Ничего такого, что было бы неправдой

    
 Любое сходство с реальными персонажами является совпадением. Реальны только чувства.
 О них и речь…



«Среди моего одиночества
она преследует меня,
как бренчанье пианино
в соседней комнате.               
Я буду поблизости, как бы она
со мной ни обращалась.
Может, все это напрасно, но я
сохраню в памяти весну и ее…»
Роберт Шекли, «Обмен разумов»









Глава 1. «ДЫРКА ОТ БУБЛИКА»

       Начало файла | Разрыв страницы.
«Всегда говорите жизни «да»! Под таким незамысловатым девизом сошёл с конвейера голливудских шутёх фильм из разряда «ничего особенного, просто смешно» с участием некогда моего любимого актёра, эксцентрика и комика Керри. Когда я был подростком, подражать голливудским актёрам в высказываниях, мимике и жестикуляции было невообразимо модно. В  те славные времена киноиндустрия начинала возрождаться и обретать вторую жизнь на больших экранах города, которые стали появляться, словно грибы после дождя, в ответ на желание зрителя платить за зрелище в кассу кинотеатра, а не в карман видеопирату. Быть «скользким Джимом» было сложно, но у меня это редкое искусство было возведено в ранг нормы – я просто умел кривляться».
       Редактор оторвался от мерцающего экрана ноутбука и впился в меня взглядом.
       - Что за бред, Антон?
       Сказано это было без злобы в голосе и даже с ноткой сочувствия к моей многострадальной персоне. Я пожал плечами.
       - Давай начистоту! – предложил главный редактор «Киноафиши», протянул мне початую пачку сигарет и зажигалку. Закурил сам.
       Я поджёг кончик сигареты, затянулся и закашлялся.
       - Понимаете, Олег Георгиевич, - сказал я сквозь слёзы и кашель, - творческий застой… так сказать.
       - Кризис среднего возраста? – нахмурился редактор. – Да, вроде бы рановато! Отсутствие мотивации? Так гонорары в моём издании самые высокие в городе! – продолжал выбирать версии мой начальник и палач. -  Или может ты влюбился и хандришь? – вдруг насторожился главред и начал сверлить меня взглядом. Получалось у него это особенно талантливо.
       Я судорожно сглотнул и вжался в кресло. Меня бросало то в жар, то в холод и, пожалуй, даже в кресле у дантиста я чувствовал бы себя более комфортно и уютно, чем сейчас. Мне даже не дали возможности поблефовать: диагноз был поставлен.
       - Значит так. Всё ясно! – вынес он вердикт после моего молчания, которое было красноречивее любых слов, и добавил:
       – Дело – дрань, а статья и того хуже!
       Это было любимым изречением нашего главВреда, как мы за глаза называли Олега Георгиевича. Обычно после этой фразы следовал жёсткий разбор полёта и наказание. Обзорная статья очередного фильма в моём исполнении действительно попахивала дешёвкой. Редактор выразил это так:
       - Братец, это вообще не материал! Это дырка от бублика! – и в подтверждение своих слов он сомкнул большой и указательный пальцы в кольце, демонстрируя дырку от пресловутого бублика.
       – Где экспрессия? Где вызов? Где интрига? Это очень импонирует нашей читательской аудитории… да и мне ли тебе это говорить? Поставь себя на их место! Ты платишь деньги не для того, чтобы узнать, что автор статьи в детстве кривлялся так же, как главный герой фильма! Тебе эта информация, что собаке пятая лапа, понимаешь! То, что ты родил на стыке своей хандры и меланхолии – это имплицитный аморализм…
       В общем, критика была что надо. Редактор распылялся всё больше и походил уже на огромный медный самовар из которого со всех дырок валил пар. И он его выпускал от всей души. Далее следовала ненормативная лексика, от которой дребезжали стёкла в офисе.  Когда наконец поток негатива иссяк и редактор вывалил на меня весь свой словарный запас (при его-то филологическом образовании!), лексикон стал более приятным на слух и мы заговорили о путях решения проблемы.
       - Плохой материал нужно переработать, чтобы он превратился в свой полный антипод, то есть в материал хороший, добротный, который после прочтения вызовет у меня лишь всплеск положительных эмоций! Это, надеюсь, понятно?
       Я кивнул.
       - Я хочу хлопать в ладоши и пускать слюни от удовольствия! – крикнул редактор, и на его лице не было и тени улыбки: он был серьёзен как никогда. – Выбей из головы всю дурь. Страдать от неразделённой любви - это пожалуйста, если очень охота, но в свободное от работы время. То есть после 6 по будням и в выходные. В остальное время – ты мой, и сейчас должен страдать от неразделённой любви ко мне, ибо я очень, ОЧЕНЬ тобой недоволен!
       Подобная реакция нашего главвреда была неудивительна. Отнюдь! Его крики и пафос были так же типичны, как реакция манту у маленьких детей. Меня удивило другое: кто бы мог подумать, что решением проблемы станет предложение съездить на море и развеяться. Даже не смотря на время года (на дворе стоял апрель) меня подобная перспектива безумно радовала. Но рано я радовался щедрости  нашего редактора. Бесплатный сыр, как известно, лишь в мышеловке, да и тот – с истёкшим сроком годности…


Глава 2. «ЧАШКА С КОФЕ»

       Утро следующего дня выдалось на редкость тёплым и солнечным. Накануне я получил в бухгалтерии командировочные на двое суток и отправился на заслуженный «отдых». Путь мой лежал в Крым. Где-то на безбрежном взморье жил да был один полоумный старик. И всё бы ничего, но героическое прошлое старца было связано с кинорежиссурой. Фамилия, записанная в блокноте со слов редактора, у меня не вызвала ровным счётом никаких ассоциаций. Перед поездкой я не поленился зайти в Википедию и ввести в поле поиска фамилию экс-режиссёра, героя моей будущей статьи, данной мне не то в наказание, не то в благодарность от нашего главвреда. Всё-таки машина выплюнула мне скудные данные. Послужной список из полусотни короткометражных лент, парочка неудачных номинаций в «Нике» и «Тэффи», участие в телепроекте «Битва за кинонаграды». Всё. Всё? Да. Вот так герой. Всё-таки это задание было дано мне в назидание, и даже море не сглаживало впечатления от заведомо скучной работы. Так, ничего особенного, ширпотреб. Если я проколюсь и на этом, точно головы мне не сносить.
       - В любом деле ищи свою выгоду! – посоветовал мне на прощание Олег Георгиевич. – Совместишь приятное с полезным: сменишь обстановку, подправишь своё сегодняшнее уродство, накропаешь статейку в рубрику «Жизнь замечательных и чокнутых людей»,– тем самым реабилитируешь себя в моих глазах!
       Сказано было хорошо, а главное – искренне. Дорога до границы шла в размышлениях. Но думалось вовсе не о работе. Как назло, в приёмнике надрывался бедняга Бон Джови со своим шедевром «Always». Я думал, что иногда молодость – это неудобство. Чтобы понравиться Ей, я выдумываю себя. У меня есть правила на все случаи жизни. Но желание любви может изменить любое правило. Иногда я почти уверен, в этот раз будет всё. Но тут же говорил себе: нет, нет, только не сейчас, не в этот раз, в другой. Я смотрел в Её лицо и пытался понять: что это значит? Когда это произойдёт? Я не спросил.
       На российско-украинской границе стоял целый эшелон машин, таможня сегодня не давала добро, водители нервничали. Я припарковал автомобиль у обочины, и зашёл в придорожную закусочную поменять деньги и сделать заказ. Пока ждал котлету по-киевски, салат «Цезарь» и двойной кофе-эспрессо, я с любознательностью журналиста осматривал внутреннее убранство общепита. Почему-то антураж заведения навеял мне эпизод из жизни.
       Однажды издалека приехал мой хороший друг, погостить пару дней на чеховской и шолоховской земле. Он был перспективным работником где-то в Германии, не то в Нюрнберге, не то в Кёльне, преподавал парапсихологические дисциплины в престижном колледже, попутно работал над явлением «индиго», много ездил по странам и был очень уважаемым человеком в своих кругах, несмотря на юный возраст; ему едва исполнилось 26. Я встретил его у трапа самолёта. Усадил в автомобиль и мы поехали смотреть город, столь сильно изменившийся за последние несколько лет. После длительного таун-променада, мы наконец облюбовали  уютный кафетерий в центре города, чем-то похожий на тот, в котором я сидел сейчас. Мы пили ароматный горячий шоколад и вспоминали детство, когда мой друг задал мне неожиданный вопрос:
       - Тоха, а какого цвета твоё настроение сегодня?
       Я даже опешил от такой постановки вопроса. Вытер уголком вафельной салфетки шоколадные усы и задумался.
       - Ты о чём, Егор?
       Он повёл бровью и повторил свой вопрос.
       Я посмотрел в окно, за толстым стеклом которого разливалась городская суета. Мимо прошла молодая симпатичная пара, парень смотрел на свою половинку и улыбался, половинка – рыжеволосая бестия с зелёными глазами зажимала в руке ленточку с золотисто-жёлтым шариком и лукаво посматривала на породистого пса у мясной лавки напротив. А породистый пёс облизывался и с вожделением смотрел на копчённую сосиску.
       - Наверно, - растягивал я слова, словно жевательную резинку, - моё настроение цвета воздушного шарика – жёлтое и солнечное, как сегодняшний день. 
       Он удовлетворённо хмыкнул, сделав на мой счёт какое-то умозаключение, лишь ему понятное и доступное. Я  решил отплатить ему той же монетой и спросил о цвете его настроения. Егор невозмутимо ответил:
       - Светло-бежевое с лёгкими нотками синей прохлады.
       Из динамиков, установленных под потолком, полился зажигательный ритм «Let;s Twist Again» Чабби Чекера. Посетители оживились, некоторые стали в такт музыке притопывать под столами. Егор заулыбался. Закрыл глаза и…

       Яркое солнце мелькало сквозь кроны деревьев. По дороге катил трейлер с танцевальной дощатой платформой. В мексиканском сомбреро ослепительно-белого цвета, в зелёном кафтане и клешеных брюках цвета спелого каштана я выстукивал чечётку. В небе заливался Чекер с его неподражаемым «твистом». Дорога шла под уклон. Мокрый асфальт после недавнего дождя парил под апрельским солнцем. Протектор шелестел, плевался грязными брызгами, трейлер петлял по горному склону то ускоряясь, то замедляясь, а я танцевал так беззаботно, словно на Земле давно уже был рай. Моя душа рвалась вверх и, казалось, сдерживала её лишь самая малость.

       Мы долго ходили по набережной, ели мороженое, пили кофе из пластиковых стаканчиков, а потом купили билеты на прогулочный теплоход и поплыли вниз по реке.
       - Ты доволен жизнью? – спросил  меня Егор, когда теплоход трижды поприветствовал проходящую мимо баржу зычным гудком. Я проводил печальным взглядом уплывающие горы угля и отрицательно покачал головой.
       - Ну и дурак! – беззлобным голосам констатировал Егор. Я непонимающе уставился на него.
       - Почему это ты обзываешься?
       - В чём причина твоего недовольства? – ответил он вопросом на вопрос и глотнул остатки уже холодного кофе.
       Я крепко задумался. Потом неуверенно произнёс:
       - Хочется лучшего. Я думаю, я достоин лучшего!
       - Это нормально – хотеть только лучшее для себя, но это и есть источник твоих проблем, твоего недовольства жизнью.
Я непонимающе уставился на него.
       - Я поясню на примере!
       Егор огляделся по сторонам в поисках подходящего примера. Глянул на свои руки и просиял.
       – Вот смотри, - и он указал на пластиковый стаканчик с недопитым кофе. - Стаканчик сам по себе не делает этот кофе хуже или лучше. Чаще всего он просто дешевле или дороже, но иногда даже скрывает то, что мы пьём. А в действительности, всё что ты хотел -  был просто кофе, а не чашка или там стаканчик, понимаешь?
       Егор замолчал на мгновение, провожая взглядом чайку, а затем спросил меня:
       - Тоха, если будет выбор между кофе вот в этом дешёвом пластиковом стаканчике или в дорогой фарфоровой чашке китайского сервиза, что выберешь? – и, не дожидаясь моего очевидного ответа, выпалил: - Естественно ты выберешь лучшее. Мы сознательно выбираем лучшие чашки!
       Егор заглянул ко мне в глаза и попытался найти в них понимание. Кажется, ему это удалось.
       - А теперь подумай: жизнь – это кофе, а работа, деньги, положение, общество – это чашки, какие подороже, какие подешевле. Это всего лишь инструменты для поддержания и содержания жизни. Иногда, концентрируясь только на чашке, мы забываем насладиться вкусом самого кофе...
       Меня тронули за плечо. Я очнулся, возвращаясь к действительности. Принесли мой заказ: котлету, салат и кофе. В дешёвом пластиковом стаканчике…


Глава 3. «ПОЛЁТ НАД ГАСПРОЙ»

       От границы по землям Украины до самого Крыма я снова думал о том, насколько понятие счастья применимо ко мне, доволен ли я жизнью и получаю ли удовольствие от кофе? Мне очень хотелось, чтобы сейчас Она оказалась рядом со мной, на переднем сиденье «фиата». Тогда бы я спросил Её, почему всё становится легче и проще, когда Она рядом? И почему так паршиво на душе в Её отсутствие? Вот она, любовь, подумал я. Здесь. Сейчас. Наконец-то я понял. Всё было серьёзно. Она не шутит. Я никогда не думал, что ожидание любви так мучительно. Может быть, мне предстоит узнать что-нибудь более неожиданное о себе. В жизни всё так по-взрослому…
       В Гаспру, конечную точку моего путешествия, я прибыл глубокой ночью. Вынужденная остановка на границе заставила меня серьёзно выбиться из графика. Искать моего героя сейчас было бессмысленно. Город безмятежно спал. Я заехал на бензоколонку, заправил полный бак бензина, купил упаковку мятной жевательной резинки и осведомился у кассира как проехать к морю наикратчайшим путём. Улыбчивый туземец процедил сквозь зубы что-то несвязное и неопределённо махнул рукой в сторону. Я поднял воротник куртки и направился к машине. В воздухе пахло йодом и сыростью. Я вдохнул полной грудью этот целебный глоток воздуха и улыбнулся самому себе. Здравствуй, море! Мне тебя так не хватало!
       Я завёл двигатель, включил ближний свет фар и покатил по дороге вниз. Напоследок Егор сказал слова, которые очень посоветовал запомнить мне.
       - Наиболее счастливые люди – заключил он, - это  не те, которые имеют всё лучшее, но те, которые извлекают всё лучшее из того, что имеют. Постарайся понять и принять эту истину и твоя жизнь, вот увидишь, изменится к лучшему.
       Остаток ночи я провёл в салоне, кутаясь в старый плед, найденный по случаю в багажнике. С первыми лучами солнца я выбрался из объятий холодного железа, продрогший до костей, голодный, но, что удивительно, в прекрасном настроении. Ночью мне приснилась Она. Я не мог привыкнуть к своим новым чувствам, новым ощущениям. Они не могут быть только выдумкой. Признаваться в любви нужно лишь тогда, когда уже нет возможности молчать. Но любовь ведь невозможно выразить словами. Это чувство не подвластно слову. Бог создал эту Вселенную всего одним лишь Словом, но чтобы признаться в любви не хватит всех слов всех языков мира. Просто не хватит. Этого будет недостаточно. Это будет не то…
       Я оставил машину и пошёл пешком. Через пару кварталов дорога круто взяла влево и аккурат вывела меня на песчаный пляж. Слёзы навернулись на глаза, то ли от острого порывистого ветра, то ли от переизбытка нахлынувших разом чувств. Боже, как это было великолепно, грандиозно и грациозно!

       Моя душа рвалась ввысь наперегонки с ветром. Хотелось невозможного – обрести крылья. Хочешь – лети! Люди ведь тоже летают, когда влюблены. Если поверишь – ничто не сдержит, ветер тебе руки подставит. Он позвал меня за собой, он вырвал меня из пламенеющего мегаполиса, и я растворился в нём. Я сам стал ветром, бесплотным духом, купающимся в тишине, пронзающим воздух. Я летел. Я был всем, и всё жило во мне. А внизу раскинулся широкий безбрежный океан воды. Он ослепительно блестел в лучах восходящего диска жёлтой звезды. И маленькая одинокая фигурка старика бежала вслед за мной по кромке песчаного пляжа, и что-то кричала вслед. А ветер, мой друг и соратник, подхватывал фразы, рвал их в клочья и смеялся.  Границ не было. Было дозволено всё.  Мне кажется, я впервые  начинал жить по-настоящему.

       Я медленно открыл глаза. Зрение было сильно расфокусированным. Голова болела, словно после сильного удара. Кругом плыли радужные пятна, а самое большое цветное пятно в центре вдруг сказало:
       - Сейчас, ещё немного. Дай своему сознанию время вернуться.
       Я совершенно не понял смысл этих слов, но совершенно точно помню их до сих пор. Пятно в центре именно так и сказало: «Сейчас, ещё немного. Дай своему сознанию время вернуться». Размытые контуры всё никак не хотели сходиться в чёткую картинку, но я уже понимал по шуму прибоя, что нахожусь на том самом песчаном пляже, который созерцал с высоты птичьего полёта, и большое цветное пятно – это не что иное, как тот самый старик, что бежал за мною и кричал вслед. Я попытался встать, но властная ладонь старца вернула меня в прежнее положение.
       - Не глупи! Ты упал. Самое лучшее сейчас – не двигаться и отлежаться.
       - Упал! – воскликнул я. – Сверху?
       - Совсем рассудок потерял, человек! – взревело пятно бурей эмоций. - Откуда сверху? Тепловой удар схватил, вот и брякнулся. Благо, что я проходил рядом!
       - Тепловой удар? – Я всё-таки попытался принять сидячее положение. – В семь утра на восходе солнца?
       Я огляделся. Зрение стало прежним, только немного двоилось в глазах.
       - Который сейчас час? – спросил я старика, с удивлением отмечая закат солнца.
       Старик, что склонился надо мной с мокрым полотенцем и бутылкой минеральной воды, протянул мне сухую жилистую ладонь и помог подняться.
       - Половина шестого вечера. Ты здесь на песке без сознания часа три провалялся.
       Я почесал в затылке, посмотрел на своего спасителя и не без труда узнал в нём героя своей будущей статьи.


Глава 4. «АРИСТАРХ»

       Знаешь ли ты, каким образом устроен человеческий глаз? Как получается, что красный мячик на зелёной лужайке мы воспринимаем именно таким, какой он есть на самом деле? В глазу содержится два типа рецепторов, высокочувствительных палочек, отвечающих за сумеречное зрение и менее чувствительные колбочки, отвечающие за цветное зрение. В сетчатке глаза человека есть три вида колбочек, максимум чувствительности которых приходится на красный, зелёный и синий участок спектра. Они обеспечивают распознавание тысяч цветов и оттенков. Очень сильный свет возбуждает все три типа рецепторов, и потому воспринимается, как излучение слепяще-белого цвета.
       Такой свет от вспышки неисправной катодной лампы софита на съёмочной площадке заставил однажды меня задуматься: что будет, если такой тонкий и слаженный инструмент, как человеческий глаз, вдруг сломается…
       Мы с Аристархом медленно брели босиком по мокрому песку, солнце почти утонуло в море, неустанно галдели чайки, низко кружа над водой. Мой собеседник рассказывал о своей жизни, о тех её сторонах, о которых в Википедии ни слова.
       - После вспышки был хлопок и волна нестерпимого жара. Свет короткой вспышки всё не уходил. Казалось, наоборот: всё более нарастал, набирал силу. Меня забрызгало осколками разорвавшейся колбы. Стекло впилось в открытые участки тела. Я корчился на полу от боли и всё ждал пока свет уйдёт. Когда наконец это произошло, опустился вязкий тягучий сумрак…
       Почти год Аристарх был слеп. Это была тёмная сторона его жизни, во всех смыслах этого слова. Слепота вынудила его перебраться к морю.
       - Здесь звуки и запахи были чище! – пояснил он. – Слух и обоняние помогали мне вернуть зрение.
       - А как на жизнь зарабатывали?
       - Просил милостыню, - без тени застенчивости отвечал он. – Я попросил торговца сувенирами смастерить мне дощечку с надписью из старой картонной коробки, чтобы люди обращали внимание на меня и помогали, кто чем может.
       - Что же он написал?
       -  «Я слепой, пожалуйста, помогите».
       - И что же, подаяний хватало?
       - Их не было вовсе. До тех пор, пока не наступила весна. Однажды мимо шёл, судя по лёгкой поступи, ребёнок. Это оказалась девочка с соседней улицы. Она училась в художественной школе, и каждое утро путь её пролегал через базарные ряды, где на ступеньках булочной сидел я. В сумке через плечо она всегда носила с собой гуашь, кисти и мольберт. Так вот, в тот день она написала что-то на табличке, и с того дня в мою старую фетровую шляпу полетели звонкие монеты.
       - Что же она написала?
       - Я спросил её об этом спустя день или два. Она ответила, что ничего такого, что было бы неправдой.
       «Я просто написала её немного по-другому», - сказала девочка.
       Новая надпись на табличке гласила: «Сейчас весна, но я не могу её увидеть».
       На этот мир можно смотреть через разные призмы и под разными углами. Мне хотелось уткнуться головой в песок. Как страусу. Я был ребёнком, который не знал, что делает. Мне больше не нужно было притворство. Теперь я знал, что делать. Я горячо целовал старика, благодарил его за встречу, и на всех парах летел обратно домой. Всё, что произошло со мной за эти два дня – сейчас было для меня дороже всего накопленного мной в прошлом опыта. Опыта ненужного. Тривиального. Ошибочного…

*** *** ***


       Без слов мы стояли друг перед другом. Без слов знали о друге всё. Слова были лишними. Да и не было таких слов, которые могли бы помочь мне выразить свои чувства. Я просто протянул ей шарик, воздушный шарик цвета моего настроения. Я больше не был слеп. В моей душе была весна, и я мог её видеть…


ПОСЛЕСЛОВИЕ

       Главный редактор издания «Киноафиша» Олег Георгиевич Головин хлопал в ладоши и пускал слюни от удовольствия. Всё было именно так, как он того хотел. Вот только я этого спектакля уже не видел. Вскоре после выхода номера «Афиши» в свет, я получил расчёт и отправился на биржу труда. Статья в рубрике «Жизнь замечательных и чокнутых людей» была искромётной и стильной. Но не моей.
       А в конце прошлой недели меня пригласили в журнал «Life». С завтрашнего дня я начинаю новую рубрику под названием  «My happy way». И это, пожалуй, то что мне надо!


Апрель – май, 2009