Мефрау Пельгриум

   

Про то, что я не смогу рожать нормально, я знала с тринадцати лет. А вот когда я забеременела, то я про это забыла. Вернее не совсем забыла, а стала сомневаться:
– Это когда было... столько лет прошло... в бывшем СССР, которого уже не существует.
Домашний врач, удостоверившись, что я действительно беременна, направил меня в больницу, проводить исследование околоплодных вод на наличие синдрома Дауна и других врождённых синдромов  у моего будущего ребёнка. Так как  мне в то время было уже тридцать пять, то оплачивала это дорогое тогда исследование больничная касса. Исследование околоплодных вод ничего особенного в техническом смысле собой не представляет, не считая того, что результаты его становятся известны на двадцатой неделе, т.е. почти во второй  половине беременности, и всё время до этого мы пребывали в нервозном состоянии, боясь привыкать к мысли, что мы станем родителями.
 Мне объяснили, что беременными в Голландии занимаются исключительно акушерки и посоветовали Аннет Пелгриум. К мефрау Пелгриум мы пошли сразу же после посещения домашнего врача. Акушерка оказалась на несколько лет моложе меня. Она добросовестно следила за весом, объёмом живота и кровяным давлением будущих матерей. Нам она каждый раз давала послушать биение сердца нашего ребёнка, считая, что мы должны были от этого приходить в восторг, но мы в восторг мы не приходили. Ребёнок рос, а мы не знали Даун он или нет. Даунёнка я рожать не собиралась.
В первое наше посещение  я спросила у неё про свой узкий таз:
– Не нужно ли сделать необходимые измерения?
Мефрау Пелгриум оценивающе окинула взглядом моё тело, начиная от талии вниз, и сообщила, что с таким тогусом*, как у меня (она, очевидно, имела в виду ширину), даже мысль о том, что у меня узкий таз, исключается.
Я ей сразу поверила. Аннет Пелгриум поделилась со мной мыслью, что все иностранки в Голландии ленятся рожать обычным путём, а хотят, чтобы им сделали кесарево сечение. Мне кесарево сечения совершенно не хотелось и, я желала ей доказать, что я совершенно не такая «как все», что я буду рожать под её чутким руководством в своей собственной кровати, как это делают большенство голландок.

В больницу, чтобы узнать результат исследования, мы звонили из телефонной будки.
– Ребёнок совершенно здоров! – ответили нам. Муж, вопреки договору, на одном дыхании выпалил вопрос о поле ребёнка.
– Девочка.
– Ура! Ура! – стал орать он, как сумасшедший.
В этот момент первый раз в жизни я потеряла сознание, в будке кончился кислород.
В тот же вечер муж в доме  своих родителей,где мы играли раз в неделю в карты, воодушевлённо рассказывал  сестре, матери двух сыновей, как хорошо иметь дочь.
Мне тогда тоже очень захотелось «иметь дочь». Иметь  ребёнка, всё равно сына или дочь, а не быть в процессе под таким нервным напряжением.
Прошла зима, наступило намеченное мефрау Пелгриум время родов, но сами роды не наступали. Мы ходили отмечаться к ней два раза в неделю.
– Так бывает, – говорила Аннет.  – Когда женщины не запоминают дату своей последней менструации.

Нехороший холодок подступал к моему сердцу, я гнала его изо всех сил и верила акушерке.
На всякий случай, чтобы ребёнок не перерос, я стала меньше есть. Потом аппетит у меня пропал совершенно. Последний раз, когда мы ходили к Аннет мой вес был меньше чем до начала беременности.
– Беременность, советовала Мефрау Пелгриум – это идеальный момент избавиться от лишнего веса. А у какой женщины в наше время нет лишнего веса!
– Впрочем, – обронила она – для того, чтобы начались схватки, нужно есть серединки ананасов.
Это она проронила таким тоном, что мне стало понятно, что её точка зрения на иностранок в Голландии не поменялась.
Десятый месяц беременности перевалил за середину. Меня же иногда  валила с ног кинжалообразная боль в промежности, но других предвестников родов у меня не отмечалось.
Как бы отступая в поединке со мной, Аннет Пелгриум написала направление в больницу.
В больницу! Какая гадость! У нас сложилась определённое мнение, что роды должны проходить дома, в нашей просторной квартире, в которую мы месяц назад переехали. Мы даже взяли напрокат специальные подставки к ножкам кровати, чтобы акушерка не заработала радикулит, помогая при родах.
По дороге домой мы купили восемь ананасов, в магазине больше ананасов не было.
Я ела жесткие серединки, а муж остальную их часть.
Не знаю, произошло ли это от ананасов, но ночью у меня начались вялые схваточки, чередующиеся уже знакомыми мне болями.
Утром мы вызвали Аннет. Осмотрев меня, она сказала, что нужно ехать в больницу.
– Когда у женщин наступают регулярные схватки, с которыми можно рожать, то они не улыбаются, как ты, – это она сказала  уже в коридоре.
Мы покатили на велосипедах в больницу.
В десять часов утра нам с мужем выделили комнату не более четырёх квадратных метров. Мне поставили капельницу с окситоцином, стимулировать схватки, а на живот привязали датчик, для регистрации сердцебиения ребёнка.

Боли становились всё сильнее и сильнее. Я всё больше понимала баб в русских родильных домах, которые метались в предродовых палатах и поносили матом своих мужей.
Мне же этого удовольствия господь не предоставил. Мой муж сидел рядом, а я тогда не умела ругаться по-голландски. Бегать из угла в угол мне тоже было невозможно, я была привязана датчиком к кровати.
В пять часов вечера меня охватил панический ужас: боль была практически непереносимая, но самое ужасное, она была бесперспективной. Ничего другого не происходило. Мне пришла мысль – выпрыгнуть из окна. Мы были на седьмом этаже. Свободный полёт, а в конце него мне виделось избавление от этого ужаса. Я осмотрела окно. Матовое стекло было плотно встроено в каменную стену. Это было даже не окно, а полупрозрачный кусок стены. По цвету стекла я поняла, что наступает вечер.
В шесть часов вечера мне уже ничего не хотелось. Я была сломлена морально. Даже боль уже не имела никакого значения. Муж нервничал, постоянно бегал в коридор к автомату  за кофе. И пытался со мной о чём-нибудь разговаривать. Я его просто не слышала. В семь часов мой взгляд упал на монитор датчика. Частота сердечных сокращений снизилась со ста двадцати до сорока.
– Она тоже умирает, сказала я и указала рукой на датчик.
Муж стремительно кинулся из комнаты и через долю секунды появился с медсестрой, которая меняла капельницы. Другая медсестра уже подвозила каталку.
Вокруг меня стала суетиться куча народу. Все что-то кричали, я понимала только слова « кесарево сечение».
Мы всем коллективом понеслись в операционную, которая находилась на первом этаже.
В операционной было очень холодно. Операционные здесь не отапливаются, чтобы не развивались бактерии. Всё гениальное – просто.
Ко мне подъехал анестезиолог с наркозным аппаратом, с намерением приступить к даче наркоза.
Я замотала головой и показала средний палец правой руки. Не потому, что я такая испорченная, но на вербальную коммуникацию у меня уже не осталось сил.
– А как? – спросил он, тоном, каким разговаривают только с дебилами – ребёночка спасать нужно!
– Делай перидуральную, – прошептала я искусанными губами.
– Дамочка, а у нас нет специалиста, который может делать «укол в спину**», – сказал он уже менее слащавым голосом.
– Режь так. Я не даю разрешение на наркоз.
Кажется он понял, что я не шучу.

Он мастерски, с первого раза всадил мне иголку в нужное место в спине и через две минуты, я могла более или менее соображать. Через три минуты боль отступила совершенно!
Я трогала себя ниже пояса, как будто это была не я. Теплое тело, не имеющее к тебе никакого отношения.
То ли от того, что боль отступила, то ли от холода меня стало очень трясти. Я прямо подпрыгивала на операционном столе.
Когда в операционную вошёл хирург в стерильной одежде с поднятыми в верх руками, меня уже колотило не на шутку.
Отмечу, что именно в этот момент я впервые увидела живого гинеколога. Впервые за всё время беременности!
Доктора звали доктор Волф, в переводе на русский – доктор Волк.
– Сделайте же что-нибудь! – заорал Волк.
В это время с двух сторон на меня навалились люди , накрыв тёплыми одеялами и придавили собой, чтобы я не прыгала.
Волф был мастером своего дела. Он вытащил ребёнка, успев рассказать мне только, что он был на конференции в Москве и видел, как бесчеловечно там рожают русские женщины.
Он вытащил из живота, который в тот момент мне совершенно не принадлежал, нечто, напоминающее скорее паука, чем человеческого детёныша. Худое создание, с раскинутыми  руками и широко растопыренными пальцами смотрело на меня тёмно-голубыми глазами. Маленькую головку покрывали , довольно длинные, густые чёрные волосы.
Доктор Волф, ценитель и знаток женщин и женских душ, зашил мне живот пластическим швом так, что никто никогда меня даже не спрашивает про кесарево сечение. За это я ему простила всё .
Муж перерезал пуповину, стерильными ножницами между двумя стерильными простынями и паучонка унесли в детское отделение.
Меня отвезли в палату и поставили капельницу с морфием.
Я была в лёгком замешательстве от внешнего вида моего ребёнка. Беременной, мне часто снились сны о ней. В них она представала таким упитанным боровичком с рыжеватыми кудряшками.
Пришёл детский врач и принёс её опять мне.
– Я здесь работаю двадцать лет, – сказал он, но никогда не видел такого красивого ребёнка.
Я посмотрела на своего паучонка с растопыренными пальцами и согласилась с детским врачом. Она была очаровательна! Как я могла этого не заметить первый раз?
Морфий начинал действовать. В палату вошла моя свекровь.
– Милая женщина! Как я к ней несправедлива! –  думала я и улыбалась.
Через полчаса медсестра, которая целый день ставила мне капельницы, разогнала посетителей домой, а я осталась в комнате с моей дочкой. Мы так устали с ней за этот длинный день!

Десять лет спустя после описанных событий я прочитала в местной газетёнке, что мефрау Аннет Пелгриум закрыла практику и отправилась в Новую Зеландию.
«Среди пигмеек, – рассказывала она в интервью, – очень популярны роды через кесарево сечение. Считаю своим долгом научить их рожать естественным путём».
Я желаю Аннет Пегриум успехов и сил на этом миссионерском поприще.


________________________

Примечания:

* –Тогус – от тухес, идиш-задница.


** –  «укол в спину», – так в народе здесь называют введение обезболивающего вещества в перидуральное пространство спинного мозга.


Рецензии
Впечатлило! весь рассказ переживала за героиню из последних сил, а заодно параллельно вспоминала и свои аналогичные - но естественные - роды)
Спасибо за рассказ!

Мария Сидорова   04.05.2009 15:48     Заявить о нарушении
Маша, в жизни почти каждой женщины есть такой рассказ. Такой, но каждый раз разный.
Пусть такие рассказы всегда хорошо кончаются!
С теплом,
Инна

Инна Дождь   04.05.2009 21:13   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.