Таманский запорожец

                Таманский  запорожец

     Этот  замечательный памятник  украшает станицу, некогда “самый скверный городишко из всех приморских городов  России ”, которая  по природным достопримечательностям,  памятникам истории и культуры на душу населения может поспорить с крупнейшими городами не только Кубани, но и  России. Судите сами, в Тамани находятся останки древнегреческой Гермонассы, генуэзской Матреги, древнерусской Тмутаракани, Турецкий фонтан, старейший черноморский православный храм св. Покровы, построенный “на кошт” Антона Головатого в 1794 году, археологический и литературный музей М. Лермонтова, валы  Фанагорийской крепости, заложенной А.В.Суворовым; грязевые вулканы-Блеваки. В ряду  этих достопримичательностей ярким бриллиантом  выделяется  “памятник  Антону Головатому”, как называют   в народе этот монумент. Изображение памятника Запорожцам можно встретить повсюду, на краевых периодических изданиях, на  стеклах машин, бутылочных наклейках  и  бланках  таманских предприятий.

         Бронзовому Запорожцу нет еще и ста лет, а кажется будто он стоит здесь вечно, со дня возникновения Тамани, и как бы не прятали его за памятником В.И. Ленина и кронами деревьев станичные власти, красота его сияет во всей своей  первозданности  вот уже девятый десяток. Так  бывает с выдающимся произведением искусства; появившись однажды на свет, он обретает жизнь вечную. Однако события, связанные с его созданием и установкой не были делом бесспорным и однозначными. Какова же история Таманского Запорожца, которому 5 октября  этого года исполняется 85 лет ?

         Идея создания памятника связана была с празднованием 200-летия Кубанского казачьего войска и присвоением ему старшинства от появления на Кавказе Хоперского полка . Известный украинский художник и архитектор Опанас Сластион в статье ”Портреты Антона Головатого”, напечатанной в “Журнале истории, литературы и культуры “ за 1918 г., об этом так писал: “ Идея создания в Тамани памятника Головатому и запорожцам, которые 25 августа 1792  года высадились тут, возникла давно: еще 6 марта 1894  года (1896 г.- Н.Т.),  когда кубанское  казачество  праздновало столетний (200-летний - Н.Т.)  юбилей своего существования... Вначале имелось в виду поставить на  скале фигуру Антона Головатого, но разыскать его портрета не удалось, и поэтому комитет по  возведению памятника решил, что  фигура на скале  должна представлять собой тип простого запорожца, но так чтобы  тот  запорожец был как будто бы и А. Головатым, то на противоположной стороне скалы   выбить текст известной песни А. Головатого “Ой, годi нам журитися”.., а  ниже  подпись Антон Головатый, войсковой Судья войска верных козаков Черноморских”.

         О.  Сластион укорял кубанских казаков, что те  не  увековечили должным образом память  Войскового Судьи, личности незаурядной, благодаря уму и талантам которой  черноморцы получили Правобережную Кубань в вечное и потомственне владение. Ведь, по  его  мнению, это можно было сделать, так как существуют портреты Антона Головатого, их лишь следовало разыскать.  Скульптор Опишнянский  в  статье “Як роблять памятники”, помещенной в № 266 газеты “Рада” за 1911 г. возмущался, что кубанцы не объявили конкурс, а заказали его частным образом скульптору  Адамсону. Он  доказывал, что “не только портрет, даже и портреты Головатого существуют” и что создание памятника, подобного Таманскому Запорожцу, “не  может не возмущать людей профессиональных”. Он отмечал, что “даже погода была использована неудачно”. Но это, как  писал  О.Сластион, были словами  “пост фактума”, к  возведенному на Таманском  берегу  памятнику.

         Действительно, портреты А. Головатого можно было найти в то время ( их не помешало бы разыскать и сейчас - Н.Т.); ведь, известен тот факт, что Я. Кухаренко посылал Т.Г. Шевченко в Петербург четыре портрета Судьи Черноморского казачьего войска, с которых просил  сделать литографию. Вскоре  Т. Шевченко был отправлен в ссылку, а портреты  где-то затерялись в  закутках Петербургской Академии художеств ( Так, к сожалению, случалось нередко в истории нашего казачества ). Они, возможно, и сейчас пыляться в самых отдаленных уголках петербургских музеев или  в фондах той же Академии художеств. Но, как мне  думается, на этот раз нашим предкам в те предреволюционные годы сильно повезло.  Повезло, что у них не оказалось под рукой завалявшегося доподлинного  портрета Антона Головатого и они склонились к  тому, чтобы установить фигуру простого запорожца. Если бы в Тамани был поставлен памятник  полковнику А. Головатому, его постигла бы  судьба, микешенскй Екатерины II в Краснодаре...

         Как  бы не шумели, не возмущались скульпторы - профессионалы тех, уже бесконечно далеких дореволюционных лет, что заказ на создание памятника достался не им, нам, кубанцам, все же повезло . Повезло, что нашли в лице А.И. Адамсона  самоотверженного художника, ставшего  отцом таманского  шедевра.

         Амандус Генрих (Аманд Иванович) Адамсон родился  на х. Ууга-Рятсепа, вблизи Палдиски, в  Эстонии 31 сентября 1855 года, умер в Палдиски 26 июня 1929 года.  В 1879 году он закончил Петербургскую Академию художеств, а  в 1907 году стал  ее  академиком. А. Адамсон  является автором скульптурной группы фонтана в  Мисхоре, памятника затопленным кораблям  в Севастополе, созданного  в соавторстве с  В. Фельдманом в  1905 г., Петру I  в  Полтаве -1909 г. ,и наконец,  нашего Запорожца.

         56-летнего скульптора вдохновила и зажгла, казалось бы далекая для эстонца тема Запорожского казачества, и он работал над  созданием памятника, не жалея  ни сил, ни времени. И в довольно короткий срок он создал макет монумента, одобренный строительным комитетом  и правлением Кубанского казачьего войска.

         Осенью 1911 года, когда бронзовая фигура казака  была   отлита, в Тамани  закипели подготовительные работы по  установке  памятника. До  этого в станице была реставрирована обветшавшая казачья святыня - Покровская церковь, приведены в порядок все войсковые и общественные здания. Правление и все Кубанское войско готовились к торжествам, связанным с открытием памятника, намеченным  на 5 октября.

          В 1896   г. черноморцы вместе с линейцами отметили 200-летие   Кубанского казачьего войска, установили в Екатеринодаре памятную стелу, а спустя  несколько  лет, они спохватившись,  обратились  к высшему начальству  с настоятельной просьбой установить  старшинство Кубанского казачества  с 1516 года, то  есть со времени возникновения Запорожской Сечи. В этом им  было  отказано по той причине, что  запорожцы служили тогда  Польше и земли их не входили в состав России, забыв однако, что и Кубань в те времена принадлежала Турции. Грамотных, думающих черноморцев не могло  не оскорбить явно выказанное  желание отнять  у  них   историческую  память, память о славных предках, что  вызвало взаимное недоверие и напряженность  в отношениях. Желание самодержавия навязать черноморцам новую  историю привело к прямо противоположному   результату. Правление Кубанского войска  сделало  запрос в Петербург  с просьбой о передаче войску  регалий  Запорожцев, хранящихся в музеях Москвы и Петербурга, подчеркивая свое наследство. Памятуя  события 1905-1906 года, самодержавие решило не осложнять отношений с казачеством,   переименовало  два кубанских полка в Запорожские, а одному присвоило имя З.Чепиги. Смягчило свои  позиции и войско, решив однако поддержать инициативу казаков ст.Таманской и увековечить память  своих предков, установив памятник Антону Головатому. По всем частям и станицам  войска были собраны пожертвования на памятник запорожцам.

         29 сентября 1911 года , когда  подготовительные  работы по установке  памятника близились к  завершению,   из  Екатеринодара  в Тамань  отбыли  два парохода с офицерами, атаманами и выборными казаками от каждой станицы  для  участия в  открытии памятника. Возглавил эту депутацию начальник штаба Кубанского казачьего войска генерал-майор Андрей Иванович Кияшко. С ним вместе отправился и войсковой старшина Петр Павлович Орлов, бывший старший адъютант Войскового штаба,  которому  было поручено войсковым  атаманом описать торжества. П.П. Орлов блестяще справился  с этим поручением, оставив потомкам замечательную книгу с  довольно длинным названием  “Описание торжеств в станице Таманской по поводу открытия 5 октября 1911 года Памятника, сооруженного Кубанским казачьим войском первым Запорожцам, прибывшим 25-го августа 1792 г. к  берегам  Тамани и высадившимся здесь”. Вряд ли П.Орлов   обладал особым  литературным даром,но  торжественность и возвышенность  события, стремление передать его простыми  словами  делают  книгу  интересной  и  захватывающей.

         В  Тамань депутаты прибыли с незначительными приключениями 30 сентября; до торжеств  оставалось всего пять дней, а открывать собственно было нечего, на месте его установки высилась груда гранитных  блоков. 1 октября в торжественной обстановке проходил праздник Покрова; в  обновленной Покровской церкви отслужена служба  и проведен храмовый праздник. Погода стояла прекрасная, но уже на следующий день она, как   свидетельствует П. П. Орлов испортилась. В тот день в своей тетраде он сделал запись, которую затем поместил в  книгу: “Море глухо и злобно шумит и шлет свои черные  вспененные волны одну за  другой, гулко ударяя ими о берег. Будет непогода !  А около памятника работа кипит, молотки рабочих стучат неустанно, обтесывая гранит;  когда же ночь изгонит свет, тогда зажигаются газокалильные фонари, тогда тьма бежит от этого  места, и молотки стучат чуть что не до полуночи: дела еще много, а времени мало ! Начальник штаба каждый день, а в день и по несколько раз, приходит к месту  сооружения памятника, чтобы лично видеть успешность работ и здесь проводит  целые часы; когда же его начинают терзать опасения, что сделать  не успеют, то Адамсон успокаивает, говоря, что успеют, но только если рабочие не приостановят работ “. 2  октября в воскресенье настал  ответственный  день - на уже возведенный пьедестал была установлена  фигура Запорожца.  П.Орлов так описал  этот торжественный момент:”...Стучат молотки рабочих о гранит, работает лебедка и железным канатом поднимает на блоках на вершину скалы-пьедестала фигуру запорожца. Она грузно висит, слегка  покачиваясь в воздухе, над постаментом, затем, управляемая привязанными к ней пеньковыми канатами, начинает принимать положение стоящего человека, опускаясь  ногами все ниже, все ближе к пьедисталу, вот опустилась, вот вошла своими шипами в приготовленные в камне гнезда, вошла и прочно  стала,  Канаты ослабли, они не нужны, и громкое, радостное “ура” раскатилось над  собравшейся  толпой зрителей. Фигура Запорожца не полна, не достает еще правой руки, держащей знамя. Эта часть фигуры лежит  пока в ящике на земле. Как только кончится  укрепление фигуры в камне, начнут  поднимать руку со знаменем. Захолодало еще  более, все спешат по домам погреться.”

         Оставалась самая  малость, все от А. Адамсона до  П.Орлова расчитывали, что монтаж памятника завершится   к  вечеру. Отправляясь на вечернюю службу, начинавшуюся в пять часов, П. Орлов  братил внимание, что  и рука со знаменем      была   “поднята  на  пьедестал и положена там у  ног  Запорожца. Работы оставалось на два-три  часа; по  случаю завершения работ генерал Кияшко готовил “небольшое чествование скульптора-академика” для чего им было заказано шампанское, а  всем  депутатам приказано было после   службы быть у памятника.   Из  церкви все поспешили на строительную  площадку. “Вот  и площадь вот и памятник, окруженный лесами-,описывает  войсковой старшина событие, произошедшее  вслед за  тем -, но рука со знаменем продолжает по-прежнему   лежать у ног Запорожца. Отчего же она не поднята на место ? Около  памятника  виднеются две-три фигуры  рабочих финнов  да  А.И. Адамсон.” Оказалось, что рабочие забастовали, и  отказавшись  завершить монтаж, разошлись по своим квартирам. Генерал Кияшко приказал  подъесаулу  Толстопяту, бывшему тогда приставом ст.Таманской немедленно собрать рабочих. Вскоре были собраны  рабочие и  монтаж памятника продолжился теперь под присмотром депутатов и войскового начальства. Дул холодный ветер, срывался снег, генерал Кияшко  предложил  депутатам отправиться  по  квартирам, но никто  не пожелал покинуть строительную площадку. В половине одинадцатого ночи 2  октября 1911 г. дружное “ура” депутатов возвестило об окончании установки памятника. “Под рев и завывание разыгравшейся непогоды” все  присутствующие  прочитали молитву “Спаси, Господи,  люди твоя” и разошлись по квартирам.

         С  этого момента Таманский Запорожец явился на свет  в полной  свей  красе, чтобы жить вечно. Вот  как описывает свое впечатление  П. Орлов  в минуту рождения этого шедевра: “Запорожец сделал  последний шаг, вылезая из под прибрежной кручи  на скалу, сделал да так и застыл  на  веки с растегнутым воротом рубахи, опираясь правой рукой о твердо поставленное на землю знамя, а  левой придерживая висящую сбоку саблю. Он уже успел окинуть взором развертывающуюся прелестную богатую картину ландшафта и теперь, подняв к небу свое истомленное душевными и житейскими невзгодами, а  также  и трудным морским переходом, лицо, устремил туда свой молитвенно-восторженный взор, возсылая хвалу и благодарение Богу и великой Государыне за дарованныя ему земли, изобилующие роскошной растительностью, зверем, птицей и рыбой, за земли, что  будут кормильцем-поильцем его, за земли, в которых предстоит ему насадить гражданственность, завести хозяйство, упрочить экономический быт и вообще зажить трудовой  жизнью... Мне казалось, когда я смотрел на Запорожца, что он дышит и вечно будет живым в этом чудном своем  образе, и мнилось, что  этот Запорожец  родился в минуту чуда: занавес развернулся, и  он  предстал  пред глазами восхищенного зрителя спокойный, величавый, умиленный, восторженный”.

         И  действительно, лицо Запорожца  живое, в нем можно прочитать целую  гамму чувств, а как  раз   именно это свойство отличает скульптурный  шедевр   от пусть даже хорошо сделанной поделки. Незря недосыпал А. Адамсон, коротал дни и ночи на строительной площадке, он знал, что именно  этим монументом  увековечит память  о себе как  о  выдающемся мастере.

         4 октября в Тамань прибыл Наказный Атаман  М.П. Бабыч , его  встречали хлебом-солью станичный атаман  и строй казачьих частей. Церковный перезвон  обеих Таманских церквей возвестил о прибытии епископа Ставропольского и Екатеринодарского Агафодора.

         5-го октября выносом казачьих регалий из Покровской церкви  началось торжественное шествие войск  к  открываемому памятнику. День открытия  памятника выдался солнечным и погожим.  В Вознесенком храме, который стоял  напротив памятника ( на месте летнего кинотеатра - Н.Т. ) состоялась  торжественная  литургия, по окончании  которой, под звуки марша “Коль  славен...” регилии, а  вслед за ними и все участники торжества направились  к  памятнику, накрытому полотном. Выстроившись вокруг памятника, казаки и приглашенные выслушали молитву и речь епископа Агафодора. И затем наступил самый торжественный момент - открытие памятника. Вот как он происходил: ...”Наказный Атаман отдает приказание, и начальник войскового штаба подает команду: ”Накройсь !”Когда же участвующие в параде  войска и школьники надели головные уборы, командует: “всем парадом, слушай на караул !” Сабли сверкнули, винтовки щетиной штыков стали отвесно . Музыка заиграла войсковой марш, присутствующие воинские чины приложили руку к головному убору, а  прочие лица обнажили головы. Завеса на памятнике тихо раздалась, задержалась  немного,  зацепившись за что-то,  и упала. Пред тысячами зрителей предстал Запорожец во всей своей могучей, художественно-пленительной красоте”.

         После речей  и парада войск, отдавших честь своему увековеченному в бронзе предку, памятник обступили жители Тамани и гости праздника. На  следующий день, как издавна водилось у  казаков  памятник “обмыли” на “войсковой хлеб-соли” и зачитали у памятника  поздравительные телеграммы, пришедшие со всех концов Российской империи. Среди них была и ответная монаршая телеграмма на имя Наказного Атамана из  Ливадии, в которой говорилось: “Передайте  Кубанским казакам мое сердечное спасибо за выраженные мне верноподаннические  чувства. Верю в их преданность Престолу и Родине. Николай”. Открытие памятника запорожцам было воспринято казаками как общий войсковой праздник, оно отмечалось концертами и застольями во многих кубанских станицах. Пожалуй лучше всех выразил свои чувства, связанные с открытием памятника в Тамани, помощник атамана станицы Новомышастовской  Лукьяненко в посланной им телеграмме на имя Кияшко, говоря о своих станичниках в третьем лице, писал начальнику штаба: “Доложить Кошевому, що и  воны сегодня писля церквы за общественным столом, писля Царских ура, гаркнулы ура своему Кошевому Бабычу, як ридному по крови. Козакы дуже хвалылы за дию предкивського  запорожського памятника и теж роздилялы мысли  Таманского праздныка. 80-литний козак Саменко, узнав це, сказав: я теж черкесив быв, гирко плакав, танцював и спивав; всих перенесло сегодня до Вас, на Тамань на вспомыны дорогого памятныка, Ура вам всим !”

         Вечером того же  дня в летнем театре  состоялась постановка спектакля Г. Доброскока “Козацьки прадиды”, а  ночной  салют, расцветивший безоблачное небо Тамани, завершил празднество, связанное с  открытием памятника запорожцам.