100

Праздник удался. На него съехались самые блестящие люди города – мэры и мэрини, актеры и актрисы, губернаторы и губернаторши, виджеи и виджейки и прочий беззаботный и гульбивый сброд, в модных шмотках, с модными примочками, который можно встретить на каждом пышном сборище, на каждой светской тусовке. Немного в стороне, за кордоном непроницаемых и бесстрастных лиц в штатском стояли потомки – гордые, хотя и без повода для гордости, раздувающиеся от важности, как лягушки по весне.
Я, скептически кривя рот, стояла в стороночке за пультом и смотрела на всю эту ярмарку тщеславия. Более того, сегодня я управляла ей. Итак, каменная плита поднята, теперь – shift+alt+d+twist+enter, гламурную дымовуху в студию, а теперь пора вступить мэру: я нажала enter и быстро загрузила в почтенного властелина столицы его торжественную речь.
- Дорогие сограждане, - откашлявшись, начал он, едва все нужные слова угнездились в его голове, - сегодня мы празднуем большое событие – двухсотую годовщину компании Мериталь, которая уже два века делает наших женщин неотразимыми в глазах мужчин. Ровно сто лет назад на этом месте женщины двадцать первого века оставили нам свое послание – свои дивные образы и слова любви и красоты, которые мы сегодня откроем и прочитаем.
Лысина мэра притягивала к себе солнце. Оно, казалось, только и ждало, когда умудренный опытом муж обнажит свою голову, чтобы отвесить ей свой световой щелбан. И теперь Александр Юрьевич стоял там, на трибуне, произнося слова, которые писал не он, которые не знал и не запомнит, и слепил зрителей нестерпимым солнечным зайчиком.
Сто лет назад какой-то идиот придумал шоу законсервированных женщин, и теперь мы дружно огребали последствия: пышные коктейльные платья, потертый древний оркестр с раритетными инструментами, вышедшими из употребления еще во времена моей бабушки. И все ради того, чтобы выскрести из земли замшелую капсулу, где век назад один умник решил захоронить сотню женских фотографий – бумажных фотографий – ради мифического убеждения, что теперь они будут кому-то интересны.
Раздался скрежет, и из земли появилось нечто, напоминавшее обломок метеорита. Я пробежалась пальцами по клавиатуре, и зазвучала бравурная музыка. Оркестр был бутафорский – никто из солидных старцев не умел пользоваться рухлядью, которая была у них в руках.
- Итак, дорогие друзья, - мэр еще раз блеснул лысиной в толпу, - Сейчас нам предстоит убедиться, что красота женщины – это вечная, непреходящая ценность, у которой нет ни возраста, ни границ.
Я опять покрутила настройки и посмотрела на небо. Ага, облачко набежало, как надо.
- И первая из посланниц красоты – встречайте! – обворожительная Инесса Стаквитц из Симферополя!
Облачко свернулось в лицо кокетливой женщины – точь-в-точь, как на фотографии. Я подрегулировала яркость, контрастность, и ослепительная улыбка стала чуть более живой, волосы освежились золотом, а в глазах замелькали задорные искры.
- А теперь я хочу представить вам Валентину Павлову из Нижнего Урюпинска!
Я опять набрала исходную комбинацию, и облако сложилось в благообразное, чуть перезревшее лицо южной красавицы с тяжелыми губами и гордым носом. Так я перебирала кнопки еще с сотню раз, заставляя несчастный сгусток водяного пара трансформироваться по моему усмотрению в женские лица, и, признаться, изрядно скучала.
- Алиса, - сказал мне мой шеф, двухметровый красавец Ванечка, перед тем, как уступить мне место у пульта, - если мэр запоет «если я чешу в затылке», я тебя не просто уволю. Я тебя отдам в психотдел, и они настроят тебя на разгребание навоза на новгородской ферме, поняла?
- Да, ты что, Ванечка! - возмутилась я, - Во-первых, не надо меня искушать. Потому что в психотделе я первым делом расколюсь, кто подбил меня на диверсию. А во-вторых, - тут я смягчилась, - я все понимаю. Я постараюсь сдержаться. Я не буду тебя подставлять.
- Ну, смотри мне! – Ванечка строго погрозил мне пальцем. Затем настроение его сменилось, по губам заструилась мечтательность, - Слушай, Лиса, может, ты все-таки заглянешь в психотдел? Страсть, как жениться хочется….
- Нет, Ванечка, - недовольно ответила я, изрядно устав от его домогательств, - Я ж тебе не пианино, чтобы меня настраивали на любовь до гроба. Я девушка старомодная, мне натуральной любви подавай, со всей прилагающейся к ней натуральной химией.
- Тоже мне девушка, - проворчал Ваня, показывая увесистый кулак, - десять лет назад, может быть, ты и была девушкой.
- Сукин сын! – показала я ему язык.
И вот я, плавясь на солнце, управлялась с пультом, вызывая то огненное шоу, то спонтанные выкрики толпы, то вальс цветов, то людские хороводы. Конечно, глубоко в их мозгах я не копалась – да и допуска такого у меня не было. Ваня четко обозначил сферу моих возможностей, но и в этих рамках я ощущала себя полубогом. Наконец, последняя фотография была изъята из саркофага и брошена в коробку, последний портрет отразился на небе, официальная речь мэра иссякла, и я облегченно вздохнула. Вдруг из капсулы вырвался клуб дыма, супруга мэра издала несанкционированный вопль, толпа отхлынула, и в ней мелькнула соломенная шевелюра Вани, зловещая даже издалека, и я в испуге метнулась к мониторам, чтобы проверить, что это еще за чертовщина.
Впрочем, все оказалось в рамках нормы. Дым развеялся, датчики зафиксировали небольшой всплеск активности, но вскоре все стихло, и люди потянулись к лимузинам, которые везли их на банкет в честь торжественного события. Ничего страшного не произошло, и я была свободна.
-------
- На, развлекайся, - Ваня с шумом уронил на мой стол увесистую коробку.
- Это еще что за хрень? – подозрительно спросила я.
- Это консервированные женщины. Твой проект – вот и разгребайся.
- И что я должна с ними делать?
- Да что хочешь, то и делай, - Ванечка задумчиво поковырял в ухе, - оцифруй, нашинкуй, зашей в комикс. Запали костерок – ты на это мастерица.
- Ваня, это не я! – мне все никак не удавалось убедить его, что в дымовом шоу я не принимала никакого участия.
- Ну, конечно, рассказывай мне. Давай, разбирайся с этим барахлом.
Он задумчиво посмотрел на меня.
- Ну, может, поужинаешь со мной завтра?
- Я занята, - мстительно ответила я, - Я разбираю рухлядь.
И повернулась к нему спиной. Ваня потоптался, но, не найдя, что сказать, ушел. А я осталась наедине с коробкой, полной фотографий. Сортировать я ее не собиралась – никому это не было нужно, ведь все эти изображения хранились в базе компании уже не первое поколение, и в бумажных копиях не было никакой необходимости. Поэтому я углубилась в статью о влиянии психкоррекции на благополучие общества.
На удивление, я увлеклась. Картины нашего общего светлого будущего оказались настолько симпатичными, что я потеряла счет времени и всерьез стала подумывать, а не настроиться ли на вечную любовь к Ванечке – как ни крути, а он был завидным женихом. И тут я услышала слабый шорох.
Я подняла голову. В пустой, темной комнате никого не было: я осталась одна. Ни один из обесточенных компьютеров шуршать бы не стал. Я прислушалась. Шорох повторился. Неосознанно я схватила телефонную трубку и с ней наперевес стала обходить помещение.
- Кто здесь? – спросила я, - Что это еще за шуршание? Это ты, Вань?
Но в ответ за моей спиной раздался грохот. Я оглянулась и увидела коробку: она упала с моего стола и распахнулась, и все фотографии, что были в ней, теперь разлетелись по полу. Я облегченно вздохнула, но позу не изменила. Как фехтовальщик, короткими острыми шашками и с телефоном в вытянутой руке, я осторожно посеменила к столу.
Вдруг коробка шевельнулась. Нет, она не шевельнулась – расправилась, встала на два своих крыла, подняв переднюю и заднюю крышки. Точь-в-точь инопланетный таракан.
- Еб твою мать! – отпрыгнула я, - Это что еще за хрень!?
- Тише, Алиса, - услышала я мягкий голос, - Не нужно нас бояться.
Я спряталась за стол и уставилась на трубку в руке. Все, свихнулась! Не зря мне говорили, что я социопат. А кто виноват? Конечно же, моя дорогая мамочка! И в школу с психпрограммированием она отдавать меня не стала, видите ли, это все как-то неестественно, и на все тренинги по соцадаптации меня не пускала – нечего ребенку пудрить мозги. И вот результат: на дворе ночь, в комнате коробка-таракан, и мне уже не поможет ни один психотдел. Хорошо, если мне еще разрешат разгребать навоз в нижегородской области.
- Ты не сошла с ума, - успокаивающе струился голос.
- Ну, конечно, - саркастически сказала я, - Говорящие живые коробки – прямое этому подтверждение.
Коробка в нерешительности замерла и подняла переднюю крышку, как голову, словно хотела – и имела возможность – себя рассмотреть.
- Да, этого мы как-то не учли, - согласилась она после краткого раздумья, - Но и выбирать особенно не приходилось.
Она снова повернулась ко мне, уставившись пустым коричневым картоном в моем направлении.
- Это все видимость, Алис, не обращай внимания. Нам нужна твоя помощь.
Я опять уставилась на телефон в руке. Какой там номер? Шестьдесят три – пятьдесят два? Или пятьдесят два – шестьдесят три?
- Слушай, - примирительно сказала коробка, - положи эту штуку куда-нибудь подальше, она тебе все равно не поможет.
- А тебе откуда знать? – сказала я, поморщившись. – Я не приспособлена общаться с иноземными цивилизациями!
- Да и мы, в общем, не планировали изображать картонную собачку. Просто после этого саркофага коробка – первое, что нам подвернулось.
Я вспомнила выплеск дыма над капсулой во время торжественной церемонии, и мне стало нехорошо.
- Кто это – мы? – уточнила я.
- Мы – души мужчин. Мы жили в саркофаге вместе с фотографиями, - коробка махнула крышкой в сторону рассыпавшихся прямоугольников, - Но теперь мы больше не хотим жить. Ни с ними, ни вообще. Мы хотим покоя.
- Мммм, души мужчин! Ну, конечно, как я сразу не поняла! С первого взгляда понятно – мужчинистее просто не придумаешь. И какого хрена, простите, вас занесло в саркофаг?
Коробка подгребла одной из крышек ближайшую фотографию.
- Ее звали Лина, - сказала она, - И я ее не любил. Хотя, постой, наверное, любил, да только всегда находились дела поважнее. Она всегда была рядом…. Невероятно приятно использовать женщину, когда она от тебя без ума….
Коробка манерно махнула крылом, словно поправляла несуществующую прическу. Голос, звучавший из ее недр, неуловимо изменился – он стал певучим, сладким, приятным, щекотавшим слух. И если в этой картонной конструкции и впрямь находились души мужчин, то сейчас говорила только одна из них.
- Зачем спешить, когда стоит лишь свистнуть – и вот она здесь? И я женился, у меня появился сын, а Лина устраивала меня на работу, помогала с бизнесом, мы ездили с ней вместе в отпуск – все совершенно невинно, разумеется, я не хотел изменять жене – и за ее счет. Чудесно! И вдруг – этот конкурс! Она отправила свою фотографию и исчезла! И я больше не мог ее найти. Она словно растворилась в небытие, и я не был способен ее оттуда вызвать….
- Ну, ты и мудак, - не сдержалась я, - Не покой тебе нужен, а хорошо прогретая сковородочка. Я бы лично тебя пару раз перевернула. Чтобы прожарился на славу.
Коробка вздохнула.
- Я знаю. Если бы я на сто лет не был замурован в саркофаге, если бы Лина была еще жива – я сделал бы все, что угодно, чтобы она меня простила. Но ее нет, и я застрял, и не могу умереть.
- Поздравляю, - пробормотала я, - так тебе и надо, козел.
- Ты зря думаешь, что так просто от нас отвертишься, - на этот раз коробка заговорила высоким фальцетом, - И не думай, деточка, мы не отстанем. Ты должна нас освободить – иначе мы до конца твоей жизни станем твоим персональным кошмаром.
- Заткнись! – коробка перебила сама себя и зазвучала иначе, - Ты, что, правда, думаешь, что с женщинами нужно говорить так? Немудрено, что ты сто лет дрочил в капсуле – небось, твой первый в жизни секс!
Я обалдело следила за странным диалогом, который разворачивался у меня на глазах.
- Милая барышня, - услышала я, - Нам очень нужна ваша помощь. Все наши возлюбленные уже лет пятьдесят как мертвы. Нам нужно найти способ выбраться отсюда и уйти туда, где нам минимум полвека уже полагается быть.
- Ну и как я могу вам помочь?
- Мы пока не знаем, но что-нибудь придумаем.
--------
- Вань, - позвала я, - тут такое дело…. Представь себе – чисто гипотетически – что тебя преследует банда духов.
- Алиса, - протянул Ванечка, отрываясь от монитора, - сколько раз тебе говорить, что я не служил в армии, и банда духов за мной гоняться априори не может?
- Да, нет, ты не понял, - я нахмурилась и тряхнула головой. Если бы эта поганая коробка не продолжала копошиться у моей кровати, когда я проснулась поутру, я считала бы, что у меня просто ночной кошмар. Но нет – она была там, она упорно продолжала со мной говорить и была твердо намерена сопровождать меня на работу. Я потратила полчаса, чтобы убедить ее остаться дома, но в своей адекватности не была уверена абсолютно.
- Я говорю про духов – ну, привидения, потусторонние силы….
Ваня ошалело посмотрел на меня.
- Ты, что, пишешь статью о спиритуалах?
- Точно! – кивнула я, - О спиритуалах.
И отвернулась к своему компьютеру. Спиритуалы – то, что мне было нужно. Я быстро набрала в поисковике слово – и, оп-ляля!, перед глазами замелькали строчки объявлений. Я нажала на ссылку, заполнила форму – а Ваня все нудел о том, что я забиваю себе голову всякой дурью вместо того, чтобы подтянуть болты в психотделе и уже ответить на его несгораемую страсть.
- Привет, - сказала я в видеофон, - Я Алиса, у меня запись на полчетвертого.
На экране мне в лицо приятно зевнула ухоженная женщина.
- Входите.
Раздался щелчок, дверь открылась. Я поправила подмышкой картонную коробку и вошла внутрь.
- Еб твою мать! – завизжала Вольверина Игнатьевна, спиритуал со стажем, запрыгивая на стол, стоило моей коробке пошевелиться, - Что это за нахрен такое?
- Да вот, души мужчин, - скромно пояснила я, шаркнув ножкой. – Говорят, нужна им помощь, а я в душах не сильна. Вот, собственно, и….
- Да, - сказала Вольверина Игнатьевна, затягиваясь сигаретой и делая большой глоток черного кофе, - Черт знает, что такое. Такого я еще не видела.
- Да вы не нервничайте, - успокаивала ее коробка, - нам это тоже впервые.
Спиритуал нервно барабанила пальцами по столу и терзала клавиатуру. Не знаю, может быть, она, как ранее я, просеивала google, чтобы дать мне адекватный совет, а, может быть, разархивировала устаревшие программы, чтобы найти в них ответ. Молчание затянулось, клацанье клавиш действовало на нервы, и мне стало жаль потраченных на визит денег.
- Ну, милая, - наконец, сказала Вольверина Игнатьевна, - ситуация непростая. Если бы все эти женщины были живы, то души мужчин могли бы просто завершить то, что осталось незаконченным. Их общая проблема – их отвергли. У них два пути: разлюбить или влюбить в себя тех женщин, которых они все еще любят.  Но женщины эти уже мертвы. Получается, что тебе придется сыграть их роль. А душам мужчин – загладить все свои ошибки… перед тобой. Тогда они смогут освободиться и оставят тебя в покое.
- Обалдеть – перспективка, - выдохнула я, потянувшись к пачке сигарет.
- Понимаете, Вольверина Игнатьевна, я эту коробку всерьез не воспринимаю. Что бы она там себе ни заглаживала. Я три дня ржать буду, если она попытается признаться мне в любви. И уж ни за что не проникнусь взаимностью. И еще: меня после этого ни один психотдел не поправит.
- Понимаю, - кивнула спиритуал, - Но если эти души сумели вселиться в коробку, то им не составит большого труда проникнуть в человеческое тело. А есть ли у тебя, милая, кто-нибудь на примете….?
Я сладко улыбнулась. Не то, чтобы я так уж не любила Ванечку, но мысль о том, что он три месяца будет одержим сотней мужчин – пусть и по очереди, - мне определенно нравилась.
- Спасибо, - сказала я, вставая. Я заботливо свернула коробку, уместила ее подмышкой и пошла домой.
- Психотдел? – спросила Вольверина Игнатьевна в трубку, - Я хочу записаться на прием. Да, да. Да, спасибо, устроит. И, тут такое дело…. Алиса Витальевна Сницар – Сни-цар, Сергей, Николай, Иван, цеппелин, Аркадий, Роман. Да. Сницар. Приглядите за ней, пожалуйста. Да, спасибо. До встречи.
----------
Наутро, выглянув в окно, я увидела во дворе Ванечку. Спрятавшись за занавеской, я пять минут за ним наблюдала. За спиной копошилась коробка – и 99 душ, которые в ней еще оставались. Сотая должна была быть сейчас в Ване.
Ты-дыц! Это вздрогнул мой телефон. Я нажала на кнопку – сообщение от Вани.
Асечка, голубчик, ну как ты сегодня? – гласило оно.
Я стрельнула глазом за окно. Ванечка и впрямь выглядел как-то странно: он словно усох, стал меньше ростом, уже в плечах, в линиях от носах к губам текло какое-то смутное невезение.
Ты-дыц! Телефон снова взорвался сообщениями. Пока я одевалась, он выдал мне следующее:
- Я заказал нам билет в синескоп, нам будет здорово!
- Я помню, что у тебя аллергия на мед, вот такой я молодец!
- А что ты делала вечером?
- Почему ты мне не отвечаешь, Асют? Ну, ответь же, это я, твой медвежонок!
- Трам-пам-пам, я здесь и там, я у твоих ворот, готов всем дать от них поворот.
Когда я захлопнула дверь, телефон продолжал извергаться ересью, а я уже ненавидела Ваню – или того, кто заключался в нем. У подъезда он бросился ко мне.
- Ты получила мои сообщения? – спрашивал он, - Ты тепло оделась? Мне кажется, у тебя слишком низкий вырез на блузке. Давай, я дам тебе свою куртку.
Сначала я вежливо отвечала. Потом я мрачно замолчала. А потом злобно зарычала. Но он продолжал уныло плестись за мной, изливая потоки столетних жалоб и забот. Наконец, отбрыкиваясь и огрызаясь, я закончила утренние работы и пошла на обед. Экс-Ваня уселся за столик напротив меня.
- А пошла ты на ***, Ася! – вдруг выплюнул он.
От неожиданности я подпрыгнула.
- Что?
- А что слышала! Ты, что, думаешь, что об меня только ноги можно вытирать?
- Конечно! – выпалила я, - Ты же ведешь себя, как придверный коврик. Что еще с тобой можно делать?
- А да ничего! Не нужна ты мне, коза такая!
И плечи экс-Ванечки расправились, мутная складка ушла из его лица, и на губах появилась знакомая наглая усмешка. Он странно посмотрел на меня.
- Так…. И что мы тут делаем?
Я поняла, что сотая душа, наконец, обрела покой, и передо мной сидит мой шеф – ошарашенный и обалдевший, но нормальный и родной.
- Мы обсуждаем наш совместный отпуск, - нашлась я, - Мы же едем на три месяца в Сантьяго-де-Чили, забыл? Ты и я. Так что подписывай мое заявление – и не смей отказываться!
На следующий день я была Линой. И ее поклонник, надо признать, был просто душка. Ловелас, прожженный циник, с чувством юмора, со стилем, блеском, шиком. Он, казалось, был воплощением женской мечты, а безусловно мужественная внешность Вани лишь добавляла ему шарма. Мы позавтракали в «Фандорине», прошвырнулись по Тверской, накупили кучу шмоток в Юниверсмолле, погоняли на треке в Нагатино и, наконец, под вечер загнездились в «Сладкой жизни». Его галантность, интеллект, осведомленность вскружили мне голову, и за ужином я уже была пылко в него влюблена.
- Какая фигня – эти психотделы, - говорила ему я. – У нас люди больше не любят друг друга спонтанно. Нас выбирают – по совместимости. Потом настраивают – как тромбоны. И – бац! бац! – мы уже навечно влюблены, не по влечению, а по воле всемогущих психотделов. А это, - я махнула на убранный свечами стол, на поблескивающее в бутылке вино, на хрупкий фарфор тарелок, на сдержанный блеск серебряных приборов, на мужчину, сидящего напротив меня, - этого больше нет. Спасибо тебе за чудесный день.
- Лина, - ответил мне экс-Ваня после долгого молчания, - Я должен тебе признаться. Ты никогда мне не была нужна. Мне просто льстило, что такая женщина, как ты, в меня влюблена. Ты была не простым орешком – умная, блестящая. И вдруг – у моих ног. Я знал, мне ничего не стоит тебя соблазнить – труднее скинуть бокал со стола – но ты достойно сопротивлялась. И это было сладко. Я должен был тебе это сказать – и не мучить тебя так долго. Дать тебе возможность создать собственную семью, родить детей – а не заставлять тебя крутиться с гордым видом рядом в ожидании моего зова. Я был не прав.
И, даже не знаю, как это случилось, но мои губы вдруг прильнули к его, все закрутилось, завертелось и ушло в небытие, а остались лишь он и я, и влажное тепло спальни, и прерывистое дыхание, и скользкость наших тел.
- Огого! – услышала я, едва проснувшись, и почувствовала, как властная рука Вани обвила мою талию и прижала меня к себе. Ч-черт! Я открыла глаз и увидела коробку.
- Ну, же! – прошептала я ей.
- И как я это мог пропустить? Что ты мне подмешала, чертова ведьма….?
Вдруг ванина рука обмякла, и за моей спиной раздалось гнусавое покашливание.
- Дорогая барышня, - услышала я носовой высокий голос, и тело позади отстранилось, - мне чрезвычайно неловко, но нет ли у вас надежного халата?
И так продолжалось бесконечно. Ежедневно я выслушивала признания, угрозы, жалобы, извинения, я узнала о брошенных детях, невыплаченных алиментах, об изменах, разбивших женские сердца, о невыносимой жестокости равнодушия, об удушающей, убийственной назойливости, о страхе, сковывавшем язык, о малодушии, которое мешало любить, об ответственности, которую не хотели принять – обо всех этих гнусных, мелких, больших, ничтожных – и сокрушительных деталях, отягощавших совесть сотни душ.
- Я выбрал то, что считал нужным, - признавался мне один, - И с тобой я чувствовал себя не таким благородным.
- Я не мог воспитывать твоих детей – ведь я был слишком молод! У меня вся жизнь была впереди, - вторил другой.
- Я умер – мы попали в аварию, я был сильно пьян, со мной была другая женщина. Но любил я только тебя, - говорил третий.
На исходе второго месяца я поняла, что совершенно измотана. Да, я освободила уже шестьдесят душ – но я больше не могла.
- Послушай, - обратилась я к коробке, - Я не привыкла к такому напряжению. У нас ведь все просто. У тебя депрессия – иди в психотдел. У тебя трагедия – иди в психотдел. Там все поправят и все настроят. У тебя неудовлетворенное либидо? Тебе с удовольствием и совершенно бесплатно установят оргазмотрон, который снимет тебе сексуальное напряжение – и удовлетворит так, как и сотне мужчин не под силу. А я испытываю свои чувства уже третий месяц – влюбляюсь, ненавижу, жалею, обрастаю цинизмом – и все это без передышки, нон-стопом.
- Осталось чуть-чуть. Потерпи, Алиса, не нужно останавливаться сейчас.
И я продолжала играть: в Джульетт, в Ивонн, Инесс, Катерин, Василис, Елен. Чтобы ускорить процесс, души уже не ждали следующего дня – следующая заселялась в Ваню сразу же после того, как отлетала предыдущая.
- Вы никого из них не любили! – кричала я в ярости. – Поэтому и застряли в этом саркофаге. Ваша проблема – вы не умеете любить. У вас всегда находилась причина: почему нет! Но ни одной – почему да!
Но в ответ раздавалось неизменное:
- Потерпи, Алиса, осталось чуть-чуть.
И я становилась Ириной, Степанидой, Юлией, Ольгой, Марией, Дарьей, Оксаной.
- Я скучаю по Ванечке, пошли вон! – сокрушалась я.
- Потерпи, осталось недолго.
Наконец, настал последний день. Коробка едва шевелилась – ведь в ней заключалась всего одна душа.
- Имей в виду, - предупредила я ее, - У меня нет сил, чтобы чувствовать. Так что давай по-быстрому.
Я одевалась, когда раздался телефонный звонок. Я подняла трубку.
- Алиса Витальевна? Вас беспокоит психотдел. Меня зовут Афанасий Сергеевич. Вы обращались за помощью к Верволине Игнатьевне Полянич?
Здрасьте-приехали.
- А в чем, собственно, проблема?
- Вы не могли бы к нам заехать сегодня, скажем, часам к четырем?
Отказать я им не могла. Надо было ехать.
Я вышла из подъезда – и встретила неизменного Ванечку. С букетом роз, выбритого, в свежей рубашке. Он шагнул мне навстречу и зарылся лицом в шею.
- Алиса, - выдохнул он.
Я задрожала.
- Это что еще за фокусы? – насупилась я и взяла его под руку. – Как тебя зовут?
- Иван.
- Прекрати! – я отдернула руку.
- Я не шучу.
- Ну, хорошо, - я недобро прищурилась. – А ты не хочешь ли заехать со мной в психотдел?
Это был волшебный день – даже волшебнее, чем тот, который я провела с ловеласом. Мы с Ванечкой ходили рука об руку по набережным, играли в войнушку поп-корном, катались на аттракционах в парке Горького, гоняли на скутерах по Москве-реке. А потом мы отправились в психотдел.
- Здравствуйте, - сказала я, - мне нужен Афанасий Сергеевич.
- Какая чудесная пара, - одобрил Афанасий Сергеевич, едва мы зашли к нему в кабинет. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Меня и Ванечку облепили датчиками, заставили пройти тесты – но и тогда мы умудрялись шутить и смеяться. Через час психинспектор вернулся к нам.
- Что ж, похоже, вызов был ложным, - сказал он мне, - Вы идеально подходите друг другу. И в психкоррекции нет никакой необходимости. Счастья вам, молодые люди.
Афанасий Сергеевич не знал того, что знала я. Он не знал, что этот Ванечка – лишь заблудшая душа, в которую я на горе свое так внезапно влюбилась. И лишь стоит мне ответить на его любовь – как я его неизбежно потеряю. Но я не хотела его отпускать. Я не могла. И мне оставалось лишь одно – неизменно ему отказывать. Чтобы он оставался рядом.
Мне уже семьдесят два. Я двенадцать лет на пенсии. Каждый вторник, четверг и субботу ко мне на чай приходит Ванечка. Мы не женаты, никогда не спали вместе, если не считать тех трех месяцев, но невероятно счастливы. И я все еще не ответила ему взаимностью.