Замполит Клочков

                Замполит  Клочков

Вместо КПП сержант Прохоров за штабом свернул влево и повел развод к полковому клубу. Фонари заливали желтым каким-то предпраздничным светом снег под столбами, утоптанный тротуар и крыльцо.
«А ведь скоро Новый год, - вспомнил Матюхин, - надо думать о приятном и не забывать праздников. А этот эпохальный… Следующий, а затем еще один Новый год, а потом чтобы там ни было гражданский. Здорово». Свернули на тропу, протоптанную в глубоком снегу, зашли за склады и подошли к ящику и спинке кровати, приставленной к блоку бетонного забора. Тут только Матюхину дошло, что «Прохор» решил сократить путь к постам.
Сержант стал на ящик, затем на спинку, поджался на руках и выглянул на улицу.
-На, держи! – передал он автомат следовавшему за ним «ветерану» Сюнявичусу. В два приема он взобрался на забор и прыгнул на тротуар. Сюнявичус подал автоматы – сержантский и свой Прохорову, уперся руками на ребро блока и попытался закинуть ногу. Нога соскользнула и «старик» упал бы на ящик, если бы его как ребенка не подхватил долговязый всегда шмыгающий носом Чесноков.
-Осторожно ты!..- прошипел на него Сюнявичус.
-Так упали бы… - оправдывается Чесноков.
Сюнявичус предпринимает вторую попытку овладеть препятствием, и опять нога скользит по бетону. Чесноков, сунув автомат Матюхину, ловит левой рукой «старика» за ремень, а правой подхватывает под коленным сгибом и с помощью колена, сопя и шмыгая носом, заталкивает Сюнявичуса на забор.
-Чесно-коф, ты что такое делаешь,- начинает высказывать свою обиду Сюнявичус, сидя на заборе.
-Да, ладно уже, прыгай! – приказывает ему Прохоров. Слышится шлепанье и приглушенный мат.
Чесноков с его ножыщами перемахивает через забор в один миг. Матюхин, замявшись, все-таки взбирается на забор и спрыгивает на улицу. Солдаты зашагали в ногу по утоптанному тротуару, держа курс  в сторону жилых высоток.
Совсем стемнело, наступила ночь, пролив прозрачные чернила на Москву. Матюхин забавлялся покачивавшимся в такт ходьбы штык-ножам впереди идущих сослуживцев. «Где-то здесь, говорят, живет Высоцкий. Вот бы увидеть хоть раз, - с восхищением думает Матюхин. – Может быть, даже вон то окно на предпоследнем этаже его. Сидит, наверное, на кухне, бренчит себе на гитаре, сочиняет нам на забаву очередной шедевр… Эх, здорово!» Матюхину вспомнилось, как отдал месяца два назад хмырю рубль за запись на рентгеновском снимке. Тот клялся, что на нем  песни Высоцкого, и каково же было разочарование дома, когда вместо хрипящего голоса барда понеслось слащавое «Эти глаза напротив…» Абазинский, правда, со временем слюбился, но все-же такой облом пережить.
Третий пост на маршруте был первым. Охрана окружной военной прокураты – самый клевый пост. Конечно, его могли доверить только «ветеранам Вооруженных Сил». Неказистое двухэтажное здание, покрашенное в желтый казенный цвет, с крыльцом и светящимся окном над ним стояло в конце небольшой аллеи из старых деревьев.
Развод поднялся по ступеням на второй этаж; солдаты стали вдоль стены, а Сюнявичус со сменяющимся часовым принялись осматривать печати на дверях бесчисленных  кабинетов по обе стороны коридора.
С вздохом Матюхин стал рассматривать караульную комнату, в которой  дембелю Сюнявичусу придется коротать два часа.
Ничего особенного она из себя не представляла: обшарпанные стены, грязный, похоже никогда не мывшийся пол, запыленное окно с видом на заснеженную крышу крыльца, длинный стол посреди и широкая лавка у стены вызывали тихую зависть у юного бойца, которому два часа предстояло провести на морозе. Конечно, как и всякому часовому, Сюнявичусу нельзя было садиться или лежать на посту, но кто проконтролирует. «Он даже наверняка вздремнет, - подумалось Матюхину. – А кто бы на его месте отказался прилечь на лавку и понежится немного…»
Наконец, передача поста произошла, и развод двинулся дальше. Внизу на выходе у двери Матюхин заметил палку, которой можно подпереть дверь, обезопасив пост от вторжения бомжей  и прочей нечестии. Лафа!..
Чесноков остался на четвертом посту, ему предстоит  маячить  два часа в свете прожекторов у гаражей газетной редакции. Матюхин принял пятый пост с двумя вышками и десятками боксов с парадной техникой в них. По кругу будет метров 300, а то и 400. Если обходить его через каждые 10-15 минут, то за два часа  кругов будет 12. За два часа ему предстоит пройти 4 км, а за сутки, вероятно, все 40 или даже 50 км. Матюхин укутался в переданный тулуп и поднял высокий воротник.
После первого обхода, минут через десять время зависло и потянулось нестерпимо медленно. Матюхин взобрался на вышку – унылый пейзаж освещали фонари. Занесенные снегом крыши гаражей, забор с колючей проволокой, поземка на взлетной полосе аэропорта – тоска. Спустился, обошел еще раз территорию, останавливаясь и осматривая оттиски печатей на дощечках, не пропустил ли где замятую. Ничего интересного в голову не шло, одно лишь волновало – скорее бы в караулку на топчан.
Потянул морозный ветер, настырный и неугомонный; Матюхин принялся искать укромное место. Коробка недостроенного гаража, приглянувшаяся еще днем, непреодолимо влекла внутрь. «Ну а почему бы не зайти, он ведь на территории поста, там хоть нет этого собачьего ветра. Согреюсь немного, заодно осмотрю объект на предмет диверсантских следов». Подумал и сделал; под сапогами оглушительно зашуршал керамзит.
Сами собой ноги привели к оконным рамам, стоявшим внавал  рядом  с проемом. «Привалиться бы, а лучше залезть на перегородки, хотя бы на пару минут, - мелькнуло в голове Матюхина.  Оконные перегородки образовывали некое подобие нар. – Ну а почему бы и нет. Я же всего на пять-десять минут. За  это время всю территорию не обойти проверяющим. Оконный проем рядом, при первом же шорохе, можно перевалиться через него наружу, если кто попрется в двери».
Матюхин умостился на рамах и  провалился в ватную негу сна. Прошло всего мгновение, как он закрыл глаза, когда послышался оглушительный скрежет керамзита в соседней комнате. Матюхин наполовину ссунулся с рамы, схватился рукой за край проема, собираясь нырнуть в него, а потом крикнуть «Стой кто идет?», когда луч света, выписав на стене замысловатый зигзаг, ослепил его. Инстинктивно Матюхин вскинул автомат и передернул затвор. Скрежет стих, наступила гнетущая тишина. Керамзит тихо проскрипел, и Матюхин предупреждающе проговорил:
- Стой стрелять буду!
- Свои, сержант Прохоров с проверкой.
Матюхин сполз вниз, подошел сержант.
- Что будешь делать с патроном в стволе?
- У фонаря передерну затвор, он и выскочит. – Ответил Матюхин.
- Правильно… а мне что делать?
- Не знаю.
- Пять суток губы тебе как минимум обеспечены,- закуривая, сказал Прохоров.
- Ну, пять, так пять,- со вздохом отвечает воин.
- Ты хоть представляешь, что было бы, если бы со мной начкар пошел… Хорошо, он отправился на третий пост.
- Да..
-Вот тебе и да. Молодой, а  уже борзеешь.
- Да это случайно… Холодрыга же…
-Случайно… Слушай, Матюхин, давай так: я не буду докладывать об этом, но чтобы в последний раз. Даешь слово?
-Даю
-Ну, все, иди на пост и чтобы сюда ни шагу.
-Угу.
- Сменишься с поста, изобразишь листок, понял?
-Так точно.
* * *
Через полтора часа Матюхин, рассыпав на столе карандаши и разложив лист ватмана, рисовал «Караульный листок» в кабинете начкара. Вошел, переваливаясь с ноги на ногу старлей Клочков, он же ротный замполит.
-Сиди, сиди, воин! – остановил он жестом приподнявшегося было Матюхина. Обошел стол и сел с торца  у сейфа.
-Пригласите рядового  Сюнявичуса! – громко приказал он.
Сюнявичус вошел какой-то поникший и сам не свой. За ним в кавбинете возник сержант Прохоров.
-Прохоров, доложите о результатах проверки!
-Товарищ, старший лейтенант, у рядового Сюнявичуса на третьем посту пропал автомат.
-Вот как… Автомат?.. У часового пропал автомат… Как же он пропал? Растворился в воздухе, что ли?.. Рядовой Сюнявичус, доложите: где ваш автомат?
- Мой автомат, - промямлил было дрожащим голосом Сюнявичус, и смолк.
-Ну-ну, и что же случилось с автоматом?.. Ты хоть с автоматом на пост ходил?
-Да.
-А где же он сейчас ?
-Не знаю…
-Как это ты не знаешь… Он у тебя, как у часового должен был на груди висеть. И что, на пост было нападение диверсантов?  И они у тебя отняли автомат?.. Докладывайте, я внимательно слушаю.
-Нет, нападения не было.
-А что было?.. Ты пришел на пост, принял его… Принял же ты пост?
-Да.
-А дальше что?
-Уснул, - ломающимся голосом произнес Сюнявичус.
-А-а… Так ты уснул, значит… Уснул на посту! И крепко спал?
Сюнявичус еще ниже опустил голову.
-Ладно, уснул. Где спал?
-На лавке.
-А автомат где оставил ?
-На столе…
-Так вот на столе и оставил… Хорош часовой. А дальше что?
-Просыпаюсь, его нет. – Выдавив из себя фразу, Сюнявичус смахнул слезу.
«Вот это да! – подумал про себя Матюхин. – Вот это залет!»
-Кто-то входил в здание?
-Нет.
-Почему так уверен?
-Я дверь подпер палкой.
-Палкой, значит, подпер дверь и дрых на посту. Хорош часовой… Ну и где автомат, Сюнявичус? – В голосе замполита зазвучал металл. – Ты хоть понимаешь, что произошло… Центр Москвы, ночь… Исчез автомат с патронами.
Брызнули слезы, а из груди Сюнявичуса вырвались с  трудом сдерживаемые рыдания.
-Что прикажешь делать? Да раньше за такое под трибунал… Расстрел на месте!
«Что-то здесь не так, - размышлял Матюхин, всем своим видом изображавший сосредоточенную работу над листком. – Слишком Клочков спокоен. Он, похоже, узнал о пропаже раньше Прохора. А, может быть, может быть… Ну, конечно же, он сам и спер его. Но как?.. Как ему удалось это сделать?»
Неожиданно Сюнявичус рухнул на пол, схватившись рукой за грудь. Прохоров поднял его и усадил на стул. Клочков открыл сейф и достал из него автомат.
-На вот, Сюнявичус свой автомат и запомни – раз и навсегда – с оружием шутки плохи.
И тут Матюхина осенило: «Конечно же, Клочков раньше побывал в караульной комнате, поднял шпингалеты на окне, пока шла перездача. А потом на проверке залез на крыльцо, открыл окно и забрал автомат, лежавший на столе. Ох, и старлей! Ну и Клочков! Отчаянный… А я бы, наверное, спросонку пристрелил его!»