3. Месть

Судьба отмерила нам ровно три года, семь месяцев и двадцать один день.
В один прекрасный, нет, ужасный день я оставил Аниту дома, а сам отправился на Суд Лордов. Два моих спесивых соседа не поделили узкую полоску земли между лесом и рекой, а, поскольку они не смогли договориться миром, не нашлось другого способа разрешить этот спор, кроме Суда Лордов.
Я не вижу смысла описывать эту глупую тяжбу, скажу лишь, что землю просто поделили пополам. Гораздо большее значение имеет то, что я увидел в замке по возвращению.
Согласно местному обычаю во время отсутствия лорда в своём замке полагается приспускать родовой флаг на привратной башне. Так и поступил мой дворецкий, будучи, как он считал, человеком старой закалки. Откуда же ему было, что в это самое время мимо замка будут пробираться лихие люди? Откуда же было ему знать, что Одноглазый Лео решит воспользоваться моим отсутствием, чтобы обчистить сокровищницу?
Когда я вернулся домой, я обнаружил дворецкого с раскроенной головой, лежащего в луже собственной крови. Головы поварих плавали в котле с водой. Конюх и псарь пытались, видимо, защищаться, и погибли, сражаясь с врагом. От страшной догадки я, кажется, забыл, как дышать и буквально взлетел наверх, не обращая внимания на то, что всё перевёрнуто вверх дном, гобелены порваны, мебель переломана. Я не ошибся. К несчастью. Анита лежала на ковре в библиотеке, одной рукой прижимая к себе пухлый томик, а другой сжимала маленький перочинный ножик. В её груди, на уровне сердца была рана. Похоже, её просто убили, хотя бы глумиться не стали. А, может, просто приняли за прислугу…
…Все те, кто жил здесь, все те, кто освещал улыбками эти каменные стены, все те, кто каждый день готовил, стирал, убирался в замке – все они мертвы. А я, тот, кто принял на себя ответственность за них вместе со службой, не смог им помочь.
Но, хоть я и не спас их, никто не в силах помешать мне отомстить.
Поскольку во всей округе не было больше настолько бесшабашных парней, то я сразу принял как данность то, что это сделал Одноглазый Лео. А если я и ошибся, то вряд ли хоть одна живая душа будет плакать, если они больше никогда не выйдут на дорогу…
Кольчуга. Перевязь. Меч. Кинжал. Лук. Колчан. Я готов.  Я вскочил в седло и Сумрак помчался по полуденному тракту на север, в Тихий лес, что на земле лорда Скарриуса. Надеюсь, он не будет возражать против того, чтобы я избавил его от этих отбросов общества. А если и будет, то мне нет до этого никакого дела.
Я привязал коня на полянке недалеко от края леса, дабы никто не покусился на бесхозное животное. Не то, чтобы я боялся, что кто-то сможет уехать на боевом коне, обученном вставать на дыбы и бить обидчиков подкованными копытами, просто решил не искушать судьбу. Натянув тетиву, я углубился в заросли. Логово разбойников оказалось в самом центре, в старых руинах, оставшихся после какого-то то ли храма, то ли богатого склепа, что был там ещё до катаклизма.
Первый получил стрелу сидя на дереве. Там он и остался – дозорный был привязан к ветке собственным поясом, боялся упасть, наверное. Ничего, теперь не упадёт! Второй и третий точно так же тихо обвисли, оставшись на своих местах, а четвёртый, которому было лень пристёгиваться, словно куль свалился на землю. Причём, прямо под ноги проверяющему посты. Не беда! Правда, пришлось оттащить в сторону оба трупа и спрятать под кучей валежника. Ещё одному часовому я перерезал глотку в то время, когда он, оставив свой пост, справлял нужду. Больше часовых не было, и я рискнул заглянуть в развалины.
В свете костра, горящего посреди помещения, я насчитал тридцать два разбойника. Луков было семнадцать. Не очень хороший расклад, конечно, но у меня в рукаве два козыря: бессмертие и неожиданность.
Когда-то давно, по-моему, семьсот с чем-то лет назад, я мерился скоростью стрельбы из лука с эльфом. Остроухий обошёл меня на одну, выпустив двенадцать стрел за десять ударов сердца, причём, все они попали в яблочко. Думаю, сегодня я намного превзошёл свой тогдашний результат: в колчане оставалось два десятка посланниц смерти и два десятка разбойников больше не поднялись с лежанок. Остальные, спрятавшись за щитами, с глухим рёвом пошли вперёд, намереваясь выбраться из логова, в один момент ставшего склепом для половины банды.
Я отложил лук в сторону, достав меч и кинжал. Воинов среди них оказалось трое, остальные полегли, словно свиньи на бойне. А когда мы с Лео остались один на один я грязным приёмом вывел его из строя – не всегда же я был лордом, знавал и другие времена, когда без этого было просто не выжить.
Очнулся Одноглазый на земле. Руки и ноги его были растянуты на верёвках и закреплены колышками, вбитыми в землю, а рядом горел костёр – всё по обычаю лесного народа, того самого, который так умело прятался в лесной чаще. Когда костёр разгорался, старейшина или шаман зачерпывали углей и ссыпали их на голый живот пленника. Всё это я рассказывал Лео, чтобы он имел представление о том, что его ждёт. А в конце я предложил ему быструю и милосердную смерть от ножа, если он скажет, кто послал банду ко мне домой. И главарь рассказал, что посоветовал наведаться в мой замок лорд Скарриус, который давно уже приплачивает им за мелкие поручения. Как я и обещал, Лео умер быстро.
Я не стал уподобляться Скарриусу и убивать ни в чём не повинных жителей его замка. Ночью я тихо пробрался в его опочивальню. Скарриус спал беспокойно, ворочался, стонал. Вдруг он открыл глаза и увидел меня, восседающего на табурете у изголовья его кровати. Думая, что он ещё спит, он приказал мне убираться, потому, что я мёртвый и всё равно сделать ему ничего не смогу.
Пришлось его в этом разубедить.
Блёклые глаза его стали совсем круглыми, когда я вонзил кинжал в его руку.
Он пытался ползать у меня в ногах, умолял пощадить его. Говорил, что не хотел никого убивать, а приказывал разбойникам только ограбить.
Но я не верил и не собирался прощать его. Нож пронзил его чёрное сердце, и лорд Скарриус испустил дух в своей постели.
Я вернулся в свой замок. Вернулся за тем, чтобы достойно похоронить тех, кто погиб из-за алчности и жадности. А когда я сделал это, напился вдрызг, чего со мной не бывало уже несколько сотен лет.
Никогда не молил я Богов. Никогда. Никогда не просил Их ни о милостях, ни о любви, ни о богатстве. Я всегда считал, что человек сам способен добиться всего этого. Но когда вот так нелепо погибла та, что была последней зацепкой, последней нитью, что связывала меня и жизнь, я впервые преклонил колена пред святым ликом, умоляя Богов вернуть мне мою Аниту.
Но Боги, как обычно, молчали.
Что ж, я не удивлён.



                20 – 26.04.2009г.