Семь

Свой день рождения она не очень любила.
Нет, годы были ещё не те, чтобы переживать от новых морщинок или бояться кем-нибудь обмолвленного "ягодка опять".
Но, всё равно, суть праздника она не понимала. Ведь он, скорее, мамин праздник, а не её.
Если бы мама была жива...
Но мамы нет, а она давно одна, отец с новой мачехой вспоминают про неё раз в два года, когда затевают очередной переезд из дома, где она прописана, в очередные Нью-Васюки с расхваленной экологией.
И переезд опять завершается пшиком.

...Кто-то ей недавно уже говорил про "пшик".
Ах, да, на очередном "корпоративнике", уже после того, как все привычно отставили принципы и стали мешать всё подряд, Рыжий с мартетингового вдруг серьёзно спросил её - сколько у неё было мужчин?
- Нет, - перебил он потом сам себя, не говори, я сам тебе скажу... При твоём образе жизни и возрасте, плюс ум минус мораль...выходит, семь стандартных штук.
- А почему "стандартных"? - спросила тогда она, - совсем не обидевшись на саму постановку вопроса, потенциально интимного.
- В смысле, нормальные женщины, не дуры, не слишком разнузданные, не слишком скромные, достаточно рассудительные, "себе на уме" и ещё всякие бла-бла-бла, - ну, вот, такие, как ты, - к этому возрасту, к тридцати-тридцати двум годам, имеют в анамнезе шесть-семь партнёров.

- А почему не тридцать пять лет, для ровности?
- Нет, после тридцати двух или прорыв наступает, или полный пшик у дам: поиски принца или прыжки в омут. А потому - невозможно вычислить, что у вас к этим горячим трём с половиной десяткам прожитого происходит.
- То есть, я правильно поняла - у меня было семь мужиков и мне, дуре-блондинке искать принца ещё года три?
Лёд уже закончился, разбавить тоже было нечем, потому она ограничилась выдавливанием лимона в бокал, пока её собеседник никак не мог пристроиться на спинку казённого дивана рядом с ней.
- Ну, почему - "дуре" и почему - искать? Может, он сам тебя найдёт. Ты, главное, сиди дома и не дёргайся, карету сами подадут.
- Уж не ты ли тот самый принц? - оглядела она его оценивающе и с сомнением.
- Не-е-е... Я... - он чуть понизил голос, - по другой части, ты же знаешь.

С Рыжим они давно приятельствовали и с таких корпоративок она уезжала на такси именно с ним, - он дожидался её появления в окне кухни и отправлялся к себе, махнув напоследок рукой из авто с шашечками.
Ей, кстати, вообще везло на вежливых мужчин, которые любили дарить цветы, провожали до дома и никогда не забывали поздравить в день рождения - даже после раставания.

Да что там говорить, каждый из них, "прошлых", считал своим долгом помочь, когда она переезжала с очередной съемной квартиры - так они все и перезнакомились. И дальше - она рассказывала об этом только Рыжему - дальше они общались уже без неё, у них были какие-то там свои общие дела, походы в боулинг, пикники с детьми и прочее, что там ещё бывает в мужской дружбе.
И ни разу они не ссорились между собой в её присутствии, хотя, вроде бы, у каждого могли возникнуть понятные претензии к прошлому "сопернику".
А ведь люди-то были совсем разные - она всегда удивлялась тому общему, что скрепляло их отношения.

Вот, её первый, с которым она познакомилась ещё студенткой - ну ведь совсем учёный муж, это и тогда чувствовалось, когда он был ещё аспирантом. Он даже схему переноски холодильника с её, тогда, девятого этажа вычерчивал два дня - и ведь сделал так, чтобы это чудо немецкого дизайна и её сумашествия было доставлено без царапин на новую кухню.
На тот переезд он пришёл в темносинем костюме с ромбиком значка от их альма-матер и каким-то орденом на лацкане. На все вопросы он стеснительно отнёкивался, а потом сделал страшные глаза и сказал только про секретность и расчёты каких-то устройств, "препятствующих обнаружению ракет на дальних дистанциях".

Расстались они тихо - ей показалось, что он даже не заметил их разрыва, в лучшем случае обнаружив освобождение их большого стола от её заготовок для кандидатской, до которой у неё тогда не дошли руки.

Она вообще расставалась со всеми тихо, без скандалов. Просто подходил какой-то внутренний срок для конца отношений - и это становилось понятным сразу обоим.

Вот и со своим вторым они даже не обсуждали то, что она уходит. Молча встретились на вечернике, молча легли в постель, молча и виновато поулыбались друг другу, когда она забирала что-то из "своего", уже не её, прикроватного ящичка. Он совсем не походил на первого, не умничал, не проговаривал заранее все ответы, когда они смотрели "Брейн-ринг", не лез в её записи для "диссера".
Простой деревенский парень, огромный, сильный, молчаливый, надежный и ужасно стеснительный - очень не любил раздеваться при свете...

Зато следующий иногда вообще не раздевался и падал в кровать сразу же, как только начинал позёвывать. И хоть из пушки его буди, хоть танец живота танцуй - бесполезно, не проснётся, пока свою "норму" не выспит.

Он и не виноват был, собственно - работа такая. Он учился на биолога и нашел место в какой-то полузакрытой лаборатории, где проводили разные эксперименты на всём живом. Вот на его долю и выпали ночные испытания - зато дни были свободные.
Встречались они недолго. Даже встречаясь, они виделись больше по утрам, когда она вставала, а он ложился.

Когда в прошлом году отцу надо было срочно сделать снимок головного мозга и выяснилось, что очередь на аппарат занимают за полгода - помог именно тот самый сонливый "бывший". Сам привёл куда надо, сам договорился о времени. И заснул в коридоре на кушетке, пока они ждали отца.
С папой тогда обошлось...

У неё вообще был тогда тяжелый период: новая жена отца подбивала того переписать завещание и поменьше привечать дочь. Да тут ещё пришлось съезжать со старой квартиры - к хозяйке приехал племянник, поступивший в какой-то местный вуз.

И человеком, впервые рассмешившим её после нескольких недель тревог и нервотрепок оказался обычный прохожий, который ткнув в неё беззастенчиво пальцем, вдруг стал так заразительно хохотать, что она сама не поняла, как присоединилась к нему, не имея ни малейшего понятия, над чем смеётся.
А на следующий день он уже был знаком с пришедшими на помощь её "бывшими" и участвовал в перевозке всего, тогда ещё скудного, имущества в какую-то тьму-таракань, найденную и предложенную им самим - снятую за вполне разумные, впрочем, деньги.
"Тьма" оказалась не такой уж и тьмой, а уж тараканов и прочего в той старенькой двухэтажке не водилось, - зато вокруг было зелено и уютно. Они ходили по местным старым аллеям, болтали ни о чём, хохотали взахлёб - у неё потом ужасно болели скулы и было больно целоваться...

Как ни странно, но когда всё закончилось с тем весельчаком (опять же - без разборок и скандалов), она влюбилась в его полную противоположность - суроватого на вид, старше всех своих предыдущих, с двумя глубокими морщинами на лбу, которые появлялись у него каждый раз, когда он ворчал по поводу её неустроенности и лени. А уж что он говорил про диссертацию - лучше не повторять. Но ведь только благодаря ему она и "сдалась". А после защиты пьяненький, по такому банкетному случаю, бывший оппонент совершенно трезвым голосом предложил начинать искать материал для докторской:
- Думаю, коллега, у Вас она не за горами. Я Вам сейчас совершенно серьёзно говорю, мы с Вами не кукушка и петух из известной басни.
На защите был, кстати, её "первый". И даже помог с литературой, когда узнал, что она всерьёз взялась за накопившийся материал.

Она не помнила, как у неё появился музыкант. Это случилось быстро, длилось не слишком долго, но с ним было интересно. Он научил её играть на гитаре, она с удовольствием ходила на его концерты в филармонию. А расстались, увы, из-за пустяка - кота, которого ей подарил красивый тихий парень с соседнего подъезда.
Поначалу она даже и не запомнила этого тихоню, было не до того: выяснилось, что у музыканта аллергия на кошек. Кажется, это у него было наследственное: его маму раз в полгода укладывали в клинику на какие-то болезненные процедуры, связанные с её реакцией на некоторые продукты.
Она не боялась больниц, спокойно навещала уже совсем старую женщину, привозила ей специальное постельное бельё, не вызывающее аллергической реакции, какую-то особую воду и что-то ещё из списка, пока музыкант был на гастролях. Однажды и ей самой пришлось на два дня слетать в командировку - но тогда её выручили её любимый здоровяк и биолог, поочерёдно посетившие старушку. С её нынешним они, разумеется, были уже знакомы.

Потом, всё же, кот окончательно доконал музыканта, тот чихал уже не останавливаясь, чуть подёргивая своим раскрасневшимся носом. Да и не только в коте было дело... Ну, в общем, расстались и расстались, чего уж теперь. Недавно, кстати, она была в больнице у его мамы - той стало лучше, обещают, что после нового лекарства ей не потребуется частая госпитализация.

Ну а потом пришло время того красавца-"тихушника" из соседнего подъезда. Чуть позже он ей признался, что кот вовсе не "полукровка", а самый, что ни на есть, породистый. Сейчас, оказывается, в Европе стала популярна именно такая порода, похожая на обычных городских котов из её детства - их кота недавно даже зарегестрировали в качестве официального представителя породы.

А сейчас она опять одна - с любителем котов всё длилось долго, но уже закончилось, увы.
Они по-прежнему здороваются по утрам, он забегает к ней на кофе, который, между прочим, все её бывшие называли, словно сговорившись, "необыкновенным". Но это уже просто дружба.
Если честно, ей так даже больше нравится - и, кажется, ему тоже, хоть он этого и не говорил вслух, как и все её мужчины.

Но хватит предаваться воспоминаниям, под которые она даже задремала. Уже неважно, любит ли она свой день рождения или нет, но сегодня все они - да, семеро, Рыжий был прав - придут её поздравить, повезут куда-то праздновать и надо выглядеть...
Тем более, что вчера они звонили с какой-то яхты и разноголосо кричали со включённой "громкой связью", что ей непременно надо познакомиться с их другом, а остальное она узнает "при встрече".

И вот уже звонок в дверь, поправить поясок, бросить взгляд в зеркало, глазок, дверь открыта - и все они стоят на пороге с букетами, улыбаются ей, все её мужчины: Док, Простак, Соня, Весельчак, Ворчун, Чихун, Тихоня...

А с ними - тот самый Принц с яхты.
Кажется, это он сказал:
- Карета подана, принцесса.
Если она не ослышалась.