеханик по фамилии Коняев, который по причине пошатнувшегося здоровья перешел на эту не хлопотную и не пыльную работу.

- Что случилось? – завидя нас, Коняев выполз из своей каморки.

- В понедельник к тебе в обед инспектор в гости заявиться. – Леха пожал Коняеву руку. – Вот нас и послали твои лифты немного подшаманить. Ну и напомнить, что инспектор, когда голодный, то вельми злой бывает! Так что встретить его надо скатертью-самобранкой и соответственно, пакетом откатным.

- Это не ко мне! Ту есть, кому головой на эту тему приболеть! – лифтер поручкался с Саней и со мной. Потом нырнул обратно к себе в каморку и протянул оттуда нам ключи от машинного помещения. – Надеюсь, я вам там не нужен?

Отказавшись от его компании, мы направились в кабину ближайшего лифта.

- Смотрите пацаны! – просвещал нас Леха, пока лифт тащил нас вверх. – Это как раз наш лифт. Вы такого еще не видали и нигде у нас в городе такого не увидите! Этот лифт можно сказать уникален. Жедезосетчатая шахта, кабина с окнами. Лифт двухскоростной, а двери распашные. Пассажиры сами их должны на остановках открывать – закрывать. А при движении их тут хитрая отводка блокирует. Изнутрии не откроешь! Да еще и подпольные контакты есть. Впрочем, подпольники во многих, особенно офисных, лифтах есть.

Мы поднялись на темный и душный, пахнущий вековой пылью и голубиным пометом чердак и по настеленным на балки скрипучим доскам добрались до машинного помещения. Дорогу нам подсвечивали с десяток тщедушных солнечных лучиков, прорвавшихся сквозь отверстия, оставшиеся от выпавших кровельных гвоздей. Наше продвижение сопровождалось недовольным ворчанием и суетливой возней нескольких десятков облюбовавших это место диких голубей.

- Ну, за работу! – с этими словами Леха Маслов, войдя в машинное помещение, нажал на кнопку «Стоп» и дерну рукоятку рубильника, обесточивая куда-то торопившийся лифт.

- А там никого в кабине не было? – неуверенно спросил я.

- Не боись! – отмахнулся Леха. – Я проверил! Релюха подпольника не была залипшей. Значит там, в кабине – никого!

Он поднял вверх указательный палец

- Учитесь штюденты, пока я жив! – он так и сказал, паскуда – штюденты. И щелкнул тумблером, переводя лифт на управление из машинного помещения.

Лифт, как и говорил Леня, был чистенький, в хорошем состоянии. Было видно, что за ним хорошо и с любовью ухаживают. Прямо по шоферской поговорке: «Машина любит ласку, чистоту и смазку»! А чем спрашивается лифт хуже!? Так что, как и предполагал наш наставник, работы нам было только что пыль стереть, да проверить работу ограничителя скорости и ловителей кабины. Есть такие взаимосвязанные устройства, которые должны остановить движущуюся вниз кабину лифта при превышении ее скорости на 10 процентов. Как я понимаю, за этими процентами стоит вполне очевидный страх того, что в один, далеко не прекрасный день, где-то, как-то и у кого-то, вдруг сразу оборвутся все троса и кабина, расшвыривая киношные искры, помчит своих визжащих от ужаса пассажиров вниз, прямо в объятия костлявой. Но как утверждал наш лифтовой гуру, на его памяти, как и на памяти его учителей, такого малоприятного конфуза в наших краях еще не приключалось! Ох уж эти мне старожилы! По-моему они только для того и существуют на свете, что бы какая-нибудь тетка, рассказывая по телеку о разгулявшейся стихии, могла сказать:

- Старожилы в этих краях такого не помнят!

Но вот что правда – то правда! Время от времени ловители по разным причинам иногда все же срабатывают и в сей неожиданный момент ощущения у людей в кабине – держите зубы! Так что механикам, приходящим на помощь застрявшим при таком раскладе пассажирам, частенько есть что послушать!

А вот на нашем чистеньком и ухоженном лифте, эти самые паскудные ловители, что-то не захотели срабатывать как положено. Пришлось заниматься регулировкой ограничителя скорости и вновь «кидать кабину на клинья». Потом еще и еще, и еще.

- Ну вот, вроде как нормально! – сказал наш лифтовой кормчий после пятой или шестой попытки. – Сейчас еще пару раз швыранем его для очистки совести и по домам. Как говорится семь раз отмерь… и с чистой совестью на свободу!

Но как раз после седьмого «швыряния» к нам прибежал запыхавшийся Коняев.

- Леха, мать твою…, ты чего чудишь? – весело проорал лифтер. – Ты что не видишь что у тебя человек в кабане болтается!?

- Ты чего, Коняка хренова, гонишь? Какой еще человек? – возмутился Леня.

- Какой, какой..!? – передразнил его Коняев. – Разуй очи ясные! Там у вас в кабине, молодцы вы мои добрые, деваха в истерике бьется. Я, правда, клиентку успокоил… - и лифтер тут как-то странно улыбнулся, – но неуверен, что помогло.

Маслов бросился к станции управления и уставился на реле подпольного контакта.

- Ладно тебе прикалываться! – усмехнулся Леня. – Нет там никого! Смотри реле обесточено.

- Обесточено! - опять передразнил его Коняев. – Говорю тебе, глаза разуй и в схему посмотри! Тут же все через задницу сделано! Все как раз наоборот запитано.

- Ой! – всплеснул руками Леха, пробежавшись взглядом по схеме. – Вот блин горелый! Действительно, там кто-то есть! Так это мы ее семь раз на ловители… ну ни фига себе, сказал я себе!

Сказать, что вид у него был ошарашенный, значит, ничего не сказать.

- Слушай, Валера! – Обратился он к Коняеву заискивающим тоном. – Я с женщинами как-то не очень контачу… А тут дама, по всему видать, не в себе немного наверное. Может вот с молодым сходишь – и он указал на меня. – достанете эту тетку? Мне как-то там появляться… не очень… А он из себя такой вежливый…, обходительный…, симпатичный. И ты вроде как при должности.… Сходите?

Я посмотрел на своего учителя и увидел в глазах его самый настоящий страх.

- Ладно! Пошли! – махнул рукой лифтер. – Все сделаем в лучшем виде! Но с тебя Маслов, пузырь. И не водяры твоей поганой, а коньяку. Ты знаешь, я только его и потребляю!

- Заметано! Если все обойдется без шума и пыли, то с получки накрываю поляну.

- Ну, смотри, Маслов! – усмехнулся Коняев. – Я тебя за язык не тянул! Сам подписался.

Мы с Коняевым промчались сначала по пыльному и темному чердаку, чем вызвали панический переполох всего подкрышного голубиного семейства. А затем скатились по грязной и щербатой, но видимо когда-то весьма шикарной мраморной лестнице на третий этаж, чуть ниже которого как раз и остановился злополучный лифт.

Прыгая через две ступеньки, до меня вдруг дошло, что вся эта возня со спасательными работами полнейшая чушь. Лифт ведь был в рабочем состоянии! Так что Маслову было достаточно щелкнуть тумблером и  переключить его на «нормальную работу» и тогда наша жертва вполне могла бы самостоятельно добраться до любого этажа и преспокойно покинуть пленившую ее железную коробку. Я даже собрался, было сказать об этом Коняеву, но желание посмотреть на попавшую в наши сети добычу, пересилило здравый смысл.

Из окна кабины, недоехавшей примерно пол метра до этажной площадки, сквозь мелкую сетку лифтовой шахты на меня смотрели два огромных, полных непередаваемого ужаса глаза. Их обладательница вжалась в стенку, боясь не то что пошевельнуться, но и похоже, даже вздохнуть. К груди она двумя руками крепко прижимала элегантный пластиковый портфельчик. В одном кулачке она держала элегантную туфльку–лодочку со сломанным каблуком-шпилькой. Из тщательно уложенных в тугой узел волос на ее затылке, выбивалась небольшая прядь, которую она пыталась коротким судорожным движением другой руки уложит на место и тут же опять хваталась за портфельчик, явно не совсем понимая, что собственно она делает. Вид у нее был жалкий и трогательный одновременно.

- Девушка! – крикнул ей Коняев. – Вы меня слышите! Вам повезло крупно и невероятно. Я вот вам механика привел. Еле нашел его! Он сейчас вас освободит.

Она ничего не ответила и только продолжала, часто мигая смотреть на меня,  пытаясь справиться с непослушной прядью. Похоже, что она плохо понимала, что вокруг нее происходит.

- Девушка! – я решил взять инициативу на себя. – Вы меня слышите?

Она несколько раз судорожно кивнула.

- Как вас зовут?

- Лена. – выдохнула она.

- Леночка, не бойтесь! Я механик и сейчас мы с лифтером будем вас доставать из кабины.

- По частям…! – в пол голоса хохотнул невпопад Коняев.

Но, судя по тому, как еще больше округлились ее глаза и еще сильнее она вжалась в стенку, я понял, что его дурацкую шутку она услышала и восприняла буквально.

- Леночка! – обратился я к насмерть перепуганной девушке. – Не обращайте внимания на моего друга. У него по пятницам обычно наступает обострение хронического тупоумия. Ничего не бойтесь! Ваше спасение пройдет быстро и беспроблемно. Только слушайтесь меня и все будет в порядке!

Еще пару минут я успокаивал нашу клиентку и когда понял, что мне удалось преодолеть ее паническое состояние, я начал действовать. К счастью мне уже приходилось доставать людей, оказавшихся запертыми в застрявших лифтах. Так что, не смотря на то что, я имел дело с несколько необычной конструкцией, я все же быстро разобрался, что к чему. Да и проникшийся, наконец, серьезностью момента бывший механик Коняев, толково подсказывал что делать, перемежая свои советы своими мрачноватыми шуточками в полголоса.

Лена все еще была напряжена и напугана, но уже явно совладала со своим паническим состоянием. Она больше не сражалась со своей прядью и, хотя по-прежнему прижимала к груди портфельчик и туфельку, плечи ее уже не были столь напряжены и немного опустились.

Распахнув двери шахты и кабины, я осмотрел нашу пленницу с ног до головы. В ней было не более чем метр шестьдесят росту, но была она пропорциональна сложена. Осиная талия, в меру «прокачанные» спортивные ножки, плоский живот, узкие бедра. Как раз в моем вкусе. Я даже почувствовал, что у меня есть сердце, которое, оказывается, может неожиданно заныть.

- Хороша! Ой, хороша телка! – прошептал мне на ухо лифтер. – Не теряйся парень и обязательно телефончик ее возьми.

Я стал в распор в дверях кабины и протянул Лене руку.

- Подходите ко мне Леночка.  – сказал я ей. – Давайте вашу руку. Я помогу вам выбраться. Ножку вот сюда ставьте. Только не на колено, а ступней!

Она протянула мне свой портфельчик и искалеченную туфельку, которыйе я тут же передал Коняеву. Узкая юбка ее делового костюмчика мешала ей высоко поднять ногу. Ей пришлось повернуться ко мне боком, немного задрать юбку и поставить ногу на порог двери. Сквозь прозрачную ткань ее колготок была видна небольшая аккуратная ступня с высоким подъемом и ярким педикюром на ухоженных пальчиках. Я как привороженный смотрел на этот красивый, элегантный полет ее ступни, пока не почувствовал, что она берет меня за руку.

- Как вы себя чувствуете, Леночка? – спросил я ее когда мы стояли уже в коридоре.

Она одернула юбку и несколько раз раздражено одела и сняла искалеченную туфельку.

- Да что же это за день такой! – воскликнула она. – Ну, вот прямо с утра и не задался! С утра этот козел гаишник все нервы измотал…! Потом шеф напряг…! А теперь вот лифт этот... и тут еще туфель…! Блин!

Я взял ее за руку и тут ее прорвало! Рот ее скривился, из глаз брызнули слезы. Она легонько боднула меня лбом в плечо и разрыдалась.

- Воды принесите, пожалуйста. – сказал я Коняеву.

Вместо того, что бы принести самой простой воды из-под крана, это козел ускакал куда-то и приперся обратно уже с двухлитровой бутылкой Пепси. Он сунул мне эту бутылку и указал пальцем наверх:

- Я – чуть слышно шепнул он, - наверх, к Маслову.

Потом он поднял, так что бы Лена не видела, большой палец вверх и, скривив комичную рожу, что должно было обозначать его восхищение, опять прошептал:

- Давай парень! Не робей! У тебя получится!

Он ушел, а Лена сделала несколько глотков Пепси, прекратила рыдать и поведала о том, что с ней приключилось.

- Я в лифт зашла, - говорила она, всхлипывая, - нажала на верхний этаж. А он вдруг где-то посередине остановился. Я начала на кнопки жать, но – ноль эмоций! Я к дверям, а они не открываются. И тут лифт сам вниз поехал. А потом его как затрясет! Ой, мамочка! Думала все! Оборвался! Потом свет моргнул и лифт опять вверх поехал. И потом все опять повторилось. Я начала орать, на все кнопки жать, в дверь ногой колотить. Вот каблук даже сломала!

- Какой-то мужик шел по лестнице. – продолжала она опять отхлебнув из бутылки Пепси. – Я ему кричать стала! Он сказал, что позовет лифтера. Тут лифт опять вверх – вниз поехал. Опять его трясти начало. Мне так страшно стало. Оборвется сейчас, думаю и все!

Потом это ваш лифтер пришел….

- …Коняев. – вставил я. – Его зовут Валерий Коняев!

- Ему больше подходит фамилия Ослов. Сказал, что он ни чем не может мне помочь. Он, мол, только лифтер и как людей освобождать не знает. Я его умолять стала:

- Сделайте что-нибудь! У меня тут документы, мне их нужно в Статуправление передать – кричу я ему.

А он мне в ответ:

- Ну что вы девушка от меня хотите. Сегодня пятница. Механики еще в обед приходили. Напились, как обычно, и теперь только в понедельник придут. Ждите!

Я вспомнил самодовольную ухмылку Коняева, когда он сказал, что постарался клиентку успокоить, но похоже, у него это не получилось.

- Вот жлоб! – подумал я про него.

- Позвоните им. Или кому-то еще! Вытащите меня отсюда! – продолжала свой рассказ Лена, всхлипывая и вытирая слезы. – Со мной чуть ли не истерика началась. А он только смеется гад в ответ: что, мол, я могу поделать? Вам придется до понедельника потерпеть!

Лена опять всхлипнула:

- Представляете! Сказал, развернулся и ушел! И главное, никого на лестнице. Как будто все вымерли! Я кричала – кричала, но все бестолку. Никто больше не появился, никто по лестнице не проходил! А тут опять эти движения с литом начались. Страшно! Жутко! Я уже и не надеялась, что выберусь когда-нибудь из этой мышеловки живой! Думала, умру я тут! Слава Богу, вы появились! Спасибо вам!

- Да это он у нас шутник великий. Не обижайтесь на него, пожалуйста. Это он вас так разыграл, а сам за нами побежал.

- Спасибо вам огромное. – она чмокнула меня в щеку. – Если бы не вы, я не знаю, что со мной было бы!

И она опять всхлипнула.

- Ну, ну! Успокойтесь! Все уже позади. Больше ничего страшного с вами не произойдет. Я вам обещаю! – я погладил ее по спине.

- Вы мне не поможете еще немного? – попросила она меня. – А то у меня такой вид… и каблук сломан. А мне еще надо документы по нескольким кабинетам разнести.

Обычно на этом месте я замолкаю, аккуратно встаю с кровати, тушу свет и тихонечко прикрыв за собой дверь детской, иду на кухню, где с чашкой нашего традиционного вечернего чая, ждет меня моя Лена. Так происходит каждый вечер, потому что как раз на этом месте, наша трехлетняя дочь, которая вместо сказочки на ночь, очень любит слушать историю про то, как в лифте папа маму нашел, счастливо улыбаясь, засыпает.