Роковой сезон

Документально-художественные заметки
Михаил Медведев

РОКОВОЙ СЕЗОН
Медведь не к добру снится. Эту примету я сам подметил, и к народным она не относится. Мне снилось стадо медведей. Я помню только глаза медведицы…
А сезон тяжелый был. Паршивый во всех отношениях. У каждого бывают такие сезоны, когда кажется, будто на тебя весь мир ополчился. Начался он с того, что я спалил нашу киловаттную электростанцию – ПэЭСку. Подсосал побольше бензину и дернул стартер. Как положено. Но выскочила искра, и вспыхнул огонь. Жаркий и неугасимый. Сапоги и штаны на мне тоже вспыхнули, так как и на них плеснуло бензином. Мне показалось, будто я в аду. Что особенно скверно, бак был полупустой. Я об этом знал. Значит, через минуту взрыв мог подпалить ближние палатки. Я набросил на агрегат тент и прыгнул в речку, благо, лагерь располагался на самом ее берегу. Погасил себя и агрегат. Что в итоге? Два десятка человек на месяц остались без света. Упорно доказывал начальнику, что не курил, когда стартер дергал. Тот не верил сурово и молча. Я уходил плакать в кусты.
Затем сгорела баня. Ее только что построили, и вот она сгорела. На меня стали коситься, подозревая в поджоге.
Через пару дней загорелся лес по другую сторону речки…
- Шеф! - взмолился я. - Отправь ты меня куда подальше! Не могу я здесь!
Тот с задумчивым видом показал кулак.
- Завтра приезжает практикантка. Будешь учить.

***
Пигалица была что надо. Возраст – 18. Рост - полтора метра. Вес - килограммов сорок. Хотелось взять за ручку и отвести в школу. Но школы рядом не было. Рядом была тайга. Сахалинская. Поймет тот, кто в ней ноги ломал, да в горелом стланике от бессилия матерился…
Я неожиданно обнаружил в себе свойства изощренного садиста. Таскал студентку по таким дебрям, что иному опытному мужику не по силам. Хотелось отбить у нее охоту к геологии. Отравить порывы ее нежной души, потому что сам изрядно разочаровался в романтической составляющей нашей дурацкой профессии. «Нас обманывали, - твердил я ей. – Осознанно или неосознанно – не знаю. Песни у костра поют только малохольные студенты. А мы здесь – работаем. На износ».   
Я мог идти с утра до вечера напролет, специально не останавливаясь на перекуры. Она никогда не жаловалась. Она только тихо напевала под нос: «Лето, ах, лето…» Должно быть, специально доводила меня до бешенства. Странная все-таки девчонка…
Однажды свалилась в медвежью берлогу.
- А-ах! – всхлипнула она. И ее не стало.
- Тут тебе самое место, - сказал я.
И ушел.

***
Шутка оказалась не просто неудачной. Она оказалась жестокой. Уже минут через пять я понял, что эта идиотская выходка может обернуться судебным приговором. Бегал, стрелял, кричал, пока не осип. Часа два искал. Чуть не поседел. Студентка лежала в обмороке на дне двухметровой ямы. Хозяин берлоги явился в мое отсутствие, долго трещал сучьями, затем свесил вниз свое немытое рыло и засопел. Больше практикантка не помнила ничего.
- Я негодяй, - сказал я и хотел встать на колени.
В ответ молчание и трагический взгляд. Глаза наполнены слезами.
- Я тебя люблю, - сказала она.
Как обухом по голове.
«Ты не первый. - позже объясняли мне опытные мужики. - Ты не первый и не последний. Для тебя эти сопки – в порядке вещей. А ей требуется в этих сопках крепкое мужское плечо. Вот они и влюбляются…»
- Понимаешь… - трудно сказал я. – Я ведь женился месяц назад. Где ты раньше была?..
Мне было тогда 23, и я еще не успел стать отпетым циником.
- Я не имею права, девочка. Понимаешь?..

***
...В общем, с этого участка нужно было сваливать как можно скорее. Но упрямство моего непосредственного начальства границ не имело.
Видно, злой рок висел надо мной в то лето. Под моим началом восемь бичей работали. Били шурфы и канавы на горном хребте. И вот один из них пропал. Бывший тележурналист из Южно-Сахалинска. Человек до мозга костей городской. Дома, автобусы, асфальт… Я и раньше за этого бородача опасался. Никак он не вписывался в когорту потертых жизнью бичей – наш обычный контингент. Спился мужик – это бывает. Решил жизнь поменять. Похвально. Но в тайгу он точно не вписывался. Отошел от костра по нужде. И больше не вернулся. И никогда никуда не пришел. Двухдневные поиски ни к чему не привели. Мистика. Если его кто-то и съел, то только медведь. Потому что единственный на Сахалине волк в засушенном виде украшает областной краеведческий музей. Лет восемьдесят назад он по дурости прибежал по льду с материка, и его здесь тут же пристрелили.
***
- Все, шеф! – заявил я, спустившись с хребта. – Убирай меня отсюда или увольняй. Иначе еще одна беда будет, вот попомнишь!
- Ладно, черт с тобой!
И я стал парией. Ландскнехтом от геологии. Во всей сахалинской тайге не было в то лето человека несчастнее меня. А дома ждала молодая жена…
Меня бросали с участка на участок. Нигде я не работал больше двух недель. Однажды посадили в вертолет и отправили с летунами в качестве проводника искать базу отряда, где я уже бывал. «Чтоб, как шлюха, туда - и сразу обратно».
«Обратно» получилось через полтора месяца. Никто в этом не был виноват. Никто, кроме рока, но к нему претензий не предъявишь. Я торчал в кабине пилотов, высматривая знакомые очертания сопок, которые становились все менее знакомыми. Командир периодически стаскивал наушники и кричал в ухо: «Правильно летим?» Я делал умное лицо, уверенно протягивал длань, указывая направление, а внутренне потел от ужаса. Потому что минут сорок уже мы летели неизвестно куда, и «летуны» начинали переглядываться. Чувствовал я себя как проигравшийся в пух и прах игрок в покер. Наконец, когда на горизонте блеснул светло-голубой гладью Татарский пролив, нервы мои не выдержали. Это было уже слишком. Потому что наша поисковая площадь располагалась на другой стороне острова, вблизи побережья Охотского моря. Экипаж смотрел на меня злющими глазами. Даже уши у них были злые.
Участок наш мы все-таки обнаружили. Но обратно вертолет улетел без меня, на свою базу - керосин кончался. Или же они очень уж сильно обозлились... Короче говоря, я остался. И отправился с рабочим в самый кошмарный в моей полевой практике маршрут…

***
Тем летом мы искали все, что подходит под категорию драгоценных или поделочных камней. Находок было мало. Мы тратили государственные деньги вхолостую, хотя и считается, что в геологии не бывает отрицательных результатов. Искали мы, в частности, демантоид – зеленый гранат, по стоимости в ограненном виде приближающийся к бриллиантам. Но он на Сахалине настолько мелкий, что никак не попадает в категорию ювелирных. С собой - лоток для промывки шлихов, всякая походная мелочь, кое-какая жратва, рация. Спальник - один на двоих. Палатку не взяли. Срок – три дня. Общее расстояние – 80 километров.
Мы вернулись на базу неделю спустя. И сам факт того, что мы вернулись, стал самым удивительным событием в моей жизни. Потому что шансов вернуться у нас практически не было.

***
- Димон, - сказал я рабочему, изучив карту, – мне все до чертиков надоело. Я собираюсь наслаждаться покоем неделю, и ни одна зараза не сможет мне это запретить. Сначала лезем в сопки. Моем шлихи. Добываем икру. Потом спускаемся к морю, к мысу Делиль де ла Кройера. Какой-то француз в 18-м веке здесь под парусом плавал... Там должен сохраниться домик пограничников. Ставим брагу, снова моем шлихи. Затем брагу выпиваем и возвращаемся по пляжу на базу. Вопросы есть?
Вопросов не возникло.
- Собирай шмотки. Леску с крючками не забудь.
- А оружие?
- Оборонимся фальшвейером. - грубо сказал я. – Или сам таскай эту чертову двустволку.

***
Недаром говорят, что если что-то идет не так, то это надолго. Нехороший сезон. Отвратительный. Но убийственная череда неудач еще только стремилась к кульминации. К концу дня я обнаружил отсутствие компаса. 25-тысячные планшеты и аэрофотосъемка местности надежно покоились в моей потрепанной полевой сумке. Но как ходить по ним без компаса? Я едва не прибил рабочего, хотя он-то точно ни в чем виноват не был. Карты и компас – прерогатива исключительно геолога. Обозлившись друг на друга, мы сожрали весь запас тушенки. Успокаивали себя тем, что горбуши и кижуча в речках навалом. Пропитаемся. Залезли в наш единственный спальник и проспали ночь, как убитые. Точнее, до середины ночи. Проснувшись как от толчка, я увидел во тьме два мерцающих зеленых глаза. Вот когда я вспомнил об оставленной двустволке!
***

Из односпального мешка, когда в него втискиваются двое, так просто не выскочишь. Толкнул Димку. Тот спросонок, увидев эти страшные глаза, начал орать. Меня разобрал смех. Вспомнил! Это же наш щенок мерцает, привязался еще в лагере и не желал с нами расставаться. Сон отбило напрочь. До рассвета сидели у костра и хлебали чай.
Утром ожидал неприятный сюрприз. Спустились к речке мыть шлихи. От воды несло тухлятиной, как в общественном российском туалете. Весь водоток кишел горбушей. Сверху скатывалась дохлятина, а то и просто скелеты, уже без мяса. Снизу подымалась, еле шевеля плавниками, полуживая рыба, полуразложившаяся, с побелевшими горбами и отвалившимися хвостами. Есть ее было нельзя.
- Будем икрой питаться, - философски заключил Димон, - как приличные «белые» люди.
Но и икра была несъедобной – слишком твердая на последней стадии созревания, когда выметывается. Берешь из реки рыбину (благо, не удирает – ей уже все равно), на живот слегка нажимаешь – она и льется. Без всяких пленок, чистенькая. Но – после засолки твердая, как горох. Вы такую в магазине никак бы не купили – не бывает такой в магазинах. Она, в общем, вкусная. Если поймаешь на зуб. Но вот попробуй ее поймай. Я с такой штукой как-то уже сталкивался, поэтому смотрел на перспективы крайне пессимистично.
- В гробу я видел такую диету! Как шлихи будем мыть? Не горю желанием заразиться трупным ядом. И нюхать тоже не хочу.
Но дело обстояло гораздо хуже. Гораздо хуже, чем казалось на первый взгляд.

***
Все лето стояла редкая для Сахалина жара. Несло запахом далеких пожарищ. Мелкие ручьи, по которым рыба подняться не могла, соответственно, пересохли. Следовательно, у нас не было и воды. К тому же там и сям вдоль речки шлялись медведи, о коих мы узнавали только по шуму в зарослях гигантских лопухов трехметровой высоты.
- Что делать будем? - спросил я риторически. – Кажется, пора уносить ноги.

***
Ноги уносили нас вплоть до вечерней зори. Без компаса, почти наобум, по аэрофотоснимкам искали мы верховья ручья Туманного. Геологическое задание выполнять все-таки нужно. Потому что в геологии объективных трудностей не признают. Они всегда – субъективные. Иначе какого черта идти в геологию.
Мы нашли его - горный ручей с прозрачно-голубой ледяной водой. Из рыбы здесь водилась только форель, которая, как известно, валом не дохнет. Наутро поняли, почему нет вездесущей гнилой горбуши, хотя водоток впадает напрямую в Охотское море. Поняли и ужаснулись. Весь ручей сплошь состоял из водопадов и заторов из стволов деревьев. Двигаться по нему невозможно. Но невозможно двигаться и рядом: сопки с обеих сторон ручья сплошь под горелым кедровым стлаником. Мы смотрели с утеса вдоль его профиля и с тоскою наблюдали одно и то же: обрывы и горелый стланик вдоль берегов.

***
Стланик никогда не сгорает дотла. Обгорая, он гибнет, но сучья его обретают железобетонную твердость. Потом зарастает травой. Представьте себе густо переплетенный лабиринт железобетонных ветвей четырехметровой высоты, пробиться сквозь которые способно животное размером разве что с кошку. А мы, увы, не кошки. На Сахалине я знавал, по меньшей мере, двоих, которые вошли в лабиринт и уже никогда не вышли. Пусть земля им будет пухом…
- Знаешь, Димон, похоже, здесь никогда не ступала нога человека. Мы - первые. А Колпащиков врет, что проходил тут маршрутом. Он ведь не птица. И не дурак. Образцы он мог где угодно надыбать.
- Гад последний, твой Колпащиков! Он же знал, что мы непременно сюда залезем.
- Ладно, живыми вернемся - отдам тебе его на растерзание. Я буду держать, а ты - терзать. Потом поменяемся.
Вечером у костра я изучал карту.
- До моря - пять километров. Но это все равно что пятьдесят. Или пятьсот. Какой придурок назвал этот ручей так красиво, а?

***
Ночью щенок опять пугал нас зеленью своих глаз. Кроме того, он с удовольствием поглощал твердые отходы жизнедеятельности человека, потому что жрать ему было нечего. Славку это особенно беспокоило. Он даже пытался посредине ручья, чтобы… Ну, вы понимаете. Чтобы уплыло. Чтобы не ел. Но это не помогало. Тогда Славка решил его утопить: «А чего он!..» И я малодушно промолчал, когда Славка кинулся в кусты. Вот только щенок что-то такое почувствовал и в руки не дался.

***
Следующий день был посвящен акробатическим полетам с уступов в ледяную воду. Никакого другого выхода у нас не оставалось. Ни малейшего. Мы не можем идти по стланику к морю. Возвращаться назад – не поймут. Да и не хотелось снова нюхать дохлую горбушу. А любая оплошность на мокрых скалах, если пойдем вниз по ручью, - смертный приговор. Со сломанной ногой Туманный живым не выпустит. Рация вымокла и уже не работала, значит, помощь извне не придет. Провизия почти закончилась. Зато хрустальной, сверкающей под ярким солнцем воды, чистейшей, вкуснейшей горной влаги, тщательно отфильтрованной многометровыми заторами стволов и ветвей, было в избытке. Солнце насквозь пробивало голубую толщу омутов, высвечивая на дне каждый камешек. Ручей журчал весело, словно издеваясь. Сопки были изумрудно зелеными. Плыли пьянящие ароматы тайги. Мило звенели комары и даже почти не кусали. И над всем этим волшебной красоты безобразием нагло расстилалось бездонное голубое небо с белыми лепестками облаков.
Ах, почему я не стал художником? Такое таинство природы требует прикосновения священной руки мастера. Сидел бы сейчас в студии, да кисточки менял. Ну на кой черт сдалась мне эта геология!

***
Но очарование сахалинской природы не радовало. Оно еще больше подчеркивало наше отчаянное положение. Под красивой оболочкой скрывался совершенно реальный кошмар.
Димка прошел «афган». Я – профессиональный геолог. У него в ноге – невынутая пуля. У меня в коленке – воспаление мениска (для странника штука невыносимая).
- Димон! Есть возможность вернуться. Ты свои деньги все равно получишь – нарисую, сколько нужно. А я все равно получу свой жалкий оклад. Ничего не изменится. Так что вернуться можем. Как-нибудь одолеем.  Но дело-то не только в этом, а?
Дело было не только в этом. И мы потопали вниз…

***
За целый день мы продвинулись на пару километров. Подобравшись к краю очередного водопада, сначала скидывали в воду рюкзаки. Затем швыряли вниз несчастного пса. Потом прыгали сами. Потом отлавливали ниже по течению рюкзаки и собаку. Выжимались. Шли дальше. Очень скоро повторялось. Спальник намок и стал весить не меньше тонны. Пришлось выбросить. Слава богу, не взяли с собой два спальника. Если собака не желала швыряться вниз, мы уходили, а она выла на всю тайгу. Я садился на рюкзак и ждал, когда Димка, вдоволь наматерившись, вернется, сбросит собаку в воду, выловит и высушит. То самый Димка, который совсем недавно хотел ее утопить.

***
Когда Димка смотрел на скалы, в глазах его тихо тлела ненависть. Я знал, из чего сложены скалы. Кварцевые сланцы, черт бы их побрал! Пласты расположены поперек русла реки, отсюда уступы. Откуда тут взяться демантоиду! Демантоид всегда приурочен к серпентинитам, а здесь ими и не пахло.

***
Почти половину пути мы одолели. Если повезет хотя бы немного… Доев последние сухари, пристроились возле костра. Ночь без спальника обещала быть крайне неприятной. Особенно когда мокрый вонючий щенок уже не мерцает из темноты голодными глазами, а скулит и лезет в объятия.

***
Я выпущу из описания второй день. Если пишу – значит, жив. Хотя, если честно, когда мы в темноте доползали до моря, я в этом не был уверен. В общем, никакой романтики. Ни малейшей. Только избитые ноги, руки, головы. И глаза, опухшие от мошки, узкие, как у китайцев…

***
Когда набрели на домик пограничников, он оказался древней землянкой. Но в землянке была печка и даже нары с какой-то рухлядью. Внизу, под обрывом, бесновался невидимый прибой.
Когда утром продрал глаза, увидел, что Димон, завалившись на нары, не снял сапоги. Это неудивительно, потому что я их тоже не снял. Но он не снял и рюкзак.
- Нас вчера били? - спросил я стонущего в агонии Димона.
- Мочили на ринге. Пинали целые сутки.
- Ладно, боец. Выползаем на Божий свет.
- Не выползу. Лучше застрели…

***
Диалог ни о чем. Но вставать все же надо. Все три дня, отведенные на маршрут, мы уже угробили. Нужно принести хотя бы какие-то результаты. Значит, нужно сделать обычный геологический маршрут, не шлиховой. Взять образцы на прибрежных сопках. Для очистки совести. А потом топать 15 километров по пляжу до лагеря. Ерунда. Может быть, нас к тому времени еще не похоронят.
А вот жрать нужно. Натаскали дров, раскочегарили печку, обсушились. Голод донимал все сильнее.
- Давай, Димон, тащи чего-нибудь пожрать. На море с голоду не сдохнем. Я буду брагу ставить.

***
Сахар, который мы тащили с собой, превратился в липкую массу – только для браги и годился. Рецепт простой: берутся два полиэтиленовых мешка один в один (не вздумайте повторить – такие мешки больше не выпускают, они размером в 3-4 ведра, а полиэтилен – толстенный, советский еще), заливают кипяченую воду, засыпают сахар и дрожжи. Потом все это дело нужно завязать – так, что бы осталось отверстия для выхода газов – и подвесить возле печки.

***
Пока я ставил брагу, Димон притащил штук двадцать крабов. Не ахти какая еда, но с голоду не помрем. Правда, приволок он еще и  моллюсков. Отличались они как «инь» и «янь»: одни продолговатые и красные – морские х.., другие напоминали… Имя им было – морская «п…» К сожалению, я вынужден дерзить, но ничего другого не остается, если писать правду. А правда заключается в том, что однажды на Анивском взморье на Южном Сахалине, куда мы студентами постоянно ездили купаться из Южно-Сахалинска, я обратил внимание, как корейцы выкапывают из песка этих самых моллюсков. Обратился к пожилой кореянке, которая их собирала. Она мне на ухо и шепнула «народные» названия этих созданий. В футбол ими можно играть. Куски вулканизированной резины. Не спросил только, как из них деликатесы делать. Мое упущение.
Димону я все это дело объяснил в популярной форме. Но Димка – парень упертый. Афганец. Он, наверное, верблюдов ел. «Корейцы жрут? И я буду», - упрямо сказал он и начал строгать ножом фаллосовидного моллюска. Мне стало муторно. Уж не знаю, к каким рецептам прибегали корейцы, чтобы сделать эти моллюски удобоваримыми, но наверняка присутствовало что-то наподобие уксуса. Но когда мой напарник жевал то, что варил перед этим часа два, я проникся к нему острой жалостью. Наконец не выдержал.
- Выбрось и забудь. Зубы сжуешь. А ты мне нужен здоровый. Завтра в маршрут.
Но Димке крабов явно не хватило. 
- Слушай, - заявил он, - я тут пару гадюк на скалах видел. Может, мы их… того? Китайцы жрут и не жалуются.
- А почему лягушек не предложишь? Вон они квакают в болоте. У французов это вообще деликатес. Здесь, кстати, француз плавал…
- Да знаю, ты мне рассказывал. Но лучше уж змей… 
Змей я есть оказался наотрез.
- Можно собаку съесть. Корейцы-то едят, - снова покусился на щенка напарник.
- Совсем озверел? Лучше сходи еще раз на пляж. Ты же не всех крабов из моря изъял?

***
Наутро мы полезли в прибрежные сопки, оставив ослабевшего щенка в землянке. Я нещадно колотил скалы, добывая образцы. Сюрприз, да еще какой, ожидал нас в конце маршрута. Еще издали в ручье я узрел огромный розовый валун с черными прожилками и пятнами марганца. Не веря своим глазам, отколол солидный кусок. Сердце бешено колотилось от предчувствия редкого и абсолютно неожиданного открытия.
- Димон, ты знаешь, что мы нашли? Что это такое, по-твоему? Силикат марганца. Чистый родонит,  причем высшего качества!
Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь. К черту демантоид! Судя по размеру валуна, здесь, похоже, целое месторождение первоклассного поделочного камня. Я чувствовал себя первооткрывателем и почти героем. Я уже видел свою фамилию на карте Сахалина. У меня выросли крылья. Но уже темнело, и с величайшим сожалением мы поплелись в землянку.

***
В последующие два дня я излазил все сопки в округе, выяснив, что мы действительно имеем дело с нехилым месторождением. Но подтвердить это могла только разведка. Неужели рок покинул меня? Увы…

***
На четвертый день поспела брага.
- Ну, что, Димон? Отметим открытие? – предложил я.
Тот согласился с радостной поспешностью.
- Чур, не напиваться!

***
Однако организм, отвыкший за лето от спиртного, реагировал неподобающим образом. Далее произошло то, что я и много лет спустя вспоминаю с леденящим страхом, с содроганием, и тогда долго не могу заснуть. Возлияние кончилось тем, что я очнулся поздно вечером на самом краешке обрыва. Багровое солнце уже скатывалось в море, а метрах в пятидесяти внизу волны с грохотом разбивались о скалы.
- Боже, что я здесь делаю!? – прошептал я в ужасе. Одно малейшее движение – улетел бы вниз, даже чудо не смогло бы меня спасти. Что за черт потащил меня к обрыву! Что же это, а? Нет, пить определенно вредно. Однажды можно и не проснуться.
Димка без задних ног дрых в землянке. Я разбудил его, и мы сели допивать брагу.
- Только не выпускай меня никуда, даже если рваться буду, - с дрожью в голосе попросил я его. – Это просто чудо, что живой остался. И вообще, пора выбираться на базу. Порадовать начальство родонитом. Все сроки вышли. Где они нас искать будут? Завтра – в путь.

***
Завтра ярко светило солнце. Было безветренно. Зато откуда-то нагнало огромные гладкие волны – видимо, где-то далеко бушевал шторм. Вдобавок ко всему прилив был на редкость высоким. Выходит, по пляжу не пройти, а тащиться по террасе пятнадцать километров до реки Пурш-Пурш, в устье которой расположена база, ломая ноги в буреломе, не хотелось. Решили все-таки идти по песку – и будь что будет! Я как-то уже притерпелся к бесконечным несчастьям и очерствел внутри. Эмоции выгорели. Мне было все равно.

***
«Непропуски» - скалы, вдающиеся в море, - начались почти сразу. Приходилось угадывать так называемый «девятый вал», хотя на самом деле он редко бывает именно девятым. Этот вал, намного выше остальных, накатывает непредсказуемо. Попробуй, угадай. Если не угадаешь – шарахнет о скалу или унесет в море. Что, в конце концов, и случилось. Димон успел проскочить, но меня на одном из «непропусков» все-таки смыло. 

***
Восточное, охотское, побережье Сахалина холодное. Оно гораздо холоднее Татарского пролива, который отделяет остров от материка.  Это течение, омывающее берега острова с востока, так и называется – Охотским. Даже в жаркое лето вода в море не нагревается выше восьми градусов. Барахтаясь метрах в пятидесяти от берега, я понял, что гибну. Я окоченел. Болотники наполнились водой и неудержимо тянули вниз. Рюкзак с драгоценными образцами родонита камнем висел на спине, и скинуть я его при всем желании не мог, потому что сверху была надета полевая сумка. Оставалось пропадать. Меня охватила паника. «Нож, у тебя есть нож» - подсказал будто кто-то со стороны. Я полоснул ножом по ремню полевой сумки и по лямке рюкзака. Сразу стало легче. Как выбрался на берег, не помню.

***
Очнулся оттого, что Димон делал мне искусственное дыхание. Щенок где-то потерялся, видимо, утонул. А может, понял, что шансов удачно слиться с дикой природой у него гораздо больше, чем обрести спокойствие и еду с этими прямостоящими и властными круглоголовыми, которым не ведомы законы тайги?

***
Я с тоской глядел в серую морскую даль, чувствуя, что приключений этого сезона мне хватит до конца жизни. Бог с ним, рюкзаком, образцы были и в димкином рюкзаке. Но вместе с полевой сумкой утонули три секретных планшета двадцатипятитысячного масштаба. В то советское время далеко не шутка. Я уже предвидел, что КГБ с меня не слезет, еще и шпионаж могут привинтить. Просто так. От невзгод я начинал понемногу сходить с ума.

***
Темнело. До базы вместе с тем оставалось километров пять.
- Идем до победного конца, если не хотим ночевать под звездами, - решил я.

***
- Смотри! – вдруг страшным голосом прошипел Димон, - и указал на песок.
Я вздрогнул от предчувствия беды, увидев прямо перед собой медвежьи следы на песке. Это были следы медведицы и медвежонка. Худшей встречи и представить себе нельзя. Следы шли вдоль кромки берега, и их тут же замывало водой. На каком же расстоянии эти зверюги, метров пятьдесят? Дальше все равно ни зги не видно. Что за напасть! И на отвесную 30-метровую террасу никак не забраться.

***
Шли не спеша, чтобы не нарваться на зверей. Я приготовил наш единственный фальшвейер – какая никакая, а все же защита. Слава Богу, следы исчезли после одного из распадков – медведи ушли вверх по течению ручья.

***
Когда до лагеря оставалось метров пятьсот, путь преградила здоровенная скала, взобраться на которую в полной темноте было проблематично. Мы остановились в задумчивости. И в этот момент на нас с клокочущим угрожающим ревом ринулось нечто тяжелое, заплюхало по песку. Сердце провалилось в пятки. Даже когда днем раньше я очнулся на края обрыва, я был испуган все-таки меньше. Выхватив фальшвейер и дернув шнур, я умудрился направить сноп раскаленного пламени прямо в свою ладонь. С проклятием отшвырнул пылающий факел, снова подхватил его и осмотрелся. Прямо перед собой я увидел большую лужу, намытую штормом, а на песке следы какого-то тяжелого тела. Никаких ассоциаций не возникло. Само животное бесследно исчезло в волнах. Кто это был? Нерпа? Сивуч? Морж? Или неизвестное науке животное? Увы, это навсегда останется тайной...

***
На скалу мы с риском для жизни все же забрались – слишком уж недалеко оставалось до теплой заманчивой базы и вкусной тушенки, которая после крабовой диеты представлялась пищей богов. Но напоследок я успел основательно напугать начальника отряда. Димон отправился в свою палатку, а я, естественно, в «командирскую». Не знаю, что на меня нашло, но я влетел к начальнику в самых растрепанных чувствах.
- Все! - выдохнул я и бессильно опустился на нары.
Резниченко подскочил и выпучил глаза. – Рабочий утонул?
- Интересно, с чего вы взяли?! – пришлось поразиться и мне. – Планшеты я утопил. Сам едва выбрался.
- Ты зачем меня напугал! Аж сердце прихватило. Морду нужно бить за такие вещи.
- Зато нашли родонит…

***
Как я и подозревал, по приезду в Южно-Сахалинск КГБ вцепился в меня мертвой хваткой. Особист-старлей усердствовал от души, он едва не поселился в здании нашей партии «Далькварцсамоцветы». Неужто серьезно думал, что я запродал кому-нибудь эти несчастные планшеты? Или, быть может, они вместе с сумкой уплыли по волнам в Японию? Откупиться удалось, только пожертвовав целым мешком «золотого корня», который имеет научное название «родиола розовая». Одно меня утешает: родонит нашел все-таки я. Пусть и случайно.

***
Димка с моего горизонта пропал – видимо, хватило ему приключений по горло. Со студенткой мы какое-то время переписывались. С геологией после сверхтяжелого неудачного сезона, который еще долго напоминал о себе перебоями сердца, я расстался без сожаления, переквалифицировался на геофизика станции цунами и переехал на Курилы. Но это уже совсем другая история…

Медведев Михаил Юрьевич, журналист.
Электронный адрес: press66@yandex.ru
Тел. 8-922-11-28-605
Адрес: г.Качканар Свердловской обл. 9 микрорайон, дом 1, кв. 36.